Александр Гейман
      ЧУДЕСНЫЙ АЛЬБОМ
      ЗААСТРАЛЬЕ
      Дым размыкаемый струится.
      Великий предстоит уход.
      Как молния, душа ветвится
      И нить серебряную вьет.
      Я есть, я зеркальцем играю
      И, как единственный, смеюсь,
      Купаюсь в бликах и не знаю
      Пришел - или ещё вернусь.
      На берегу иной равнины,
      У древа жизни из корней
      Висячий лучик пуповины
      Небесной памяти моей.
      5.01.93
      * * *
      ДО БИБЛИИ
      1.
      Взмолилась тварь: Покуда он
      Не вырос до антропитека,
      Еще задуман, не рожден,
      Пускай, не надо человека!
      Не надо дымных городов,
      Не надо войн еженедельных
      И металлических цветов,
      И пыток в страшных подземельях!
      Пусть даже он устроит рай
      Покой зверей под сенью сада
      И много музыки, - пускай,
      Тогда и этого не надо!
      2.
      Вот, в море вымер трилобит.
      С планеты ящер удалился.
      Возникли носорог и кит.
      Но человек не появился.
      Его нет в тундре ледяной,
      Нет в джунглях и пустынях голых,
      Ни в облаках, ни под водой,
      Ни на коралловых атоллах.
      Напрасно верный друг дельфин
      Его зовет у побережий,
      В ответ только медвежий сын
      Трясет с земли башкой медвежьей.
      3.
      Стоят печальные моря.
      На омраченном небосводе
      Зарей сменяется заря.
      Но ничего не происходит.
      За эрой эра. Десять. Сто.
      Себя явить изнемогая,
      Тварь бродит, именем никто
      И даже цветом никакая.
      И вид опережая вид,
      Как сон, из памяти скользящий,
      Как кровь из раны, - зверь бежит
      С планеты, без ума пропащей.
      Исчезли крупные сперва,
      А там дошло до насекомых,
      А там деревья и трава
      Снялись и сгинули из дома.
      Их безымянность извела,
      Их тьма бесцветная пугает,
      Им пусто в бездне без числа,
      И убегают, убегают.
      Ушли, как жили, - налегке.
      И замыкающим микробом
      Амеба дохнет на песке,
      Не зная, что она - амеба.
      4.
      И думает Земля: Ну нет,
      Чем в этакий капкан попасться,
      Зиять безмозглой из планет,
      Что разума не набралася,
      Я лучше жизнь верну, - она
      Пусть будет вновь в морях и реках,
      И на земле, а имена
      Ей дам взаймы, до человека.
      Она берет себе луну
      И с нею строит пульс приливов,
      И укрывает в глубину
      Запасы хрусталей красивых,
      На полюса сдвигает льды,
      Меж них Гольфстрим пускает теплый,
      Деревьям придает плоды,
      А морю - много вкусной воблы,
      У ней есть солнце в небесах
      И чудеса в пучинах тайных,
      Весеннее безумье птах
      И травы свойств необычайных.
      Она - как бы сирени кисть
      Благоуханно голубая,
      Как светлый дом, где убрались,
      Чету желанную встречая.
      А он в свой поиск погружен,
      Парит себе в межзвездьи синем,
      Но позван ей - и изумлен
      И с неба сходит как единый.
      Сошел - и расточил свой дух.
      И двое поднялось у древа,
      И третий там, - а этих двух
      Уже зовут Адам и Ева.
      март 1994
      * * *
      С понедельника на вторник
      Или даже в воскресенье,
      Или просто рано утром,
      Чуть светлеют небеса
      Летний город посещают
      Удивительные страны,
      Обязательно бывают
      Все на свете чудеса.
      Над домами возникают
      Белооблачные замки,
      Башни бело-голубые,
      Золотые корабли,
      Эти крепости воздушны
      Долго странствовали всюду
      И диковин понабрали,
      И похвастать привезли.
      Вот веселые матросы
      С кораблей на землю сходят,
      С золотой серьгою в ухе
      Толстый боцман впереди.
      С ними крабы и дельфины,
      Попугаи и мартышки,
      Что захочет, то увидишь,
      Обязательно гляди.
      А ещё там великаны
      И носатые арапы,
      Лица сказочных историй,
      Например, тот самый кот,
      И, конечно, очень много
      Знаменитых капитанов,
      А кудесников заезжих
      Тех вообще невпроворот.
      Уже первые деревья
      Обзаводятся походкой,
      А дома, раскинув крылья,
      Принимают странный вид,
      И тогда в чудесный город
      Изумительное утро
      Восхитительно ступает,
      Удивительно глядит.
      И со сладким замираньем
      Замечательные страны
      Очень тихо тают в небе,
      Исчезают никуда.
      Так бывает в понедельник,
      А быть может - в воскресенье,
      Или с пятницы на среду,
      А для глупых - никогда.
      18.06.1994
      * * *
      Эта лестница - в глубину.
      На ступеньках мой первый шаг.
      В спину пыльный глядит чердак,
      Внизу улица - в тишину.
      Мне нечаянный снится сон,
      Воздух бликами золочен,
      И хрустальный захолонул
      Воздух вечера тихий звон.
      В небе парусней и белей,
      И призывнее парусов,
      И, как в небе воздушный змей,
      Детских горсточка голосов.
      С крыши в небо мой первый шаг,
      Бросит камешек малыш так,
      И бегут по воде круги,
      И, запрятанный за черту,
      Золотящий под шаг ступень,
      И ступень, и ещё одну,
      Называет мои шаги
      Кто-то, ставший на высоту.
      Лучик чертит черту перил,
      Ветер за руку ухватил,
      И невиданная сама
      За мной следует вышина.
      Эта лестница в глубину...
      5-11.07.82
      * * *
      О Л Ю Б В И
      1.
      Вот, превыше домов и ночных огней
      Зеленеют растенья, цветы горят,
      Это, рыженький, силой звезды твоей
      Мне дается увидеть чудесный сад.
      И дано мне подняться, и я - вхожу,
      И, в беспамятство лиственное упав,
      Умираю, наверно, и вновь живу,
      Возрождаемый вечностью мягких трав.
      Так учусь я, о лучшая, с полнотой
      Открываться для силы подземных вод,
      Быть песчинкой и громом, и каплей той,
      Что из моря пробралась в созревший плод,
      Налетающим ветром встряхнуть листы,
      С безупречностью почки желать тепла
      И с огромной, немыслимой высоты
      Падать солнцем полудня в зрачок орла.
      И так странно касаться тебя, пока
      Там, под небом ненастного октября,
      Ты проходишь и думаешь: облака;
      Дождь со снегом; деревья, - а это я.
      Да, о рыженький, так повелось нам, да,
      Быть неузнанным снегом, узнав тебя,
      И терять в пробуждении, - но тогда
      Меня знает и видит твоя звезда.
      Как бурливо то море, каких невзгод
      В нем не водится и непогод каких,
      Как бы кружится страшный водоворот
      И, сминая, разводит пути двоих!
      Но стихает и это. В зрачке орла
      Небо ясно, и близок восход звезды.
      Только надо суметь, чтобы ты была,
      Но не знаю, достанет ли чистоты.
      22.12.94
      2.
      Ночь спускалась; ты вновь звала,
      Я не знал тебя - лишь мечтал,
      Я был мальчик, а ты была
      В белом платье у белых скал.
      Между нами река текла.
      Проходил миллион лет.
      И на берег, где ты ждала,
      Я пришел, а тебя - нет.
      В белый камень волна бьет.
      Как тогда, золотист песок.
      И сосна, как тогда, растет,
      И под нею воды ток.
      Тот же камень, и берег тот.
      Здесь ждала ты, и я - там.
      Но протек миллион вод,
      И река не совсем та.
      11.08.92
      3.
      Какой луны я ни касаюсь,
      Какой звезде ни ворожу,
      Я лишь тебя понять пытаюсь
      И лишь тебя, как Бога, жду.
      Весенней полночью цветочной
      Или в промозглый плеск дождя
      Мой неизменный, одиночный
      Дозор напрасен - нет тебя.
      А там и день, - и то же днями,
      Они пусты, лишь груз забот,
      Как гордо вскинутое знамя,
      Проносит мимо пешеход.
      Мир огражден нуждой простою.
      Так, может быть, твои пути
      Неуместимы - за чертою,
      Которую не перейти?
      Но нет, - тебе дано явиться,
      Стопой опавшие листы
      Примять и в водах отразиться,
      Но ты не то, - так что же ты?
      Ты Бог? Ты музыка? Едва ли.
      Но ты близка и ты сродни,
      От той же ласки и печали
      И то же чудо, что они.
      Твой образ, милый и неясный,
      Твой свет средь будней на земле
      И ободренье в миг ненастный
      Как след дыханья на стекле.
      Какое обрести рожденье,
      Каких веков какую речь
      Познать тебе в благодаренье
      И именем каким облечь?
      Пустыни ль Азии измерить
      Китайским шелковым путем,
      Слагать ли саги - иль в пещере
      Спасаться майи в слове "Ом"?
      Иль посредине царств великих
      Держать во взглядах тысяч глаз
      Венец верховного владыки
      И все отвергнуть - как соблазн?
      Я так и делаю - да сгинет!
      И мира вещего душа
      Лучится небом лунно-синим
      И золотая хороша.
      Да, так красиво. Но свиданья,
      Но осязаемого днесь
      Мне не дано, - лишь только знанье
      И упованье, что ты есть.
      И если я тебя встречаю,
      Как между нами повелось,
      В тех, может быть, долинах рая,
      Где лишь беспамятно я гость,
      То просыпаюсь - и тоскую,
      И вновь утешен, и вхожу
      Не отстраняясь в жизнь мирскую,
      Но лишь тебя, как Бога, жду.
      25.02.1992
      * * *
      Луна и ветер - вот и сказка.
      Пустыня ночи не пуста,
      По ней крадется зевота,
      К прохожим подступает с лаской
      И тянет сонных к топи вязкой
      Под байки баюна-кота.
      Кот с зевотой во сне из топят:
      Они их сновиденья копят,
      А после делят в тишине:
      Вон то - тебе, а это - мне.
      Потом колоду достают
      И дуются на сны в картишки;
      Баюн, конечно, первый плут,
      А зевота - второй плутишка.
      Недолго дружба - вот уж вопли,
      Дерутся, кровь из носу, сопли,
      Визжат, сошлись на кулаках,
      И высоко летят над ночью
      Мяуканье и шерсти клочья
      И застревают в облаках.
      Меж тем в полночных чердаках,
      Домком закрывши, домовые,
      Ныряют в щели духовые,
      Во три погибели ползут,
      На теплых кухоньках вылазят
      И по кастрюлям безобразят,
      Что повкуснее, то крадут,
      А после в спальные идут
      И женок, спящих на спине,
      Легонько тискают. Оне,
      Проснувшись, будят мужика,
      Что пьяно давит храпака.
      Жена его трясет, ругает,
      А он в ответ только моргает,
      Он пуще прежнего храпит
      И дела делать не хотит.
      Но слышны скрежеты ночные,
      Уж это, верно, водяные
      - Водопроводно-трубяные
      Застряли где-нибудь в кранах;
      А все их понт - ходить в штанах:
      Штаны за трубы зацепляют
      И вой и грохот вызывают.
      Эй, водяной, снимай штаны
      Кончай выламывать краны!
      Луна и ветер. Ночь все длится,
      Кто спит давно, кому не спится.
      Уж снова пели петухи.
      И в час, как начались стихи,
      Пока автобусы тихи,
      В окно не гонят вони свинской,
      По улице Екатеринской,
      Дом не скажу, в квартире два
      Всея окрестных ведьм глава,
      Капиталина Алексанна
      Встает с пролёжана дивана,
      Идет на кухню чай варить,
      Который высосет пиит,
      Которого за то поносит
      И в день три раза костерит,
      Что редко мусор он выносит,
      Что в кои веки моет пол,
      Что зря бумагу переводит,
      Что только шлюх домой приводит,
      А себе бабу не нашел,
      Что записался в кришны-вишны
      И много спит, но мало ест,
      Спектакль, излюбленный окрест,
      Который слушает подъезд,
      Которому все это слышно.
      Но это днем, а ночь покамест,
      В губернском городе на Каме
      Вовсю летают светляки,
      И та, что поднялась с дивана
      - Капиталина Алексанна
      Газ кормит пламенем с руки.
      И змей идет и пламя лижет,
      Шипит, когда водой обрызжут
      И в дно стучится, - кстати, знай:
      Это Горыныч греет чай,
      Это в его открытый рот
      Давно воткнут газопровод,
      Горыныч дух свой испускает,
      А люди пользу извлекают.
      Меж тем, какой-то водяной
      Забрался в чайник с головой;
      Ему смешно, ему тепло,
      Но вот, как в пекле, припекло,
      И ну метаться, ну греметь,
      Стонать и в дырочку свистеть!
      А так и надо глупый бес:
      Зачем ты в чайник наш залез?
      Но к делу - уж пора чифир
      Варить чернее черных дыр.
      И то - вот кружка, вот трава,
      Какой вся Индия жива,
      Вот кипяток бурлящий льют
      И - пауза на пять минут.
      Есть - иностранки родовитой
      Чужих кровей, чужих краев
      Цветок восходит духовитый
      И славит царствие свое.
      Он ароматы расточает,
      Он многих, многих приучает
      В своих владениях не спать
      И много власти получает,
      И посылает выкупать
      Себя втридорога. "Желать и пить меня!" - его закон:
      Не так уж безобиден он.
      Но что тем часом наш пиит
      Заглянем - неужели спит?
      Вот чей-то голос... томный взгляд...
      Смех раздается... так не спят!
      Ба, это ведьмочки гостят!
      Вон та, что к левому колену
      Приткнула задик - это Лена,
      А на колено на друго
      Уселась толстая Марго.
      Теребят волосы, хохочут:
      Поближе придвигают грудь
      Такую, что её куснуть
      Беззубый только не захочет,
      А наш герой хотя и глуп,
      Но кой-какой имеет зуб.
      Тут мамка с чаем: Ах вы, бляди!
      Ужо я по голяшкам вас!
      Таки пробрались на ночь глядя!
      А девки - что ж, не первый раз,
      Скорее помело седлают
      И с визгом в форточку сигают.
      К сему простое назиданье:
      Где девки - нет стихописанья.
      Луна и ветер - вот и сказка.
      Пустыня ночи не пуста.
      Сама рождает темнота
      И сновиденья, и опаски,
      И байки баюна-кота.
      А Ветер Ветрович все дует,
      Как будто выступил в поход,
      Как будто кто его колдует
      Или он с крышами враждует,
      Или корабль какой несет.
      И ночь покорна его власти,
      Полощет, парусно-туга,
      Звенит железо, стонут снасти...
      И закогтив, добычу ясти
      С луны принюхалась Яга.
      Но фиг тебе и два фига!
      2.06.1994
      * * *
      Мы всходили по серебристому небу.
      Стоял каменный воздух.
      Земля скрылась из виду
      ни внизу и нигде.
      Три вопроса я задал:
      Чем держаться на этой отвесной стене?
      Кто нас встретит у ночи, у тетушки черной?
      И последний: зачем я тоскую?
      - Перестань делать глупости, перед сном
      берегись обжираться и не строй из себя, - отвечал добрый дядюшка солнце.
      Он упал на песок у правдивого моря, волны тело несут.
      Он упал, он разбился.
      Завтра новое солнце.
      И чифир варит чернокожая тетушка ночь, ходит с ложкой по кухне, трясет толстой грудью.
      Там, в котле на огне две глазницы пустых, два зрачка или две черных дырочки, - назови их, как хочешь, отведай.
      8.05.94
      * * *
      О нем вздыхала музыка,
      А он - нашел, о чем,
      Скатиться в море синее
      Лазоревым ручьем.
      Скатиться в сине море,
      В русалочью купель,
      И им, словно пастушкам,
      Наигрывать в свирель.
      О пасторальность моря!
      Кипени белизна!
      Рос терпких Диониса
      Ковш полный допьяна!
      Не пастырь и не пастор
      Всего лишь пастушок,
      Ток воздуха в свирели,
      А в сердце браги ток,
      А волны - как барашки,
      А пена - дунь едва
      Такой девахой станет,
      Что кругом голова.
      Какие, к черту, ангелы!
      В рай к серафимам - шиш!
      Льет музыка, под музыку
      Пей музыку - пляши!
      Бессмертный, бездыханный,
      Без слуха, без ноги,
      Пить-есть-ходить не можешь,
      Пляши только моги.
      Моги - затем, что море,
      Что пены белизна,
      Что рос у Диониса
      Ковш полон допьяна,
      А волны - как барашки,
      И пляшут под свирель
      Русалочки-пастушки,
      И пена их купель.
      И все это - не ангел,
      Не пастырь - пастушок,
      Сок воздуха в свирели,
      А в сердце браги ток,
      Наигрывает море
      В веселыя сердцах
      Пьянущий, краснощекий,
      Мудрейший Ванька Бах.
      1979
      * * *
      УДИВИТЕЛЬНО
      Что со мной происходит?
      Утром снились теплые горы и странное небо.
      Когда встал, что-то было в ладони: два камня - прозрачный
      и черный с полоской.
      Да - наверно, оттуда.
      *
      Очень яркие краски, а дождь.
      Но без солнца даже серый асфальт, а тем более - белое, синее, красное будто светятся сами, будто глаз окунули в вино - это - мягкая, точная радость.
      *
      Первый раз откликалось мне небо.
      Нашлось слово на ветер
      и воздух, обычно невидимый,
      и ласточек этих.
      Стоит только забыться - я там,
      выше крыш, потерялся и не знаю позвать себя вниз.
      Но меня кто-то знает.
      *
      Кто-то помнит меня.
      Может, раньше встречались
      или видел во сне,
      или как-то иначе.
      *
      Вот и смерть - обошла все кругом и вернулась:
      - Не умею найти его.
      *
      Даже здесь меня нет: среди знающих книг, здесь, в хохочущих залах, рука об руку с женщиной, здесь
      - а я их любил - на вокзалах толкучих и в гомоне рынка: нет, не я
      в том прекрасном и важном.
      *
      Вот и стран,
      вот и танцев так много на улице стало!
      Словно книга открылась - понимаю не все, но читаю - и все дает знак о себе и не только, и лицо у них есть, и позвать меня знают.
      *
      Что со мной?
      Может, умер?
      Во что превратился?
      *
      На траву посмотрел - даже вздрогнул: показалось, о чем-то спросил и услышал ответ.
      Вновь разжал ладонь - роза в ладони.
      Опять получилось.
      *
      А вечером долго стоял у подъезда пятиэтажного дома.
      По ступенькам поднялся, так странно, дверь открыл и вошел: неужели я жил здесь когда-нибудь?
      *
      Теплые горы.
      18.04.1994
      * * *
      ...И немножечко Бога, - нет, много не надо, - немного,
      А то некуда деть, да и весь не войдет - Он большой.
      Пусть поселится с нами - встречает гостей у порога,
      Просияет друзьям, а худое прогонит долой.
      Пусть разделит еду - так вкусней, да и дела хватает:
      За детьми приглядеть или взрослых наставить уму.
      А ещё есть печали, и надо кого-то бывает,
      И кому же поплакаться, как не Ему.
      Он стоит высоко, в том незримом надзвездном покое,
      Но ведь есть ещё сны, - пусть уводит на небо гостить:
      Сад покажет, растенья, и ангелов, и все такое...
      И пусть за руку держит, когда станут зубы лечить.
      Пусть Он будет, - не весь, - но что жадничать? - пусть хоть немножко,
      Дом в согласье держать и чтоб жизнь изумленней жилась.
      Там, на полке иконка - пускай это будет окошко:
      Ночью встать посмотреть, словно к ковшику с квасом припасть.
      27.05.94
      * * *
      ЧТЕЦ
      Когда срок кончится и я перед Творцом
      На суд и оправдание предстану,
      То я войду - нет, даже не певцом
      И не подвижником, - а только лишь чтецом,
      Простым чтецом, но знаю, что - желанным.
      И я скажу: я, Господи, читал
      Внимательно Твой мир невероятный,
      Я рос, я жил, ещё я умирал,
      А слов Твоих я мало разобрал,
      Но те, что смог, - я все принес обратно.
      И я прочту, - я хорошо прочту
      Сей странный мир, не упустив ни звука,
      И Господи их примет в высоту,
      А что не так - поправит на лету
      В стихах неслыханных, - ведь не нашлось им слуха
      здесь.
      25.04.1994
      * * *
      Приди, приди! Тоскуют города,
      Воюют страны и вода мертвеет,
      И бесполезные, в прах легшие года
      С лица Земли сдувают суховеи.
      Приди, приди! Уже и камни ждут,
      Из моря ночью чудища всплывают,
      На мель бросаются и жить перестают,
      Хотят позвать и - нет, не называют.
      Все ни к чему, когда ты не придешь,
      Леса растут, проистекают реки
      Бессмысленно, тогда и правда - ложь,
      И есть лишь смерть, напрасная вовеки.
      И вот - приди! Хоть запад, хоть восток,
      Твой дом везде, и Твоя воля всюду,
      Гора подвинется, раскроется цветок
      И расцветет в какое хочешь чудо.
      Бери Себе простор любых пустынь,
      Хоть изголовьем, хоть Своим подножьем,
      Поставь стопу, владей! - и не покинь,
      И начертай в нас Имя Твое Божье.
      Мы ждем его, - но истины Твоей
      Не взять устам, не выдохнуть гортанью,
      И потому - во всех запечатлей,
      И вся Земля пусть будет начертаньем.
      Позволь позвать Тебя! И после отзовись,
      Витай вокруг и, как водою чаши,
      Наполни мир, и в души нам лучись,
      И отражайся в океанах наших.
      1.06.94
      * * *
      И странная сбылась ему мечта: текла река посередине мира и небо отражала. С высоты, теряясь там, он видел её всю от моря до истока - как черту, как бы бороздку на ладони, - и себя он различал на этой же ладони и з н а л себя водой в её реке, - так это ощущалось. А вдали молочно-палевая дымка укрывала какой-то город легких, белых зданий, - а может, это тучи? нет, он знал, что город и что жителей там нет, но кто-то ждет его там, средь безвестных улиц, на площадях пустых, а может быть, в какой-нибудь из затененных комнат или в огромном зале. И был лес, бескрайний лес, таинственный, живой, и он не знал, какие звери в нем, но должен был пройти его. А лес его разглядывал, казалось, каждой веткой своих причудливых деревьев, - как бы всё, - отдельно лист, травинка или ствол свои глаза имели и свой голос - и все слагались в лес: и лес смотрел, и это было странно. Но странней, загадочней, таинственней всего второе было зренье в том, высотном его парении. Всего лишь кинуть взгляд - и отзывалась вещь, что есть она, как если б он подзывал и спрашивал её, а та все отвечала. И ещё - он не умел определить цвета, - да и цвета ли то? - скорее, запах, он обонял, - а может, видел вкус? звук осязал? цвет слышал? - он терялся и с непривычки путался, а те цвели себе смеясь, - и надо всем царила чистая, торжественная радость его открытия. Он знал: когда-нибудь любой сумеет в мир такой войти, - достаточно идти и встать у края последнего, и загадать страну, ждать сильным, непреложным ожиданьем, а главное - всмотреться и у з н а т ь, - тогда войдешь.
      - Он понял и вошел.
      12.05.94
      * * *
      Третью осень приходит за чайкой вода,
      Порасспросит то-се - о делах, о погоде,
      И зовет с собой к морю: ты тоже туда
      Собираешься, чайка, - давай вместе сходим!
      Ну, давай, - наконец та решилась, - пойдем!
      И пустились - все больше по воздуху чайка,
      А вода уж рекой, её берегом, дном,
      По песку и корягам утоплым, и галькам.
      Вода с белою чайкою дружно живет
      То напоит её, то рыбешку подбросит,
      Посмотреть на свое отраженье дает
      И подвозит в пути, если чайка попросит.
      Но и чайка за встречною тучей следит
      Где была, разузнает, где солнце теплее,
      И подскажет всегда: вон, буксир впереди,
      Не порежься винтом! - тоже воду жалеет.
      Вот им город навстречу. Сквозь дым и мазут
      Осторожно прошли и сквозь шлюзные створы,
      И у дикой скалы на стоянку встают,
      И такие ведут меж собой разговоры:
      - Когда сверху гляжу на окрестности трав,
      То я думаю: это не желтые листья,
      А разлегся внизу огромадный жираф!
      Как находишь, вода, мои мудрые мысли?
      - Хорошо нахожу! Склад высокий ума
      Различаю, и смелую, чистую душу,
      Так вода говорит. - Знаешь, я бы сама
      Тучкой в небе летала, но как-то вот трушу.
      Потом много чего приключалось у них
      То метелили воду лопатки турбины,
      То бензином плевались с суденышек злых,
      А то снег выпадал прямо чайке на спину.
      Но пробрались, пробились к морским берегам.
      Те обеих пустили. На море на синем
      Нынче много водичек - и чайкина там,
      Много чаек крылатых - и эта меж ними.
      9.01.1995
      * * *
      ПЛЕМЯ
      Набегает волна и дрожит на песке.
      Воцаряются сумерки на озерке.
      Все прохладнее с гор; все темней небосклон.
      Заблестела звезда. Начинается сон.
      Кто-то встал у скалы, и над шорохом вод
      Его голос негромко, но ясно зовет.
      И из скал отовсюду, из гущи теней
      Возникают фигуры людей и зверей,
      И деревья средь них, и цветы, и трава,
      И совсем необычные есть существа.
      Вот сближение тел, сочетание рук,
      Удивление глаз - образуется круг.
      И над озером снова звучат имена,
      И свеченье восходит от самого дна,
      Как бы пламя струится и кверху идет,
      Как бы это цветок, распускаясь, растет.
      Уже чаша его над водой поднялась
      И искрится, на круг приозерный лучась.
      Из какой он страны, из какой вышины,
      О том нету преданий, но есть только сны.
      И зачем то собранье, что значит обряд,
      Расспроси у пришедших, - но все они спят,
      Все они далеко - в чужедальних краях,
      На просторах иных и в иных временах.
      Нет общенья меж ними и знанья имен,
      Это странное племя, но есть у них сон:
      Раз в четырнадцать лет, - а быть может, - веков,
      Они круг составляют у тех берегов,
      Вызывают огонь и свершают обряд,
      И друг другу дивятся, и спят - и не спят.
      И не знает никто, кто соогненник их.
      И в какие звучанья, - а может, - стихи,
      Или в танец какой они денут тот свет,
      Спроси тех, кто собрался, - но их уже нет;
      Уже круг опустел, - и с обычных небес
      Звезды видят лишь скалы да озера плеск,
      Только камни и плеск - больше нет ничего...
      И лучи собирает цветок световой
      И сквозь толщу воды, не тревожа волну,
      Золотою звездою плывет в глубину.
      13.07.1994
      * * *
      М Ы Б У Д Е М
      1.
      Предоставив свершиться тому, что настало свершиться,
      Не заботясь любить и бояться себя, и беречь,
      Мы проходим на юг - до последней, великой границы,
      Чтоб вступить наконец в мир желанных и радостных встреч.
      Здравствуй, умные звери и певчей травы государство!
      Здравствуй, ангел вода, здравствуй, дерево синяя ночь!
      Здравствуй, пламенный Бог! - всех светлей и прекраснее здравствуй!
      Это мы, твои дети, - прими своих сына и дочь.
      Упоителен воздух, волшебны и долги закаты,
      В умном времени нет обреченности дням и годам;
      Беспечально мудры, совершенно свободны, крылаты,
      Мы вольны удивляться и знать, что захочется нам.
      Где земной океан вздыблен кверху укусами молний,
      Мы проходим смеясь, не забрызгав ступни наших ног;
      Хлещут волны внизу, рассыпаются, падают волны,
      Как дырявая сеть, как сухой паутины комок.
      26.11.1994
      2.
      Мы будем счастливы и юны,
      Блаженные из чад земных,
      Мудрей богов, постигших руны,
      Потоков звездных и иных,
      Предвечной радости согласны,
      В сияньи дивной наготы
      Свободны будем - и прекрасны
      Превыше веры и мечты.
      Тогда, из той страны желанной,
      Следя, как наша жизнь прошла,
      Мы улыбнемся несказанно:
      Зачем же зло? - не надо зла.
      Над миром Божьим солнце Божье
      Цветет, не ведая о зле,
      И путь к нему один и тот же
      На небесах и на земле.
      Уже нас сад богов встречает,
      Его роса нас узнает,
      Звезда на царствие венчает,
      Трава по имени зовет.
      И умудренные о змие,
      Стоим у Дерева Живых,
      Познавши небеса седьмые
      И ныне - покидая их.
      25.12.1994
      * * *
      То дерево - быть может, тополь,
      Орешник или кипарис,
      До дней Адама, до потопа,
      Растущее и вглубь, и ввысь,
      Тот кедр ливанский или ясень,
      Та яблоня, а может, клен,
      Стволом велик, листами красен,
      До дна земли укоренен,
      Та ель, тот вяз, то мировое
      Произрастанье всех ростков,
      Миродержавная секвойя,
      Отец отцов и Бог богов,
      Он вот - цветок герани в доме,
      Он - тополь около крыльца,
      Его пушинка на ладони
      И липок желтая пыльца.
      И вот, сквозь зелень городскую
      Он звездной вымахнул верстой
      И высоту, взошел в какую,
      Пометил белою чертой.
      20.10.1997
      * * *
      МОСТ
      Я все же думаю, что я построил нечто мост навсегда пригодится если только зовет к звезде
      Мой голос безвестен песен немного но услышат и может, пройдут в незакрытое небо над Камой
      Был поэт и сражался.
      Остается мой бой за живое и что я был с людьми
      А ты, крылатая, хлеб радости как знаешь раздай и главное, не отвернись от них
      4.06.2001
      * * *
      ГОРОД В ВОСКРЕСЕНЬЕ
      Я прохожу вдоль улиц городских, ночных и утренних, как пламя, дымных, легких, кружащих голову каким-то хрусталем теней и отблесков. Воскресный город спит и тих еще, и в час зари воскресной я граду моему свидетель снов.