Герман Гессе
      О Степном волке
      Предприимчивому владельцу одного маленького зверинца удалось ангажировать на короткое время известного Cтепного волка Гарри. Он плакатами возвестил об этом событии по всему городу, надеясь на увеличение притока посетителей в свой балаган, и в этой надежде ничуть не обманулся. Повсюду люди слышали разговоры о Степном волке, легенда об этой бестии стала излюбленной темой для разговоров в образованных кругах, каждому хотелось узнать то одно, то другое об этом звере, и мнения на сей счет были весьма расхожими. Некоторые полагали, что такой зверь как Степной волк во всех отношениях представляет собой сомнительное, опасное и нездоровое явление, что он якобы только глумится над порядочными гражданами, срывает рыцарские изображения со стен просветительских храмов, насмехается даже над самим Иоганном Вольфгангом фон Гете, и поскольку этой Степной твари ничто не свято и на какую-то часть молодежи она действует заразительно и возбуждающе, то следует в конце концов собраться всем вместе и покончить с этим Степным волчищей; пока не прибъешь его и не закопаешь его в землю, не будет от него никакого покоя. Это простое, прямодушное и, вероятно, правильное мнение разделялось, однако ж, отнюдь не всеми. Была и еще одна сторона, которая придерживалась совершенно иной точки зрения; эта сторона считала, что хотя Степной волк и не является безопасным зверем, тем не менее он не только имеет право на существование, но и даже выполняет определенную моральную и социальную миссию. Каждый из нас, так утверждали в большинстве своем высокообразованные приверженцы этой точки зрения, каждый из нас ведь тайком и втихомолку носит в своей груди этакого Степного волка. Грудями, на которые при этих словах обычно указывали говорящие, были достойные глубокого уважения бюсты светских дам, покатые груди адвокатов и фабрикантов, и красовались на них шелковые сорочки и жилеты модного покроя. Каждому из нас, так говорили эти либерально мыслящие люди, в глубине души довольно хорошо знакомы чувства, инстинкты и страдания Степного волка, каждый из нас вынужден бороться с ними и каждый из нас по сути дела тоже является таким вот бедным, воющим, голодным Степным волком. Так говорили они, когда, облаченные в шелковые сорочки, разглагольствовали о Степном волке, и многие общественные критики тоже говорили так, и потом они водружали себе на головы свои роскошные фетровые шляпы, одевали свои роскошные шубы, садились в свои роскошные автомобили и разъезжались обратно по своим рабочим местам, по своим бюро и редакциям, по своим приемным и фабрикам. Как-то вечером за виски один из них даже предложил организовать общество Степных волков.
      В день, когда зверинец открыл свою новую программу, туда пришло также много любопытных, чтобы поглазеть на пресловутого зверя, клетку которого показывали всего лишь за одну дополнительную монету. Небольшую клетку, в которой до этого обитала к сожалению рано сдохнувшая пантера, хозяин постарался по такому случаю оборудовать всем необходимым. Предприимчивый человек оказался при этом в некотором затруднении, ибо наш Степной волк был все же несколько необычным животным. Так же, как те господа адвокаты и фабриканты носили под своими сорочками и фраками якобы скрытого в их груди волка, так же и этот волк якобы скрыто носил в своей крепкой, покрытой шерстью груди упрятанного в ней человека, разнородные чувства, мелодии Моцарта и тому подобное. Стараясь учитывать необычные обстоятельства ангажемента и идти навстречу ожиданиям публики, смышленый предприниматель (который давно знал, что даже самые дикие звери не бывают такими капризными, опасными и непредсказуемыми, как публика) придал клетке несколько диковинный вид, развесив в ней несколько эмблем с изображением человековолка. Это была такая же клетка, как и все остальные, с железной решеткой и ворохом соломы на полу, но на одной из ее стен висело великолепное зеркало в стиле ампир, а посередине клетки было поставлено маленькое пианино с открытой клавиатурой, и наверху, на его слегка пошатывающемся корпусе, стоял гипсовый бюст короля поэтов Гете.
      В самом звере, который пробудил в людях столько любопытства, совсем не было заметно чего-либо привлекательного. Он выглядел именно так, как и должен выглядеть обычный степной волк, lupus campestris. Чаще всего он неподвижно лежал в углу, подальше от зрителей, покусывал свои передние лапы и глядел перед собой пристальным взглядом, как будто перед ним вместо прутьев решетки была одна лишь необъятная степь. Иногда он вставал и несколько раз прохаживался туда-сюда по клетке, тогда на неровном полу покачивалось пианино и наверху вместе с ним встревоженно покачивался гипсовый король поэтов. До посетителей зверю было мало дела и, надо сказать, что на большинство из них его внешний вид действовал скорее разочаровывающим образом. Однако и относительно того, как он выглядел, имелись разные суждения. Многие говорили, что это четвероногое создание всего лишь самая обычная, не имеющая никакого выражения зверюга, тупоумный заурядный волк и все тут, и что "степной волк" это вообще не зоологическое понятие. Другие же, напротив, утверждали, что у зверя красивые глаза и что все его существо выражает собой какую-то трогательную одухотворенность, так что прямо сжимается от сострадания сердце. Между тем от некоторых наиболее проницательных посетителей не укрылось, что эти замечания, касающиеся внешности Степного волка, с таким же успехом могли бы подойти и к любому другому животному в зверинце.
      Ближе к вечеру в отдельное помещение балагана, содержавшее клетку с волком, вошла маленькая группка людей, которая надолго задержалась у клетки, рассматривая серого зверя. Эта группка состояла из трех человек - двух детей и их воспитательницы. Детьми были симпатичная, довольно молчаливая девочка лет восьми и крепкий мальчуган лет двенадцати. Оба они понравились Степному волку, их кожа пахла молодостью и здоровьем, он то и дело зыркал глазами в сторону красивых, стройных ножек девочки. Гувернантка же.., м-да, это было что-то другое, он предпочел обращать на нее как можно меньше внимания.
      Чтобы находиться поближе к очаровательной малышке и иметь возможность лучше разнюхивать ее, волк Гарри переместился вплотную к решетке со зрительской стороны. С удовольствием втягивая в себя дух, шедший от обоих детей, он одновременно с некоторой скукой прислушивался к рассуждениям троицы, которая, казалось, очень интересовалась Гарри и вела о нем крайне оживленную беседу. Поведение троих при этом было весьма различным. Мальчик, бойкий и пышущий здоровьем крепыш, целиком и полностью разделял мнение, которое он слышал дома от своего отца. Такому волчище, говорил он, только и место что за решеткой зверинца и отпустить его бегать на свободе было бы безответственной глупостью. При случае можно было бы попробовать выдрессировать этого зверя, например, приучить его тягать за собой санки, как это делают полярные собаки, но это вряд ли получится. Нет, он, мальчик Густав, где бы он не повстречался с этим волком, пристрелил бы его на месте.
      Степной волк слушал и миролюбиво облизывал свои клыки. Мальчик ему нравился. "Будем надеяться", - думал он, - "что когда мы вдруг встретимся с тобой на одной дороге, у тебя в руках окажется ружье. Будем также надеяться, что я повстречаюсь тебе в открытой степи, а не выйду, скажем, нежданно-негаданно тебе навстречу из твоего собственного зеркала". Мальчик был ему симпатичен. Из него выйдет молодцеватый малый, дельный и преуспевающий инженер или фабрикант или офицер, и Гарри был бы совсем не прочь при случае помериться с ним силами и, если нужно, даже попасть под его пулю.
      Как относилась к Степному волку очаровательная малышка, было не так-то легко установить. Поначалу она приглядывалась к нему, причем делала она это с куда большим любопытством и куда более основательнее, нежели двое других, которые полагали, что уже все о нем знают. Девочка определила, что ей нравятся язык и зубы Гарри, и его глаза тоже располагали его к ней, в то время как на несколько запущенную шерсть она смотрела с подозрением и резкий запах хищника, идущий от него, воспринимала с каким-то возбуждением и неприятным изумлением, в которых неприятие и отвращение смешивались с интригующим сладострастием. Нет, в целом он ей нравился, и от нее отнюдь не ускользнуло, что Гарри тоже был прельщен ею и глядел на нее очарованными и страстными глазами; эту его очарованность она впитывала в себя с явным удовольствием. Время от времени девочка задавала вопросы.
      - Скажите, пожалуйста, фрейлейн, почему у этого волка пианино в клетке? - спрашивала она. - Мне кажется, ему бы больше понравилось, если бы у него там была какая-нибудь еда.
      - Это не обычный волк, - отвечала фрейлейн, - это волк музыкальный. Но тебе еще этого не понять, дитя мое.
      Малышка чуть кривила свой симпатичный ротик и говорила:
      - Да, наверное, это правда, что я еще многого не могу понять. Если этот волк любит музыку, то пусть, конечно, у него там стоит пианино, хоть целых два. Но то, что на пианино сверху стоит еще такая вот фигура, это, по-моему, уж совсем чудно. Что ему с ней делать, скажите, пожалуйста?
      - Это символ, - хотела начать свое разъяснение воспитательница. Однако тут волк пришел малышке на помощь. Он в высшей степени искренне прищурился на нее своими влюбленными глазами, потом вскочил так, что все трое на какое-то мгновение испугались, долго и высоко потянулся и направился к шаткому пианино, о край которого начал тереться и чесаться, и делал он это со все нарастающей силой и интенсивностью, пока неустойчивый бюст не потерял равновесие и не полетел вниз. На полу громыхнуло, и Гете, подобно Гете некоторых филологов, раскололся на три части. Каждую из этих трех частей волк бегло обнюхал, потом равнодушно повернулся к ним спиной и возвратился к девочке.
      Теперь на передний план событий выступила воспитательница. Она относилась к числу тех, кто несмотря на платье спортивного покроя и стрижку под мальчика полагали, что открыли в своей собственной груди волка, она относилась к кругу читательниц и поклонниц Гарри, считая себя его сестрой по духу; ибо у нее в груди тоже имелись всякие сложные чувства и жизненные проблемы. Хотя слабое предчувствие и говорило ей, что ее старательно оберегаемая, полная общественной активности, добротная обывательская жизнь все же никак не вяжется со степью и одиночеством, что ей никогда не хватит смелости или отчаяния, чтобы пробить стену этой старательно оберегаемой жизни и, подобно Гарри, решиться на смертельный прыжок в хаос - о нет, этого бы она, конечно, никогда не сделала. Однако она всегда будет выказывать по отношению к Степному волку свою симпатию и свое сочувствие, и она очень желала бы ему это доказать. Как только этот Гарри снова примет человеческий облик и оденет на себя смокинг, ей бы очень хотелось пригласить его, например, на чай или сыграть с ним Моцарта в четыре руки. И она решила предпринять в этом направлении некоторую попытку.
      Восьмилетняя девочка тем временем подарила волку свою безраздельную симпатию. Она была в восторге от того, что умный зверь столкнул с пианино бюст, и точно уловила, что это было сделано ради нее, что он понял ее слова и встал на ее сторону, объединившись с ней против воспитательницы. Может, он еще разломает и это глупое пианино? Ах, он был просто бесподобен, этот волк, он ей так нравился.
      Гарри между тем потерял интерес к пианино, прижавшись к решетке, он улегся так, чтобы находиться вплотную к девочке, вытянул к ней по полу сквозь прутья свою морду, точно ласкающийся пес, и глядел на нее восхищенным взором, добиваясь ее расположения. Тут ребенок не мог устоять. Малышка завороженно и доверчиво вытянула свою ладошку и погладила темный звериный нос. Гарри же ободряюще состроил ей глазки и начал осторожно лизать маленькую ладонь своим теплым языком.
      Когда гувернантка увидела это, ее решение было принято. Она тоже хотела быть замеченной Гарри как чуткая, понимающая сестра, она тоже хотела побрататься с ним. Поспешно развязала она золотую бечевку на небольшой элегантной упаковке из шелковой бумаги, выудила из станиоли аппетитное лакомство, сердце из нежного шоколада, и с многозначительным взглядом протянула его волку.
      Гарри щурился и тихо лизал детскую ладонь; одновременно он зорко следил за каждым движением гувернантки. И точно в тот момент, когда ее рука с шоколадным сердцем была достаточно близко, он молниеносно хватил ее своей пастью и зажал ладонь и сердце между зубами. Трое людей вскричали в один голос и отпрянули назад, но воспитательнице это не очень-то удалось, она была поймана своим братом волком, и прошло еще несколько жутких мгновений, прежде чем она смогла вырвать из пасти и с ужасом рассматривать потом свою залитую кровью ладонь. Она была укушена и укушена хорошо.
      Еще раз бедная фрейлейн пронзительно закричала. В этот миг, надо сказать, она оказалась полностью исцеленной от своего душевного конфликта. Нет, она не была волчицей, у нее ничего общего не было с этим неотесанным чудовищем, которое сейчас заинтересованно обнюхивало окровавленное шоколадное сердце. И она сразу же принялась защищать себя.
      Посреди растерянной группы людей, которая вскоре образовалась вокруг нее и в которой бледный от страха хозяин зверинца был ее оппонентом, фрейлейн стояла, выпрямившись во весь свой рост, держала кровоточащую руку на некотором удалении от себя, чтобы не замарать платье, и с талантом пылкого оратора клялась, что не успокоится до тех пор, пока это грубое покушение на нее не будет отомщено, и, мол, кое-кто еще удивится, какую сумму затребует она в качестве возмещения ущерба за свою изувеченную, так хорошо играющую на пианино руку. А волка нужно убить, на меньшее она никак не согласна, люди это еще увидят.
      Быстро взяв себя в руки, хозяин зверинца обратил внимание женщины на шоколад, еще лежавший перед Гарри. Кормление хищных животных, сказал он, строжайше запрещено здесь специальным плакатом и в таком случае с него, хозяина, снимается всякая ответственность. Пожалуйста, пусть она подает на него в суд, ни один судья в мире не признает ее жалобу правомерной. Кстати, на случай личной ответственности он застрахован, так что не пойти ли даме лучше прямо сейчас к врачу?
      Что фрейлейн и сделала; но от врача, едва только ей перевязали руку, она прямиком поехала к адвокату. К клетке Гарри в следующие дни стеклись сотни посетителей.
      Однако процесс между дамой и Степным волком с той поры изо дня в день занимает общественность. Сторона истца пытается привлечь к ответственности в первую очередь самого волка Гарри, а уж потом хозяина зверинца. Ибо, как пространно поясняется в исковом заявлении, этого Гарри ни в коем случае не следует рассматривать как безответственного зверя; у него есть свое собственное, доподлинное, гражданское имя, он лишь периодически перевоплощается в хищника и недавно даже выпустил отдельной книгой свои мемуары. Какое бы там решение не вынес суд, занимающийся рассмотрением дела, процесс вне всякого сомнения пройдет через все инстанции и дойдет до имперского верховного суда.
      Стало быть, в недалеком будущем мы можем ожидать от самого авторитетного государственного ведомства окончательного ответа на вопрос, кем же в конце концов является Степной волк - животным или человеком.