А потом она огляделась, проверяя, не слышал ли ее кто-нибудь из бразильских участников экспедиции.
– Не беспокойтесь, – успокоила Лиз. – Доктора Амадор, Родригес и Хикару и их техническая команда заняты в третьем наблюдательном трюме. Можете говорить свободно.
Она не добавила, что это выходит за рамки плана дяди Аиры. Либо капитан Харбо и сама знала об этом, либо ей вообще не нужно было этого знать.
Капитан Харбо выглядела слегка раздраженной. Все мы были раздражены.
– Что произойдет дальше? – спросила она. Я бросил взгляд на терминал: – Мы увеличим звук еще на шаг.
– Сколько времени мы будем заниматься этим? Я пожал плечами.
– Все зависит от того, сколько времени они будут заниматься этим. – Я кивнул в сторону грузового люка, потом посмотрел через стол на стоящую в темноте Дуайн и сказал ей: – Продолжайте. Увеличьте звук еще на два шага.
Затем я подошел к леерам, чтобы заглянуть в пасть ада. Я больше не мог откладывать это. Необходимо увидеть все собственными глазами. Лиз неохотно пошла следом за мной. Капитан Харбо осталась на месте, но потом передумала и тоже подошла к краю открытого люка.
Мы заглянули вниз.
Мы знали, что они не могут видеть нас. В трюме было темно.
Мы знали, что они не могут нас видеть. Но это не помогало.
Черви смотрели прямо в наши глаза.
Они верещали. Они пели.
Они размахивали руками. Двигали челюстями. Вращали глазами, словно пытались охватить одним взглядом весь корабль. Лучи прожекторов пробегали по массе хторров, и те тянулись к свету, когда свет падал на них, и стонали, когда он уходил.
Но всегда кто-то – не важно кто именно – смотрел прямо на нас. Словно видел нас. Словно хотел нас.
В их глазах светился примитивный разум насекомых. Несмотря на все, что мы говорили, во что верили, несмотря на результаты всех наших тестов, вскрытий и экстраполяции, я не мог отогнать от себя мысль, что это и есть высший хторранский разум. В глазах червей светилось удивление. В них был благоговейный страх. В них была жизнь.
И это делало картину еще ужаснее.
– Отвратительно, – прошептала капитан Харбо. – Они отвратительны.
Лиз ничего не сказала. Даже в темноте грузового трюма я разглядел, как она бледна.
– С тобой все в порядке?
– Это самое страшное, что я видела в жизни. – Неожиданно она повернулась ко мне. – Обещай мне одну вещь.
– Все, что хочешь.
– Обещай, что ты никогда не допустишь, чтобы меня сожрали черви. – Она до боли сжала мне руку. – Обещай, что убьешь меня раньше.
– Этого никогда не случится, дорогая.
– Обещай мне, Джим!
Я с трудом проглотил ком в горле.
– Обещаю. Я никогда не допущу, чтобы тебя поймали черви. Я никогда не допущу, чтобы они сожрали тебя. Обещаю всем сердцем и всей душой.
Тогда она отпустила мою руку. Я помассировал ее, чтобы восстановить кровообращение в пальцах.
Звук и свет стали интенсивнее. Черви возбудились еще сильнее. Теперь они налезали друг на друга. Я зн^л, что многие погибнут в давке, задохнутся, будут растоптаны среди всеобщей истерии. Однако это была не человеческая толпа. Отсутствовала паника, драки, крики – одно только лихорадочное самоотречение, которое все нарастало и нарастало.
Наконец мы оторвались от перил и вернулись к видеостолам. Один из дисплеев транслировал световое представление «Босха». Над столом парил миниатюрный дирижабль, по бокам которого плыли цветные полосы, пульсирующие в унисон с песней гнезда.
За этим столом работал Клейтон Джонс. Он поднял голову, наблюдая, как мы подходим. Сюда же ковыляла Ду-айн Гродин. Я обвел взглядом собравшихся. Клейтон Джонс, Дуайн Гродин, генерал Тирелли, капитан Харбо и пара помощников.
– Как у присутствующих обстоят дела с храбростью? – спросил я.
В первый момент никто не отреагировал. Возможно, никому не хотелось оказаться первым. Но потом любопытство перевесило, и Дуайн спросила: – А в чем дело?
– Я хочу попробовать песню мандалы из Скалистых гор. Одной из тех, что уничтожили ядерным зарядом. – В темноте я нащупал руку Лиз и сжал ее. – Она резко отличается от песен других гнезд и, по-видимому, вызовет сильное изменение в их поведении. У кого какие мнения?
Дуайн покачала головой.
– Эт-то в-выходит за п-пределы м-моих знаний, – удрученно призналась она.
– Джонс?
Он, похоже, не ожидал, что меня может интересовать его мнение.
– М-м. – Он пожал плечами. – А что будет, если мы просто погасим свет, выключим звук и уберемся отсюда?
Все удивленно переглянулись. О такой возможности никто даже не думал.
Дуайн откликнулась первой: – Я д-думаю, что ч-черви, в-возможно, п-п– попыта-ются п-преследовать нас.
– Через тысячемильные джунгли до самой Япуры?
– Е-если с-смогут. Пугающая мысль.
– Мы д-держим т-тигра за хвост, – продолжала Дуайн. – Н-надо что-то с– сделать.
– Ладно, – сказал я. – Давайте прокрутим песнь Скалистых гор. М-м… – Я повернулся к капитану Харбо. – Мне кажется, следует объявить по трансляции о том, что мы собираемся сделать. Что бы ни натворили черви, паника среди команды нам, по-моему, ни к чему – Хорошая мысль, – согласилась она. – Это будет нелишне в любом случае.
Она отошла на несколько шагов и передала команду в микрофон.
Я взглянул на Лиз: – Хочешь что-нибудь добавить? Она покачала головой: – Покаты справляешься хорошо. Продолжай.
– Спасибо.
Профессиональная похвала от моего генерала означала для меня почти так же много, как интимная похвала от моей жены. Я подождал, когда капитан Харбо закончит свое объявление, и повернулся к Дуайн: – Вы готовы?
Она подняла глаза от терминала: – В-в любую секунду.
– Тогда давайте. Дуайн набрала команду.
В первые секунды ничего не произошло.
Звук оставался прежним. Он заполнял трюм, вызывая одновременно отвращение и восторг. Он проникал в самую глубину души. От него никуда нельзя было скрыться.
А потом он изменился.
Сначала почти неуловимо – просто стал Другим. Появилась новая нота?
Нет, не фальшивая. Просто другая.
Мы ходили вдоль лееров и с интересом снова и снова заглядывали вниз.
Песнь червей затихала. Они выглядели озадаченными. Безумное кружение начало замирать, хторры с любо-пытством смотрели вверх. Цветовая гамма корабля тоже изменилась – это отслеживалось по отражениям в их глазах, миллионах светлых точек, переливающихся яркими огнями. Наши прожектора по-прежнему шарили по толпе, но теперь реакция хторров замедлилась. Они больше не тянулись к свету. Некоторые начали удивленно переглядываться. Другие пытались подхватить новую песню. Голоса стали громче, звук – резким, дребезжащим. Он звучал диссонансом со старой песней.
Остальные замолчали. Они не знали мелодии.
Или не знали, какую из песен петь.
Толпа стала распадаться. Это можно было заметить по характеру движения, волнами прокатывающегося по площади. Гладкое и плавное, оно внезапно расстроилось и смешалось, стало хаотичным.
И еще раз, снова, я понял, что нет такого понятия, как один хторранин.
Они не могут существовать как индивидуумы.
Распевая, они имели один голос. Были одним существом.
Теперь, озадаченные и растерянные, черви распадались на две тысячи отдельных существ.
Две песни боролись за власть над площадью.
О господи!
Песня корабля звучала все громче. Его огни светились все ярче.
Громкость и напряжение старой песни тоже начали расти. Новая песня поднималась все выше, затопляя ее – сверху и со всех сторон. Теперь мне стал виден расклад сил.
Сильнее всего старая песня звучала в центре площади, словно тамошние черви служили ее резервуаром. По краям, где плотность была намного меньше, все больше сторонников приобретала новая песня. Они с новой силой устремились вперед, теснясь и наползая на других червей – как будто им необходимо было во что бы то ни стало убедить соплеменников в центре площади петь новую песнь вместо старой.
О господи!
Когда я понял, что сейчас произойдет, было уже слишком поздно. Все уже началось.
– Выключите! – закричал я. – Выключите немедленно!
Одна интересная деталь выявилась при изучении кролико-собак: их размеры, интеллект, обмен веществ, темпы роста, большой объем мозга, их способность обучаться и перерабатывать полученную информацию, а также все остальные показатели по шкале изменчивости Скотак – Олдерсона, казалось бы, указывают, что продолжительность жизни этих существ должна составлять от десяти до тридцати земных лет. Однако наблюдения за кроликособаками как в хторранских гнездах, так и в неволе говорят, что даже в самых благоприятных условиях они живут гораздо меньше.
Является ли это нормальной продолжительностью жизни? Или это – результат неполного приспособления к земным условиям? Не имея точных данных о родной для кроликособак среде, проверить эту гипотезу не представляется возможным.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)
20 НАСЕКОМЫЕ
Невозможно изобрести защиту от дураков, ибо каждый дурак уникален.
Соломон Краткий
Мы находились на полпути к Япуре, солнце стояло в зените. Жигалки вокруг меня роились так густо, что пришлось облачиться в пластиковую накидку с воздушным фильтром.
Деться было некуда.
Я стоял на открытой палубе на крыше дирижабля – не потому, что хотел полюбоваться небом или погреться на солнышке, а потому, что. мне требовалось побыть одному.
Облокотившись на перила, я смотрел на умирающую Амазонию. В ушах до сих пор стояли крики. И не собирались умолкать.
Я совершил самую крупную ошибку в своей жизни, а ее последствия гнили на нескольких квадратных километрах джунглей.
Меня беспокоили не дохлые черви, а то, что они погибли по ошибке.
Я поставил себя в идиотское положение, но как раз это мало волновало меня. Я привык. Но я подвел и моего генерала, а это было непереносимо.
Модулирующая тренировка не готовила к таким вещам. Я чувствовал себя несчастным, но совершенно не достойным сочувствия. Меня погубила излишняя самоуверенность. Я принимал решения, не подумав над ними, хорошенько не оценив все последствия, не взвесив все возможности. Я продемонстрировал всем на корабле и всем, кто имел доступ к сети, то есть всем в мире, – что известный эксперт по червям оказался слепым и тупым идиотом.
Последствия моего безответственного эксперимента вряд ли прибавят доверия к нашей операции.
Утром в ящике для писем я обнаружил анонимное послание: «Жаль, что правительство в этой экспедиции не выплачивает премии за червей. Ты бы разорил федеральную казну».
Ха-ха.
Только Дуайн Гродин нашла стоящие слова. Когда все закончилось и мы снова в безопасности плыли в темноте, она подошла ко мне и сказала: «Т-ты з-знаешь, Ш– шим, эт-то м-может ок-казаться п-полезным как оружие. В-возможно, н-нам удастся б-бороться с червями п-по-средством их п-песен».
Интересная мысль.
Хотел бы я знать, как можно изобразить дело так, будто мы планировали это с самого начала.
Наверное, никак. Бразильцы уже сейчас сходили с ума. Согласно наиболее голосистым из правых политиков в Бразилии, мы своим безответственным отношением к возможным последствиям уничтожили крупнейший запас природных ресурсов страны и развалили молодую отрасль хторранской агрокультуры. Подобное заявление само напоминало кошмар.
Неплохо бы пригласить любого, кто считает возможным культивировать хторран… спрыгнуть с парашютом в центр мандалы. Я бы не стал его останавливать.
В моем наушнике раздался писк.
– Да?
Это был Корриган.
– Генерал Тирелли свидетельствует вам свое уважение. Мы готовы начать.
– Спасибо, – ответил я. – Сейчас буду.
Я обернулся и бросил последний взгляд на бесконечность открытой палубы. Крыша «Босха» казалась огромной розовой небесной автостоянкой. Сюда могли бы садиться самолеты. Здесь можно было проводить сразу несколько футбольных матчей, но все равно осталось бы место и для бейсбольных встреч. На спине корабля поместился бы целый городской квартал.
Но самое ценное – отсюда нельзя было смотреть вниз, забывая об умирающей Земле. Если бы не сплошной туман из крошечных, похожих на мошку, жигалок, можно было бы просто плыть по яркому голубому морю памяти. Но эти проклятые насекомые были повсюду. Я счищал их с пластиковой накидки, разгонял рукой перед лицом. Их кошмарные тучи кружили вокруг моего носа, пытались забраться в уши.
Я поежился и пошел к лифту. Ко всему прочему надо было пройти дезинсекцию, где струи сжатого воздуха с детоксикантом сдували последних жигалок. Сташив с себя накидку и защитный комбинезон, я направился в главный конференц-зал «Босха».
Здесь, в большом помещении с огромными демонстрационными экранами, устроили отчет, анализ, дознание – называйте как хотите. Сделав два шага, я понял, насколько далеко все зашло: слева от стола сидела доктор Шрайбер. 0-хо-хо.
Генерал Тирелли поймала мой взгляд, но лишь кивнула, приглашая занять свое место. Она выглядела расстроенной. Хуже того, мрачной. Мы не разговаривали – просто не имели возможности, – а я бы очень хотел знать, что она думает. Корриган вручил мне повестку дня, и я погрузился в ее изучение, радуясь, что нашел занятие и не надо ни с кем встречаться взглядом. Никто не хотел со мной разговаривать. По-видимому, боялись запачкаться.
Вползла Дуайн Гродин в сопровождении Клейтона Джонса и парочки других техников. Среди прочих я заметил бразильцев, тихо переговаривавшихся между собой. Доктора Амадор, Родригес и Хикару выглядели совершенными заговорщиками и имели к тому все основания. Их, наверное, проконсультировали, а не только проинформировали. Грубейшее нарушение соглашения. Добром это не кончится.
Лейтенант Зигель и сержант Лопец, оба в обычных комбинезонах вместо форменных, потихоньку проскользнули на задний ряд. Всего собралось, наверное, человек двадцать. Я не имел понятия, сколько еще слушало нас по сети. Наверняка доктор Зимф, дядя Аира и Дэнни Андерсон тоже. Возможно, генерал Уэйнрайт, Данненфелзер. Беллус? О, проклятье, лучше не думать, что на нас настроена вся сеть.
Последней вошла капитан Харбо, закрыв за собой дверь.
– Извините за опоздание, – сказала она. – Борт-инженер задержал меня с отчетом о пополнении запасов гелия. Я думаю, что это единственный человек на корабле, который главнее всех нас. – Она приветливо улыбнулась генералу Тирелли. – Начинаем работать, не так ли?
Лиз вышла к кафедре. Какое-то время она смотрела поверх наших голов, собираясь с мыслями. Затем опустила глаза, просматривая свои записи. Глянула на меня с абсолютно непроницаемым видом и обвела взглядом остальных.
– Я думала, – начала она, – не только о том, что произошло прошлой ночью, но и о нашей миссии. О том, для чего мы здесь находимся. И прежде чем перейти к другим делам, мне бы хотелось поделиться этими мыслями с вами. Она отпила глоток воды. Я вспомнил прекрасные хрустальные бокалы на нашем свадебном обеде и изморозь от кубиков льда. Как давно это было.
– Большинству из присутствующих, – сказала Лиз, – достаточно лет, чтобы помнить, как все было до прихода хторран. Но мы так долго живем с Хторром, что уже начинаем забывать это. Мы начинаем вести себя так, словно Хторр был здесь всегда. Начинаем забывать, что потеряли и продолжаем терять. Лично я… не желаю ничего терять, а хочу бороться. И здесь я нахожусь потому, что хочу найти способ остановить Хторр. Победить. Вышвырнуть вон с моей планеты. – Она набрала полную грудь воздуха. – Не знаю, возможно ли это, но это то, чего я желаю.
Есть ученые – некоторые из них присутствуют здесь, а многие смотрят и слушают нас по сети, – которые не верят, что изгнать хторран с Земли вообще возможно, и считают, что в лучшем случае можно найти какой-нибудь путь приспособления. Лично мне такая мысль ненавистна. Хотя как профессионал я признаю, что она, возможно, более реалистична, чем все наше бряцание оружием.
Теперь Лиз внимательно осматривала зал, особо задержав взгляд на бразильцах.
– В прошлом году началась серьезная дискуссия о путях сосуществования с Хторром или о приспособлении человечества к экологии, в которой доминировали бы хтор-ране. Некоторые называют это реалистичной политикой планирования. Другие считают, что это ведет к пораженческим настроениям. Что касается меня, то я; вижу рациональное зерно в обеих точках зрения. Те из нас, кому доверена ответственность, должны принимать решения на основании всех рекомендаций, которые к нам поступают. Поверьте мне, это трудные решения. – Она подалась вперед, голос ее напрягся. – Наши ресурсы истощаются. У нас остался только один шанс сохранить свое будущее. Война или приспособление – вот о чем ведутся споры.
В дискуссиях насчет приспособления, – продолжала Лиз, – появились две различные философии и целая куча их вариаций. Согласно первой позиции – а это позиция, которую наши бразильские хозяева приняли в качестве государственной политики, – изолированные очаги заражения должны развиваться без вмешательства человека. Доводом в пользу этого служит то, что как только очаг заражения стабилизируется, его дальнейший рост может ограничиваться естественными и искусственными границами. Конечная цель бразильского эксперимента – создание экономики, основанной на хторранских ресурсах, и эксплуатация хторранских растений и животных на пользу человека.
Какой привлекательной ни кажется на первый взгляд эта идея, прежде необходимо ответить на множество вопросов, не последним из которых является, например, такой: действительно ли хторранские продукты представляют такую ценность для человека, что она перевешивает цену окружающей среды? И равным образом: до сих пор мы не видели никаких доказательств того, что хторран-ская экология имеет порог стабилизации. Может быть, мандала должна достигнуть размеров Огайо, прежде чем замедлит свой рост до приемлемых для нас темпов. Мы этого не знаем. Известно лишь, что ничем не ограниченная агрессивность многих хторранских видов в диком состоянии заметно снижается, когда они интегрируются в сложное сообщество мандалы. Таким образом, есть некоторый смысл в аргументах за существование мандалы под жестким контролем. Каким именно должен быть такой контроль – предмет другой дискуссии, которую мне не хотелось бы начинать здесь.
Существует и другая точка зрения на приспособление к Хторру. Ее разделяют некоторые специалисты, напрямую связанные с бразильским экспериментом. По второму сценарию каждая мандала представляет собой опасный резервуар заражения, и потенциальная угроза выделить дочерние мандалы значительно перевешивает любую пользу от ее цивилизующего влияния на хторранские виды.
По этому сценарию приспособления, – мрачно сказала Лиз, – мы, в лучшем случае, можем надеяться на крупные капиталовложения в строительств новых заводов по сборке роботов и киберзверей, которые будут направляться на передовые линии битвы. Подобная идея… Пожалуйста, дайте мне закончить… – обратилась Лиз к доктору Хикару, в гневе вскочившему на ноги. – У вас будет возможность высказаться, я обещаю. – Тот с грохотом опустился на стул, а Лиз продолжила: – По этому сценарию наше внимание должно быть сосредоточено на уничтожении посе– лений-мандал сразу же после обнаружения. Мы думаем, что, удерживая мандалы от завершающей стадии развития, сумеем препятствовать хторранскому заражению достичь критического уровня столько времени, сколько нам потребуется, чтобы найти биологическое оружие для непосредственного уничтожения их экологии. Киберзвери – тигры, пауки и все остальные, – действуя в полуавтономном режиме, будут неустанно и безжалостно патрулировать свой участок территории. При этом эффективность действий одного оператора увеличится в тысячи раз. Мы уже достигли некоторых успехов с такой техникой на севере Мексики, в Колорадо – особенно вокруг Денвера – и на Аляске. И ожидаем еще большего прогресса на будущий год, когда заработают сборочные линии на заводах в Атланте и Орландо. Это будет грандиозно. При нынешних темпах строительства мы можем запускать по два завода каждые шесть месяцев в течение следующих трех лет. Мы надеемся, что этого будет достаточно.
Лиз перевела дыхание, позволила себе выпить глоток воды, заглянуть в свои заметки, а потом продолжила: – Наше полушарие служит испытательным полигоном для обеих философий. На Южноамериканском континенте экспериментируют с первым вариантом действий, в Северной Америке придерживаются второго сценария. Необходимо время, чтобы выяснить, какой окажется верным. Проблема лишь в том… что в любом случае это будет стоить нам целого континента.
Она сделала паузу, чтобы мы до конца осознали эту мысль. Потом покачала головой, словно напоминая себе о неприемлемости такой ситуации. Какая бы из сторон ни победила, цена ужасна. Было ясно, что Лиз пытается успокоить себя. И в равной степени было очевидно, какая из сторон, по ее мнению, ошибалась. Я взглянул на бразильцев, они сердито перешептывались.
Лиз словно не замечала их. Она замолчала, чтобы сделать еще глоток.
– Теперь давайте поговорим о событиях прошлой ночи. О… но сначала еще одно… – Она указала на доктора Шрайбер. – По просьбе доктора Зимф я временно отменила вчерашнее решение освободить доктора Шрайбер от ее обязанностей.
Шрайбер сидела с самодовольным видом. Лицо Лиз было печальным. Должно быть, ей пришлось выдержать чертовски тяжелый разговор. Представляю, что Лиз и доктор Зимф могли наговорить друг другу. Лиз представляла армейскую ветвь, а доктор Зимф являлась главой научного направления. И ни одна не имела власти над другой.
По-видимому, решение принял дядя Аира. Правильное решение.
Таким образом, все становилось на свои места.
По-видимому, он сочувствовал Лиз даже больше, чем она себе представляла, и хотел дать понять доктору Шрайбер, что ее амнистия – лишь временное явление. А это, кроме всего прочего, означало, что ее карьера таинственным образом рухнет вскоре после окончания экспедиции. Дядя Аира – специалист по устранению препятствий. Я помнил конференцию в Денвере и то, как он управился с наиболее шумными делегатами. Политические соображения существовали всегда, и у дяди Аиры имелся свой способ их обходить. Он всегда позволял противной стороне считать, что победила она.
Тем временем Лиз сказала: – Доктор Шрайбер здесь на своем месте. Она – квалифицированный специалист. Наш враг – это Хторр. Будет ошибкой лишиться ее талантов и опыта. Доктор Шрайбер заверила меня, что с ее стороны больше не последует непрофессиональных заявлений и что она готова целиком сконцентрироваться на предстоящей работе. Имея такое заверение, я согласилась с доктором Зимф, что услуги доктора Шрайбер слишком ценны, чтобы их терять.
Прекрасно. Мне понравилось, как вывернулась Лиз. Всем было ясно, что генералу Тирелли приказали сделать то, чего ей не хотелось, но она повернула дело так, что весь мусор высыпался на голову Шрайбер. Хотелось бы мне иметь сейчас камеру, чтобы запечатлеть выражение лица доктора Шрайбер. Ухмылка на ее лице застыла, и казалось, что макияж внезапно засох, превратившись в корку.
– Ладно, теперь посмотрим картинки.
Лиз пробежалась по клавиатуре, и на больших экранах по обеим сторонам кафедры высветился вид сверху на ночное сборище мандалы Коари. По мере появления новых изображений старые сдвигались на соседние экраны, пока мы не оказались в окружении уничтоженной нами мандалы.
– На первых изображениях, полученных с помощью птиц-шпионов, заметного волнения в гнезде не видно. Но здесь, на более поздних снимках, вы можете ясно видеть, что даже наше безмолвное присутствие полностью нарушило жизнь поселения. Гастроподы стали сбиваться в толпу. Какие бы биологические императивы ими ни управляли, они не могли им сопротивляться. Хторры вынуждены были следовать за нами к центру мандалы.
Как мы считаем, эффект нашего появления был настолько ошеломителен, что почти каждая гастропода, способная добраться до площади, так и сделала. По окончательному подсчету, их собралось там более трехсот тысяч. В выражении чистой биомассы мандала Коари эквивалентна… была эквивалентна городу размером с Сан-Франциско.
Теперь вы убедились, что еще до каких-либо наших дей-ствий толпа на площади уже пришла в заметное возбуждение. Мне не хочется воспроизводить пение, сопровождавшее это сборище. Думаю, каждому из присутствующих более чем знакомо неприятное чувство, которое оно вызывает у слушателя. Мне хотелось бы только отметить, что возможность для насилия существовала не только до любых наших действий, ню и – взгляните на увеличенные изображения, и вы увидите сами – уже проявляло себя отдельными изолированными очагами… Вот здесь, здесь и… да, вот тут.
Лиз заглянула в свои заметки и, задумчиво прищурившись, пролистала изображения.
– Я хотела подчеркнуть… – она нашла нужное место, – что угроза насилия уже присутствовала и уже проявляла себя с самого первого момента появления корабля над ман-далой. – Она подняла голову и посмотрела на бразильцев. – По условиям нашей экспедиции воздушный корабль ни в коем случае не должен тревожить гнездо. Такова договоренность между нашими уважаемыми правительствами, и каждый на борту корабля был тщательно проинструктирован насчет необходимости выполнять это обязательство.
Доктор Хикару, казалось, снова хотел вскочить на ноги, но сдержался. Доктора Амадор и Родригес сидели с одинаково сердитыми и напряженными лицами.
– Да, – согласилась Лиз. – Все выглядит так, будто прошлой ночью это соглашение было нарушено. Я приношу извинения – публично и искренне – за все, что могло создать такое впечатление. У нас не было намерения отстранять бразильских коллег от предпринятых нами действий. Просто необходимо было принять решение, причем принять его быстро. В результате мы не консультировались с докторами Амадором, Родригесом и Хикару в том объеме, в каком должны. Они были проинформированы о нашем решении уже после его принятия. Это нарушение протокола я полностью принимаю на свой счет. Однако…
Я знал этот ее тон. Она признавала только нарушение протокола и не желала признавать ничего больше, и прежде всего – ошибочность принятого ею решения. Лиз защищала и меня. Я откинулся в кресле и, расслабившись, сложил руки на груди.
– Однако, – продолжала Лиз, – я полностью одобряю все действия, которые были предприняты. Они абсолютно соответствовали сложившимся обстоятельствам. После того как мы выслушаем доктора Хикару, я объясню почему. Доктор Хикару?
Теперь он встал.
– Генерал Тирелли, – начал он по-английски с сильным акцентом, – целых два года я агитировал своих сограждан, наше правительство и моих коллег в поддержку этой экспедиции. Целых два года я доказывал, что только эта экспедиция поможет нам провести детальное исследование непосредственно на месте. За два года мне пришлось выслушать и преодолеть множество возражений. Меня предостерегали. Предупреждали, что произойдет именно это – Соединенные Штаты воспользуются экспедицией для прикрытия массированной атаки против гнезд. И тем не менее ради вас и вашей экспедиции, генерал Тирелли, я поставил на карту свою карьеру, потому что верил вам. Я ошибался.
Вы, – обвинительным тоном продолжал Хикару, – предали меня, подвели перед лицом всего человечества.
Он стоял, окруженный светящимися экранами с тысячами и тысячами завороженных гастропод мандалы Коари. Они мигали и вращали глазами. Размахивали клешнями. На экранах с увеличенным разрешением их красный мех ярко сверкал. Доктор Хикару стоял, окруженный своими подопечными.
– От своего имени, от имени своих коллег и от имени бразильского правительства я отказываюсь принять ваши извинения. В лучшем случае они неискренни и не раскрывают истинной сути дела. Прежде всего я имею в виду нежелание признавать решения правительства страны, оказавшей вам гостеприимство, и полный контроль над этой якобы международной экспедицией со стороны Соединенных Штатов. События прошлой ночи показали, что все предупреждения и прямые предостережения самых циничных пессимистов оказались абсолютно правильными. Лиз слушала его спокойно, не выказывая никаких эмоций. На ее лице абсолютно ничего не отражалось, как будто она играла в покер. Впрочем, сейчас она действительно играла. Я перевел взгляд на доктора Хикару.
– Обсудив случившееся, боюсь, я и мои коллеги будут вынуждены немедленно прервать свою работу. Мы больше не участники вашей экспедиции.
Взяв свой блокнот, он направился к двери, следом за ним пошли доктора Амадор, Родригес и их помощники.
– Доктор Хикару! – спокойно окликнула его генерал Тирелли.
Он, не отзываясь, продолжал идти к выходу. Но дверь перед ним не открылась.
– Доктор Хикару! – повторила Лиз. Он повернулся. Лицо его покраснело.
– Откройте дверь, – потребовал он.
– Теперь моя очередь, – сказала Лиз и дотронулась до клавиши на кафедре. – Сеть отключена. Теперь нас не записывают. Несмотря на демонстрацию оскорбленной национальной гордости, специально разыгранную вами для зрителей, у нас по– прежнему остается работа, которую надо довести до конца. Ваши знания, как и знания ваших коллег, по-прежнему нужны нам. Можем мы рассчитывать на ваше…
– Наше решение, – перебил Хикару, – окончательное. Мы не хотим иметь ничего общего с бесчестными целями вашей экспедиции. Откройте дверь! – Он сердито взглянул на Лиз. – Или мы пленники?
– Все зависит от вас. – Генерал Тирелли встретила его негодующий взгляде неподражаемо любезным видом. – У меня нет свободных самолетов, чтобы отправить вас и ваших сотрудников в Рио. Продолжаются поиски пропавшего вчера пилота, а ее безопасность перевешивает вашу. Таким образом, остается два выхода. Мы можем высадить вас здесь, если хотите. – Она пробежалась по клавишам, на экране появилась карта этого «здесь», расположенного за тысячи миль от чего бы то ни было. – Или же мне придется изолировать вас и ваших коллег в каютах на все время путешествия – без доступа к любым средствам связи. Это даст нам гарантию, что вы не предпримете никаких враждебных действий до окончания операции. Кстати, вы заметите, что некоторые веши в ваших каютах отсутствуют. В частности, зубная паста, крем для бритья, батарейки в приемниках… и запалы детонаторов.