В них, как и в сказках, преломилась извечная вера человека (или, может быть, желание верить) в то, что любое зло бывает в конце концов наказано и что добро торжествует. Так, например, предание «Танец мечей в Вайсенштайне» (№ 166) повествует о том, как благородные обитатели замка Вайсенштайн обеспечивали себе средства на жизнь одним способом — бандитизмом, совершая грабительские набеги на близлежащие деревни, пока их не постигло суровое возмездие от рук потерявших терпение крестьян.
      В одном из преданий говорится, что таинственный дух, обитающий в угольных шахтах, одетый в монашескую рясу, жестоко покарал штейгера, притеснявшего горняков («Дух, обитающий в горах», № 2); в другом рассказывается о том, как дьявол унес богатую невесту, обещавшую выйти замуж за бедняка и нарушившую свое слово («Дьявол уносит невесту», № 209), как он же покарал трактирщицу, бессовестно обманывавшую посетителей («Подкова дьявола», № 208). В том, что предание «предостерегает от зла и наполняет нас радостью, когда совершается добро», братья Гримм видели «существо и добродетель немецкого народного предания».
      Преданиям, как и сказкам, присуще ограничение горизонта мировосприятия кругом бытовых вещей и понятий, а вместе с тем наивно-мифологический взгляд на мир. Немецкие предания изобилуют сверхъестественными явлениями (к мужу, например, возвращается умершая жена, и их жизнь продолжается как ни в чем не бывало, даже рождаются дети, — «Иоганн из Пассау», № 95, или читатель знакомится с человеком, умевшим отсекать головы и приставлять их обратно, — «Лилия», № 94), в них в переизбытке встречаются гномы, призраки, русалки, черти и т. п.
      Иногда в основе предания лежит просто необычный бытовой эпизод из народной жизни или живописная жанровая сценка. Таково, например, предание «Ссора из-за межи» (№ 287): «В Вильмсхаузене, одной гессенской деревне, расположенной недалеко от Мюндена, между соседними общинами возник спор о том, где должна проходить граница между ними. Никто толком не мог сказать этого точно. Решили взять рака и пустить его по полю, из-за которого и возник спор. Где рак прополз, там и установили граничные камни. А так как он полз криво, то и граница получилась с сильными изгибами и углами. Такой она осталась и по сей день».
      Сборник «Немецких преданий» братьев Гримм состоял из двух частей: в первой части были помещены предания, привязанные к какому-либо месту (их еще называют географическими), а во второй — предания, рассказывающие о каком-то историческом событии или известной исторической личности (их условно называют историческими). Предания исторические столь же пестры и разнообразны по колориту, как и географические. Они рассказывают о готах, гуннах, лангобардах, франках, о королях Албоине и Карле, Людвиге, Лиутпранде, об императорах Генрихе и Вильгельме, здесь есть предания о Зигфриде и Лоэнгрине и, наконец, о Мартине Лютере. В качестве примера исторического предания можно привести знаменитое предание об Албоине, короле лангобардов, и его жене Розамунде (№ 400).
      «После смерти Турисенда, короля гепидов , его сын и наследник Кунимунд снова нарушил мир, заключенный ранее с лангобардами. Но Албоин разбил воинственного противника, победил в бою самого Кунимунда, а из его черепа сделал себе чашу. Розамунду, дочь Кунимунда, одну из своих пленниц, он решил взять себе в жены. Слава о подвигах Албоина гремела повсюду, и имя его воспевали в песнях не только лангобарды, но и баварцы, саксонцы и другие германские народы. И еще рассказывают многие, что в его времена хорошо умели ковать оружие.
      Как-то однажды Албоин, сидя в Вероне и совершая трапезу, велел королеве налить вина в ту чашу, которую он сделал из черепа ее отца, и говорит ей: «Выпей вина вместе со своим отцом!» Розамунде больно было слышать это, но она взяла себя в руки и решила отомстить. Она отправилась к Хельмихису, оруженосцу короля и своему молочному брату, и стала его просить убить Албоина. Но Хельмихис не согласился и посоветовал только поручить это дело Передео, храброму воину. Честный Передео, однако, наотрез отказался участвовать в этом злодеянии. Тогда Розамунда пошла на хитрость и тайком спряталась в постели своей служанки, к которой наведывался Передео. Вскоре появился Передео и, сам того не ведая, провел ночь с королевой. Совершив грех, Розамунда спросила Передео, за кого он ее принимает, и, услышав имя его подруги, сказала: «Ты ошибаешься, любезный, это я, Розамунда, а теперь, раз уж ты содеял непоправимое, я даю тебе выбор — убить Албоина или самому пасть от его руки». Тут Передео понял, что от злодейства ему никак не уйти, и дал свое согласие убить Албоина.
      Однажды пополудни, когда Албоин уснул, Розамунда велела соблюдать тишину в замке, убрала подальше все оружие, а меч Албоина крепко-накрепко привязала к его кровати, так что его нельзя было ни оторвать, ни вытащить из ножен. Тогда она, по совету Хельмихиса, впустила Передео. Албоин, пробудившись ото сна, увидел грозившую ему опасность и хотел было достать меч, но это ему не удалось; он схватил скамейку и некоторое время упорно ею защищался. В конце концов смелый и могучий воин, победивший столько врагов, оказался беззащитным перед хитростью и коварством своей жены. С плачем и причитаниями хоронили его лангобарды. Его могила находится у самой лестницы, ведущей в королевский замок. Герцог Гизильберт открывал потом могилу, чтобы взять оттуда меч и украшения. Он говорил потом, что видел Албоина».
      Трудно переоценить значение этого сборника братьев Гримм для сохранения и популяризации такого весьма специфического вида народного творчества, как предание. Вместе с тем судьба этого сборника оказалась менее счастливой, чем судьба «Детских и семейных сказок». Хотя многие из преданий обрели настоящую известность только после выхода в свет гриммовского сборника и стали хрестоматийными, породив немало подражателей, все же общий интерес к нему был не так велик, как к сборнику сказок. «Немецкие предания» по сравнению с «Детскими и семейными сказками» выдержали лишь незначительное количество переизданий.
      Удивительным является тот поворот в творческой биографии Якоба Гримма, который произошел в промежутке между 1815 и 1819 годами. В течение тринадцати лет занимался он собиранием народных сказок. И вот спустя всего четыре года с момента выхода в свет второго тома «Сказок» выпускает огромный труд — «Немецкую грамматику», в котором почти с нечеловеческой обстоятельностью и методичностью разрабатывает историю и грамматическую структуру германских языков, начиная с готского, подробнейшим образом останавливаясь на каждой эпохе их развития, — сказочник Якоб Гримм вдруг становится классиком языкознания и повергает своим многотомным трудом в изумление весь ученый мир.
      Его «Немецкая грамматика» явилась принципиально новым в истории изучения германских языков трудом, неслыханным по размаху, глубине и широте охвата материала, заложившим прочный фундамент для научных исследований в этой области. Его предметом стал не только и не столько современный Гриммам немецкий язык, сколько путь его становления и основные эпохи его развития.
      Пользуясь уже определившимися принципами сравнительно-исторического изучения языка, Якоб Гримм оперирует очень конкретным материалом готского, древне-, средне- и нововерхненемецкого, англосаксонского, древнескандинавских (включая древнеисландский), шведского, датского и других языков. Этот огромный труд охватывает вопросы фонетики, морфологии, синтаксиса, словообразования и словарного состава германских языков, — и в каждом из этих больших разделов Якобу Гримму удалось сделать ряд ценнейших наблюдений и интересных открытий.
      О масштабе труда, проделанного Якобом Гриммом в процессе создания «Немецкой грамматики», и о его заслугах перед наукой очень хорошо сказал Генрих Гейне: «...Якоб Гримм сделал для языкознания больше, чем вся... Французская академия со времен Ришелье. Его «Немецкая грамматика» — исполинское создание, готический собор, под сводами которого все германские племена, словно гигантские хоры, поднимают голоса, каждое на своем наречии... Человеческой жизни и человеческого терпения не могло хватить, чтобы собрать эти глыбы учености и чтобы скрепить их воедино из сотен тысяч цитат» .
      В предисловии к «Немецкой грамматике» Якоб Гримм изложил основные принципы построения своего труда. «Я противник общих логических понятий в грамматике, — писал он, утверждая свой подход в противовес широко распространенной в ту пору «философской» трактовке этого предмета, — они создают только видимость строгости и целостности определений, но мешают точному наблюдению, которое я считаю душой языкознания. Кто не признает наблюдения, результаты которого в своей непреложности... смеются над любой теорией, тому никогда не проникнуть в непостижимый дух языка». «Надежность и точность грамматики как таковой, — говорится далее в предисловии, — может быть достигнута не иначе как путем полного перечисления всех примеров, относящихся к данному правилу фонетики или морфологии, — не для фиксации частностей ради самих частностей, а имея в виду то, что наглядный обзор этих примеров таит в себе совершенно непредсказуемые преимущества и возможности».
      Трудно судить, какой раздел «Грамматики» больше других удался Якобу Гримму, но есть мнение, что наибольшую ценность в его труде представляет собой фонетическая часть. Столь подробно, основательно и систематически разработанной исторической фонетики германских языков до Гримма просто не существовало.
      Исследуя становление звукового состава семьи германских языков, Якоб Гримм, помимо блестящего владения предметом, проявляет удивительно тонкое чутье языка и незаурядные комбинационные способности, поражающие до сих пор самых талантливых лингвистов, занимающихся германской филологией. Поэтому бессмысленно было бы пытаться перечислить все обилие новых наблюдений, которые удалось сделать Якобу Гримму только в разделе фонетики. Так, опираясь на работы датского лингвиста Расмуса Кристиана Раска, он более отчетливо сформулировал «закон передвижения» согласных, то есть закон соответствия определенных групп согласных в германских языках определенным группам согласных в древнегреческом, латинском, древнеиндийском, славянских и других индоевропейских языках. Много новых наблюдений и предложений внес Якоб Гримм и в другие разделы своей исторической «Грамматики». Так, например, принцип деления глаголов на слабые и сильные он распространил и на склонение существительных. Важное значение среди прочих проблем, затрагиваемых его «Грамматикой», Я. Гримм придает проблеме диалектов; он подчеркивает, что диалекты заслуживают того, чтобы ими занимались ради них самих, а не рассматривали их как вспомогательное средство в изучении литературного языка. Я. Гримм выдвигает свою теорию распространения и угасания диалектов, предлагает целый ряд методических рекомендаций, например, как определять границы диалектов в древних языках и по каким элементам грамматики лучше всего определять диалекты. На дискуссионный вопрос о том, существовал ли в Германии XII—XIII веков единый народный язык, Я. Гримм отвечает утвердительно.
      «Немецкую грамматику» Я. Гримм написал за очень короткий срок; безостановочное продвижение вперед такого гигантского труда требовало от него большого напряжения, и на повторное прочтение написанного и корректуры уже не хватало сил. Якоб сам прекрасно понимал, что его труд отнюдь не свободен от недостатков и неточностей, что его можно было бы сделать стройнее и о многом сказать лучше. И надо отдать должное немецкому ученому Карлу Лахману, который оказывал Якобу в этот трудный период твердую моральную поддержку, убеждая, что тот создает эпохальный труд, что его придирчивость к себе излишне строга и что отдельные погрешности работы ничуть не умаляют ее ни с чем не сравнимых достоинств и с успехом будут впоследствии устранены его учениками.
      Важно отметить, наконец, что для самого Якоба Гримма смысл создания «Немецкой грамматики» не исчерпывался решением чисто лингвистических проблем, сколь бы важны они ни были:. Исследование языка и его истории было в глазах Якоба и его брата Вильгельма еще одним подходом к изучению и освоению истории и культуры своего народа.
      Следующим — после «Грамматики» — этапным трудом Якоба Гримма явилось фундаментальное исследование «Немецкая мифология» (1835 г.). В нем материализовался наконец давний замысел Якоба Гримма реконструировать германскую мифологию, объяснить ее и вернуть ей хотя бы частицу того авторитета, которым она пользовалась во времена германской древности и которого она, по мнению братьев Гримм, вполне заслуживает.
      «Немецкая мифология» явилась одной из важнейших работ из целого комплекса исследований, задуманных братьями Гримм в связи с поставленной ими перед собой долгосрочной задачей всестороннего изучения преданий и, пожалуй, завершающей работой в этой области. «Основой основ предания является миф, — пишет Я. Гримм в предисловии к «Немецкой мифологии», — то есть вера в богов... Без такой мифологической основы нельзя понять предание, так же как, не зная происшедших конкретных событий, нельзя представить себе историю» .
      Слово «мифология» вообще имеет два основных значения: во-первых, это совокупность фантастических представлений о мире, заключенных в преданиях (мифах) того или иного народа, и, во-вторых, это наука, занимающаяся изучением мифов. У Якоба Гримма оно употребляется и в том и в другом смысле, в зависимости от контекста.
      Создавая эту работу, Я. Гримм преследовал две основные цели: 1) собрать буквально по крохам отрывочные сведения, касающиеся мифологических представлений древних германцев, и систематизировать их; 2) показать родство германской и скандинавской мифологии.
      Интерес к мифологии как самостоятельной области философских, историко-литературных и фольклорных исследований по-настоящему родился в эпоху романтизма; этот интерес велик как в раннем, так и в позднем романтизме, хотя истоки его в том и другом совершенно различны. Но так или иначе, а именно романтизм дал мощный толчок глубокому и всестороннему изучению мифов разных времен и народов, в том числе и мифов германской древности, и именно немецким романтикам братья Гримм в большой степени обязаны и своими мифологическими устремлениями.
      Занимаясь мифологическими изысканиями, немецкие романтики преодолевали пренебрежительное отношение к мифу, бытовавшее в предшествующую эпоху — эпоху Просвещения. Просветители трактовали миф как сознательный вымысел, как басни и россказни, распространявшиеся хитрыми жрецами и охочими на выдумку поэтами.
      Вот поэтому всем, кто публиковал свои первые работы по мифологии, приходилось не только идти вразрез с утвердившимся безразличным, а то и пренебрежительным отношением к мифам, но и преодолевать известную косность и противодействие в ученом мире. «Немецкой мифологии пришлось очень нелегко — лишь с большим трудом отвоевала она себе доступ в круг научных исследований», — говорил позднее Якоб Гримм в своей лекции «О двух найденных мной стихотворениях времен немецкого язычества», прочитанной в Берлинской академии наук 3 февраля 1842 года.
      Правда, занимаясь мифами, романтики впадали в другую крайность и видели в мифах таинственное и совершенное воплощение народной мудрости, граничащее с откровением.
      Вопросы мифологии занимают одно из важных мест в эстетической теории иенских романтиков — Новалиса, братьев Шлегелей, пожалуй, больше других — Шеллинга. Идею о том, что мифология может быть кем-то вымышлена, выдумана, Шеллинг решительно отвергал . Мифология по Шеллингу — это единственно возможный архаичный способ выражения народного самосознания, и источником, порождающим мифологические формы, является само человеческое сознание. Правда, он считал, что мифология появляется вместе с появлением различных народов — вместе с расщеплением единой божественной сущности и сама по себе является ее реликтом.
      Значительное влияние на мифологическую концепцию братьев Гримм, и в первую очередь Якоба, оказали идеи Шеллинга о национальном духе как основе и источнике многих материальных явлений жизни. И вот теперь, после выхода в свет «Немецкой мифологии» Я. Гримма, в западноевропейской филологической науке окончательно утверждается взгляд на мифологию как на продукт «бессознательно творящего духа», некой «коллективной души» и одновременно как выражение сущности народной жизни.
      Книга Я. Гримма представляет собой не беллетризованное собрание древнегерманских мифов, рисующее нравы и облик обитателей германского Олимпа на манер мифов Древней Греции, а вполне академический трактат. Здесь, как и в других своих работах зрелого периода, Якоб оперирует огромной массой фактического материала, опираясь на самые разнообразные фольклорные и исторические источники, включая греческих и римских авторов, охотно пускаясь в головокружительные лингвистические изыскания и исторические экскурсы. Он терпеливо и внимательно прослеживает генеалогию германских богов, устанавливает параллели с родственными фигурами античной, скандинавской и восточной мифологии, описывает основные изменения, происходившие в облике, «призвании» и «характере» этих богов, отмечает различия в понимании того или иного божества у разных германских народов.
      В поле зрения Якоба Гримма попадают не только боги и герои, но все то, что так или иначе облекается фантазией древних германцев сверхъестественными свойствами и играет важную роль в их системе воззрений на мир и природу. Отдельные главы посвящены небу и звездам, дню и ночи, миру, душе, деревьям и животным, колдовству, призракам, смерти и болезни. Важное место отводится у Я. Гримма религиозным обычаям и суевериям древних и современных ему германских, славянских и романских народов.
      Реконструкция немецкой мифологии, вещь сложная сама по себе, усугублялась, как известно, рядом обстоятельств, связанных с христианизацией Германии. Смена язычества христианством проходила далеко не гладко.
      Христианство пришло в Германию как враждебная язычеству религия, организовывавшая свои богослужения на латинском языке, непонятном простому народу. Совершать привычные обряды, верить в местных германских богов объявлялось преступлением, а языческие храмы и святые места подлежали разрушению или, по крайней мере, превращению в христианские. Хотя эта борьба носителей новой религии в Германии не всегда и не везде была крайне радикальной, а нередко сочетала насилие с тактическими уступками, но так или иначе она ставила целью уничтожение языческой культуры и очень во многом здесь преуспела. «Историю языческих воззрений на мир будет тем легче писать, чем дольше отдельные народы оставались в стороне от обращения в новую религию», — отмечал Якоб Гримм во введении к «Немецкой мифологии» .
      В связи с этим в ходе восстановления древнегерманской мифологии от исследователя требовались, помимо хорошего знания истории, умение различать те элементы верований и обрядности, которые сохранились в неизменном виде еще со времен язычества, от верований, образовавшихся в процессе взаимовлияния язычества и христианства, в ходе которого языческие боги были дискредитированы и превращены в «низшие» существа германской мифологии. «Самые показательные примеры огрубления и фальсификации поэтических преданий времен язычества, — пишет Я. Гримм в предисловии к «Немецкой мифологии», — приводятся в 26-й и 27-й главах книги; эльфы и великаны превращены (христианством. — Ред.) в чертей, прорицательницы — в ведьм, и даже Вотан выродился в страшного охотника, а Хольда и Берта стали просто пугалами для детей; вороны Вотана переданы теперь во владение дьяволу».
      «Немецкая мифология» Якоба Гримма получила широчайшее признание и в Германии, и за ее рубежами и стала авторитетным трудом, способствовавшим окончательному оформлению и утверждению в филологической науке влиятельной мифологической школы, имевшей много приверженцев.
      Во второй половине XIX века идеи мифологической школы претерпели существенную трансформацию и частично были вытеснены теорией заимствования, солярно-метеорологической, психологической, исторической и другими.
      Последним совместным трудом братьев Гримм и самым грандиозным явился «Словарь немецкого языка». Работу над ним братья Гримм начали еще в 1838 году и продолжали до конца своих дней. Словаря, даже отдаленно сопоставимого с гриммовским, до той поры не существовало, и им, помимо огромных усилий на текущий сбор материала по каждому слову, приходилось одновременно разрабатывать сами принципы составления словарей подобного масштаба. Труд братьев Гримм был задуман как исторический словарь немецкого языка, вмещающий практически весь его словарный состав, в котором бы указывались значение каждого слова в разные эпохи развития языка и его этимология, а также давались примеры употребления данного слова в живом немецком языке со ссылками на источник. Словарь выходил в свет отдельными небольшими выпусками, которые потом объединялись в объемистые тома. Первый выпуск (Lieferung) появился на свет в 1852 году. С началом работы братьям Гримм стало ясно, что для создания словаря потребуется не 10—15 лет, а гораздо больше, и для его завершения, быть может, не хватит целой человеческой жизни. Хотя ученым помогали друзья и ученики, все же им удалось довести словарь только до шестой буквы алфавита — буквы F (до слова «Frucht» — плод). Основную тяжесть этой адской работы вынес на себе Якоб как человек, отличавшийся крепким здоровьем и выдающейся работоспособностью. Им были обработаны все слова, начинающиеся с букв А, В, С, Б, F; слова на букву D обработал Вильгельм.
      После смерти Вильгельма и Якоба работу над «Словарем немецкого языка» продолжили их последователи — Ф. Вайганд, М. фон Лексер, А. Гёце, М. Гейне, Р. Хильдебранд и другие видные германисты, мужественно продолжавшие начатое Гриммами дело практически без помощи со стороны государства. Только в 1908 году «Словарь» под свою опеку взяла наконец Прусская академия наук в Берлине. В 1929 году благодаря усилиям группы лингвистов во главе с А. Хюбнером было начато составление «Словаря» на основе новых лексикографических принципов. В последующие, тридцатые, годы работа над «Словарем» существенно активизировалась при участии в ней целой плеяды молодых и способных лингвистов. После окончания второй мировой войны (с 1946 года) «Словарем» стали заниматься уже две академии — Немецкая академия наук в Берлине и Академия наук в Геттингене (Западная Германия), но ведущую роль сохранила Берлинская академия. Большие заслуги лингвистов ГДР во главе с академиком Теодором Фрингсом на завершающем этапе создания «Словаря» (выпуск его был закончен в 1961 году) были по достоинству отмечены правительством Германской Демократической Республики.
      Итак, «Словарь» создавался сто с лишним лет и стал самым основательным историческим словарем не только в истории составления немецких словарей и немецкой лексикографии, но и вообще в мировой истории. Правда, столь длительное время его создания и участие в составлении большого числа ученых различных школ и направлений в германистике не могли не наложить своего отпечатка — он получился неоднородным и по охвату материала, и по способу изложения, и по трактовке тех или иных явлений в немецком языке. Эти недостатки, в том числе и неоднородность лексикографических принципов, предполагается устранить в новом издании, подготовка к выпуску которого была начата сразу же после завершения первого издания. Берлинская академия наук ГДР взяла на себя ответственность за буквы А—С, Геттингенская — за D—F. К настоящему времени уже завершено издание первого тома (буква А), начатое в 1954 году, и шестого (буква D), начатое в 1970-м. Как и во времена братьев Гримм, словарь выходит отдельными небольшими выпусками (примерно по 7 выпусков на каждый том). Издает его известное и авторитетное лейпцигское издательство «Хирцель».
      Дистанция размером почти в полтора века, лежащая теперь между нами и братьями Гримм, позволяет нам быть более строгими и трезвыми в оценке деятельности этих ученых и их идейного наследия, чем это было возможно, скажем, сто лет назад, позволяет избегать некритичной восторженности в ее восприятии и одновременно удерживаться от слишком поспешных выводов противоположного свойства.
      Знакомясь с творчеством братьев Гримм, мы снова и снова проникаемся уважением к их человеческим качествам, к масштабу их таланта, к их целеустремленности и преданности науке. Конечно, многое в их мировоззренческих и научных выводах сегодня представляется не только спорным, но и прямо неприемлемым для нас. Это понятно: их мировоззрение и научные представления сформировались под активным воздействием вполне определенных исторических условий Германии начала XIX века. На их гипертрофированную любовь ко всему немецкому в свое время указывал еще Н. Г. Чернышевский: «...одною из главнейших пружин, вызвавших труды этого великого исследователя (Я. Гримма. — Ред.), была односторонняя тевтомания, стремление доказать путем науки, что германцы искони были племенем, высоко превосходившим все остальные племена своими умственными и нравственными качествами, своим общественным развитием» .
      Не укладывается в рамки современных научных представлений и идея Гриммов о божественном происхождении мифов и языка. Многие другие их научные мысли и гипотезы не выдержали проверки временем, были отвергнуты или оттеснены другими, более точными и близкими к истине. Так, например, уже доказана несостоятельность утверждений Якоба Гримма о том, что все явления германского фольклора имеют очень древнюю историю.
      И все же прав был Вильгельм Шерер, который писал о «непреходящей ценности» основных работ братьев Гримм, несмотря ни на какие погрешности и ошибки: «...найдется многое, что можно сформулировать иначе в ходе последующих научных исследований, многое будущая наука сочтет ошибкой, но тот импульс, который исходил от них, и те новые цели, которые они указали, являются вечными, потому что они теперь стали неотъемлемыми от процесса развития науки, и каждый новый ее побег несет в себе его частицу» .
      Заключая этот краткий очерк, хочется отметить, что, несмотря на отдельные недостатки, факт выхода в свет книги Г. Герстнера можно только приветствовать: она даст возможность многим почитателям этих великих ученых в Советском Союзе ближе познакомиться с их жизнью.
       Г. Шевченко

Ханау, первые впечатления