Через минуту он получил и ответ, заметив на той стороне улицы быстро идущую в другую сторону девушку. С расстояния можно было и ошибиться, но Саша Песков был уверен: это Аська, нынешняя подружка Алика. Части картины сложились в целое - очевидно, поругались, очевидно, крупно, очевидно, к тому и шло - уж больно отчаянное лицо было у ничего не видящего перед собой Алика. Стало быть, она убежала - "ушла" - а Алик кинулся следом, не в ту сторону - и потерял. Но друг Саши был уже где-то далеко, пойди найди, а Аська тоже повернула за угол и подсказка Саши Пескова, разыщи он Алика, была бы уже попусту.
      "Ну, а что еще-то может у них быть", - бормотнул вполголоса Саша Песков, вздохнул и развернулся, решив вместо Алика повидаться с Векслером.
      - А Боря уехал, - сообщила жена Векслера, открыв дверь на звонок Саши. Она была по-домашнему - в несвежем халатике, с бигудями на голове и с попискивающим карапузом на руках - вторым уже ребенком в этой странной семье. Странной эта семья была, поскольку объединяла чету людей, возможно, и не противоположных, но абсолютно различных. Ира была воплощенная поиземленность: продавщица, и не новоявленная, а ещё с советских времен, без высшего - и образования, и устремления, и чем она была выше мужа, так это ростом - на целую голову. Ну, а Векслер - йог, мистик и все такое, положим, женитьба была его "грехопадением", но, однако же, вернулся он к ней вторично, - рассуждали о них иногда приятели.
      - Куда уехал?
      - В Серовск.
      Это было по другую сторону Хребта, и Саша Песков пожал плечами - что бы могло Векслера туда понести?
      - А скоро вернется?
      - Обещал скоро. Как переговоры пройдут. Мы фирму хотим открыть, изложила Ирина новости, разъясняющие недоумения Саши. - Знаешь, Саша, вдруг выпалила она, - я что-то волнуюсь за него. Какой-то он с последнее время был... две недели не ругались уже. Тихий больно.
      - Так чего ж отпускала-то, - буркнул Саша Песков, ухмыльнувшись про себя раскрытому секрету: стало быть, не такой уж безмятежно-невозмутимый наш Векслер, если две недели без ссор - это что-то диковинное.
      - А чё не отпустить-то? - встопорщилась Ира. - Без денег же пока едет. А если что, так щас и у нас на улице могут... Из дому не выходить, что ли? Он и так совсем обленился.
      Но Саша Песков наскоро попрощался, не находя интереса вникать в семейные счеты, сколь бы охотно и в-на-весь-подъезд-услышанье они не оглашались.
      К Алику он под вечер таки наведался вновь. Тщетно. Почему-то не было и старухи-пенсионерки, соседки Алика, - вероятно, подалась к дочери на другой конец города, где она иногда застревала на день-другой. И стопы Саши Пескова понесли его домой, пешком по вечернему Камску, но донести не смогли: в дороге произошло нечто непонятное и несусветное. На вершине одного из сугробов Саша заметил какую-то розово-рыжую собаку, подозрительно напоминающую рысь. Быть того, само собой, не могло, но пес как-то совсем не походил на пса, а вот на рысь - очень даже. Подойдя ближе, Саша Песков понял свою ошибку и засмеялся: это был всего-навсего один из рекламных щитов, эмблема одной из местных фирм, действительно, изображавшая рысь, а освещение фонарей создало иллюзию телесной объемности. Но когда он поравнялся с щитом, с сугроба вдруг соскочил самый настоящий зверь и кинулся прыжками по пустынной улице, напугав и озадачив Сашу Пескова. Рысь - рысь?!. - бежала впереди него, а затем свернула за угол и пропала из виду. Саша Песков невольно вспомнил все бывшие уже у него чудесные видения и происшествия - но это было что-то новое, ни на что не похожее. "Юма?" мысленно спросил он, но не ощутил никакого отзыва внутри. Он посмотрел на небо - оно было звездным и ясным, без снега и без этого таинственного КинГама. Устыдившись внезапно своих мыслей - ну, конечно, уж непременно всюду должны быть мистические создания и волшебные сущности, ага, размечтался - Саша Песков выбросил все из головы и продолжал идти своим прежним путем. Он дошел до угла - и тогда увидел, что выбрасывать все из головы он поторопился: рысь сидела на следующем перекрестке, будто поджидая его. Сам не понимая, зачем он это делает, Саша Песков пошел к ней, говоря себе, что хочет разглядеть зверя вблизи и наконец разубедить себя в игре воображения. Когда Саша был в десятке метров - и зрение его не разубеждало, а лишь все более убеждало, что это рысь - та снялась с места и потрусила по улице, снова повернув. Затем он ещё прошел пару кварталов, нырнул за ней в арку, вышел на проспект и оказался прямо у дверей бара "Парис", довольно известного в этом районе гадюшника, где терлась самая разномастная публика. Мимо "Париса" шагали прохожие, из окон его неслась развеселая попсовая музыка, у дверей стояло несколько человек, ребята и девушки, вышедшие проветриться и покурить - а вот рыси не было. Была Аська, та, Аликова, она сидела прямо на ступеньке не жалея накинутой на плечи шубы и пускала дым, уставясь мимо Саши Пескова пьяным взглядом. Хотя не совсем мимо через секунду Аська уже окликала его:
      - О, Саша! Са-ша! - она поманила его пальчиком и обернувшись назад возвестила компании: - Это Саша Песков, поэт.
      Откликом была лишь пара беглых девичьих взглядов - похоже, компания была посторонней, не Аськиной.
      - Привет, - поздоровался Саша Песков, не особо воодушевленный как самой встречей, так и её обстоятельствами. - Ты не знаешь случайно, где Алик?
      - Алик... Там, - махнула Аська рукой назад, роняя пепел себе на волосы и воротник. - Алик! - пропела она, поворотив назад голову. - К тебе пришли!
      - Ладно, простудишься, - сказал, хмурясь, Саша. - Пойдем, позовешь его, хорошо?
      Придерживая покачнувшуюся Аську за локоть, он прошел в вестибюль. Аська вошла в дверь зала - наскоро заглянув туда, Саша Песков не смог за отплясывающей толпой разглядеть, где там его друг и стал ждать. Так он простоял добрую четверть часа с Аськиной шубой на руках и наконец снова заглянул в зал. Алика он не увидел, но среди вихляющихся плясунов была Аська. Она приглашающе повертела рукой, и Сашино подозрение укрепилось: Аська была здесь не с Аликом. Скорее всего, вообще ни с кем. Со всеми сразу. По уму, надо было бы уходить - но шуба? Саша Песков сдал её в гардероб - при том, пришлось и самому раздеться - и прошел в зал отдать номерок.
      - Вот, - протянул он. - Это к твоей шубе в гардеробе. Алика, конечно, нет?
      - Подожди, я тебе расскажу, - неожиданно трезвым голосом произнесла Аська и взяв за руку отвела за дальний столик.
      - Принеси чего-нибудь, - потребовала она, и Саше Пескову пришлось взять пару коктейлей - к счастью, при нем было немного денег.
      А далее последовала слезливая тягомотная история, прерываемая постоянными попытками закурить в зале и перебранкой с барменом, молодым парнишкой, который почему-то наезжал из-за Аськиного курения не так на нее, как на Сашу Пескова. История была пошлейшей, дурацкой, невеселой, и Саша Песков мог сочинить её всю заранее и сам рассказать Асе. Когда-то давным-давно, так давно, что помнить уже неприлично (почти неделю назад) Алика не было дома; к старухе-соседке принесло зятя; старухи тоже не было; Аська была в ванной, под душем; зять стал домогаться познать её, как мужчина познает женщину; невовремя приперлась старуха; вышел большой скандал с продолжением вечером, когда вернулся Алик. Разумеется, в рассказе отсутствовали разные уточняющие обстоятельства, вроде тех, что домогательства в ванной почему-то происходили в комнате Алика и на его диване, что Аська была при том сверху в позе Венеры раскачивающейся, а _домогательно_ вынудить к этому женщину довольно-таки трудно, разве что под дулом пистолета, да и раскачиваться ещё надо уметь - но эти моменты были Аськой утоплены в общей невразумительности рассказа - а главное, виноват, конечно, во всем оказался Алик: почему, ну, почему он ей не сразу и не до конца поверил?
      А Саше Пескову было уже не до Алика, он попался и сам знал, что попался. Не в том смысле, что соблазнился познать позу Венеры раскачивающейся в Аськином исполнении - нет, он просто как первоклассник, в пять минут влип в ненужную историю, позволил себя обволочь её паутиной и увязал там все больше с каждой минутой. Все дальнейшее было тягостным и длинным кошмаром, само нахождение в котором с чавканьем пожирало телесные и душевные силы Саши Пескова. Он покупал Аське выпивку; он таскался за ней сквозь танцующую толпу, отдирая прилипающие к её бедрам чужие мужские руки; он уводил её курить на улицу; он выволакивал её из закутка бармена, где она зарабатывала себе дармовую рюмку водки экспресс-стриптизом: вскидывала кверху подол юбки столь стремительно, чтобы как раз заинтриговать - что там у нее, телесно-прозрачного цвета трусики или отсутствие оных. И уж конечно, все это время, нарочно, автоматически или даже не замечая того, Аська подставляла Сашу Пескова самым безжалостным и беззастенчивым образом - и лишь чудом, а может, промыслом имеющего свои виды Провидения, он умудрился миновать все эти ловушки, капканы и водовороты, не доведя дело не только до составления милицейского протокола, но даже обойдясь без почти неминуемого мордобоя.
      - Эта история началась давно, - с великой тоской думал Саша Песков, глядя на Аську, исполняющую танец с названием - нет, не "Приди, мужчина, приди", этот древний священный танец прекрасен и невинен, - а Аськин танец назывался "Придите ко мне все", и сила была не в самих по себе непристойных выкаблучиваниях тазом, а в той нагруженности непоказной, от Бога, стопудовой чувственностью, с какой Аська их производила. Но нет, не в Алике тут было дело и не в количестве поглощенного спиртного, и не в неустроенной судьбе, и даже не в желании покрасоваться своей распущенностью и сыграть пьесу "Ах, глядите, какая я вся". Все началось раньше, давно, в древности самой первобытной, когда мужчина испугался женщины настолько, что решил стать главным, Хозяином, и начал эту безнадежную войну. А потом он только проигрывал, проигрывал и проигрывал, и был вынужден громоздить горы мнимых трофеев, чтобы доказать самому себе, будто он победитель и триумфатор. Он строил египетские пирамиды и китайские стены, изобретал числа, слова, пулемет, кино, звездолет, затевал и выигрывал войны, был гением, поэтом, вором, вероучителем, злодеем, просветленным, ничтожеством, суперменом - а в промежутках между свершениями прибегал к женщине и милостиво дозволял ей восхищаться и ублажать его. Но на самом-то деле этот Великий мужчина не стоял в горделивой позе триумфатора, а искательно заглядывал в её глаза, изо всех сил желая услышать хотя бы возглас признания и поощрения из уст Женщины, и был он, конечно же, слугой, рабом, слагающим подношения к ногам своего божества. А поскольку мужчина всегда об этом догадывался и всегда приходил в бешенство от этой догадки, то вперемежку с идолопоклонством он придумывал и пробовал тысячи способов, чтобы повергнуть свой кумир ниц, втоптать в грязь, ниже низменного, грязней грязного, животней животного - и уж в этом-то он успевал. Кажется, не осталось способа распалить, расточить и утолить похоть, в каком бы мужчина не заставил участвовать женщину - а потом, усладив себя лакомым зрелищем, первым отстранялся и праведно обличал: диавол, сосуд мерзостей, дочь греха... И белое облачение было на нем, ибо истинно Бог влагал ему слова в уста, дабы руководил он женщиной в неразумии её - да убоится своего мужа, да будет...
      - Мужчина, вы бы последили за своей девушкой, если вместе пришли! прозвучал над ухом Саши Пескова голос негодующего бармена - пока Саша сокрушался в своих вселенских обобщениях, Аська не теряла времени даром и стремительно ввязывалась в скандал.
      Саша успел как раз вовремя, чтобы перехватить её ладонь, занесенную для пощечины то ли одному из переманенных ухажеров, то ли его возмущенной спутнице. Не тратя время на извинения и разбирательства, он протащил упирающуюся Аську до дверей и кое-как вытолкал в фойе. С теми же титаническими усилиями он заставил её одеться, но и тут она ещё ухитрилась прорваться в зал и начала танцевать в своей шубе, он ринулся вытаскивать её, к ним кинулись бармен и охранник, - короче, получилось так, что из "Париса" их выставили уже обоих вместе.
      А потом началась самая противная работа. Саше Пескову пришлось тащить Аську несколько кварталов до дома Алика. Это было недалеко, ну, полкилометра в крайнем случае - но ему эти пятьсот метров достались что твой марафон. Аська останавливалась через каждые десять метров - то закурить, то повернуть в другую сторону, то пописать, а ещё цеплялась в каждый второй столб и звала на помощь редких прохожих, выставляя Сашу Пескова негодяем, что подпоил скромную девушку и хочет этим воспользоваться. Но это было не худшим, худшим было то, что защита Саши Пескова была на пределе, почти все силы он уже потратил на это сидение в баре и теперь уповал на то, что уж до Алика-то он её дотащит - сделать это Саша Песков хотел даже не из дружбы, а просто чтобы развязаться со всей этой историей, сдать дежурство и - с плеч долой. Какого-либо влечения к своей спутнице он с_а_м не испытывал, Аська ему не нравилась, не говоря уж о свежих впечатлениях в "Парисе". Но она была его раз в сто сильнее, со всей своей железностью и творческим даром он был против неё пигмей пигмеем, да к тому же, по-детски попадался на порядочности и рыцарстве - и вот, посередине пути, Саша Песков с ужасом поймал себя на том, что в мыслях он уже находится с Аськой дома, в своей кровати, и что это так и должно быть, _правильно_. А ничего такого он в голове не держал, просто его волю подмяла её упертая чувственность, и он уже исподволь принял ту игру, что Аська ему навязывала - причем, и она-то делала это без всякого интереса к нему лично, просто в мире Аськи происходило т_а_к - и в этот ненужный мир Саша Песков проваливался как в полынью.
      Но как бы ни был скверен и скорбен наш подлунный мир, в нем ничего не бывает зря и бесследно. Помощь пришла, когда изнемогший Саша и не помышлял о ней. Не так отчетливо и ярко, как в иные встречи, и не перед глазами Саши, а на сей раз внутри него всплыло знакомое лицо: теперь оно было сердитым и хмурым, губы Юмы были неодобрительно искривлены, взгляд огорченных глаз проникновенно увещевал - странная муза Саши Пескова давала ему знак самый своевременный и отрезвляющий. А может, совсем о другом было послание волшебной девчушки, но о чем бы оно ни было, его вмешательство остановило наваждение, и Саша Песков уже как-то легче мог управляться со своей-чужой подгулявшей подружкой.
      Потом он загружал Аську в лифт и дотаскивал до дверей Аликовой квартиры. Тут его поджидал удар - Алика не было дома! Очевидно, он сейчас обшаривал гадюшники Камска - догадался Саша Песков - разыскивал Аську. К такому повороту Саша Песков был не готов. С Аськой-то что делать? Его попытка постоять подождать Алика в подъезде провалилась не начавшись Аська взбрыкнула, понесла на него на весь дом, чуть не исцарапала лицо и кинулась вниз по ступенькам - а из дверей уже выглядывали потревоженные соседи, кидая им в спину обычные угрозы про милицию и обзывая мазуриками.
      На улице Саша Песков догнал Аську и полчаса шел рядом, выпытывая её адрес. Безуспешно. Бросить её здесь? Как-то не по-человечески и перед Аликом нехорошо... К себе домой? Саша Песков представил, какой бенефис она там ему устроит и чем все кончится - и содрогнулся. Он и так уже изнемог. Может, к кому из приятелей?.. Тут Сашу Пескова озарило: а квартира-то Саши Сироткина! Рядом с ним же дом, и мужик этот... Бог. Он-то уж с ней справится, точно!
      - Погоди, - Саша Песков твердо взял Аську за руку. - Слушай, я место одно знаю.
      - Отстань, никуда я не пойду, - пьяно начала выламываться она. - Идите вы в жопу со своим Аликом!
      - Это не к Алику, - с неожиданным для него самого спокойствием кротко разъяснил Саша Песков. - Там человек такой живет, особенный... Вот, смотри! - Саша Песков достал из внутреннего кармана куртки платок с камнем-огоньком и развернул. - Видишь?
      Даже вздорно-пьяную Аську вид чудесного камня впечатлил. Она долго рассматривала шарик теплого розового свечения, и блики его отсвечивали в её зеленоватых глазах.
      - Ну, и далеко живет твой особенный человек? Водка у него есть? спросила она, оторвавшись наконец от камня и пытаясь вызвать у себя прежний пьяный кураж, но уже уступив.
      - Да нет, близко. И водка найдется, - заверил Саша Песков. - Если надо будет.
      Бок-о-бок с притихшей Аськой он прошагал весь путь до квартиры Сироткина. Иногда на него набегала волна, ощущение излишней близости и Аськиной высасывающей чувственности, но это было уже остаточно, между ними установилось перемирие и разговор велся о безопасном - университет, знакомые обоим преподаватели и прочее в таком духе. А потом он подвел Аську к заветной двери и несколько мгновений шарил глазами по косякам, разыскивая звонок. Но дверь открылась сама, и в двери стоял Бог, и Бог непостижимым своим взглядом глядел на Аську, не упуская однако из всевидящего ока и Сашу Пескова. А Аська с каким-то хмельным ожиданием на лице смотрела на Бога, ничуть Ему не удивляясь и понимая и предвкушая что-то свое, чего не различал поэт Саша Песков.
      - Тут... - начал Саша Песков. - Это Ася. Нам... То есть ей переночевать бы надо, а то...
      - Войди, - велел Бог Аське, и та вошла. - Ну все, парень, спасибо, благодушно кивнул Бог Саше Пескову. - Иди выспись, тебе надо, - отечески напутствовал Он Сашу и закрыл дверь.
      Ошеломленно потоптавшись на площадке, Саша Песков решил, что самое лучшее будет последовать Божескому совету. С какой-то всеобъемлющей опустошенностью он добрался до своей квартиры, полураздетым рухнул на кровать и вот тогда спохватился: камень! Его не было при Саше Пескове. Но где же, тряси вас всех... А! - вспомнил он. Ну, конечно, Аська! Она так и не вернула ему Огонек, поганка! Одну минуту Саша Песков готов был бежать назад и колотиться в дверь квартиры Сироткина, но понял, что поздно и бесполезно. Если отдаст, то отдаст, а если нет... И совершенно не было сил ни на что уже. И вот тогда, снова внутри, в голове Саши Пескова, но на этот разу куда отчетливей, чем на улицах Камска, перед ним проступило лицо Юмы на нем было выражение горькой и безнадежной укоризны. А ещё Саше Пескову подумалось, а что же он завтра скажет Алику. "А так и скажу: Алик, я привел твою девушку к Богу", - проговорил Саша мысленно - и вслух простонал, сам себя презирая за такой гнилой выморочный лакейский юмор.
      Справа от Векслера шла отвесная стена каких-то серых гор и, возможно, такая же была где-нибудь далеко по левую руку - какое-то феерически переливающееся цветами марево вроде северного сияния закрывало ему вид слева, и теперь Векслер мог только гадать, что там находится. Но когда он сворачивал сюда, то обе стены тянулись примерно в полукилометре друг от друга, и очевидно, он все ещё летел по этому исполински глубокому - или как правильней, высокому? - каньону. Что находится на его дне, Векслер давно уже не мог различать из-за сплошной пелены облаков, да и та осталась далеко внизу под ним. Такого путешествия у него ещё не было; Векслер никак не ожидал, что пройдя три слоя, а пленку каждого он прошивал как капроновый бант иголка, он очутится в небе такого тяжеловесного, такого каменного мира. Но ошибки не было, он по-прежнему уверенно опознавал путь, будто следовал вдоль белой полосы на шоссе - хотя, конечно, не было ни полосы, ни шоссе, ни даже какого-нибудь маячка вроде мигалки идущей впереди гаишной автомашины.
      Впереди было другое - огромные ворота, в полнеба, и зияющее за ними пространство слепяще-белого цвета. Векслеру было туда - и на пути его стоял - впрочем, почему стоял? - парил в небе Враг, и с ним предстояла схватка. Видимо, он все же в чем-то ошибся, - понял Векслер. Будь все правильно, он бы просто проник в ворота - а теперь надо было биться с Драконом.
      Вооружаясь на ходу и не сбавляя скорости, Векслер принял решение просто протаранить Врага, но потом передумал. Слишком прямолинейно. Тотчас возник новый план: он обманет его двойником, выпустит его перед собой в последнюю минуту, а сам невидимо взмоет вверх. И когда Враг кинется пожирать приманку, Векслер спикирует с высоты и прошьет того навылет как ракета - хотя почему как? - вполне подходящее копье!
      Так все и произошло - сброс двойника с карикатурным мечом в руке на таранной траектории лоб в лоб, стремительный набор высоты и - ещё более стремительное пике вниз, в оболочке не только уже зримой, но смертоносной в виде огромной металлической стрелы.
      Так все и произошло, происходило, должно было произойти - вот только в тот миг, когда Векслер-стрела стальной молнией мчался вниз, его сознание внезапно сместилось, и он осознал себя Векслером-2, тем самым, которого в этот миг терзал Враг: почему-то он оказался не там, где должен, где было задумано, и теперь игрушечной стрелкой кувыркался где-то в бездне как раз поддельный Векслер, а терзаемый, уничтоженный, побежденный Драконом Векслер был настоящим. Им.
      А мигом позже Боре Векслеру открылся вид чудесного мира и его сказочного города, вспомнить который настоящий Векслер был обязан в пасти хотя бы сотни Драконов. Теперь он знал, кто он - рыцарь какого Имени, Города и Духа, и понимал, кто и почему призвал его в этот мир и к этим Вратам и что он тут защищал, и против кого бился - и битва его значила намного, намного больше того, что загадывал и предполагал даже в высших своих проникновениях сам Векслер. И конечно же, ему было даровано увидеть лицо Госпожи - уже после того, как прозвучало "Прости" рыцарей его Города, а на большее у них не было времени, ведь все они были призваны, как и Векслер, и теперь дрались в той же битве - а их уже стало на одного меньше.
      А потом ослепительно-белое пространство за Воротами неожиданно придвинулось, охватило Векслера, и выходит, он все-таки сладил со Стражем и прошел за Врата - это было последнее, что успел подумать настоящий Боря Векслер - а уже через миг он был недосягаем ни для поражений, ни для побед, ни для сожалений о нелепо прожитой жизни или радости от великолепной смерти.
      Проводница поезда "Камск-Серовск", проходя из вагона в вагон, заметила сидящего на полу тамбура в странной позе парня и от неожиданности ойкнула. Потом она остановилась и хотела отругать его, потом - спросить, что это он тут расселся, и только тогда наконец сообразила, что потеки на его лице и рубашке, слабо блестящие в тусклом свете, это кровь. После этого проводница ахнула, осторожно наклонилась, хрипло спросила:
      - Что с вами? У вас что, кровь из носу течет?
      Ей не ответили, а на поднесенную к лицу ладонь не повеяло самым слабым дыханием.
      - Убили! - закричала перепуганная женщина.
      Потом был переполох, всяческая суета, хождение к начальнику поезда и хождение из вагона в вагон начальника поезда. Очень кстати среди пассажиров вагона отыскался врач. Доктор установил, что пассажир, сидящий на полу в позе лотоса, мертв, а смерть наступила, потому что кровь залила верхние дыхательные пути вследствие сильного носового кровотечения. Врач оказался из сведущих и добавил еще, что такое иногда происходит у йогов при занятиях медитацией, когда производится проекция чакры Аджны на носовую перегородку, и что вообще-то только сумасшедший стал бы заниматься медитацией ночью в скором поезде на полу тамбура, это против всякой техники безопасности, знаете ли.
      - А может он того, колес наглотался? - спросил начальник поезда. Лицо-то вон какое... блаженное прямо...
      - Не думаю, - передернул плечом врач. - Впрочем, вскрытие покажет.
      - Смерть на колесах, - тихонько сострил кто-то из разбуженной толпы пассажиров, но впрочем, тотчас сокрушенно вздохнул.
      (из "Книги далеких путешествий")
      13. СУМЕРКИ И БОИ.
      ИННА. ЮМА. ИННА.
      Спасительное душевное оцепенение было щитом Инны на всем пути до дому и отпустило её лишь через пару дней после возвращения. Она произносила на все вопросы краткие положенные ответы, не ревела, не падала в обморок, что-то ела, усаживалась на предоставленное место в автобусе, такси, самолете и только выглядела при том - и была - безучастной ко всему происходящему. Анита объясняла это для всех Инниной усталостью и простудой, и к Инне особо не приставали.
      Эта же убитость помогла Инне перенести все последовавшее за надругательством ничтожества Томми Хока. Джанин - прямо там, в коридоре подле двери номера, где Инну ограбили, - уяснила произошедшее, поверив нескольким фразам сбивчивого рассказа потрясенной Инны; Джанин переодела её в свое; Джанин послала одного из ребят за Анитой; Джанин с Анитой сумели настоять перед администрацией, чтобы номер открыли снаружи, потому что изнутри никто не отвечал на все голоса и колотье в дверь. Томми там не было, не было и рубина, нигде, но лежали одежда и сумочка Инны, и Анита их забрала. И наконец, каким-то чудом удалось замять всю историю, потому что все могло обернуться против Инны, и как бы ей было потом учиться в Камске, после всяких скандальных заголовков в английских газетах.
      А наутро, за два часа до отлета, Инне выпала ещё и беседа с инспектором Мэррилом. Это был не допрос, и никаких обвинений ей не предъявляли. Просто каким-то образом вчерашнее происшествие все ж таки дошло до полиции, но не оно само по себе послужило причиной визита. Безжизненно ответившая - в присутствии Аниты - на вопросы инспектора Скотланд Ярда Инна и не собиралась его ни о чем спрашивать, но Мэррил поинтересовался сам:
      - Мисс Калугина, а вам известно о нападении на мистера Хока около получаса спустя после... - он споткнулся - после вашего расставания?
      - Нет, - помотала она головой, - не известно.
      - Он встречался с друзьями в одном из элитных клубов. Какая-то женщина ударом свалила его на пол, залезла к нему в карман, забрала что-то и ушла среди всеобщего замешательства. Никто даже не пытался её задержать - все как остолбенели.
      - Вы подозреваете Инну? - вскинулась Анита.
      Инспектор слабо улыбнулся.
      - О нет, мисс Анита. Ваша подруга была в это время не так уж близко и вряд ли могла знать, где находится Томми Хок. Полагаю, ей было бы трудно даже направить туда кого-нибудь. Но, возможно, мисс Инна могла бы помочь нам в расследовании. Как будто бы вы упомянули, что у вас похитили какую-то ценную вещь? Имейте в виду, я спрашиваю неофициально, - успокоительно прибавил Мэррил.
      - Камень, - подумав немного, отвечала Инна. Она не упоминала про Соллу, сказала только, что произошла ссора, и Томми её выставил за дверь, но теперь не стала спорить с Мэррилом. - Это был рубин. Очень большой.
      - На сколько карат?
      - Я в этом не понимаю. Вот такой, - Инна согнула пальцы, показывая размер.
      Мэррил похмыкал.
      - А как выглядела эта напавшая женщина? - спросила Анита.
      Инспектор кивнул.
      - Высокая. Огненно-рыжие волосы. Очевидцы утверждают даже, что они как будто горели огнем. Вы её знаете? - проницательно осведомился он, переводя взгляд с Инны на Аниту и обратно.
      - Это Найра, - безразлично отвечала Инна, оставляя без внимания предостерегающие знаки Аниты.
      - Кто она?
      - Если я скажу, что это существо с нечеловеческими качествами из другого мира, вы мне поверите? - произнесла Инна с мертвецким спокойствием.
      - Ну что ж, я вас понял, - вздохнув, инспектор Мэррил поднялся с кресла. - Желаю вам благополучно долететь домой.
      - Спасибо, - поблагодарила Анита. - А что с этим подонком?
      - Вы про Томми Хока? Ну, он знать ничего не знает. Мисс Инну он никогда не видел, эту вашу Найру тоже, никакого камня у него не похищали, он, само собой, тоже... Предполагает, что это выходка какой-нибудь из безумных поклонниц и настаивает, чтобы не проводили расследования. Вид у мерзавца бледный.
      На это Инна никак не отреагировала - ей не было дела до обстоятельств Томми Хока. Все равно. И к тому же, уже пора было в аэропорт. А потом, весь путь до Камска, до дому, ей даже в голову ни разу не пришло позвонить в золотой колокольчик и поговорить с Антонином. О чем? Все пропало, Инна знала это и без разговоров и не сомневалась, что в Тапатаке тоже обо всем уже известно. Но и это ей было все равно - и когда Анита осторожно попробовала заговорить с ней о Найре, - что, можеть быть, она спасла камень и... - но Инна лишь отстраняюще помотала головой: не хочу, оставим это.
      И лишь на третий день по возвращении наркоз ледяного отчаяния отступил, и пришла боль непоправимого горя. Сутки Инна провела в настоящей горячке, с температурой, с бредом, с вызванным Анитой врачом - а потом боль уже обернулась в болезнь, и Инна начала от неё поправляться. Через четыре дня она проснулась среди ночи, ослабевшая телесно, но с неожиданно вернувшейся ясностью и решимостью. Нет, неправильно! Она не может, не должна вот так просто ломаться! Она не та глупенькая мамина дочка, что не так давно приехала в Камск учиться на филолога! И где её бурный характер? И разве не она семь ночей билась с восьмисотлетним проклятием целого народа и победила же! Она маг, ведьма! Да пусть она все та же мамина хрупенькая Инночка, она и тогда не сдастся!..
      Инна соскочила с постели и подбежала к окну. Шел снег, тихий, сквозь облака просвечивала луна - самая пора для путешествия. "Я виновата, сказала себе Инна, - но я должна хотя бы рассказать все как было". Она ещё на миг поколебалась - не позвонить ли в колокольчик? - но раздумала, не решилась. Все-таки лучше сперва повидать девочек - Дору, Инессу... Антонин мог бы и сам придти - и ведь не приходит... Ну пусть, она сама! В Тапатаку!
      В сорочке, как была - одеться потом, успеется, возьмет платье у Доры Инна привычно выскользнула из окна на снежные ступеньки и побежала по небу. С полдороги она почувствовала, что в этот раз что-то не так - и поняла: она не видела в снегопаде Кинна Гамма, хотя встречала его в каждое свое путешествие. А затем она заметила, что и ступеньки не те. Какие-то темные, будто не снежные. А приблизившись к воротам, Инна обнаружила, что и они переменились. Ворота были не серебряными - вообще не металлическими, какими-то костяными на ощупь и без всякого лунного сияния от них. И - они не отворились.
      С похолодевшим сердцем Инна попыталась открыть их снова, но нет. Она постучала. Сильнее. Еще. Она позвала Дору. Она попробовала поговорить с воротами.
      Безуспешно.
      Тогда Инна прибегла к последнему средству: позвонила в золотой колокольчик. Динь-динь-динь! Уже отбросив стеснительность, она трясла его изо всей силы минут пять. Антонин не отозвался. С опущенной головой, с наморщенным лбом Инна стояла перед запертыми воротами и медленно прозревала горькую правду: Тапатака от неё закрылась. Конец. Она больше не ведьма.