Через секунду зажегся свет. Я огляделся… – Смирно!
      Зигель, Марано, Лопец, Валада, Навроцки и еще семеро закаленных в боях ветеранов застыли в напряженном ожидании. По армейским меркам, это помещение было чересчур шикарным, по стандартам «Босха»… соответствующим. Двенадцать солдат, расположившиеся здесь, занимали его почти целиком.
      – Вольно, – – автоматически скомандовал я и пробежал взглядом по лицам.
      Это была та команда, которую я первоначально отобрал для экспедиции – почти та. Не было Рейли, Уиллиг и Локи, а теперь не будет и меня. Довольно большие потери. Новеньких я не знал, но узнавал жесткое выражение лиц, и этого было достаточно.
      Вперед гордо выступил Зигель и отдал честь.
      – Докладывает лейтенант Зигель, сэр!
      – Да брось ты эту ерунду… Ты сказал «лейтенант»?
      – Вы отдадите мне честь, сэр? – Он застыл словно изваяние.
      – Поздравляю с повышением! Отличная работа, Курт. Но, э… а, черт. – Я отдал ему честь, и он расслабился. – Но я больше не твой капитан. Я уволился из армии.
      Надо было видеть выражение его лица.
      – Вы что?..
      Остальные, нарушив строй, сгрудились вокруг и недоверчиво загомонили: – О чем вы говорите?
      – Башку оторву этому сукину сыну Данненфелзеру…
      – Теперь ты здесь командир. – Я с размаху хлопнул Зи-геля по плечу. – Меня освободили от всей ответственности.
      – Мы еще поборемся!
      – Нет, не поборетесь. Я никогда не чувствовал себя так счастливо. К тому же я собираюсь жениться.
      – Жениться!.. – взвизгнула Валада. Навроцки ухмыльнулся.
      – Браво! – Лопец влепила мне в губы сочный поцелуй.
      – Лопец! Ты меня удивляешь!
      – Это вы меня удивляете, дохлый гринго!
      – Но как же с нами?.. – Гордое выражение на лице Зигеля исчезало на глазах. Я испортил его большой сюрприз. – Мы же рассчитывали на вас!
      – Хорошо, хорошо, – сказал я, начиная чувствовать себя виноватым. Своей непосредственностью они напоминали детей, которым только что сказали, что отец уходит из семьи. – Послушайте. Теперь я вольнонаемный специалист. Официально я ваш индейский проводник.
      – А? Что это означает?
      – Это означает поздравления! – крикнула Лопец. – Наконец-то вам платят за то, чтобы вы думали.
      – Это означает, что я не могу отдавать приказы, – объяснил я. – Только советовать.
      Говоря это, я в упор смотрел на Зигеля. Он нахмурился.
      – Это означает, что теперь я старше вас по званию?
      – Правильно, – сказал я. – Вы все – старше. Я полностью вне всяких званий. И так этому рал, что вы и представить себе не можете.
      – Гм. – Зигель, казалось, смутился окончательно. – Послушайте, капитан, я чувствую, здесь что-то не так. Вы понимаете в нашем деле больше, чем кто-нибудь другой. Я хочу сказать, что если нам придется иметь дело с червями, то лучше бы приказы отдавали вы.
      – Простите, лейтенант, но я не могу это делать, даже если бы хотел. А вас отдадут под трибунал, если вы позволите мне это. Уклонение от командования. Поверь мне, Курт, ты справишься. Я не рекомендовал бы тебя, если бы не был в тебе уверен.
      – Вы рекомендовали меня?
      – Да, я. После того дела в Марине.
      – А? Так это же была ерунда.
      – Я думаю иначе, – возразил я. – И с моим мнением посчитались.
      Семья медузосвиней поселилась на вокзале в Сосалито и угрожала подрыть целый квартал своими подземными ходами. Из-за множества важных зданий наверху мы не могли использовать огнеметы или нефть, а репродуктивное поведение медузосвиней исключало использование любой взрывчатки, даже холодной. В конечном итоге туда послали тигров с емкостями жидкого азота. Идея принадлежала Зигелю, его отделение программировало, а потом обеспечивало операцию. После этого я заполнил рекомендацию на премирование всей команды, но параллельно направил отдельный рапорт, в котором отметил организаторские способности Зигеля. Я рекомендовал Уиллиг и Рейли тоже…
      Зигель покачал головой, словно поверил еще не до конца.
      – Ну, тогда мне, наверное, надо поблагодарить вас… Он протянул руку.
      Мне хотелось сказать ему: «Не благодари меня. Ты еще не знаешь, что получил в наследство». Но это было бы нечестно по отношению к нему. Он по-прежнему светился энтузиазмом. Я взял руку и крепко пожал ее.
      – Отойдем-ка, нам надо поговорить.
      Я отвел его в угол комнаты, повернул спиной к остальным. Он вопросительно смотрел на меня.
      – Я буду помогать чем смогу, любым советом, но никогда в присутствии других. Что бы ты ни делал, что бы ни говорил, ты никогда не должен выглядеть неуверенным. Не бойся спрашивать у подчиненных, что они думают о ситуации, но никогда не спрашивай, что они хотели бы сделать. Ты уловил разницу?
      Он кивнул.
      – Хорошо, только смотри – ты должен научиться этому быстро. Ты мужчина теперь, а это означает, что все неприятные решения – твои. – Я вглядывался в лицо Зигеля. Понимает ли он?
      Он не моргнул. Он понял, о чем я говорю.
      – Как насчет Рейли и Уиллиг?
      – Точно. Как насчет Рейли и Уиллиг.
      – Вы не пустили меня к ним… Я смотрел ему прямо в глаза.
      – Правильно, не пустил.
      – Я ненавидел вас за это.
      – Я сам себя ненавидел. Но я уже потерял три жизни. И не собирался терять четвертую. Штука вот в чем, Курт, – если бы меня там не было, чтобы остановить тебя, если бы ты тогда был лейтенантом, как поступил бы ты?
      Зигель ответил не сразу.
      – Я понимаю, что вы хотите сказать, – согласился он.
      – Для них ничего нельзя было сделать – ни для Рейли, ни для Уиллиг, ни для Локи. Ты не прошел бы и трех метров, да еще подверг бы риску жизни остальных. Что мы должны были сделать? Оставить для тебя дверь открытой? Впустить внутрь квартирантов? Разве это то, что должен делать лейтенант? Погибнуть глупой смертью? Даже если бы твои солдаты были достаточно умны или не любили тебя достаточно сильно, чтобы захлопнуть дверь перед твоим носом и спастись самим, все равно они остались бы без командира. Подумай над этим. В наследство ты оставил бы ущербное подразделение, которое отдали бы новому лейтенанту, которому пришлось бы начинать все с нуля. Плохо было бы и ему, и всему подразделению.
      Зигель, казалось, заколебался.
      – Я и не представлял…
      – Вот именно, не представлял. – Вспомнив все, я снова начал злиться. Пришлось насильно заставить себя успокоиться. – Все в порядке, Курт. Тогда это было не твое дело – представлять. Это была моя работа. – Я положил руки ему на плечи и не отпускал. – Послушай меня. Теперь все иначе. Теперь ты – становой хребет. Ты связываешь все воедино. Ты – источник силы, целеустремленности. Ты приказываешь, и они идут… Вот в чем твоя работа. Любой может умереть, но только лейтенант может приказать.
      Он слабо улыбнулся, качая головой: – Я всегда думал, что босс – это тот парень, что впереди.
      – Нет. Так думают только дети. Это эгоистично и глупо. Ты уже герой. Как и все они. Поэтому… важнее всего просто выполнить нашу проклятую работу и поскорее убраться. Курт, тебе надо учиться передавать ответственность. Даже если это означает… – Я понял, что сейчас скажу, и у меня перехватило горло. Это было болезненно и смешно, это была еще одна шутка, которую сыграла со мной Вселенная. На глаза навернулись слезы. Шутка не относилась к разряду смешных. – Даже если это означает… то, что случилось с Рейли, Уиллиг и Локи.
      Зигель на секунду отвел глаза, смаргивая собственные слезы. Когда он посмотрел на меня снова, его глаза были сухими и выглядел он по-другому.
      – Это тоже часть работы, да? – Это не было ни вопросом, ни утверждением. – Решать, кто идет, а кто остается.
      – Если тебе когда-нибудь придется принимать такое решение, знай, что за твоей спиной стою я. Рекомендуя тебя, я принял на себя ответственность за то, каким ты будешь командиром. Мне нелегко было решиться. Поэтому, когда ты выведешь свою команду, используй их. Используй жестко, но умно.
      – Мне кажется, я понял, сэр. Я должен научиться делать все без вас, верно?
      Он положил руки поверх моих, и какое-то время мы держали друг друга за плечи.
      – Ты отлично справишься, Курт, я уверен. Только не будь таким кровожадным, договорились?
      Он кивнул: – Спасибо, сэр… я хотел сказать Джим.
      – Эй! – крикнула Лопец через комнату. – Вы собираетесь весь вечер играть в «гляделки» или дотащите свои мрачные задницы сюда и поможете нам допить шампанское, пока еще что-то осталось?
      – Не переусердствуйте с… – начал я – и замолчал.
      Это больше не моя команда. Теперь дело Зигеля предупредить их о готовности к завтрашним операциям. Он понял меня и широко улыбнулся.
      – Эй, вы, собачьи морды… – набросился он на них со смехом. – Не открывайте больше бутылок. Мы ведь не собираемся тратить драгоценный напиток на какого-то шпака, не так ли?

      Задним числом кажется гораздо более вероятным, что первым проявлением хторранского присутствия на Земле были не эпидемии, а растения манны – обычные пуховики из «сахарной ваты».
      И действительно, первые упоминания о новом виде съедобного гриба (которым в ретроспективе может быть только манна) можно найти в научных журналах за тот год, летом которого в небе над Северной Калифорнией наблюдался знаменитый метеорит. Документальные ссылки подтверждают этот тезис. Манна была первой и заложила основу для всего последующего.
      Таким образом, процесс хторранской колонизации заражения продолжался более десяти лет, причем на самом фундаментальном, какой только возможен, уровне. Срок вполне достаточный, чтобы создать плацдармы для множества дополнительных уровней хторранской экологии, которые могли потребоваться в дальнейшем.
      Такая модель позволяет нам пересмотреть гипотезу о ядовитой жигалке как первоначальном переносчике возбудителей эпидемий, потому что теперь мы можем разместить по своим местам сопутствующие ей виды на период, предшествующий вспышкам эпидемий. Эта модель дает жигалке время распространиться и утвердиться в своей экологической нише, а также дает механизм общей доступности болезнетворных микроорганизмов.
«Красная книга» (Выпуск 22. 19А)

      Так уж получилось, что нам пришлось открыть еще несколько бутылок шампанского. Первый тост мы подняли за производство Зигеля. Потом за Лопец, и за Валаду тоже. Лопец стала сержантом, Валада – капралом. Полевое производство в чин хорошо тем, что ты получаешь командира, знающего свое дело.
      Потом нам пришлось выпить за мою отставку, мое новое назначение индейским проводником, моего прадедушку, который был чистокровным чероки. Или мой прапрадед? Потом вспомнили, что я что-то говорил насчет женитьбы, поэтому нам, конечно, пришлось поднять тост за грядущую свадьбу, который сопровождался рядом особо непристойных замечаний. Затем последовал отдельный тост за мудрость – или глупость – генерала Лиз Тирелли, которая сказала «да». А затем последовал тост за ребеночка. Детей. В общем, несколько тостов за детишек.
      А потом мы встали и молча выпили в память тех, кто не мог разделить нашу радость. После этого тоста мы разбили вдребезги стаканы и были вынуждены начать все заново. И начали с тоста за новые стаканы. Потом я произнес длинную и чересчур слезливую речь о лучшем боевом отделении в моей жизни – на это потребовалось три отдельных мокрых салюта. А затем мы должны были на минуту притормозить, пока Лопец открывала новые бутылки. Пробки рикошетили от потолка и стен, а брызги шампанского летели повсюду под крики и смех.
      Несколько тостов мы подняли за червей – и ужасную смерть, которая им предстоит. От наших рук, разумеется. Каждый вставал и в деталях излагал свой план убийства, и, конечно, каждое из этих заявлений требовалось почтить серьезным возлиянием.
      В конечном итоге, однако, мне пришлось извиниться. Я хотел откланяться, прежде чем попойка примет угрожающие размеры. Кроме того, у нас кончилось шампанское. Лопец заказала еще.
      Я воспользовался моментом и стал высматривать лестницу.
      – Боже, как я ненавижу дирижабли. В них всегда невозможная болтанка. Эта капитан Харбо ни черта не умеет летать. Смотрите, как крутится эта штука. – Я откле-ияся от стены и повернулся к Лопец. – Мне больше не наливайте, спасибо, достаточно.
      – Выпейте это. – Она попыталась всунуть мне в руку высокий стакан с какой– то жидкостью.
      – О нет, нет. Мешать напитки очень плохо. Помоги мне найти дверь.
      – Я настаиваю. Генерал Тирелли никогда не простит мне, если я выпушу вас в таком виде. Выпейте, от этого полегчает.
      – Не надо. Честно, я в порядке. Просто мне необходимо присесть на месяц– другой.
      – Давайте пейте до дна. Вот умница.
      Выпить было проще, чем спорить. Кроме того, она держала меня за волосы.
      – Кха! Ух! Ик! По вкусу напоминает жидкость против овечьих клещей. Что ты пытаешься сделать, отравить меня?
      – Я пытаюсь протрезвить вас…
      – Это то же самое.
      – … По крайней мере, до такой степени, чтобы вы могли выйти отсюда как подобает офицеру. Выпейте еще.
      – Я – не офицер. Я штатский. Я выпил еще.
      – О, почему вы не сказали об этом раньше? Я бы подыскала для вас теплую сточную канаву.
      – Звучит соблазнительно. Может быть, я умер бы в ней и избавился от этого привкуса во рту.
      – Вы не очень часто выпиваете, да? Я моргнул, туманно глядя на нее.
      – Э?.. Я могу сам справиться. – Меня передернуло. – Что это за гадость?.
      – Супернейтрализатор алкоголя.
      – Это та жидкость, которая попадает в кровь, впитывает его и расщепляет?..
      – Точно. Она ускоряет метаболизм. – Лопец взглянула на часы. – Приготовились. Наступает самое смешное. Когда алкоголь расщепляется, начинается сахарный криз. Не желаете пойти побегать?
      – Шутишь…
      – Весь секрет в упражнениях. Нужна большая нагрузка.
      – Я – человек гражданский. Единственное упражнение, которое мне сейчас доступно, – это лечь в кровать и затрахать себя до смерти.
      – Самостоятельно? Или с помощью партнера?
      – Как захочет Лиз. – Я сел прямее, усиленно моргая, чтобы в глазах перестало двоиться. – Ладно, по-моему, теперь я в порядке. Можешь меня отпустить.
      Она отпустила. Я упал на бок.
      – Наверное, это не такая уж хорошая идея, – заметил я с пола и спустя секунду добавил: – Ты когда-нибудь замечала рисунок на этом ковре, как он убегает вдаль? Интересный вид открывается. Ляг и посмотри.
      Лопец подняла меня за шиворот и сердито посмотрела. Потом повернулась к Зигелю и крикнула на него: – Это ты дал ему огненную воду? Разве тебе не говорили про штатских?
      Зигель подошел и запрокинул мне голову так, что в моих глазах вспыхнули огни. Я инстинктивно зажмурился. Он большим и указательным пальцами снова открыл мне глаза.
      – Будет жить, – проворчал он. – Просто не знаю, из чего делают в наши дни офицеров…
      Лопец сардонически посмотрела на него.
      – Я знаю. И это выглядит довольно неприглядно, amigo. – Она повернулась обратно ко мне. – Вам следует говорить, капитан. Вы слишком пьяны, чтобы петь.
      – Нет, подожди, есть идея поинтереснее. – Я постарался как можно лучше изобразить ирландский акцент и, качаясь, поднялся на ноги. – Я расскажу вам об эльфе и пингвине. – Забравшись на стул и немного подумав, я решил лезть на потолок. – Зигель, иди сюда. – Я поманил его рукой. – Я слушал твою историю насчет крошки Бетти. Теперь ты должен выслушать мой анекдот про эльфа. Кроме того, это традиция. Новые ребята его еще не слышали…
      Лопец взяла меня за руку.
      – Никаких анекдотов про эльфа не будет, капитан. Конституция Соединенных Штатов запрещает жестокие и необычные наказания.
      – Не будет анекдота про эльфа? – горестно спросил я.
      – Разве вы не помните, почему вас попросили покинуть Ирландию?
      – Честно говоря, я сейчас много чего не помню.
      – Поверьте мне.
      – Эй! Что ты там говорила насчет пения?
      – Я ничего не говорила насчет пения.
      – О, я думал, что говорила. Все равно. – Я икнул. – У меня есть идея. Насчет червей. (Они оба быстро взглянули на меня.) Эй! Отчего такие серьезные лица? Ведь считается, что у нас дружеская вечеринка. – Я забыл, о чем говорю, и пошарил вокруг в поисках стакана. – Давайте выпьем за мою идею.
      – Вы уже достаточно выпили, – заметил Зигель. – Что у вас за идея? Валяйте, рассказывайте, капитан.
      Вместо этого меня стошнило. Я захихикал, все-таки еще понимая, что полагалось бы покраснеть.
      – Простите, я… – И меня снова вырвало. – Это так отрезвитель действует?
      – Более или менее. Не смущайтесь, – сказала Лопец. – Я давно знаю, что вы свинья, просто не могла сказать вам это раньше. – Она села напротив и взяла мои руки в свои. – Вы сказали, что у вас есть идея.
      – Нет. Ее уже нет. Она вертелась на самом краешке, но я упустил ее.
      – Что-то насчет червей. Они оба встревожились.
      – Угу. – Я раздраженно потряс головой. – Это просто чувство, которое как бы заигрывает со мной; по-настоящему это пока не идея, просто физическое ощущение, но я не могу выразить его словами, я думаю… нет, не знаю. Будь все проклято. Я что-то упускаю…
      – Думайте об этом чувстве, – посоветовала Лопец. – Нет, даже не думайте. Просто чувствуйте. Прочувствуйте его, а потом посмотрите на то, что получится.
      – Я знаю это упражнение, – проворчал я, отнимая у нее свои руки. – Оно здесь не поможет. – Я сел прямо и снова стравил. – Это отрезвляющее действует чересчур хорошо. Нет, то чувство исчезло совсем. Я потерял его. Возможно, это не так уж важно. А может быть, оно вернется.
      Я прислонился к стене, полностью расслабив тело. Лопец и Зигель сели напротив, настороженно глядя на меня.
      – Эй! А почему вы, ребята, не пьяные? Оба неожиданно смутились.
      – Э…
      – О, я понял. Обычный розыгрыш молодожена: напоить его так, чтобы он проспал первую брачную ночь.
      Зигель покачал головой: – Нет, не совсем… Лопец перебила его: – Да, совсем не так. Зигель подумал, что будет забавно напоить вас, капитан. Что-то вроде расплаты. Дать вам возможность почувствовать себя дураком. Одним из нас. А потом мы вспомнили истории, которые рассказывают о людях, испытавших вспышки прозрения от отрез-вителя, и решили, ну, мы решили проверить это на вас, потому что вы так много знаете о червях и, возможно, придумали бы что-нибудь грандиозное…
      – Вы, наверное, сейчас чертовски злы. Я почти не слушал Зигеля.
      – А знаете, это неплохая идея – использовать наркотики для стимуляции воображения. Мне жаль, что разочаровал вас. Плохо, что это не сработало.
      – Вы не обиделись?
      – Только физически, – рассеянно сказал я. – Я просто рассуждал, как черви думают. Какая-то фраза напомнила мне одну из дискуссий, которую мы вели во время подготовки экспедиции. Мы размышляли, что будет, если имплантировать датчик червю. Как Дуайн Гродин. Или как членам Т-корпуса. Люди из Т-корпуса могли бы слушать, как слышит червь, видеть глазами червя, чувствовать, как чувствует он. Они могли бы думать, как думает червь. А потом рассказали бы нам, что происходит в действительности. Это было бы что-то, не так ли? Зигель и Лопец переглянулись.
      – Это было бы грандиозно, – сказал Курт.
      – Давайте дальше, – нетерпеливо попросила Лопец.
      – Ну, мы направили предложение наверх, и его рассмотрела рабочая группа. Я не слышал, чтобы они что-то решили. Привели пару причин, почему это дурацкая затея. Я имею в виду, не биологических. С одной стороны, у червя не так много мозгов. Настоящих мозгов. То, что у них есть, не более чем сплетение перезревших ганглиев. Насколько мы можем судить, большая часть их мышления – или того, что заменяет процесс мышления, – происходит во всем остальном теле, в сети нервных симбионтов. Это – те же волокна, из которых состоит их мех, только они растут внутрь. Большие черви представляют собой мешки нервных волокон, они просто большие волосяные матрасы. Если разрезать червя, то вид будет такой, словно смотришь в мешок пылесоса, после того как им пропылесосили собачью конуру. Частично из-за этого так трудно убить взрослого червя. То, что у него не мышцы, – то мозг.
      – Да? Ну, и почему же затея дурацкая?
      – Ну, не дурацкая. Опасная. Что, если Т-корпус посмотрит глазами хторра и мышление вдруг окажется таким захватывающим или заразным – как вирус, – что весь Т-корпус превратится в ренегатов? Частично проблему можно решить, изолировав часть Т-корпуса. Но тогда изолированные узнают, что они изолированы, и это повлияет на их поведение. Если мышление телепатов изменится, возможно, они попытаются скрыть этот факт. И мы не узнаем, как работает мозг червя. Что они в действительности делают, когда контактируют? Нужна ли даже небольшая сеть телепатов, думаюших как черви? И будет ли безопасно позволить изолированным телепатам общаться с родительским корпусом?
      – Вы только что это поняли? – спросил Зигель.
      – Нет. Рабочая группа месяцами ломала над этим головы. А я размышлял о том, как черви думают.
      – Ну, и как?
      – Черви не думают, – неожиданно сказал я. – Они поют.
      Я подмигнул им, увидев озадаченные физиономии.
      – Вам непонятно, да? Первой заговорила Лопец: – Ну, конечно, они поют…
      – Нет. Это просто звук. Они издают звуки, и мы называем это пением, но это не то, что они делают на самом деле. Что они действительно делают, так это поют.
      Зигель нахмурился: – Простите, но мы вас не понимаем.
      – Я не могу это объяснить. Но я чувствую. В этом что-то есть… Проклятье! У меня нет слов, чтобы это выразить. Вот с чем я борюсь все время. – Я набрал полную грудь воздуха и сделал еще одну попытку. – Ведь есть разница между мною, перевирающим «Янки Дудль», хором мормонов, распевающих свои псалмы, и Девятой симфонией Бетховена…
      И тут в моем мозгу как будто щелкнуло. Пораженный, я замолчал на полуслове. Лопец насторожилась: – Что?
      – Стада. Вы когда-нибудь были в стаде? Видели его хоть раз вблизи? Они тоже поют. Черви поют, как стада. Нет, не так. Стада поют, как черви…
      – Подождите минуту, – перебил Зигель. – Вы говорите о тех стадах, что в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Мацатлане?
      – Да. Однажды я провел в стаде неделю. Это происходит, когда стадо начинает петь. Все сразу. Очень похоже на космическое «омммм». Каждого, кто это слышит, как бы засасывает. Самый удивительный звук, который когда-либо слышал человек. Попробуйте когда-нибудь, соберите тысячу людей, и пусть все вместе начнут тянуть: «Омммм…» Все настраиваются на одну и ту же ноту, не зная, почему и зачем. Потрясающее ощущение, потому что вырваться из него нельзя. Невозможно сопротивляться ему, ничего нельзя поделать, кроме как стать его составной частью. Даже если ты сам будешь молчать, все равно он доберется до тебя. Все эти люди вместе резонируют, вибрация пронизывает тебя, ошеломляет, наполняет, и все остальное просто изчезает. Ты исчезаешь. Растворяешься. Остается лишь всепроникающий, невероятный, переполняющий душу звук. Все становится звуком. Весь мир наполнен им, резонирует им. Это нечто, чего ты не в силах объяснить. Надо самому испытать это. Это как сильный наркотик. Это как прикосновение Бога. Ты сам – Бог. Но после ты кружишь на месте, ослепленный потрясающим чувством: кто же ты есть на самом деле. Вот что такое пение. Вот что делают черви.
      Я откинулся на стуле и расслабился, чтобы мысль окончательно покинула мою голову.
      Зигель, казалось, был разочарован.
      – Но мы об этом уже знаем. Впервые параллель между песней стад и песней гнезд провели еще четыре года назад. Окончательный вывод не сделан, потому что мы пока плохо знаем червей. Вы хотите сказать, что это один и тот же процесс?
      – М-м, нет, – ответил я. – Не знаю. Может, один и тот же. Но вот что я думаю: если это один процесс, то у червей он проходит гораздо интенсивнее. Стада поют мало. Только два-три раза в неделю. Черви же поют всегда. Они целиком погружены в пение.
      Лопец и Зигель молча обменялись вглядами, потом посмотрели на меня.
      – Ладно, пусть так – но что это означает?
      – Не знаю. Я не знаю, означает ли это вообще что-нибудь. Уверен, что должно означать. Жаль, что вы не можете это понять. Но для меня это большое открытие. Черви поют. Постоянно.

      Действительно ли исчезли киты?
      Хотя мы не имеем подтвержденных наблюдении китов за последние четырнадцать месяцев, мы еще не можем утверждать наверняка, что их больше не существует.
      Маленькая надежда все-таки остается. Не приходится сомневаться, что большие повреждения в системе сбора информации не позволяют нам видеть полную картину. Многие ключевые наблюдательные станции были перепад-чинены для нужд Северо– Американской Оперативной Администрации, и возникшие в результате этого пробелы в сети геофизического мониторинга сделали космическое наблюдение за китами по меньшей мере неполным. Наблюдения с суши и на море также ненадежны.