О, как бы удивились, узнавшие, какой пречистый ангел живет в их снах! Он светел высоко над волей к злу, над ямой вожделений, над прахом невознесшихся молитв он верует - и веруют ответно они, кто спит, - ведь для того и сон, чтоб, как на праздник, в Отчий дом собраться и быть одно.
      А утром - в дольний путь сопровождает спящих дивный ангел, и Мамушка нас крестит у порога и ждет назад, - и всех Она простит.
      Но кто поведает? В верховьях своих душ, кто спит, беспамятны, не знают, а проснутся, - кто подтвердит?
      Вот разве рыболов, - вон, с рюкзаком на остановке ранней, - он нынче сунул спички далеко, он хлопает рукою по карманам и чертыхается.
      - Братишка, огонька не будет ли?
      - Прикуривай.
      - Спасибо.
      И мы расходимся, взаимно пожелав исполниться желаниям, а то есть - ему - поймать большого голавля, с кита великого, - на зависть рыбакам, на аханье домашним и на снимок в газете: благодетельный улов, чтобы счастливой памятью кормиться потом всю жизнь! Моя мечта скромней: вернуться.
      Но вот и мой трамвай.
      Сажусь в трамвай. Он падает в движенье хвостатою куницей по стволу меж пламени и отблесков. Красиво, - уже над утренней водой восток при чайках розовых, а лунно-синий запад ещё при звездах; как из детской спальни, тихонечко, за тенью тень от города отходит ночь. Красиво, - почти беззвучие, лишь дальних поездов стук слышится, да мой вагон звенящий карабкается в гору. И с горы как на ладони - здравствуй, город, здравствуй! - пушинкою. Здесь люди, здесь живут, здесь завтра на работу. Здесь я понял последнее, - что думать о себе и ради злых надежд не видеть свет позорно, а наполнить этим строки - неописуемо позорно. ...есть Любовь
      is all you need. И ангел есть.
      Красиво, - по мостовым, как флаг, полощет тень трамвайная, и солнце, будто слово, загаданное у детей в одной игре, бежит по окнам.
      - Да, мы окна, окна, мы свет впускаем, а ещё мы будем когда-нибудь вдыхать, как листья, воздух и выдыхать.
      - А мы асфальт, асфальт, мы учим все походки наизусть на память городу о каждом, и слоями, как кольца на деревьях, мы растем.
      - А мы летаем птицы городские, стрижи, и чайки над рекой, и воробьи, и умные - вороны - мы воруем, а глупые, мы голуби воркуем, и жители мы городу, как ты.
      - А мы созвездья.
      - Как, вы тоже город?
      - Конечно да, мы целим Зодиак в рожденных и живущих, так что каждый нас, как за ниточки, с собой таскает всюду во все пути; для нас прозрачны крыши, и в перекрестках города мы есть.
      Вот ты какой! Что ж, здравствуй, город, здравствуй!
      В воскресный день что пожелать еще?
      Какой ни есть, - со всем моим в тебе, со всем твоим, - с вечерним первым снегом, с домами в ряд и лицами людей, и с соснами, что видел Заратуштра, и с Танькиной походкой, на камнях оставшейся, - ты все-таки обычный, в хребте Страны - лишь позвонок хребта, не более, а на ладони мира, я знаю, ты пушинка, - и пушинкой ты улетишь однажды и захватишь с собой весь мир - притом, и без меня, равно как и со мной.
      Но ведь и я, и я уже давно и не за страх послушен простить долги и уплатить долги, и тоже - хоть со всеми, хоть один, я Божьему спасению согласен, - и я - не очень знаю: так зачем?
      Живи, о сердце! Все-таки ты хочешь участия, а более - иной незнаемой любви и пониманья.
      Когда б не ты, то что и слово Старших, и яркая звезда над морем бед, и семь небес! А ты не так, а ты отзывчиво и вышней, лучшей вести, и счастья простодушно ждешь, - и где? - оставь, смешное!
      Нет, не оставляешь и мужественно в том, и бьешься в мир и ранишься, и мне вжигаешь в память то Танькино, то Машкино лицо, и любишь, - слишком, слишком любишь город, - и всё - чтоб бесконечно знать и чувствовать - вот хоть и это утро в лучах его и плеск воды, и то, какою чистотой в ноябрьский вечер творится снег, как новы старых книг повествованья.
      Как прекрасен мальчик, решивший: вот, прокажена земля, и лопаются язвы черных дней, и срок вражде. А я - не буду. Пламя приму в себя и по земле пройду от края до иного края и поражу дракона. Будет мир, и пусть навеки утолит река согласие зверей, и встанет сад черемух, да - черемухи и вишен, и птицы в нем, - и позову е ё.
      Прекрасна девушка, рожденная желанной на царствие свое в тот сад войти душой его. Еще она сбегает так по-девчоночьи по лестничным степенькам и замерла: а вдруг не о н? - и медлит, и видит мальчика - и к мальчику спешит.
      Как много странных снов под небом вещим!
      Как гулко ночь разносит шаг двоих!
      Как сыплет снег! Как неизвестны судьбы!
      Как пламя жгет! Как высока мечта!
      О, Мамушка! О, светлый, светлый ангел!
      Как трудно жить.
      октябрь-декабрь 1991