Тим проснулся в одиночестве.
      За окном рассветало. Бледный свет, проникавший через незанавешенные стекла, причудливым образом смешивался с похмельным туманом и кружил ему голову. Просто невыносимые ощущения!.. Долгое время он неподвижно лежал на том месте, где очнулся.
      Поначалу он не понял, с какой стати оказался на полу.
      Прежде чем он окончательно пришел в себя, дикая, невыразимая боль в левом глазу вызвала у него сдавленный стон. Еще не понимая, в чем дело, он коснулся глаза рукой. Тот закрылся и страшно опух. На щеке была короста засохшей крови.
      Несколько минут он не смел даже пошевелиться. Затем медленно повернул голову к кровати в поисках Лауры. Это движение далось ему не без боли.
      Ее нигде не было видно. Постель была пуста.
      Своим здоровым правым глазом он заметил, что простыни забрызганы засохшей кровью. Кровавые брызги были также и на стене, у которой стояла кровать. Он попытался соединить увиденное с травмой заплывшего левого глаза и стал задаваться вопросом: да что, черт возьми, здесь произошло?!..
      Перед его мысленным взором кометой пронеслись смутные и расплывчатые видения страшного насилия. Лаура ушла.
      Он прислушался к тишине квартиры. В гостиной ее нет. Нет ее и на кухне. Если он думает, что она сейчас готовит ему кофе, то он, скорее всего, жестоко ошибается. Он почти физически ощущал ее отсутствие и свою покинутость.
      Ее вообще нет в доме.
      Он взглянул в ту сторону, где всегда стоял будильник, чтобы узнать время. Будильника не было видно. Должно быть, сейчас часов пять-шесть утра. Сколько времени он провалялся на полу в беспамятстве? Куда пропала Лаура?
      Эти вопросы стучали в его мозгу, словно обвинения. Боль, разрывавшая глаз и всю голову, была настолько сильна, что он опять свернулся калачиком, спрятав голову в коленях и закрывшись от внешнего мира.
      Но он не мог закрыться от картины, которая жгла ему сознание. Он пытался понять ее, чувствуя, что ночью между ним и Лаурой разыгралось нечто страшное. Незнакомый, безликий и грохочущий голос жестокости и зла все еще звучал у него в голове. Его невозможно было заглушить.
      Что стряслось?
      Он напрягся и попытался что-либо припомнить. Вечером она сидела рядом с ним на диване и улыбалась. Они хорошо провели время на торжественной церемонии вручения премии. Она обняла его, она поцеловала его, положила свою голову ему на колени. Она была такая милая, такая очаровательная… Ее нежные губы тянулись к его лицу, легкие руки ласкали его… Их прикосновения были невесомыми, словно это были перышки.
      Но дальнейшее в его памяти окутывалось непроницаемым мраком.
      Нежное, маленькое тело его жены", готовое к любви… А потом сразу черные, смутные видения дикого насилия, запредельного ужаса и жестокости. Зло настигло их обоих во тьме ночной. Оно терзало их, бросало и швыряло из стороны в сторону… Это был черный демон.
      А теперь Лауры нет в доме. Он остался здесь один. Ослепленный, окровавленный человек. Встревоженный своим одиночеством и смутными картинками, без всякой связи между собой всплывавшими в его сознании.

* * *

      Через двадцать минут он наконец собрался с духом и поднялся с пола. Как только он встал на ноги, страшные видения временно оставили его, в голове немного прояснилось и возникли обычные утренние мысли, которые придали ему, совсем было растерявшемуся, какие-то силы.
      Пошатываясь и спотыкаясь на ровном месте, он направился в кухню, чтобы приготовить себе кофе. Как он и ожидал, Лауры там не было. Ничто даже не указывало на то, что она заходила сюда со вчерашнего вечера. Все лежало на своих местах. Порядок был безукоризненный. В гостиной, через которую он проходил, тоже все было, как обычно.
      Он заглянул в ванную, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Его левый глаз являл собой одновременно жалкое и страшное зрелище. Он полностью заплыл, и зелено-синюю бесформенную опухоль покрывала черная корка засохшей крови. Кровь была также и на его груди, руках, даже на ногах. Проглотив разом несколько таблеток аспирина, он пошел принять душ.
      Горячая вода окончательно привела его в чувство, сняла растерянность, однако его ноги сильно дрожали и с трудом выдерживали тяжесть тела. В животе все переворачивалось и посасывало. Тугие комки то и дело поднимались по пищеводу к горлу. Он с трудом сглатывал их. Слабость не проходила.
      Вытершись, он вновь прошел в спальню и тщательно оглядел ее. Оказалось, что будильник валялся на полу около окна. Циферблат, который тоже был запачкан кровью, показывал 3:12. Часы остановились. Тим вернул будильник на его обычное место на туалетном столике. Затем он машинально стал убирать кровать. Выкинул замазанные кровью простыни и наволочки в мусоросжигательную печь, заправил постель.
      Подойдя к шкафу Лауры, он не сразу открыл его. Собравшись с духом, он это все-таки сделал. Многого из ее одежды не хватало. Это заставило его вернуться в ванную и осмотреть подставку у зеркала. Исчезла ее косметика и туалетные принадлежности.
      Со вздохом, – уже, собственно, только «ради очистки совести», – он заглянул в шкаф в коридоре. Исчез один из чемоданов.
      Странно, но первым делом ему пришла в голову мысль о том, что ей, пожалуй, было очень тяжело тащить его. Она ведь такая маленькая и хрупкая…
      Он услышал свист кофейника.
      С чашкой в руках и в халате он бесцельно бродил из комнаты в комнату, задерживая взгляд на всех ровных поверхностях. Поначалу он не понимал, зачем это делает, какую цель преследует.
      Ничего в квартире не изменилось. Если не считать спальни, в которой, судя по всему, произошло настоящее побоище, остальные комнаты оставались в полном порядке. Каждый стул, каждая вазочка были на месте. Кухонные шкафы, одежные… Все было на месте.
      Внезапно он понял, зачем ходит по комнатам и что пытается отыскать. Записку.
      Ее нигде не было видно. Она даже не оставила ему записки. Она просто взяла и ушла.
      Вернувшись на кухню, он выплеснул остывший кофе и налил себе горячего. Помешивая в чашке сахар, он начал размышлять над отсутствием жены и смыслом всего увиденного. Он поудобнее устроился у окна, закрыл глаза и стал ожидать результатов борьбы аспирина с чудовищной дозой спиртного яда, который он влил в себя накануне.
      Он глядел в окно и старался не обращать внимания на хрипы, которые вырывались из его горла вместе с дыханием. Его равнодушный, машинальный взгляд скользил по парку, по верхушкам деревьев, по лужайкам и холмикам. Парк выглядел сонным. Утреннее небо отливало серым. За парком просматривался Ист Сайд. Во многих домах еще горел свет. Скоро его погасят и город проснется.
      Кофе прошло по его внутренностям, словно огонь. Ему сразу стало дурно, но он справился с этим, глубоко дыша. Стенки пищевода обожгло горячим напитком, а они уже были обожжены спиртным.
      Сильнее болела голова и поврежденный глаз. Слава Богу, что он сидел, потому что ноги совершенно ослабли. Он вновь почувствовал душевное смятение и растерянность. Пытался не напрягать свою память, ибо перед глазами сразу же возникали дикие, кошмарные сцены.
      Впрочем, хуже всего было сознание одиночества. Он печально смотрел в окно и думал о том, что Лаура ушла от него, не оставив даже записки. Просто ушла. Собрала чемодан и хлопнула дверью. А он даже не проснулся.
      А ведь их брак был поистине счастливым!
      Эта мысль показалась растерянному Тиму спасительной. Она помогла ему воздвигнуть между ним и его одиночеством крепкую стену, за которой можно было спрятаться.
      Их брак был счастливым! Их совместная жизнь была счастливой, что бы там ни говорили!
      Лаура и Тим – счастливая пара. Всякому это было известно. Когда речь заходила о нем и Лауре, все кивали головами и говорили: «Да, это прекрасная, идеальная пара!» Друзья верили в то, что они были счастливой парой. Значит, так оно и было на самом деле. Они ведь так близки, так привязаны друг к другу.
      Идеальная пара.
      Его деловая хватка хорошо сочеталась с ее творческой энергией. Их различия только еще крепче связывали их. Он был общителен, она более сдержанна, погружена в себя. Он был практичен, а она мыслила сердцем. Он был исполнителем, а она творцом. Он был большой, она маленькая. Он был светловолос, а ее волосы были темные. Как-то она сказала ему, что он освещает ее погруженный в тень внутренний мир и поддерживает в ней ощущение счастья. Она говорила, что если бы не он, она бы постоянно пребывала в печали.
      – Ты моя улыбка, – говаривала она часто.
      Она обнимала его своими маленькими руками и целовала. Прижимала его к себе со счастливым, тихим вздохом. Когда его обнимала Лаура, он ощущал себя вознесенным на небо. Насчет улыбки она была, разумеется, не права, хотя он ей никогда об этом не говорил. Наоборот, не он, а она была его улыбкой, его светом.
      С первой минуты знакомства с ней он уже знал, что Лаура олицетворяет собой единственный шанс для него достигнуть такого счастья, о котором в ином случае ему не стоило и мечтать. Наивысшее счастье, бесконечная радость и покой. Ничего, что походило бы пусть даже на самую бледную копию этого счастья, ему не приходилось встречать в мрачном мире его прошлого. Ему даже в снах ничто подобное не снилось и не могло присниться.
      Она принадлежала ему. Теперь, когда она была его женой, она принадлежала ему. Если он вдруг потеряет ее, то никогда уже не сможет компенсировать эту потерю хоть в малой степени с другой женщиной. Лаура была одной-единственной, талисманом, его счастьем. Нет Лауры, нет и счастья. Она была больше, чем жена. Она была всей его жизнью.
      Нет, в самом деле, они были прекрасной парой! Про таких и говорят, что их брак был заключен на Небесах. Именно про таких, как он и Лаура.
      Собственно говоря, поэтому он так страшно страдал из-за нее и без нее.
      С момента их встречи, первый раз взглянув на нее, он сразу понял, что ей пришлось пройти в жизни через большое несчастье. Внутренняя боль сквозила в темных, задумчивых глазах. С тех пор Тим твердо решил делать все для ее защиты, ибо чувствовал – отдавая себе полный отчет в жестокости и предательской сущности мира, – что она нуждается в защите.
      Таковы были его твердые убеждения, и он с настойчивостью следовал им в жизни.
      Его обостренное чувство ревности имело корни как раз и исключительно в этом. Защищая и оберегая, он ревновал ее. О, Боже, как же мучительны для него самого были эти подозрения! До какой же степени они изматывали его! Они выедали его внутренности, его душу и сердце хуже любой, самой страшной болезни.
      И суть состояла в том, что его подозрения в чем-то были отнюдь не безосновательны! Конечно, думая о бедняге Томми Стардеванте, он кое-что преувеличивал, но в главном был прав. Еще не родился тот мужчина – с сердцем, со всеми присущими его полу инстинктами, – который бы смог сопротивляться очарованию Лауры. Ее красота, глубина ее нежности таили в себе ни с чем не сравнимую притягательную силу. Ни одна другая женщина не обладала ничем подобным.
      Нет! В отношении Томми он все-таки не ошибался, несмотря на то, что тот все отрицал. Мужчине не так уж трудно заглянуть в душу другому мужчине. И разве не было очевидно, что Лауре необходима также защита от самой себя? Несмотря на всю ее невинность. Она, как всякая женщина, была очень уязвима и открыта для соблазняющего зла. Там, где Томми не выпала удача, могло повезти другим мужчинам. Более чувственным, более привлекательным. О, на свете много изощренных обольстителей!
      Разве сам факт аборта у Лауры не подтверждает эти его мысли?
      Странно, но Тиму не казалось нелепым увязывать свои тревоги по поводу ее увлечения фотографией с ревнивыми подозрениями. Было что-то своенравное в ее шатаниях по опасным районам с камерой в руках в поисках объектов съемки из самых низов общества. Что-то распутное, как в искании приключений и в игре с собственной судьбой.
      И потом, ведь именно ее занятия фотографией привели к выкидышу. Сколько раз она уходила за мили от своего дома с тяжеленной сумкой на плече? Сколько раз она лазила по всему Южному Бронксу, снимая банду уличного хулиганья? В конце концов все это закончилось очень печально.
      Разве не прав был Тим, когда возражал против этого идиотского увлечения, которое захватило ее, будто наркотик? Эта проклятая фотография отвлекала ее от настоящей профессии. Равно как и от мужа. А в результате чуть не убила.
      Те страдания, которые перенес Тим из-за Лауры в последний год, чуть не свели его с ума. Сообщение о том, что она забеременела, казалось, целиком компенсировало их, открывало перед ними двери в новую жизнь. Ребенок, который формировался в ее чреве, был живой связующей нитью между ними. Преграда из плоти и крови на пути всех мучительных сомнений и подозрений, которые с самого начала отравляли их жизнь вместе. Ребенок стал бы основой их совместной жизни, первым из нового поколения, родившегося от их союза, их любви и несущего в себе кровь их обоих. Казалось, ничто уже не способно помешать этому, сломать это, разрушить.
      Но мир жесток. Они его недооценили.
      Ребенок погиб. Был задавлен еще в состоянии зародыша. И где?! Во чреве матери! Во чреве, которое должно было стать его первым домом на Земле!
      Ребенок был жестоко уничтожен. Одной Лаурой?
      Нет. Из медицинской карты следовало, что до этого ею обладал какой-то мужчина, который испоганил ее лоно.
      Еще до женитьбы на Лауре Тим, конечно же, знал о том, что у нее до него был мужчина. Это было написано у нее на лице. Печаль, скрываемая из чувства собственного достоинства. Застоявшаяся боль в сердце, замаскированная очаровательной улыбкой. Нет, это было очевидно.
      Однако он тогда и предположить не мог, что нанесенный ущерб окажется столь громадным, столь фатальным.
      Он посвятил всю свою жизнь защите Лауры от несправедливости мира. В день свадьбы он поклялся, что если когда-нибудь хоть кто-нибудь из мужчин чем-нибудь навредит ей, он, Тим, задушит его собственными руками.
      Но он не знал, когда давал эту клятву, что уже опоздал. Стоя у алтаря в католической церкви рядом с Лаурой, он и помыслить не мог о том, что их жизнь уже разрушена, еще даже не начавшись. Все, что было после свадьбы, – иллюзии. Последний глоток воздуха перед смертью. Человек, который был у нее до него, принес гораздо больше вреда, чем Тим мог себе представить. Этот человек оставил шрамы не только у нее на сердце, но и во чреве, в этом таинственном, святом месте!
      А потом Тима выворачивала наизнанку тревога за Лауру. Он снова и снова вливал в нее свое семя, надеясь на то, что она подарит ему ребенка. Он проводил около нее, оберегая ее, бессонные ночи. Но все это время смертоносный червячок, зародившийся в ней от прикосновения того мерзавца, покойно жил у нее во чреве и ждал момента для атаки. Он ждал того дня, когда сможет уничтожить ребенка Тима. И однажды, когда Лаура в очередной раз, потворствуя этому червячку, погрузилась во тьму Бронкса со своей фотокамерой, долгожданная минута торжества Зла пришла!
      Ребенок Тима умер по одной простой причине. Потому что в его доме жил червяк, появившийся там после контакта матери с тем, первым мужчиной.
      Ведь если уж на то пошло, медицинская карта, которую он снял со стены в больнице и прочитал, была не просто документом. Она была обвинительным заключением. В нем говорилось о том, что Лаура, оказывается, никогда до конца с чистым сердцем не принадлежала Тиму. В нем говорилось о том, что она запятнала себя связью с другим мужчиной. В нем говорилось о том, что она уже однажды стала детоубийцей. В нем говорилось о том, что католическая супружеская клятва, данная ею перед алтарем – ложь. Тима всегда беспокоило, что она так медлила с беременностью. Он не находил этому объяснения. После ознакомления с медицинской картой в больнице ему все стало ясно. Ее сомнения и колебания не были случайными. Они коренились в ее чреве и, возможно, в сердце.
      Наконец, в этом обвинительном заключении говорилось о том, что ребенок Тима погиб от червячка, зародившегося в Лауре после ее первого мужчины.
      Когда Тим увидел все составные части этой страшной истины, он чуть не сошел с ума. Та агония, которую он пережил в первые несколько недель после ее выкидыша, была настолько страшной, что он не пожелал бы подобного своему самому заклятому врагу.
      Но, даже изнывая под этой пыткой, он нашел в себе благородство и великодушие, чтобы простить Лауру. Он понял, что она, как говорили в старину, больше пострадала от чужих грехов, чем сама нагрешила. И он любил ее настолько крепко, что остался рядом с ней, не бросил ее на произвол судьбы, несмотря на все ее ошибки и заблуждения.
      Но прошлой ночью что-то в нем лопнуло, что-то взорвалось. Долго сдерживаемые скорбь и отчаяние, которые мучили его все последнее время, дали свободный выход урагану насилия, который обрушился на них обоих и захлестнул с головой.
      Удар пришелся в сердце их любви, их счастливой совместной жизни.
      Но они пережили это!
      Случилось настоящее чудо. В этом было главное. Самое главное! Где бы Лаура ни находилась этим утром, с ней все в порядке. То же самое и у Тима. Он страшно пострадал, прежде всего душевно, от того, что стряслось накануне ночью. Но он выжил. Силы вернутся, уверенность вернется. Главное, что он не сошел с ума и выжил.
      Мир никуда не исчез. Не провалился в тартарары. За окнами парк так и остался парком. Его деревья и кусты продолжают расти и тянуться к солнцу. Дети скоро проснутся точно так же, как они просыпались вчера и позавчера. Их матери окружат их такой же любовью, что и раньше. Все так же крепко прижмут к сердцу. Жизнь продолжается. То, что случилось в их спальне накануне ночью, не остановило движение Земли вокруг солнца.
      Ущерб, конечно, грандиозен, но все можно поправить. Раны залечатся. За это, во имя этого Тим и Лаура должны бороться вместе, объединив усилия. Он был готов пойти на все, лишь бы она вернулась. В конце концов, он сжег все мосты за собой уже давно, еще когда только полюбил ее. Для него не было жизни без Лауры.
      А его совесть чиста. И любил он ее, – в отличие от нее, – всем сердцем. А иначе разве он простил бы ей то, что она была запачкана другим? Разве он простил бы ей убийство двух малюток? Разве он простил бы ей ложь перед Святой Троицей католической церкви во время венчания?
      Ей нужно только раскрыть ему свои объятия, забыть прошлое и начать строить вместе с ним новое будущее. Если она это сделает, он с радостью примет ее обратно…
      Она должна вернуться. Она даст ему еще раз честное слово, примет его извинения и принесет свои. Все. Так просто.
      Логика этих рассуждений согревала Тиму душу. Он пил кофе маленькими глотками, смотрел в окно и видел, как небо постепенно светлеет. Начинался новый день.
      Ей только-то и нужно сделать, что вернуться домой, признать свои ошибки и вновь занять в его жизни место жены. Остальное все образуется само собой. Главное, что не пропала их любовь. Одна ночная битва с демоном не расторгнет союз, благословленный Богом…
      Им предстоит длинный путь, долгая борьба за свое счастье. Но у них все получится. И дети еще будут. В следующий раз, конечно, надо будет соблюдать осторожность. Он позаботится о том, чтобы за ней наблюдали самые лучшие специалисты во время следующей беременности. Она, несомненно, извлечет уроки из происшедшего. Если будет необходимо, все девять месяцев она проведет в постели.
      Что бы там ни случилось этой ночью, а Лаура еще родит ему ребенка. Потому что в этом заключался ее долг перед ним. Ее супружеская клятва обязывала ее к этому. Ей предписывалось это законами неизмеримо более высокими, чем человеческие. Несмотря на свою ложь, несмотря на то, что она сотворила со своим чревом, она родит ему ребенка. Она должна это сделать. От нее этого будет требовать не только муж, но и Бог.
      Они были мужем и женой. Ее жизнь была навсегда связана с его жизнью. Ее судьба была тесно переплетена с его судьбой. Однажды она изменила своему предназначению, но во второй раз она этого уже не сделает.
      С этой мыслью Тим поднялся со стула и приготовился вернуться в мир, отыскать свою жену и вновь соединиться с ней.
      Да, вот теперь все снова стало на свои места. Растерянности уже не было. Все стало ясно и понятно. Теперь, только теперь он до конца понял, что такое брак. С обеих сторон было допущено много ошибок. Но ошибки прощаются. Если совершилось насилие, то и оно может быть прощено и тем самым перечеркнуто. Если погиб один ребенок, ничто не помешает им сотворить другого.
      Пусть она только вернется.
      Пусть она только до конца осознает тот груз ответственности, который никто другой за нее нести не станет в этой жизни.
      Пусть она в полной мере прочувствует наличие той священной нити, которая навечно соединила ее с мужем.
      Пусть она отречется от своих грехов. Пусть она это сделает во имя их будущего счастья.
      Тим надел рубашку. Дрожащими пальцами он стал завязывать галстук. Несмотря на зверскую боль в глазу и дикое, невиданное похмелье, он ощущал уверенность в себе. Сосущее ощущение одиночества в сердце вскоре пройдет.
      Лаура вернется домой.
      А когда она это сделает, он пойдет даже еще дальше в своем великодушии. Он простит ей не только прошлые грехи, но и то, что она убежала из дома ночью, как воровка, даже не потрудившись элементарно оставить записку. Ей не следовало так поступать. Не следовало.
      Он вернет ее. Мир еще стоит на своих китах, а это значило, что Лаура все еще оставалась его женой. Вместе они во всем спокойно разберутся, все решат, все уладят. Они признаются друг другу в своих ошибках и, стряхнув с себя их бесполезный груз, начнут новую жизнь вместе. Как того и требовали от них их супружеские клятвы.
      Как только она вернется…

      Тим пришел к себе на работу в одиннадцать.
      На нем был один из его самых красивых шелковых костюмов. Сегодня он был особенно чисто выбрит, волосы были особенно аккуратно причесаны, ботинки особенно тщательно начищены.
      Единственной деталью, выбивавшейся из общего ряда и напоминавшей о том, что случилось вчера вечером, была повязка на глазу. Но и она играла положительную роль. Она шла Тиму, делая его более мужественным и удалым. Врач заверил его в том, что ничего серьезного с глазом не случилось, но до полного излечения еще далеко, поэтому придется походить с повязкой, фиксирующей на глазу мягкую подушечку с целебной мазью.
      После визита к врачу Тим вернулся домой. Лауры все еще не было. Он заглянул на кухню. Все было так, как он оставил перед своим уходом. На столе нетронутая лежала адресованная ей записка, вернее, второй ее вариант.
      Первый гласил: «Мне без тебя очень плохо. Возвращайся скорее. Прошу тебя, не оставляй меня одного».
      Прежде чем уйти на работу, он еще раз кинул взгляд на это свое послание. Оно показалось ему чересчур слезливым и жалобным, поэтому он решил написать новое, что тут же и сделал.
      «Возвращайся к вечеру. Мне тебя не хватает. Не оставляй одного».
      Перечитав короткий текст, он решил, что этот гораздо лучше первого. Сразу становилось ясно, что написал его любящий, но вместе с тем и строгий муж, не признающий и не поощряющий капризов.
      Придя на работу, он был очень удивлен, не застав Тони, свою секретаршу, на ее рабочем месте в приемной. Вместо нее за столом сидела какая-то странная женщина в деловом костюме. Завидев его, она упруго поднялась из-за стола и пошла ему навстречу.
      – Господин Райордан? – спросила она, протягивая ему руку. – Здравствуйте.
      Тим неприязненно взглянул на нее, отказавшись от рукопожатия. От этой женщины веяло чем-то нехорошим.
      – С кем имею честь? – спросил он отрывисто. – И где мой секретарь?
      – Господин Райордан, меня зовут Нэнси Андервуд. Я адвокат и представляю интересы вашей супруги Лауры. А пришла я сюда затем, чтобы передать вам кое-какую весьма важную информацию. Почему бы нам не пройти в ваш кабинет, где бы мы могли поговорить спокойно?
      После некоторого колебания Тим провел ее по коридору в свой кабинет. Когда он открыл дверь кабинета, то был удивлен тем, что все его вещи каким-то чудесным образом исчезли. Начиная с бумаг на его рабочем столе и заканчивая фотографиями на стенах.