Блуждания.
      Я предоставил своим мыслям течь свободно. Как шелуха на волнах.
      Девушка - как картинка - разбудила меня к обеду. От нее так и веяло спокойствием. С нами ничего не может случиться, мы в руках американской авиакомпании. После обеда демонстрировался кинофильм, но я чувствовал отвращение ко всяким историям. Мне достаточно было своей.
      Я открыл глаза только на промежуточной посадке в Каире. Жгучий египетский воздух сжал алюминиевые стенки самолета. Бетонная полоса раскалилась. Ревизия двигателей и заправка топливом.
      Мы дисциплинированно, по двое, промаршировали в транзитный зал. Еще четыре часа полета, и я - во Франкфурте. Но это неправда, это не могла быть правдой. Проснусь в стальном омуте или в тени бронетранспортера. Что означают четыре часа полета? Это много или мало? Где мерило достоверности, чему еще на свете можно верить? От рождения до смерти - только шаг или вечность?
      Я пролистал некоторые газеты, но было слишком рано, они еще не могли принести сообщение о взрыве бомбы в Дар-эс-Саламе. Мир ведь был полон других бомб и больших трагедий. Движение в аэропорту меня ошеломило, я отвык от такого шума и количества людей. Меня начала охватывать подавленность и усталость. Отдохнул я, только когда мы снова начали круто подниматься вверх за заходящим солнцем.
      Все обрушилось на меня перед самым финишем. Куда я возвращаюсь, что я там буду делать? Смелость, надежда и стремление начать все снова - растаяли. Возможно, это была де- прессия от этого бешеного прыжка, неспособность приноровиться к такому темпу, справиться с тем, что он приносит.
      Около десяти часов аэродромный автобус выбросил меня в неоновое сияние промокшего города.
      Европа!
      И до Праги - рукой подать. Но я никогда не чувствовал себя хуже, чем сейчас. Прямо ночью я выехал поездом в Гамбург. Только не остановиться, не выпасть из привычного темпа! Сделать все свои дела, исполнить все решения.
      На улице не переставая лил дождь, это был не сияющий полдень, а тусклый сумрак. Напрасно я повторял до отвращения: я здесь, я здесь, я выжил, вернулся. Судостроительная верфь Кратцманна еще работала, ничего не изменилось.
      А потом я смотрел в лицо жене покойного Гута. Что-то в них было общее, не знаю что, но они были похожи друг на друга.
      - Так вы - господин Краус, - сказала с ласковой улыбкой Шарлотта Сейдл, когда я наконец взобрался на третий этаж на Бранфельдерштрассе и позвонил у двери. Небольшого роста, стройная, наверняка за сорок, но все еще с непреходящей женской привлекательностью.
      - Вы проходите, я рада, когда меня навещает кто-нибудь из друзей Гута.
      Жена моряка. Уютно обставленная квартира и вечное одиночество.
      - Дочь, конечно, с удовольствием познакомилась бы с вами, но... - Она пожала плечами. - Возвращается с работы только вечером. Вам повезло, что вы не плыли вместе с ними... - И она снова улыбнулась смиренной, все заключающей в себе улыбкой. - Можно пригласить вас на обед? Сейчас будет готов. - Я неуверенно посмотрел на нее. Она говорила, как будто бы давно меня знала.
      - У меня мало времени, - пробормотал я. - Я вернулся только вчера и хотел вас...
      - Я не думала, что это будет так скоро. Недавно ко мне заходили старые товарищи Гута и сказали, что вы тоже обязательно придете. Вы или господин Шиппер. Господин Шиппер не вернулся с вами?
      Тишина! Часы легко отстукивали время. Я изучал расцветку обоев, на стенах. Розовые с фиолетовым оттенком и слоновая кость.
      - Не вернулся, - сказал я хрипло. Ледянящий ужас сдавил мне сердце. Старые товарищи Гута...
      - Предлагали мне помощь, но страховая компания прилично рассчиталась с семьями погибших.
      Напрасно я гнал через Африку, чтобы спасти себе жизнь. Ничего я, не спас, они гонятся за мной по пятам! Электронный мозг подсчитал, где они должны меня искать. Я испускаю гамма-лучи, любой детектор Гейгера-Мюллера меня обнаружит. В голове отчаянно вспыхивал сигнал тревоги. Я не мог его выключить. Со стены мне улыбался Гут, каким он был двадцать лет назад, в идущей ему форме военного моряка. Тогда они, видимо, познакомились, и мгновение прошлого сохранилось до сегодняшнего времени. Однако у меня в памяти был другой снимок, который останется там тоже не менее двадцати лет, но тот я не мог ей показать. Возможно, что и она не хотела бы его видеть. Зачем эксгумировать останки?
      Я представлял себе все слишком просто, ошибался, плохо оценил ситуацию. Мир не хочет слышать о том, что случилось, никто о том не хочет слышать. Времени достаточно, когда еще возвестят трубы о страшном суде.
      Я сжал ее руку. Она была теплой и будто знакомой. Рука того неприветливого и стареющего человека, которого я напрасно пытался понять. Что мы знали друг о друге - словно смотрели друг на друга в кривых зеркалах.
      - Спасибо, я не буду обедать, я хотел только встретиться с вами, высказать свое соболезнование... - И я решительно направился к дверям. Она посмотрела на меня озадаченно.
      Двери захлопнулись. Трясущимися пальцами я вытер лоб и сбежал по ступеням вниз. Господин Шиппер или господин Краус. Обо всем подумали. Я остановился у дверей дома и через приоткрытую створку на мгновение выглянул на улицу. Но не заметил ничего подозрительного. Улица была тихой, даже машин на стоянке тут было не слишком много.
      А теперь она им позвонит, конечно, они об этом ее попросили. "Господин Краус здесь, уже приехал..."
      Я решительно вышел из дома. Надо действовать быстро, быстрее, чем они!
      Пропитанный водой небосвод и отдаленные гудки кораблей. Меня лихорадило. Я прибавил шагу. Дошел до самой Фердинандштрассе и только здесь остановил такси и поехал на вокзал. Как когда-то давно, когда я еще видел мир в изумительных красках, когда я езживал на субботу и воскресенье к Августе в Амстердам. Вечером могу быть на месте... Я пошел посмотреть расписание поездов. Около полуночи. Отлично! Я уж не допущу подобной ошибки, не пойду к Августе в квартиру, пойду в ее раздевалку в "Де-Пайпе"! Никто не должен меня заметить, никто не должен узнать об этом посещении. Может быть, это риск, но я должен на это отважиться. Должен сделать все, что в моих силах, поговорить с ней последний раз.
      В вокзальном киоске я купил себе все американские газеты, которые продавались. Но напрасно я искал малейшее сообщение. Нигде не было даже упоминания ни о "Гильдеборг", ни о покушении на дар-эс-саламское агентство "Вашингтон Пост". Бомбы в Карачи, Лондоне, Риме и в Тель-Авиве. Все хотят взорвать друг друга, разорвать и взлететь на воздух. Только заряды у них слабые. Местным дилетантам не хватает груза "Гильдеборг".
      Мысленно я пытался перенестись обратно, на расстояние тысячи километров. Проскользнуть в обломки канцелярии к Джосселе и посмотреть, что там делается. Вернулся ли Гиббонс? Нет, конечно, нет - я знал, что он не вернулся и никогда не вернется. "Генерал Торрес" отпустит его на свободу вместе с отбросами из камбуза где-нибудь в открытом море. Я знаю тот канал и решетку. Напрасно Джоссела звонит по телефону через океан. Господа из ее посольства уже опустили непроницаемую завесу - вплоть до окончательного расследования. Или, иначе сказать, до тех пор, пока ей тоже кто-нибудь не перережет горло!
      Я вздрогнул. Это было бы ужасное преступление, и виноват в нем - я.
      Осторожность! Я отвел взгляд от газетных страниц и осмотрелся. Будничный шум вокзального зала. Грязные плитки пола, кругом слякоть и вода. Никогда я не был в Африке, никогда не служил на "Гильдеборг"! Я параноик сошел с ума. В каждом пытаюсь распознать своего убийцу.
      Вокзальное радио сообщило о скором Гамбург - Бремен - Утрехт Амстердам. Я погрузился в поток пассажиров и пробивался по переходу к платформе.
      Подходящий случай исчезнуть бесследно. Но напрасно успокаивал я сам себя, я был охвачен страхом.
      Скорый громыхал по зеленой плодородной низменности. Фруктовые сады и поля. Я тупо смотрел из окна на фермерские усадьбы. Последний раз я ехал так с Гутом, ничто не изменилось с того времени, местность вокруг, события остались теми же.
      Навещу Августу, и конец, хватит! Перейду Рубикон! Как порядочный буду топать по утрам к либеньским судоверфям. Директором, вероятно, меня не сделают, но сваривать могу там так же, как и здесь. С меня хватит. О головокружительных мечтах речь уже давно не идет. Есть вещи главные и второстепенные, незначительные и большие. Я из-за тех, второстепенных, не видел главные. И только теперь, когда дело идет о моей жизни, вслепую определяю их размеры.
      Я скользнул взглядом по лицам в купе. Почти пусто, кто сейчас ездит поездом. Могу ли я себе позволить поспать? Я уткнул голову в пальто и в кармане ощутил вес пистолета. Надо от него избавиться, теперь он мне уже не потребуется. При случайном контроле меня могут арестовать за незаконное ношение оружия.
      На улице безнадежно лил дождь, затяжной холодный дождь. Снова я стоял под окном бунгало на окраине Уанки и трясся от холода. Корнелия, бледная и сокрушенная, жалась к стене. Ожидание!
      Я попытался воскресить в памяти лицо Августы, но оно куда-то исчезло, ускользнуло. Осталась только неясная плоскость. Я не мог себе представить собственную жену. Эти два слова звучали для меня нереально и чуждо. Они уже давно потеряли содержание, не имели формы, ничего не выражали. Неожиданно мне пришло в голову, что она, скорее всего, за меня получила пенсию, что она, собственно, вдова... Вот будет неожиданность, когда я восстану из мертвых!
      Я спрятал лицо в воротнике пальто и засмеялся. Я, по правде говоря, списан в расход. Ведь судно исчезло в открытом море. Как просто меня может любой убить и закопать. Никто меня не хватится, для мира я давно уже не существую.
      Приступ веселья прошел - чему я мог смеяться?
      Экспресс неутомимо мчался по равнине, поросшей сочной зеленью. Черно-белый скот. Равнина тянулась почти до самого моря. Капли дождя дробились об окна, и поток воздуха срывал их обратно. Дрожащие водоросли. Возможно, что я тут - в безопасности. Две женщины неопределенных лет и старый мужчина с трубкой. Я наблюдал за ними через щелку между концами воротника пальто. Мне вдруг снова захотелось очутиться среди саванны, разбить лагерь в высокой траве и приготовить душевой баллончик.
      Почти в полночь я вышел на главном вокзале Амстердама. Запах моря и кашляющий звук буксирных судов с Эйсселмерского залива, забегающего глубоко в город. Здесь никогда не спят. Это особенный город. За окнами витрин дремлет архаичное семейное спокойствие, а на набережной - весь мир. Море сливалось с дождем прямо перед глазами. Когда я тут выходил впервые, я был очарован. Теперь я только прошел вдоль рядов такси, выбрал себе последнее, которое как раз возвращалось. Для уверенности - никогда не знаешь, что может случиться.
      Хорошо еще, что название улицы я не забыл. Некоторые названия всегда живут в памяти.
      - Без объездов! - сказал я неприветливо, как только заметил, что таксист хочет повозить меня по городу. Он немедленно вернулся на нужный перекресток. Было самое время, если я хотел ее застать еще в "Де-Пайпе". Через минуту закончится полночный номер.
      В начале Nieuwe Doelenstraat* я дотронулся до плеча шофера: "Здесь!" Машина бесшумно остановилась. Порядочные люди уже спали. Только холодные вспышки неона и очертания запотевших окон. Отсюда дойду пешком!
      ------------ *Новый проспект Доелена (голл.). -----------
      Все еще сильно лил дождь, вероятно, сильнее, чем днем. Тяжелая туча выходила прямо из моря, ползла по крышам домов. Я поднял воротник пальто, засунул руки в карманы и торопливо зашагал. Фары такси осветили вдали зеркально-мокрую проезжую часть. Другой мир, искусственный. Город в стеклянной бутылке. Улица была пустой, только ряды оставленных машин.
      Но я не пошел прямо к сияющему входу в "Де-Пайпе". На перекрестке я свернул влево, чтобы обойти весь блок и попасть к заднему ходу для служащих.
      Тут было тихо и пусто. Все приметы столицы исчезли, темно-зеленый канал, перерезанный мостками, окаймлял улицу, из спящих домов смотрели минувшие столетия. Я замедлил шаг, на меня дышало волшебство былого века, увядающий аромат прошлого. Здесь я не должен бояться. Только потухшие глаза автомобилей.
      Я прошел через проезд между домами и через мощеный двор до длинного коридора в противоположном крыле. Служебные помещения, раздевалки и склады. Оттуда-то я услышал аплодисменты. Августа стояла сейчас перед зрителями.
      Я глубоко вздохнул, открыл стеклянные двери и направился в дальний конец коридора. Туда каждый день спешила Августа на работу. Неожиданно на меня обрушился град воспоминаний. Как она меня, интересно, примет? Ведь мы были супругами, разве можно это забыть?
      Я остановился перед одной из дверей и внимательно осмотрел ее. На ней не была ни номера, ни визитки, просто-напросто обычная дверь. Я тихо постучал и заглянул внутрь. Зрители все еще аплодировали. Это было здесь. Знакомое зеркало, столик и шифоньер, запах пудры и духов, не исчезающая вуаль сигаретного дыма.
      Я вошел. На стенах фотографии танцовщиц, всех, которые здесь перебывали. Последней была Августа. Я улыбнулся. Так это она? И ее лицо я забыл. Я снял с кресла брошенный костюм: вечный беспорядок. В чашке остатки кофе. Снял промокшее пальто и с облегчением сел.
      Тихо и тепло. Еще минуту я мог спокойно все обдумать. Осмотреть вещи, которые составляли ее мир. Искусство, как и все другое...
      Может быть, это искусство, не знаю. Скорее всего, заклинание человеческого рода, магические шифры пола. Аббревиатура нашего века.
      Я блуждал взглядом по комнате. Здесь она жила своей жизнью, воплощала свои мечты, если имела такие. Нет, определенно имела, я знал, что имела. Только они изменились, давление жизни исказило их, блестящая политура отваливалась. Цену имеет только тройская унция.*
      ------------ *Международная единица веса золота. -----------
      Я услышал музыку, аплодисменты утихли. Программа продолжалась. Я чувствовал, как у меня начинает резко биться сердце. Столкновение!
      Вдалеке, на противоположном конце коридора, послышался стук туфелек. Она бежала. Я глубоко вздохнул: что, собственно, я хочу? Что ей скажу? Что возвращаюсь по собственным следам?
      Она вбежала в комнату, дрожа от холода. На голом теле меховая накидка из пантеры. Золотая грива почти до пояса. Она закрыла двери и с громким вздохом отбросила мех на кушетку. Только теперь, в эту минуту она заметила меня, обнаружила мое присутствие.
      - Что вы здесь делаете? - завизжала она нечеловеческим голосом. - Как вы смеете, я прикажу вас выбросить!
      Я смотрел на нее, не веря своим глазам. Тело, выкрашенное серебряной пылью, казалось сделанным из живого металла. Но это была не Августа!
      - Вон! - закричала она срывающимся голосом и набросила на себя пестрое кимоно. - Вон!
      - Извините, я пришел к Августе, это ведь ее раздевалка.
      Рука, указывающая на двери, нерешительно опустилась.
      - Она уже здесь не работает, давно не работает, - сказала она несколько миролюбивее, - И убирайтесь, мне нужно в душ! - Она повернулась ко мне спиной, но потом снова обернулась. - А кто вы?
      - Ее муж.
      Она поперхнулась.
      - Ее муж? Гм... Она приняла ангажемент на Ближнем Востоке, ей просто повезло, там головокружительные гонорары. Я тут вместо нее.
      На Ближнем Востоке... Нефть и денежки, совокупление библейской эпохи с электронной техникой. Что-то я об этом слышал, мог себе это представить. Значит, она все-таки попалась на удочку.
      - И давно? - спросил я.
      - Приблизительно четыре месяца. Садитесь, я думала, кто-то хочет испортить мне настроение. Так вы ее муж? Я сбегаю за кофе, вам тоже принести?
      - Лучше коньяк, если позволите.
      В длинном кимоно она вышла в коридор. Муж Августы! Я неподвижно сидел в кресле, из которого за мной когда-то равнодушно наблюдал капитан Фаррина. Все изменилось, ничего не осталось на прежнем месте. Для Августы я уже ничего не могу сделать, каждый управляет своей судьбой сам. Напрасно я выбивался из сил. Она попалась на удочку, этого можно было ожидать.
      Дама из живого металла долго не возвращалась. У меня пропало желание еще о чем-то расспрашивать. Мне надо убраться, что она мне может сказать?
      Но двери открылись, она вносила поднос с кофе и коньяком. Осторожно поставила его на столик.
      - Пожалуйста, а я пока приведу себя в порядок.
      Она сбросила кимоно и вошла в ванную. Супруг коллеги - к чему стесняться. Она включила свет и оставила двери открытыми.
      - Что стало с квартирой? - спросил я.
      - Я взяла ее со всем, что там было. У вас там осталось что-то?
      - Ничего, - сказал я равнодушно.
      - Вас это удивило?
      - Конечно.
      - Она вам не написала?
      - У нее не было адреса.
      Рядом тихо шумел душ. Чего я еще жду? Августу поглотил мир, она утонула в море. Я поднялся и надел промокшее пальто.
      Она выбегала из ванной.
      - Уходите?
      - Да, я слишком задержал вас, спасибо вам.
      - Очень сильный там идет дождь?
      - Льет.
      - Невозможная погода! Обождите минутку, сейчас я буду готова и отвезу вас куда хотите. У меня на улице машина. Такси сейчас не поймаете.
      - Разве что до первого отеля... Она утвердительно кивнула. И мы вновь замолчали. Она поспешно одевалась и при этом пила кофе. Наконец она вынула из шкафа непромокаемый плащ и дружески улыбнулась:
      - Готово, можно идти!
      Ей было не больше двадцати семи. Смыв кричащие краски своего ремесла, она превратилась в довольно приятную девушку. Я окинул ее взглядом. Еще один осколок неудавшейся жизни.
      Она заперла дверь, мы двинулись длинным темным коридором к выходу. Девушка несколько раз оценивающе глянула на меня, словно прикидывала, что будет дальше. Но что она могла ждать от меня?
      Мы перебежали двор - дождь без устали лил с темного небосвода, - прошли через туннель и остановились. Боже, какой потоп был на улице!
      - Я забыла зонт, - сказала девушка безразлично, чуть заикаясь. - Сейчас вернусь.
      Но прежде, чем она успела повернуться, от противоположного тротуара отъехала небольшая, без огней, машина, из ее окна что-то сверкнуло. Сильный удар отбросил меня к стене, как перышко. В отчаянной попытке за что-то ухватиться я столкнул девушку в грязный поток у тротуара.
      Понятно - меня продали, добрались до меня!
      Сирена "Гильдеборг" протяжно выла. Нет, это была не сирена, я слышал чей-то отчаянный визг возле меня. Боли я не чувствовал. Вода заливала мне лицо.
      Машина остановилась посреди проезжей части, из нее выскочили двое. Я увидел насадки глушителей на стволах их пистолетов. Они хотели меня добить! В этот миг что-то пробудилось во мне, что-то такое, что невозможно выразить. Может быть, инстинкт самосохранения. Рука скользнула в нагруд- ный карман. Топот ног по мокрому асфальту. Меня еще не взяли!
      Я дважды нажал на спусковой крючок. Выстрелы взбудоражили темноту спящего города. "Давай, парни, давай!" - орал Маретти. Я снова несся сквозь высокую траву саванны, а где-то рядом выл раненый зверь. Я поднялся на колени - те двое лежали на блестевшем асфальте.
      - Не реви! - крикнул я на девушку и дал ей оплеуху. - Где твоя машина? Помоги мне, быстро!
      Она поднялась, я ухватился за ее пальто, попытался встать, но только застонал от боли.
      - Где машина?!
      Она потащила меня к краю тротуара. Шаг, еще шаг, еще один... Ради бога, я не выдержу этого, лучше останусь лежать здесь! Потом она никак не могла повернуть ключ зажигания, только отчаянно выла. Окна домов начали просыпаться. Наконец я рухнул на сиденье.
      - Езжай! Не копайся, живее! Вон из города! - Я судорожно подгонял ее дулом пистолета. Мотор заработал, машина рванула со стоянки, в свете фар мелькнули неподвижные фигуры на асфальте. Вода из-под колес залила их. Я не мог пошевелиться, но мозг работал. Прочь отсюда, вон из города, куда угодно, только подальше. Через минуту здесь будет полиция.
      - Куда ехать? Куда? - кричала девушка. Мы были на каком-то проспекте: всюду сияние огней, мигалки светофоров на перекрестках. Половина второго. Я заблудился, я не знал, где мы.
      - В Гаагу, - прошептал я, - отвези меня в Гаагу!
      - Вам нужен врач, мы должны найти врача...
      - Не болтай!
      Приближался перекресток. Светящиеся указатели показывали направление.
      - В Гаагу! - указал я дулом пистолета. Я видел, как у нее стучат зубы, как вся она трясется. - Не бойся.
      Ее лицо начало исчезать, расплываться. Я немилосердно кусал губы. Только не упасть в обморок! Мы выезжали на кольцевую дорогу, ведущую к автостраде. Огней здесь было гораздо меньше, темнота быстро сгущалась,
      - Не бойся, - повторил я. - Не пугайся, тебе ничего не будет. Только постарайся не попасть в аварию!
      Я попытался удобнее усесться. Левую половину тела я не чувствовал. Это был страшный удар, он отбросил меня, как соринку. Я осторожно потрогал плечо. Вода. Или это кровь? Наверное, кровь, но почему я ничего не чувствую?
      Нас окружала темнота. Желтое зарево огней осталось за спиной. "Гаага 50 км" - блеснула табличка у обочины. Через час мы будем там, а что дальше? Что делать теперь, среди ночи? Я попытался спокойно все обдумать. Автострада была пуста, нас никто не преследовал.
      - На ближайшей своротке съедешь с шоссе, - прошептал я. - На какую-нибудь дорогу, хотя бы к побережью. Попробуешь меня перевязать. Если я вдруг потеряю сознание, не вздумай звать врача или полицию. Прикончат и тебя, и меня!
      Километров через десять я заметил, что мы едем уже не по автостраде. Машину трясло, боль усиливалась. Проехали какую-то деревню, узкая дорога вела вдоль темной поверхности канала. Мне послышалось, что где-то рядом бьются о берег волны.
      - Дальше дорога никуда не ведет! Там дамба!
      Девушка нажала на тормоз; мотор работал на холостых оборотах, фары беспомощно прорезали темноту. Небо прояснялось, казалось, через минуту выглянут звезды.
      - Дальше! Поезжай дальше, до самой дамбы, - простонал я. Мне было трудно говорить, хотелось спать. - Там подождем до утра.
      Ее глаза испуганно мерцали.
      - Езжай!
      Она включила передачу. Дорога поднималась по насыпи. Откосы нанесенного морем песка все увеличивались. Днем и ночью намывала их вода, вероятно целыми столетиями. Порывы ветра сотрясали машину. Фары погасли, мотор умолк. Девушка ощупью искала под сиденьем аптечку, потом включила свет в кабине. Когда она расстегнула на мне пальто, я потерял сознание. Но тотчас же ужасная боль привела меня в чувство.
      - Вам нужно к врачу, в больницу. Я с этим не справлюсь!
      Кровь струилась из раны, рубашка под пальто была почему-то разорвана. Застегнутый воротничок, галстук, а плечо оголено. Но мне было все равно. Над морем поблескивали звезды, над сушей еще шел дождь, а мы были на нейтральной территории. Перешеек, нить, натянутая между морем и отвоеванной у него землей.
      - Сколько они тебе дали за звонок?
      - Тысячу гульденов...
      - Я тебя ни в чем не упрекаю. - Я отвел ее руки. - Хватит, оставь меня в покое, мне уже лучше.
      - Вам нужен врач, у меня нет больше бинтов.
      - Только утром, утром, - выдохнул я. - Не возвращайся потом в Амстердам, поезжай прямо в Брюссель или в Париж. А меня не бойся, отвезешь меня в Гаагу, и все...
      Если бы она повернула ключ и вернулась на автостраду, я ничего бы не мог сделать. Воля иссякла. Я тупо смотрел через запотевшее окно в темноту. Брызги то и дело барабанили по крыше машины. Море бурлило, но небо совсем прояснилось. Какую ничтожную цену имеет жизнь. Несколько раз прокрутилась карусель, и пора выходить. Освободить место, не задерживать очередь. Тысяча гульденов. Я не смотрел на ту, что притаилась возле меня. Я не знал ее имени, не знал о ней ничего. За тысячу гульденов это сделал бы каждый...
      - Проснитесь, проснитесь! - Голос назойливо звенел в ушах. - Да проснитесь же!
      Я громко застонал, во рту был привкус крови. Перед глазами была бегущая лента автострады.
      - Через минуту будем в Гааге...
      - В Гааге? А что мне там делать?
      - Вы хотели в Гаагу или нет?
      Я попытался сосредоточиться.
      - Может, отвезти, вас в больницу? Так что мне делать? Куда вы хотите ехать? Я не могу больше!
      Она кричала в истерике.
      - Останови у первого автомата. Я должен... - Но я не знал, что я должен. - Потом скажу, что делать дальше.
      Мы проезжали городской окраиной. Или это была деревня? Она остановила машину у тротуара и кивнула:
      - Телефон.
      Собраться с духом. Я должен собраться с духом!
      Мгновение я сидел в отупении; потом открыл дверцу. Четыре шага до телефонной будки показались вечностью. Телефонный справочник. Только там я могу найти адрес. Все расплывалось перед глазами. Может быть, еще не поздно, я еще дышу. Я с трудом выдрал всю страницу, вернулся обратно.
      - Сюда...
      - Parkweg een?*
      - Parkweg een!
      - Я тут не ориентируюсь...
      - Ну так спроси и езжай быстрее, ради бога!
      ------------ *Парковая улица, дом один (голл.). -----------
      Бесцветные глаза, обрамленные белыми ресницами. Белокурая грива волос, беспорядочно стянутая узлом.
      - Ты не голландка? - спросил я, когда мы въехали в центр города, где пришлось пробираться сквозь колонны велосипедистов. На мой взгляд, она не была похожа на голландку.
      - Полька! - ответила она со злостью. - Я никогда не была в Гааге, как я тут найду дорогу? - Она опустила стекло и раздраженно крикнула велосипедисту: - Waar is Parkweg alstublieft?**
      ------------ *Где находится Парковая улица? (Голл.) -----------
      - А я чех.
      - Это я уже поняла, иначе бы вообще с тобой не возилась.
      Мы въехали в квартал, похожий на роскошный парк. Свежая, прохладная зелень, не то что там, в Африке. Виллы и резиденции. Мысли ускользали, разбегались. Я заметил, что мы объезжаем какой-то дом уже второй раз и снова возвращаемся той же дорогой.
      - Это дом номер один. Остановиться?
      По тротуару прогуливался полицейский. В темном отглаженном мундире, руки за спиной. Хотел бы, чтобы у меня была такая жизнь, или нет?
      - Остановись напротив, подождем, пока он пройдет.
      Машина остановилась. "Приехали, вылезай, - говорили ее глаза, - вылезай скорее, ради бога!"
      - Сейчас пойду, только немного отдышусь.
      Полицейский дошел до самого конца улицы и повернул обратно. Я не сводил с него глаз.
      - Надо привести вас в порядок. - Она впервые мне улыбнулась. Наклонилась и попыталась застегнуть рубашку и пальто. Бледное солнце проблескивало из-за деревьев. Небо было синевато-зеленым. Я живо воспринимал второстепенные детали, главное от меня ускользало. Я с трудом залез в карман.
      - Пистолет выбрось где-нибудь в канал, а это - тебе... - Я вытащил горсть банкнот. - Мне они уже не понадобятся.
      Скорчившись, я выбрался из машины. Палуба ускользала из-под ног. Сирена "Гильдеборг" завыла. Я не смею упасть в конце пути! Но расстояние до этого дома было таким же, как от Порт-Элизабета до Гааги. И я снова должен был пройти его, снова принять решение. Глаза ослепила блеском бронзовая табличка. Тело обжигала африканская жара. Дышать было нечем.
      Ручка двери тоже была бронзовой, она была сделана в форме птицы.
      Феникс!
      Над головой холодное зеленое небо. Жар, который обжигал меня, шел от меня самого. Я возвращался домой, еще немного, и переступлю порог. Табличка сверкала в лучах робкого солнца: "Посольство Чехословацкой Социалистической Республики".
      Я протянул руку к бронзовой птице.
      Возрождение!
      Двери передо мной открылись.