Сумасшествие перешло в манию.
      Она охватила все судно, как инфекция. Лица горели от возбуждения. Теперь мы не просто наблюдали – мы готовились что-то делать.
      Дети. Мы спасем детей. Спасательная экспедиция. Это оправдывало нашу неудачу с пропавшим пилотом: ни она, ни самолет так и не нашлись. Джунгли проглотили ее. Или… то, что жило в джунглях.
      Слухи. Возбуждение. Безумие. И наконец – цель.
      Теперь я понимал моего генерала. Ее неожиданное, инстинктивное согласие. Она была вынуждена согласиться, хотя и не хотела, потому что знала: альтернатива еще хуже. Накопилось чересчур много отчаяния, чересчур много боли. Сколько еще требуется, чтобы все полетело в тартарары? Все и так вышло из-под контроля. Все! Инерция событий неумолимо толкала нас вперед. Приливная волна времени. Секунды накапливались в смертельную лавину.
      Экспедиция выскользнула из моих рук. Мой рот еще открывался и закрывался. Мнения. Советы. Но никакой власти. Меня относило в сторону все дальше и дальше. Теперь это была работа Зигеля. «О, вы еще здесь?» Даже Лиз иногда…
      Конечно, я знал, что она не хотела этого, но все равно было больно. Обезьяны шмыгали вокруг меня. Все чокнутые, но знающие, что ничего нельзя изменить. Некоторые демонстрировали это меньше, чем остальные. Я передвигался с одного места на другое. Разговаривал. Мир вокруг то затуманивался, то вновь обретал резкость. Я смотрел видеозаписи. Писал отчеты. Отвечал на вопросы. Но сам вопросов не задавал. Я двигался как заводной.
      Разглядывая себя в зеркале, я удивлялся, когда же успел так состариться? Кстати, кто я вообще такой? Какой итог могу подвести лично для себя? Куда идти дальше? У всех была работа, кроме меня. А без работы – кто я? Они отобрали ее у меня. Так кто же я такой теперь? Даже Лиз иногда не знала…
      Прошлое всегда мертво. Я человек, который танцевал с червями. Бродил в стаде. Возлюбленный червей. Ренегат. Дезертир. Холостое ружье. Человек, приносящий одни несчастья. Отверженный. Человек без знамени. Бесцветный. Без полос. Без звезд.
      Я витал над миром, не имея возможности приземлиться. Мои мысли кипели. Странные видения мучили при каждом пробуждении. Мой сон был без сновидений и не освежал. Утро казалось наркотическим похмельем. Наркотиком были ужасы. Картины расплывались и снова приобретали резкость. Я продирался сквозь время. Они видели это по моему лицу и спешили пройти мимо.
      Индейский проводник. Опушенный с лестницы. Забытый. Имели мы тебя в одно место. Слишком умничает. Система сама выживет. Не обращайте внимания на реальность. Не слушайте его. Подобные разговоры в моей голове стали безумием, которое невозможно остановить. Чувства. Кошмары. Отвратительные картины.
      Я просто хотел знать, кто я такой! В чем заключается моя работа!
      … Я проснулся, тряся головой, посреди стратегического совещания. Капитан Харбо. Генерал Тирелли. Лейтенант Зигель. Сержант Лопец. Доктор Шрайбер. Все хмурые. Дэн Корриган. Дуайн Гродин. Клейтон Джонс. И остальные из спасательной команды. Конференц-зал заполняли мрачные лица. Готовились к операции.
      – Нет, нет и нет, – говорила доктор Шрайбер. – Только не после Коари. Это невозможно. Я не понимаю, как можно это сделать. Как вы собираетесь сбросить спасателей незамеченными в центр гнезда? И как вы заберете оттуда их и тридцать детей?
      Лопец кричала ей в лицо с точно такой же злостью: – Все получится. Мы сбросим по периметру пауков. Половина отделения держит круговую оборону, другая половина грузит детей в спасательные гондолы. Мы поднимемся в воздух, а самолет зацепит нас и отбуксирует. Десять гондол, две запасные. На каждую уйдет тридцать секунд. На все – максимум шесть минут.
      – А что в это время будут делать черви? – спросил Джонс. – Стоять вокруг, засунув большой палец в задницу?
      – Интересный образ, – заметил я. – У червей нет ни большого пальца, ни задницы. И они не стоят.
      Никто не обратил на меня внимания.
      – Все будет сделано ночью. В воздухе гондолы включат прожектора. Это поможет летчику найти цель и отвлечет червей.
      – Черви наиболее активны как раз ночью.
      Но меня снова проигнорировали. Положив ручку на стол, я посмотрел на Лиз. Она не вмешивалась в спор. Мне стало интересно, сколько еще пройдет времени, прежде чем я взорвусь.
      – С-самое с-слабое звено – в-высадка, – сказала Дуайн. – Н-нельзя г– гарантировать, что в-вы высадите всю к-команду п-прямо в загон.
      Ей ответил Зигель: – Летающие парашюты. Надувные емкости дадут нам время на планирование и маневр. Каждый из команды высадки берет с собой одного паука и одну спасательную гондолу. У нас есть двенадцать добровольцев, они продолжают тренировку в виртуальной реальности, но уже готовы к высадке. Приземлившиеся первыми распылят аэрозоль вокруг загона. Это даст нам время для вывода пауков на позицию. К тому моменту, когда они опрокинут пауков, нас и след простынет.
      – Вы чересчур самоуверенны, – сказала Шрайбер.
      – У вас есть другое предложение?
      – Не высаживаться. Черви волнуются.
      – Откуда вам известно? – спросил Зигель. – Когда это вы успели стать экспертом?
      Он оглянулся на меня, ища поддержки, но я отвел глаза. Он сделал хороший выстрел, только прицелился плохо.
      – Поверьте мне на слово, – настаивала Шрайбер. – Они знают, что мы здесь.
      Ее поддержала Дуайн: – Он-на п-права. В-в основном. Д-датчики, к-кото-рые мы сбросили, р-регистрируют очень в-высокий уровень в-возбужения в гнезде. М-мы замеряем количество п-передвижений на акр. П-по сравнению с п-прошлым м-месяцем сейчас г-гастроподы близки к п-панике.
      М-мы не знаем, чем эт-то в-вызвано – т-то ли п-продо-жающимся ростом, то ли как-то связано с н-нами или ст-тем, что случилось в К-коари. А м-может быть, они з-знают, что «Б-босх» н-находится рядом с м-мандалой? Н-но г-гастроподы определенно в-взволнованы.
      Зигелю эта новость не понравилась. Ему бы и хотелось отмахнуться от нее, но он не мог. Он взглянул на меня. Я кивнул: это правда.
      – Дерьмо, – констатировал он, но, надо отдать ему должное, по-прежнему стремился к цели. – Ладно, мы найдем другой путь. Может, отвлечь червей? Каким– нибудь зрелищем, а? Может, покажем им самолеты в небе с противоположной стороны гнезда?
      Он снова взглянул на меня. Я заметил это только потому, что смотрел в том же направлении. Лиз не обратила на это внимания. Бортинженер Гарри Самишима – тот самый, из японского сада – проскользнул в зал почти незамеченным и теперь тихонько сидел возле локтя капитана Харбо с блокнотом в руках. Лейтенант Зигель продолжал ждать моего ответа. Я махнул рукой, как бы показывая, что все возможно. Мы просто не знаем.
      – Надо попробовать. Пошлем сегодня вечером самолеты, устроим иллюминацию, запишем реакцию червей, а завтра произведем выброску.
      Никто больше этого не заметил – все по-прежнему смотрели на Зигеля, Лопец, Шрайбер и меня. Лиз взглянула на капитана Харбо, капитан Харбо повернулась к Самишиме. Самишима едва заметно отрицательно качнул головой, положил свой блокнот на стол перед капитаном Харбо, и та, быстро заглянув туда, подвинула его генералу Тирелли, которая, тоже бросив быстрый взгляд в блокнот, мягко сказала: – Я не думаю, что у нас есть на это время.
      Ее слова резко оборвали дискуссию. Все повернулись к Лиз.
      Она, казалось, чувствовала себя неловко.
      – Все дело… в балласте. Чтобы удерживать корабль на одном месте, требуется определенное соотношение гелия и балласта. Мы приблизились к критической точке. Необходимо сбросить оставшиеся мониторы и сняться с якоря не позже завтрашнего полудня.
      Она лгала.
      Когда «Босх» переоборудовали, автономность плавания увеличилась до двадцати одного дня. Кроме того, он нес дополнительные резервуары с гелием, которые могли еще неделю удерживать его в воздухе. Что-то произошло.
      Дуайн Гродин тоже это заметила. На какое-то мгновение ее лицо стало пустым – она рылась в своей наращенной памяти, – затем на нем появилась смущенная гримаса. Спорить с начальством ей не хотелось, но она знала, что слова генерала Тирелли не соответствуют технической оснащенности экспедиции… Кое-кто еще почувствовал неладное. Шрайбер.
      – Политические соображения? Нам приказали возвращаться, верно?
      Лиз сделала вид, что не слышит.
      – Возвращаемся через Колумбию. Перебраться через Анды мы не можем, так что проследуем вдоль них к северу, пересечем Венесуэлу и оттуда – в Панаму.
      Опять ложь. Я видел карты. Горы – все равно что стена для дирижабля таких размеров. Мы не могли подняться на такую высоту. Путь к Тихому океану закрыт. Лиз, собственно, признала, что возвращаться через Бразилию небезопасно. Хуже того – во всем этом ощущалась какая-то безысходность.
      – Если мы решим отправиться за детьми, – добавила Лиз, – надо это сделать сегодня вечером.
      – Хорошо, – сказал Зигель. – Мы отправимся вечером. Давайте попробуем сделать так…
      Примерно полсекунды мои пальцы выбивали дробь по столу, а потом, не извинившись, я оттолкнул стул и встал. Никто не обратил на меня внимания, кроме Лиз. И капитана Харбо. И возможно, Гарри Самишимы. Я быстро вышел из конференц– зала.
      За дверью я остановился, ожидая. Думая. Складывая одно с другим.
      Холод родился внизу, поднялся к животу, заморозил дыхание в легких и вышел наружу со стоном: «О, дерьмо, как мы могли быть такими идиотами!» Удары сердца отдавались в ушах, как литавры. Я уперся обеими руками в стену и уставился на свои ботинки. Потом потянулся вверх и стал смотреть на потолок. Мне хотелось биться головой и кричать – на себя, на весь мир, на всех тех, кто планировал экспедицию и упустил очевидное. Но я сдержался. Я сдерживался изо всех сил, ожидая… ожидая ощущения чего-то правильного, что надо сейчас сделать.
      Дверь за моей спиной открылась. Я не стал оглядываться. Кто-то положил руку мне на плечо. Я обернулся. Лиз. Мы смотрели друг на друга без слов. Она выглядела испуганной. Я же чувствовал себя… невозмутимым. Страх бушевал по– прежнему, но теперь он сжигал и другого человека. Теперь не все доставалось мне одному.
      – Почему ты мне не сказала? – спросил я.
      – У тебя голова была занята другими вещами. Более серьезными. Не хотелось отвлекать тебя.
      – Зря.
      – Прости, – мягко сказала Лиз. – Мы знали, что они попробуют организовать диверсию. Нам казалось, что мы их нейтрализовали. Не могу понять, как им все– таки это удалось. Джим, мы должны воспринимать все спокойно. Не нужно, чтобы кто-нибудь ударился в панику.
      – Это не диверсия. Вы не там ищете. – Что?
      Она не понимала.
      Страх заставил меня почти выкрикнуть: – Это жигалки!
      Лиз посмотрела на меня скептически.
      – Маленькие неразумные мошки?
      Ее скептицизм превратился в прямое неверие.
      – Наша маскировка оказалась чересчур правдоподобной! – И снова последовал адреналиновый взрыв. Я повысил голос: – Они принимают «Босха» за червя! Выйди на верхнюю палубу. Они облепили всю оболочку! Жалят ее! Прогрызают путь внутрь! В эту минуту газ, должно быть, утекает через миллионы крошечных отверстий.
      Я думал, что мои слова лишат Лиз последних остатков самообладания. Но вместо этого она только ахнула: – О Боже! – и тут же вернулась в контролируемое состояние. – Почему ты мне не сказал?..
      – Я сам понял это только что! Если бы ты мне сказала об утечке гелия раньше… – Я осекся на полуслове и поднял обе руки, словно сдавался. – Не обращай внимания. Сейчас не до виноватых. Теперь у нас возникла реальная проблема. Надо сказать капитану Харбо.
      – Что сказать капитану Харбо?
      Шкипер воздушного корабля бурей вырвалась из конференц-зала, за ней следовал Самишима. Из открытой двери выглядывали побелевшие лица.
      – Что здесь, черт возьми, происходит? – потребовала она ответа. – Вы шумите на весь корабль.
      – Жигалки, – удрученно проговорила Лиз. – Что?
      – Хторранские насекомые, – пояснил я. – Они кусаются. Жалят. Это москиты размером с мошку. Они прогрызают оболочку корабля. Им кажется, что это гигантский червь, и они хотят отложить яйца или что там еще они делают. Попав внутрь, они садятся на баллоны с газом. Красный свет, просачивающийся сквозь внешнюю оболочку, заставляет их реагировать так, будто они снова попали на тело червя. Поэтому они снова жалят и будут продолжать, пока не доберутся до теплого мяса червя. Только они до него никогда не доберутся. Попадая в газовые баллоны, где нет кислорода, жигалки дохнут, но каждая оставляет после себя крошечное отверстие. Вот почему вы теряете гелий. Возможно, поверхность всех баллонов уже превратилась в сито. Вы ничего не заметите, потому что дырочки слишком малы. Но проверьте, что находится на дне баллонов, – там дохлые насекомые. Очень скоро вы не справитесь с утечкой. Мы тонем.
      Капитан Харбо отказывалась мне верить. Самишима же поверил.
      Кошмар был уже внутри корабля.

      В то время, когда пишутся эти строки, с помощью дистанционных датчиков ведется интенсивное исследование двух гнезд: Колорадской мандалы, уничтоженной двумя ядерными взрывами, и западноканадского очага заражения. Последний исследовался до и после его уничтожения комбинированным применением выжигания, замораживания и радиоактивных боевых средств с коротким периодом полураспада. С абсолютной уверенностью говорить об этом рано, но похоже, что конструкция этих двух гнезд не будет отличаться от таковой в других селениях, которые еще предстоит исследовать. На этой основе и строятся наши дальнейшие рассуждения.
      Куполообразные строения, которые исходно считались хторранскими гнездами, на самом деле служат лишь входами в подземные города гастропод. Вниз от входов ведут широкие спиральные коридоры; у каждого входа начинаются по меньшей мере два коридора. Позже, когда поверхностное гнездо перестраивается, чтобы лучше соответствовать расширившемуся комплексу под землей, от поверхности к основному поселению проводят сразу несколько главных каналов. Независимо от того, по часовой или против часовой стрелки они закручиваются, их ответвления всегда идут в противоположном направлении, и, таким образом, подземная колония напоминает скелет пружинного матраса.
      В центре этих совокупностей пружин можно обнаружить широкое разнообразие камер и помещений, каждое из которых служит только своим специфическим целям. Многие комнаты используются как хранилища, другие являются резервуарами для различных жидкостей – воды, отходов, секрета с консистенцией меда; некоторые помещения явно используются для жилья или в качестве выводковых камер, тогда как другие похожи на инкубаторы или места кормления или то и другое одновременно.
      Некоторые комнаты имеют необычное строение, и их предназначение пока неясно. Например, для какой цели служит маленькая камера на дне вертикального туннеля? Если гастропода заползет в такое помещение, то не сможет оттуда выбраться – и на самом деле, в нескольких таких камерах были обнаружены мумифицированные тела маленьких червей.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)

      А потом, внезапно, заговорили все сразу.
      В коридор ворвался Зигель, требуя отправляться за детьми немедленно, сразу же за ним выскочила Лопец, уже выкрикивающая отрывистые приказы в свой головной телефон. Шрайбер и Джонс – интересно, были они любовниками или просто духовными сиамскими близнецами? – начали вопить о необходимости сейчас же отменить операцию. По щекам Дуайн Гродин бежали слезы, она, заикаясь, бормотала что-то неразбочивое, издавала какое-то странное бульканье – вероятно, в ее мозгу что-то заклинило. Самишима стоял в сторонке, тихо разговаривая по своему головному телефону. Капитан Харбо и генерал Ти-релли говорили одновременно. Никто никого не слушал – кроме меня. Но и я не мог понять ни одного слова.
      – Дерьмо, – выругался я и, сдавшись, побрел обратно в конференц-зал. Генерал Тирелли и капитан Харбо пошли следом – за ними и все остальные. Бормочущие и переругивающиеся, они превратили зал в большой курятник.
      Внезапно наступила тишина.
      Все смотрели на меня, ожидая ответа. Но я не знал его.
      Я взглянул на Лиз. Она кивком показала на трибуну: «Если тебе есть что сказать…» Я пожал плечами. Какого черта? И поднялся на возвышение. Вместе со мной поднялись генерал Тирелли и капитан Харбо. Остальные вернулись на свои места.
      – Прежде всего, – начал я, – все должны заткнуться и в дальнейшем держать язык за зубами. Это необходимо. Демократия отменяется до особого распоряжения. Теперь самое главное… – Я посмотрел на Самишиму. – Сколько мы еще продержимся в воздухе?
      Гарри покачал головой: – Не знаю. Я не могу предсказать. Нельзя даже смоделировать.
      – Хорошо, тогда я спрошу по-другому. Что вы можете сделать?
      – Я уже делаю, – ответил он и начал разгибать пальцы: – Я срочно затребовал гелий. Он уже в пути. Потом я мобилизовал экипаж распылять герметик по поверхности газовых баллонов – для начала в два слоя. Потом будем постоянно повторять. Я заказал два контейнера с гермети-ком и пестицидом. Мы получим их завтра. Другую команду я отправил на верхнюю палубу тоже распылять герметик. Да, еще готова распечатка графика сброса лишнего груза. Вам придется поставить на эту работу ваших людей. Каждый стул, каждая кровать, каждый стол, все, что не прикреплено намертво, надо выбросить из ближайшего окна. Но только не сразу, а по мере надобности, чтобы сохранять подъемную силу. Если мы сбросим все летательные аппараты и датчики из грузовых трюмов, и даже большую часть балласта… – Он пожал плечами. – Не знаю. Прежде необходимо сделать кое-какие расчеты. Нужен час. Или два. В дальнейшем расчеты придется вести постоянно. Что же касается предчувствия… – Он мрачно покачал головой.
      – Куда мы можем дотянуть?
      – Если снимемся с якоря сию секунду, то, возможно, долетим до Юана Молоко. Это в Колумбии. Там подготовлено место для вынужденной посадки. Большая часть срочных грузов идет оттуда. Они могут встретить нас по пути. Это помогло бы.
      Несмотря на мое предупреждение, генерал Тирелли и капитан Харбо перешептывались. Они одновременно подняли головы. И почти хором сказали: – Так и сделаем. Капитан Харбо прибавила: – Немедленно!
      И Самишима направился к выходу.
      – Подождите! – закричал лейтенант Зигель, вскочив на ноги. – Нет, черт побери! Мы должны лететь за детьми!
      – Сядьте, лейтенант! Я еще не закончил. Гарри, подождите.
      Зигель остался стоять, но замолчал. Самишима замер в дверях, удивленно нахмурившись.
      – У десантников есть аэрозоль, – сказал я, – Пусть они распылят его по всей верхней палубе и по бокам фюзеляжа. Это может помочь. Если поможет, обработайте и газовые баллоны. Возможно, это предотвратит дальнейшую эрозию.
      Гарри взглянул на Харбо. Она кивнула. Он нырнул в дверь, улыбаясь со свирепой решимостью, в коридоре остановился, быстро и кратко отдавая распоряжения.
      – А теперь… – Я повернулся к Зигелю: – Насколько решительно вы настроены спасти детей?
      – Что? – Он не понял моего вопроса.
      – Вы настроены спасать детей? – спросил я. – Или настроены спасать?
      – О! – До него дошло. – Э… – Он ухмыльнулся. – Боюсь, что спасать.
      – Я тоже, – призналась Лопец.
      – Так я и думал. Ладно…
      Я посмотрел на капитана и генерала.
      Харбо была настроена выжидательно. Лиз, похоже, одолевало искреннее любопытство.
      Я быстро кивнул в знак признательности и решительно продолжил: – Моя идея заключается в следующем. Мы направляемся прямо в центр мандалы, сияя, как рекламный щит. Становимся на якорь так, чтобы над центральной площадью располагался только нос корабля. И зажигаем его, как на концерте рок-музыки. Корма остается в темноте, а по бортам мы пускаем бегущие стрелы, указывающие на нос, которые по пути становятся все ярче и ярче. Мы зажигаем ослепительные огни, рисунки, полосы и все остальное, на что они так сильно реагировали в Коари. И как только черви запоют, мы как можно громче врубим их же песню. Мы знаем, что это их парализует. Тем временем корма нашего корабля находится над загоном, и мы опускаем на тросах столько корзин, сколько необходимо, чтобы поднять всех детей. За каждую корзину отвечает один спасатель. Мы грузим их, поднимаем и отправляемся восвояси. Да, и подождите минуту – у нас будет еще одно преимущество. Пока мы забираем детей, можно будет сбросить остаток датчиков и мониторов. Датчики оказываются на месте, мы получаем дополнительную подъемную силу, дети спасены, мы благополучно улетаем.
      Я широко развел руки, как бы говоря: вот что мы имеем. Какое-то мгновение все молчали. Я взглянул на наручные часы: – Если мы собираемся это сделать, то надо принять решение в течение пятнадцати минут.
      И посмотрел на Лиз.
      Она закрыла лицо руками, словно спрятавшись за ними, чтобы подумать. Когда она опустила руки, ее взгляд был усталым, но решительным, – Проинструктируйте свою команду,. лейтенант. Пусть они будут в полной готовности.
      – Мы высаживаемся?
      – Не знаю. Решим по ходу дела.
      – Вы не можете это сделать, – зло вмешалась Шрай-бер. – Это идиотская идея.
      – Возможно, но другой у нас нет, – бросила Лиз. – Вы хотите иметь этих детей на своей совести?
      Шрайбер не дала запугать себя моральными соображениями.
      – Мы не можем спасти их. Они уже заражены… заражены… чем бы там ни было. Мы не можем позволить себе риск занести инфекцию на борт корабля.
      – Мы проведем стандартную дезинфекцию, а детей поместим в карантин.
      – Это слишком опасно. Вы рискуете нашей безопасностью.
      – Мы рискуем вашей безопасностью – вы это имели в виду? – Генерал Тирелли гневно покачала головой. – Я хочу, чтобы эти дети оказались на борту Я хочу, чтобы мы хоть что-то сделали правильно. – Она посмотрела на Шрайбер. – Не знаю, как вам, а мне хочется снова уважать себя.
      – Все не так просто, генерал. – Лицо Шрайбер исказилось. – Этот путь не приведет вас в рай.
      – Возможно, вы и правы, доктор. Но пусть я лучше попаду в ад – только своим путем, а не вашим.
      – Очень хорошо! Надеюсь, у меня появится возможность направить вас по вашему пути, – взорвалась Шрайбер.
      В ответ Лиз только пожала плечами.
      – За работу, друзья, – сказала она.

      Удивительно большое число комнат-хранилищ в гнезде заполнено яйцами и собственными гнездами различных видов-партнеров, многие из которых мы до сих пор не можем определить.
      Однако нам знакомы яйца тысяченожек, гнусавчиков, инкубационные капсулы медузосвиней и наружные матки с эмбрионами горпов.
      В различных выводковых камерах был обнаружен ряд больших кожистых коконов, напоминающих куколок насекомых, которые, как мы подозреваем, на самом деле могут быть яйцами гастропод. Однако жизнеспособных экземпляров, чтобы подтвердить это предположение, среди них не оказалось. Процесс определения осложняется тем, что гастроподы, похоже, не признают никакой разницы между яйцами, которые они хранят для своего питания, и яйцами симбионтов.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)

      И снова пение червей заполнило грузовой трюм.
      Это был густой пурпурный звук. Даже здесь, на корме корабля, чувствовалось его напряжение. Он физически ощущался в горячем влажном воздухе япуранского полудня. Нервирующая мелодия вызывала у всех собравшихся в трюме беспокойство и раздражение.
      Последние приготовления к высадке были почти закончены. Лопец закрепила повязку-сирано на голове Зи-геля и просигналила мне поднятым большим пальцем.
      Сирано – стандартное армейское приемно-передаю-щее устройство в виде легкой короны с линзами на висках и наушниками. Расставленные шире, чем обычно, линзы усиливали стереоэффект, и, хотя предметы казались немного меньше, чем были на самом деле, это помогало при работе с оперирующим образами комьютером.
      Опустив наушники, я приладил их поудобнее, и в ответ Лопец поднял большой палец. Она обошла вокруг Зигеля, тихонько шепча грязный лимерик:
 
Жила-была юная леди с Венеры
С кошмарной фигурой, как у мегеры,
Метров шесть высотой
Что считалось красотой
С точки зрения венерических кавалеров.
 
      Я закрыл глаза, и голос Лопец прозвучал так, словно она обходила вокруг меня.
      – Хорошо, – сказал я, открыв глаза. – Звук в порядке. Попробуем камеры.
      Я опустил стекла очков, настроился на резкость, посмотрел перед собой и внезапно оказался на три метра ближе к открытому грузовому люку. Лопец вышла из– за моей спины и, неожиданно повернувшись, двинула мне прямо между глаз, лишь в последний момент остановив кулак. Я невольно отшатнулся. Она ехидно рассмеялась.
      – Видео в порядке, – констатировал я. – Как только ты будешь готов, лейтенант, можно начинать.
      Голос Зигеля шел, казалось, из-под моего подбородка.
      – Хорошо. Э, капитан?.. – Что?
      – Вы могли бы помолчать, если не возникнет что-то действительно важное? Понимаете, меня это отвлекает.
      Я рассмеялся: – Договорились.
      Я выключил свой микрофон, чтобы случайно не отвлечь Зигеля. Потом откинулся на спинку, поудобнее устраиваясь в кресле. Кто-то ласково погладил меня по плечу. Рука задержалась. Я похлопал по ней, нашупал знакомое кольцо на пальце и понял, что это Лиз.
      В следующий момент мы уже спускали Лопец и Зигеля с корабля. Изображение передо мной неприятно поплыло, когда спасательная корзина начала раскачиваться. Звуки гнезда охватили нас со всех сторон – нескончаемое пурпурное пение червей.
      Мы посмотрели вверх, на темное днище воздушного судна. Его присутствие над головой подавляло. Чудовищная темная туша «Босха» закрывала все небо, словно громадная крыша. Мы висели под гигантским сумеречным зонтом.
      – Задержите нас здесь на минуту, – попросил Зи-гель. – Посмотрим, как реагируют черви.
      Я включил микрофон и прошептал: – Посмотри, пожалуйста, вперед. Изображение постоянно дергалось.
      – Перестань вертеть головой, черт бы тебя побрал! – Изображение застыло. – Прости, я не хотел кричать.
      – Нет, это я виноват. Зацепился своей сбруей за трос. Я пытался освободиться.
      Впереди виднелся залитый яркими, как в Лас-Вегасе, огнями огромный дисплей, который капитан Харбо зажгла для червей. Даже издали можно было увидеть, как чудовища лезут по головам друг друга. Поскольку интересующий нас загон находился в одном из наружных завитков поселения, нос корабля оказался вовсе не над центральной площадью мандалы, а потому свободного места у червей было мало. Они забирались на стены загонов, карабкались на крыши гнезд, вытаптывали сады, расплескивали воду из прудов, запружали каналы, создавали заторы на улицах, образуя горы красной плоти. При виде этой картины я невольно содрогнулся.
      Прямо над головой из раскрытых зевов трех других люков сплошными потоками сыпались датчики, птицы-шпионы и киберзвери, распыляясь по всей мандале.
      – Теперь я хочу посмотреть, что там внизу, капитан.
      – Есть.
      Загон под нами был странно спокоен. Несколько ребятишек стояли и, задрав головы, разглядывали нас. Они были явно ошеломлены. Один или два указывали на нас пальцами. Некоторые тянули вверх ручонки. Рядом с загоном встречались небольшие группы червей, но большинство из них спешило на север, к яркому и громкому носу дирижабля.
      – Не вижу ни одного взрослого, – сообщил Зигель.
      – Я тоже, – сказала Лопец.
      – Подождите минуту, кажется, я вижу одного. В тени. Он держит на коленях маленькую плачущую девочку.
      – Вижу, – сказал Зигель. – Это – человек?
      – По-моему, да, – ответил я.
      Лиз утвердительно похлопала меня по плечу.
      – Анализ подтверждает это.
      Я поправил резкость. Человек был голый. Худой. Разукрашенный все теми же странными завитками, покрытый легким розовым пухом, с диким взглядом сумасшедшего.
      – Мне он не кажется враждебным, но не рискуй.
      – Спускаемся?
      Лиз снова похлопала меня по плечу.
      – Спускаемся, – подтвердил я.
      – Пошли пауки, – сообщила Лопец.
      Следуя за взглядом Зигеля, изображение переместилось вверх. Оттуда быстро спускались корзины с роботами. Мы скользили вниз вместе с ними. Я снова перенастроился на более широкий угол зрения.
      Несколько сброшенных ранее приборов с дистанционным управлением распыляли плотный туман полимерного аэрозоля по внешнему периметру загона. Маленькие машинки шипели и жужжали, выпуская клубы дыма. Один или два червя уже завязли в нем. Поскольку аэрозоль был наименее плотным веществом из всех ранее известных, хватало одного барреля, чтобы покрыть целый акр. При необходимости запасов этих машинок хватило бы на всю мандалу, и они будут поддерживать мягкую туманную баррикаду вокруг загона, пока мы его не эвакуируем.