Стюардесса, с посеревшим лицом, разносила коньяк. Наспех, не смакуя, я проглотил его и попросил еще. Я возвращаюсь, я на пути к дому, так почему не выпить? Примерно через полчаса из-за бесцветной полосы горизонта вынырнуло побережье.
      Индийский океан!
      Пилот повел самолет на посадку, пол под ногами застонал, как только выдвинулось шасси. Все обошлось, мы спасены, Через несколько минут под нами появилась бетонная полоса дарэс-саламского аэродрома.
      Автобус высадил нас в центре города у Национального архива. Было девять часов утра. Голова кружилась от счастья. Город напоминал скорее Восток, чем Африку. По узким улочкам я направился прямо в порт. Душный влажный воздух, по сравнению с сухим приятным климатом плоскогорий Родезии и Замбии, меня ошеломил, я как будто вошел в ванную. Меня охватило беспокойство, я готов был броситься бежать к самому ближайшему молу. Стоят ли тут на якоре суда, идущие в Европу? Наймет ли меня кто-нибудь?
      Попеременно мною овладевали то тревога, то восторг, а вокруг катилось человеческое половодье. Африка, Азия и Восток. Индийцы в тюрбанах, арабы, китайцы и черные всех оттенков. Это была не улица, а сплошной торговый дом; на тротуаре было больше продавцов, чем покупателей.
      Путаница красок, ослепляющая зелень океана, отбросы на гребнях волн. Я стоял и смотрел. Суда далеко от побережья на рейде, суда у дамбы, суда на якорной стоянке. Флаги незнакомых стран, окно в мир. Ни в Порт-Элизабете, ни в Гамбурге я не видел ничего подобного. Сколько же прошло времени с того дня, когда мы с Гутом корчились на кучке угля, неслись по порт-элизабетским улочкам. Только бы уйти от моря, попасть как можно дальше от побережья. Я прислушался к шуму людского прибоя. Нигде не визжали сирены, я слышал лишь плеск волн да голоса на палубах.
      Я отправился наугад вдоль стоянок судов. Где судно, которое меня отвезет? Всеми порами я воспринимал, как великолепен день. У меня было чудесное настроение. Так, видимо, выглядит счастье, теперь оно предстало передо мной во всей красоте. Я шел уже изрядное время, искал европейский флаг или название судна. Якорная стоянка тянулась далеко между складами и перевалочными пунктами, мешками и ящиками, которые путешествовали на канатах кранов по воздуху.
      Я остановился перед современным, выкрашенным в зеленый цвет грузовым судном. Вот это корабль! Желтая полоса на бортах, открытая палуба. Как раз шла погрузка. Это судно... Это судно я знаю! Боже мой! Я посмотрел на мачту - венесуэльский флаг.
      "Генерал Торрес", - прочитал я на носовой части судна.
      "Генерал Торрес", "Генерал Торрес"... Я оперся о ветхую стену какого-то склада. Мне стало дурно. Это невозможно, я не мог поверить своим глазам: фантастический сон, обманное видение.
      "Гильдеборг"!
      В паре метров от меня стояла на якоре "Гильдеборг". Опущенные трапы, живые плечи кранов. Всюду шла работа. В ужасе я посмотрел на капитанский мостик. В дверях стоял Иоганн Фаррина и смотрел на палубу.
      "Беги, - заорал Гут, - беги!"
      Но я не мог сдвинуться, не мог разогнуться, это было сверх моих сил. "Гильдеборг" притягивала мой взгляд. Это был не капитан Фаррина, а какой-то вахтенный офицер. Я видел самого себя, несущегося за Гутом в трюм, в темноту, и вентиляционные отверстия, которыми мы пролезали, баки и счетчики Гейгера - Мюллера. Они еще молча дремали, не будили сирены, еще не было утечки радиоактивного вещества.
      Я с трудом повернулся. Обратно! Подальше от порта. До тех пор, пока "Гильдеборг" стоит на якоре у мола, я не смею здесь показываться. Я прибавил шагу и свернул в первую же улочку между складами. Только потом я побежал.
      "Спокойствие, сохраняй спокойствие! - приказывал разум. - Тебе не грозит никакая опасность!" Но я не мог совладать с собой. В спину мне вцепился страх, это судно пробуждало во мне ужас. Я не ждал встречи с "Гильдеборг". Летучий Голландец. Она разрушила мой покой. Я напрасно убеждал себя, что это случайность, что такое судно должно плавать - не отправят же его на дно. Оно просто стоит на якоре у африканских берегов, где еще ему быть? Ко мне это не имеет никакого отношения, капитан даже не узнал бы меня.
      Я замедлил шаг. Поток людей швырял меня из стороны в сторону и уносил по широкому проспекту от порта к городу. Я увидел свободный столик в небольшом уличном кафе и в изнеможении дотащился до него. Обдумать!
      - Двойное бренди!
      Мир до сих пор не понял, что тогда случилось, а само судно ничего не объяснит. "Гильдеборг" умерла. Я понемногу отпивал бренди. Неповторимая и непонятная жизнь пульсировала прямо перед моими глазами. Каждое мгновение она меняла свою форму. Постепенно ко мне начало возвращаться спокойствие. "Генерал Торрес" - судно, как всякое другое, только я знаю, что скрывается за ним. Возможно, оно везет какао или апельсины, а Фаррина, конечно, не занимается тем, что высматривает бывших матросов. Мне надо вернуться в порт, у меня нет ни времени, ни денег, чтобы медлить. Без матросской книжки непросто будет найти место, не на каждом корабле требуется пополнять команду.
      Я допил бренди. Оно поставило меня на ноги, вернуло хорошее настроение. С новой энергией я погрузился в переливающийся людской поток. Я знаю, что здесь стоит на якоре, и буду осторожен. Я ведь Шиппер, Бернард Шиппер, у меня есть подтверждающие это документы. Временами я поглядывал на витрины магазинов, полные иностранного товара. Японские транзисторы, индийский текстиль и китайские украшения. Фотографии голых женщин всех цветов кожи, меняльные конторы и филиалы международных банков, агентства авиакомпаний, все напихано и спрессовано, втиснуто друг в друга. Борьба за каждый метр тротуаров, ступеней и проездов. Компании, названия которых я никогда не слышал. "Вашингтон Пост" - агентство печати.
      Дощечка была совсем маленькой, только случайно в этом потоке она бросилась мне в глаза. Но я сразу же остановился. "Вашингтон Пост"... В голове у меня мелькнула сумасшедшая мысль, гениальная! "Вашингтон Пост"... А что если я продам "Гильдеборг", что если я расскажу?.. Открою миру тайну того, как погибла целая команда, как прикончили Гута, куда исчезли 200 тонн U3O8 - Я уже не на юге, здесь - свободный мир! Я возьму недорого - авиабилет в Европу. Я стоял и смотрел на архаический заголовок американской газеты. Толпа тормошила меня, обтекала и увлекала за собой. Мне нужно было взвесить эту мысль, понять ее, но мною уже начало овладевать прежнее нетерпение. Не ждать, воспользоваться случаем!
      Я быстро зашагал и пробился к лестнице дома. Эта идея влила в меня новую энергию.
      Я вбежал на второй этаж и нажал кнопку звонка. Вот оно! Двери открылись сами.
      За пишущей машинкой сидела девушка цвета "кофе с молоком".
      - Привет, красавица, - сказал я весело, - нет ли здесь шефа?
      - Привет, - ответила она таким же тоном. Мгновение она еще печатала, а потом повернулась. Большие полные губы растянулись в улыбке. - Шеф приходит в одиннадцать. Может быть, я могла бы рассмотреть ваше дело сама? - сказала она с американским акцентом.
      Мы приглянулись друг другу с первого мгновения.
      - Не могла бы, золотце, я хочу предложить ему коммерцию, большое дело, и притом это вопрос жизни и смерти. Во всем остальном готов иметь дело с тобой.
      - Хотите еще чего-нибудь выпить?
      Я понял, что она меня высмеивает. Веду себя как сумасшедший. Наверняка она американка, возможно, с университетским образованием. Скорее всего, с университетским - за океан других не посылают.
      - Спасибо, с удовольствием.
      Она встала и продефилировала передо мной, как на параде. Высокая, полная, никаких мальчишеских бедер.
      - Конечно, я могла бы рассмотреть это дело сама! - и поставила передо мною стаканчик.
      Я отрицательно покачал головой.
      - Сожалею, но в самом деле нет, все что угодно, но только не это. - Она посерьезнела. Теперь, видимо, я не казался ей нализавшимся. - Вот если с вашим шефом заключу контракт, то приглашу вас на обед! Пойдете?
      Глаза встретились. Короткое замыкание.
      - Спасибо, почему бы нет? - И она села к своему столу. - Но, скорее всего, придется посылать за бутербродами, - сказала она скептически, чтобы я не представлял себе все в розовом свете. Она снова взялась за работу, а я сидел и смотрел.
      - Когда вы прилетели? - спросила она, даже не подняв голову.
      - Сегодня утром...
      Как ей это могло прийти в голову?
      - Издалека?
      Я пожал плечами.
      - Я знаю здесь практически всех европейцев, а вы - новый, совсем новенький, - улыбнулась она ласково и кокетливо посмотрела на меня. Но звучало это так, как будто она сказала "совсем глупенький".
      - Как младенец, - добавил я. Она кивнула.
      - Не выпьете со мной?
      - Только за обедом - если он будет. Теперь у меня масса работы. Только не ждите, что с шефом вам все это легко удастся.
      - Будь я репортером, я бы не раздумывал. У кого есть профессиональное чутье, не позволит себе упустить такую возможность.
      Чуть позже одиннадцати в кабинет ввалился энергичный лысый мужчина в полотняном костюме, с ярко, разрисованным галстуком.
      - Привет, Тедди, - сказала красавица.
      Он пробежал через приемную в соседнюю комнату. Меня даже не заметил.
      - Дневные сообщения подготовлены? - гаркнул он за дверьми.
      - Как раз заканчиваю!
      - Отлично! Что нового? - Он снял пиджак и заглянул в комнату, - Привет, Джоссела...
      - Этот господин... - откашлялась она, - новый...
      Он посмотрел на меня и ослабил галстук.
      - Гиббонс, - сказал он и протянул мне руку.
      - Представлюсь позднее, если позволите. У меня для вас предложение, точнее - сделка...
      Он бросил взгляд на Джосселу, патом на меня и, наконец, пожал плечами.
      - Ладно, пройдите!
      Я вошел в его кабинет и тихо закрыл двери. Внизу под окнами грохотала улица. Мне пришло в голову, что это не имеет смысла. Лучше всего мне надо было бы поискать судно.
      Гиббоне устроился за письменным столом и молчал. Ждал. Я тоже.
      - Пожалуйста, - сказал он наконец. Я сел в плетеное кресло против его стола.
      - Слышали вы когда-нибудь о судне "Гильдеборг"? - Он кивнул. - О грузе U3O8?
      Он снова качнул головой.
      - Могу вам сказать, куда исчезло это судно и что стало с грузом. Я плавал на нем!
      Он неподвижно смотрел на меня. Я не мог отгадать, о чем он думает.
      - Но вы должны, скорее всего, заявить об этом в Евроатом...
      Это звучало так, будто он просил:
      "Не ходи ко мне, парень".
      Я встал.
      - На открытке из Дар-эс-Салама, не так ли? - сказал я таким же тоном. Это мне не приходило в голову, спасибо вам! - И я пошел к дверям.
      - Подождите!
      - Зачем? Я искал репортера, который может позволить себе написать о "Гильдеборг". Но ошибся, извините.
      Я открыл двери. Джоссела сидела за столом, слушала. Снисходительно улыбнулась. Видимо, и ей с шефом было тоже нелегко.
      - Вернитесь, дружище! - Я медленно прикрыл двери - ни в чем не надо перебарщивать. - Начните, я послушаю!
      - Мне нужен авиабилет в Европу и тысяча долларов на дорогу. Не опубликовывайте ничего из того, что узнаете, до тех пор, пока я отсюда не уберусь. Это мои условия.
      - С чего вы взяли, что я пожелаю купить вашу информацию? Что она будет интересовать меня? И как я узнаю, что вы не водите меня за нос?
      Я сел.
      - Это вы должны решить сами, рисковать будем оба. Вы - тем, что лишитесь денег, а я - жизнью. Потом отступать будет некуда.
      - Гм... вы матрос?
      Я сунул руку в карман и подал ему паспорт.
      - Бернард Шиппер, фермер, - сказал я.
      Он посмотрел на фотографию, потом на меня.
      - Похож я на фермера? - спросил я.
      Он снова перелистал паспорт и ничего не сказал. Я полез в другой карман и положил на стол удостоверение "Анти-Террористической Унии". Ганс Краус сержант. Он уже не улыбался.
      - Я бегу из Порт-Элизабета через Родезию и Замбию прямо сюда. Мне нужен авиабилет в Европу, а ту тысчонку оставьте себе, я уже сыт по горло.
      - Ладно, говорите, - сказал он почти шепотом и включил магнитофон.
      Я протянул руку и, в свою очередь, выключил его.
      - Записывать ничего не будем, я ведь не хочу, чтобы меня прикончили. Хочу остаться в стороне, это - условие. Исчезнуть и жить в покое. Вам должно быть достаточно стенограммы.
      - Джоссела! - позвал Гиббонс раздраженно.
      Тонкое шелковое платье плотно прилегало к ее телу. Она заложила ногу за ногу и открыла блокнот. Гиббонс не воспринимал ее, видимо, - уже привык. Но я увидел Гледис. Они ничем не были похожи, даже цветом кожи. Джоссела казалась намного темнее. Однако Гледис показалась на песчаной дорожке, ведущей среди тропической растительности к белому бунгало с трупом Гута. Как многим я ей был обязан. Не будь ее, схватили бы меня сразу, в Солсбери.
      Гиббонс что-то неприветливо проворчал, видимо, попросил, чтобы я, наконец, начал, а Джоссела наблюдала за мной большими темными глазами. Такие я видел всюду вокруг себя. В солсберийском поселении, из кузова бронетранспортера - это смотрела Африка. Я уже понимал этот взгляд, он был недоверчивый и укоризненный. Во всех глазах я видел укор. В них отражалась вина моей белой кожи.
      Я опомнился. Я сидел в "Де-Пайпе", а на сцене раздевалась Августа. Голоса за моей спиной договаривались.
      Пространство разлетелось, взорвалось! Рухнуло перед глазами и сбило меня с ног.
      Безумство!
      Четырехмерный фильм ужасов. Серое полотно рассвета, разорванное обломками спасательных шлюпок. Без звука они падали обратно. Бешеные волны захлестнули палубу. Желтое лицо Гута. Я ничего не видел, не хотел это видеть. Я боялся посмотреть на море. Я уже знал, что это за свинство, что это за удар - этот бандит нас продал! Он всех нас продал!
      Его прижали к стене в последнюю минуту, перед самым отплытием, чтобы он не мог сопротивляться, чтобы ему не оставалось другого пути.
      Что бы я делал на его месте? Это был страшный вопрос, свыше моих сил. Я вытер рукавом рубашки вспотевшее лицо. Полдень давно прошел, а я все еще рассказывал. Джоссела время от времени разминала; руку в запястье и стенографировала дальше.
      Гиббонс сидел, откинувшись в кресле, положив ноги на стол, и спал. По крайней мере, мне так казалось. Никто меня не перебивал. Я поднял молоток и снова ударил. Сирены завыли!
      - Вы облучены, - сказал Гиббонс, не страдаете от этого? Вы должны были получить приличную дозу рентген. Не были у врача?
      Я слабо улыбнулся.
      - У врача? Только когда буду дома, - сказал я, - только в Европе. Наш врач в корпусе Гофмана не имел диплома. Возможно, меня уже давно поймали, я только думаю, что убегаю, а на самом деле я такой же, как Гут, разница только в продолжительности умирания.
      Он открыл глаза, опустил ноги со стола и сел.
      - Официальное следствие утверждает, что исчезновение судна организовала Моссад и радиоактивный материал был предназначен для Израиля...
      Я пожал плечами.
      - Одно не исключает другое. В Израиле, конечно, не могут производить испытания, а на Юге - да, места достаточно. Знаете, где теперь на якоре стоит "Гильдеборг"?
      - А вы - да?
      Я кивнул головой на окно.
      - Там! Называется "Генерал Торрес", венесуэльское грузовое судно. Оно у вас прямо под носом!
      - Вы это серьезно утверждаете?
      - Абсолютно! Судно перекрасили и сменили название еще перед заходом в Порт-Элизабет.
      Не говоря ни слова, он взял телефонную трубку и набрал какой-то номер.
      - У вас стоит на якоре "Торрес"? - спросил он, когда на другой стороне отозвался металлический голос. - Да? Как фамилия капитана, где я его могу найти? - Голос опять что-то сказал. - Когда отплывает? Утром в четыре? Благодарю... - он повесил трубку и мгновение сосредоточенно смотрел на меня. - Пойдете со мной?
      - На "Гильдеборг"? Ни за что на свете, я не самоубийца.
      Впервые за все время он улыбнулся.
      - Я тоже нет, но должен, по крайней мере, проверить некоторые данные. Опишите мне, где находится отключенный резервуар и как я его отличу от остальных. Если все будет так, как вы утверждаете, получите авиабилет, и я подпишу чек. Согласны?
      - Нет. Авиабилет - сейчас, чек - по возвращении! На всякий случай чек оставьте у мисс Джосселы.
      Мгновение он раздумывал.
      - Вы на самом деле боитесь? - Я молчал. Он посмотрел на Джосселу: Хорошо, устройте это.
      Победа! Он поверил мне!
      Она захлопнула блокнот и потянулась. Влажная жара утомляла, город за окном дремал. Дорога в Европу была открыта. Мною овладело чувство восторга. Не буду надрываться в трюме!
      - Помните, что я вам обещал? Она улыбнулась.
      - Помню. У меня на улице машина.
      Это был великолепный обед, никакой африканской экзотики. Мясо, фаршированное яблоками, и сливовый соус с миндалем. Все на американский манер. Немного переслащено, но это было не так важно.
      Было около пяти; небольшая машина Джосселы пробиралась по переполненным улицам. Выгоднее было идти пешком, но американская дама - даже цветная - не могла себе этого позволить. Немедленно опустилась бы до уровня местных неграмотных женщин. Никто бы ее не принимал всерьез. Ее статус определял автомобиль с обозначением "Пресса". Он отличал ее от других. Она хорошо сознавала свою отчужденность и все-таки чувствовала себя тут как дома.
      Африка - пограничный континент, доисторический вулкан с пламенем будущего. Все застывшее - плавится, раскаленная магма твердеет. Процесс, идущий столетиями.
      Гиббонс уже сидел за столом и проверял магнитофон. Он был не больше спичечного коробка.
      - Забегу на рюмочку к капитану "Торреса", - сказал он весело из своего кабинета, когда мы вошли. - Подготовь информацию господина Шиппера для ночной передачи по телефону. Как только я позвоню вечером, так сразу же передашь ее. Из порта я пойду прямо домой. Вы еще не передумали? - обратился он ко мне.
      - Не передумал и вам бы рекомендовал...
      Он махнул рукой.
      - Это излишне, я аккредитованный корреспондент и не могу упустить такой случай. В отношении "Вашингтон Пост" никто ничего себе не позволит, можете не опасаться. Ваш гонорар... - он помахал чеком. - Джоссела возьмет его себе. Как ни странно, но я вам верю.
      - Так не ходите на "Гильдеборг"!
      Он прикрепил микрофон под лацкан пиджака и тонкий проводок продел сквозь ткань.
      - Лучше всего возьмите с собой полицию!
      Он усмехнулся.
      - Так не делается. Полицию в такие аферы не втягивают.
      Он был политически наивен, как и все американцы. Хотел бы я иметь его оптимизм.
      - Когда улетаете? - спросил он.
      - В четверг.
      - Хорошо, значит, еще увидимся! - пожал он мне руку и тихо добавил: Если вас Джоссела не проглотит.
      Когда двери захлопнулись, Джоссела потянулась и посмотрела на часы.
      - Сейчас это быстренько сварганим и потом будем свободны, - сказала она весело. - Связь с Вашингтоном мы получаем минут через пятнадцать после полуночи, к этому времени мы должны находиться наверху. Я звоню из пресс-бюро.
      - Будем наверху, положись на меня, а теперь можем пойти куда-нибудь потанцевать.
      В эту минуту я осознал, что что-то меняется, что я начинаю видеть мир прежними глазами - нормально. Африка уходила, расплывалась, я еще видел из окна море, но в четверг... Неужели уже в четверг? Не должен ли я продлить эти минуты? Я уже никогда сюда не приеду. Все вдруг стало просто и несложно, даже "Гильдеборг" в порту стала для меня пустяком.
      - Это не подойдет, - сказала Джоссела. - Мы должны ждать до тех пор, пока позвонит Тедди.
      Она была права, об этом я забыл. Он даст окончательное указание, чтобы мои свидетельские показания разлетелись по свету. Джоссела усердно трудилась до самых семи часов. Стучала на машинке, а я снова и снова отвечал. Только потом мы зашли поужинать, а около десяти мы уже вместе смотрели телевизор. Будничная реальность - но что я еще мог пожелать?
      Свежий ночной ветер с океана охлаждал раскаленный панельный дом, кондиционеры работали на полную мощность, и все же жара здесь была такая, что можно задохнуться - до самой полуночи не охладится. Джоссела опиралась о мое плечо, и ее жесткие волосы благоухали особенным тяжелым ароматом, который я не способен был с чем-нибудь сравнить. Гиббоне все не звонил, до связи с вашингтонской редакцией была еще масса времени. Джоссела оставалась спокойной, однако во мне ожидание возбуждало все большие сомнения. Через пару часов "Торрес" отплывает, команда уже должна быть на палубе, и никто не смеет сойти с судна, о чем так долго Гиббонс может беседовать с капитаном?
      Портовые огни отсюда не были видны, только маяки вдали на побережье.
      - Он не должен был ходить на "Гильдеборг", - сказал я вполголоса. - На твоем месте я сообщил бы полиции, не забывай, что в четыре они отплывают.
      Я встал, выключил телевизор и пошел посмотреть в окно. Мое беспокойство возрастало.
      - Попробую позвонить Тедди домой, - сказала она неуверенно в половине одиннадцатого. - Не хочется этого делать - не терплю его жену. - Она по памяти набрала номер. - Добрый вечер, - сказала она чопорно и отсутствующим взглядом смотрела на стену. - Могу я переговорить с господином Гиббонсом?
      На другой стороне ответили строго и повесили трубку.
      - Еще не вернулся.
      - Позвони в полицию! - сказал я решительно.
      - Бессмысленно, мы должны ждать!
      Я снова сел рядом с нею и закрыл глаза. Время тянулось бесконечно.
      - А что если он не позвонит?
      - Снимем заказ на переговоры с Вашингтоном.
      - И больше ничего?
      - Больше ничего.
      Мы продолжали молчать. Настаивать было излишне, у нее были точные указания. Ждать до тех пор, пока он не позвонит. Она не могла определить меру опасности, не была способна представить ее себе. Скорее всего, она думала, что я преувеличиваю или что все это мошенничество, что они клюнули на мою удочку. Я с трудом поднял веки. Мне пришло в голову, что где-то уже развиваются события, о которых я ничего не знаю. Теперь я не смею спать.
      Телефон звонил и звонил.
      Я затряс Джосселу:
      - Звонит!
      Она резко вскочила и схватила трубку.
      - Ну и долго же он! - выпалила она с облегчением. - Слушаю? Да, "Вашингтон Пост"... - Ее лицо застыло, заострилось. Теперь это была строгая сосредоточенная женщина. - Не нужно, - сказала она решительно, когда голос на другой стороне смолк. - Приеду сама, да, сейчас же!
      Она медленно положила трубку.
      - Полиция. В нашем агентстве взорвалась бомба. Все уничтожено, не могут найти Тедди, я должна прибыть вместо него.
      Она повернулась и через плечо посмотрела мне прямо в глаза. Потом встала, мгновение искала ключи от машины, затем выбежала из квартиры. Я не мог произнести ни слова.
      Бомба! Я тупо смотрел на телефон. Не могут найти Тедди... Я чувствовал легкое покачивание судна, палуба убегала из-под моих ног. В ста, двухстах метрах по правому борту высилась стальная гора. Ракетометы на баке, а на самой высокой мачте - вращающийся радар. Стая белых шлюпок неслась от борта "Гильдеборг"...
      Я закрыл лицо руками: все это я знаю, это только новый вариант старой истории. Бомба! Кондиционеры уже преодолели жару, накопившуюся за целый день, мне вдруг показалось, что тут холодно. Меня знобило.
      Не ждать!
      Убрали Гиббонса, теперь им нужно уничтожить мои свидетельские показания, такая же бомба завтра или послезавтра может изуродовать квартиру Джосселы. Ничего не ждать!
      Я встал и машинально, действуя как автомат, нашел в телефонном справочнике номер аэропорта.
      - "Вашингтон Пост", - сказал я монотонно. - У меня заказан билет до Амстердама, однако я должен лететь уже завтра. Нет ли у вас еще свободного места на самолет "Пан Америкен" из Австралии?
      - Минуту, господин...
      Сердце отказывалось работать. Зачем я ходил в это агентство? Они напали на мой след, еще сегодня кто-нибудь ко мне прицепится. Я попытался глубоко дышать, мне казалось, что на другой стороне могильная тишина.
      - Да, это можно, господин, - сказал, наконец, любезный девичий голос. Промежуточные посадки в Каире и Франкфурте. Желаете заказать билет из Франкфурта до Амстердама или полетите прямо до Лондона?
      - Спасибо, только до Франкфурта. Во сколько отлет?
      - В четыре пятьдесят.
      Часы показывали половину первого. Джоссела до утра не вернется, начнется расследование. Я почувствовал, что поступаю как Корнелия Шиппер. Убегаю! Боюсь! Да, боюсь!
      Я взял из сумочки губную помаду и написал на зеркале: "Убегаю, прощай, красавица!"
      Вероятно, она поймет это, непременно поймет. Что еще я мог написать ей? Возвращая обратно губную помаду, я заметил длинный конверт. Чек был там. Мгновение я колебался. Взорвалась бомба, следовательно, я не жулик. Я засунул конверт в карман, погасил свет и тихо закрыл двери.
      Таков мир!
      ГЛАВА XI
      Бетонная полоса исчезла, и огромный "Боинг-707" круто взмыл вверх. Из утреннего тумана над океаном пробивалось солнце, но впереди еще дремала ночь.
      Я возвращаюсь.
      Неужели это возможно - я возвращаюсь? Я попытался через иллюминатор посмотреть на Дар-эс-Салам, но он безвозвратно исчез. Мы все еще стремительно поднимались, однако моторов уже не было слышно. Я глубоко вздохнул и приоткрыл рот. Давление в ушах упало.
      Вот, значит, как приятно то мгновение, которого я ждал все эти дни, о котором мог только мечтать. Но так ли уж, собственно говоря, приятно? Во рту у меня еще упорно держался горьковатый привкус страха и неуверенности, я уже чувствовал, какие горести сулит мне будущее.
      До сих пор все мои мысли были направлены к единой цели - убраться отсюда, выпутаться! Однако теперь, с этой головокружительной высоты, я не мог увидеть ни одной твердой точки опоры, все расплывалось, и передо мною было только бесконечное пространство, где неоткуда было ждать помощи.
      Пробил час, когда я должен уяснить себе, что делать дальше, где мое место. Момент холодного размышления. А как хорошо было бы поспать, еще раз убежать в сновидения, - отсрочить будущее, закрыть перед ним глаза.
      Но напрасно я судорожно сжимал веки.
      Стюардессы накрывали столики к завтраку, со всех сторон на меня давил мир. В этот мир я возвращаюсь, должен занять свое место. Выпить кофе, съесть завтрак, потом убрать столик.
      Бумажный стаканчик с кофе обжигал мне губы, далеко внизу была земля, покрытая зеленым руном, но все убегало, не хватало этому постоянства и определенности. Я перемещался в пространстве.
      Этап!
      Прежде всего я должен разыскать семью Гута, пришло мне в голову, и я ухватился за эту мысль, чтобы обрести чувство реальности. Сообщить хотя бы о последних днях его жизни, чтобы они могли спокойно спать. Только потом я могу заняться своими делами, навестить Августу и попытаться заставить ее возвратиться домой. Вместе мы ушли и вместе должны вернуться, дажe если нас ничто уже не связывает. Ведь ответственность осталась, что-то я должен сказать ее родителям.
      Мгновение эта неприятная мысль ворочалась у меня в голове. Я пытался представить, как буду подниматься по исхоженной лестнице старого либеньского многоэтажного жилого дома и нереальный сон станет реальностью, а сегодняшняя реальность - странным сном. Но эти представления были бесплодны, потому что старые вопросы, которые меня когда-то терзали, потеряли свое значение.
      Дело было не в том, почему мы с Августой потерпели крушение, даже не в том, почему я очутился на "Гильдеборг". Было смешно возмущаться тем, что она голой танцевала в "Де-Пайпе". Мир уже двигался дальше, несся вперед, все изменилось, и я был другой. Мне надо будет начинать все снова, как только похороню своих мертвецов. Было их на этом пути предостаточно, и нигде не сияли никакие идеалы. Больше у меня их не было. Я выдрал их из себя на "Гильдеборг" и по дороге из Порт-Элизабета на дар-эссаламский аэродром. Пепел от них остался в пустой квартире Джосселы на зеркале. Я боюсь, убегаю!
      Я же знаю, что побеждает всегда сильнейший, а я не из них. Ничего не изменится ни от какого-либо разоблачения, ни от победы добра над злом. Дело идет о моей жизни, а она у меня - одна. Так что привет, красавица!
      Из репродукторов тихо лилась музыка. Девушки в синем разносили сладкое. Постоянно что-то разносят, а внизу под нами люди умирают от голода. Засуха. Эти два противоречия современности не укладывались в голове. Я, видимо, постарел - иначе вообще об этом не раздумывал бы, о многих вещах я не раздумывал раньше. Как чудесна привилегия молодости, право глупости всему верить и быть довольным.
      - Большую коньяку, - сказал я американской девушке, когда она снова что-то разносила. Она улыбнулась стеклянной улыбкой, и через мгновение передо мной стояла рюмка.
      - Надолго мы задержимся в Каире? - спросил я.
      - Два часа, точно по летному расписанию.
      - А когда совершим посадку во Франкфурте?
      - В двадцать один час, если в Европе не будет затруднений с погодой.
      - Спасибо.
      Я выпил, у меня возникло желание нализаться. Всюду вокруг нас чудеса, только человека должна крепко прижать жизнь, чтобы он их увидел. Я опустил спинку кресла и удобно вытянулся. Рядом со мною старая дама в очках вязала свитер. Скорее всего, она начала вязать его еще в Австралии. Число рядов на ее спицах прибывало вместе с километрами полета. Я зримо ощутил, насколько человек усовершенствовал свои машины и как мало - себя. Он все тот же. Сегодня или вчера. Самое большее - носит другую одежду, но внутри ничего не изменилось. Он даже не способен понять свои машины.
      Я оставил старушку нанизывать петли в стремительном полете над черным континентом. А я нанизывал свои, но не мог на них сосредоточиться. Я был вырван из пространства и времени и нигде не находил убежища.