Флетчер расхохоталась.
– И не мечтай, пока твоя жвачка не станет чуточку повкуснее. А до тех пор – не желаю расставаться с бифштексами.
Ковбой оторвал от глыбы большой кусок.
– А ну-ка, попробуй. Мы опять изменили рецепт. Может, это так здорово, что ты присоединишься к стаду?
Он бросил нам кусок, похожий на хлебный мякиш. Я на лету поймал его и протянул Флетчер. Она отщипнула чуть-чуть и пожевала.
– Совсем неплохо! Но все же не филе индейки.
Остаток она протянула мне. Мягкий, теплый, несоленый и маслянистый… Жевать его было… приятно. Я откусил еще кусочек.
– Берегитесь, Джим. – Флетчер отобрала у меня остатки. – Так начинают многие.
Она отдала ломоть жалкому на вид мальчонке, крутившемуся позади жующей толпы.
Он просиял и, отбежав в сторону, приступил к трапезе.
– Это – Плакса Вилли, – представила Флетчер. – Предпочитает попрошайничать. Бог знает кем он был раньше. – Она печально покачала головой. – В стадо попадают разными путями. Обычно это происходит, когда человек устает влачить обыденное существование. Даже отвечать за самого себя иногда становится непосильной заботой.
– Она пристально посмотрела на меня. – Такая усталость – опасная штука. Она высасывает энергию. Опасно даже наблюдать за этим. Любое внимание, которое мы уделяем этому явлению, служит для него подпиткой. Это – разновидность социального рака. Он растет и пожирает все на своем пути, превращая нормальные клетки в больные, а для обслуживания больных клеток требуются здоровые клетки, и конца этому нет.
– Я читал отчеты, – заметил я.
– Есть еще кое-что, чего нет в отчетах, так как мы не знаем, что делать. Это я и хочу показать вам.
Она откинула прядь темных волос, упавшую на глаза. Вид у нее был мрачный.
– Хорошо, Когда же я увижу это «кое-что»?
– Скоро. Но лучше уйти из центра. Здесь может стать немного… неспокойно.
Она повела меня к джипу.
– У вас уже слегка остекленели глаза, – заметила она.
– Да?
– Ничего страшного. Постоим здесь. Расскажите анекдот. – Что?
– Я прошу вас рассказать анекдот, – повторила Флетчер.
– М-м, почему хторране пересекают дороги?
– Потому что так короче, чем в обход. Расскажите анекдот, которого я не знаю.
– Зачем?
– Я проверяю, все ли с вами в порядке. Юмор – неплохой тест, он требует напряжения умственных способностей. Ну, давайте.
– Хорошо. Э-э… Что делает хторранин, просыпаясь утром?
Она пожала плечами. – Что?
– Молится.
Флетчер усмехнулась и кивнула.
– Все нормально.
Только после этого она разрешила мне смотреть на толкущееся стадо.
– Ну и что дальше?
– Подождем.
Ждать пришлось недолго. Обед закончился, и наступило время развлечений.
Молодежь затеяла игру, отдаленно походившую на пятнашки. Они напоминали щенков: бегали друг за дружкой, догоняли, кувыркались, боролись. Но все происходило в полной тишине, если не считать какого-то подтявкивания. Слов никто не произносил.
Стадо заметно оживилось. Особи чаше вступали в контакты – в том числе и половые. Я обратил внимание, что они выбирают партнеров совершенно случайно, не обращая внимания на возраст и пол. Женщина среднего возраста развлекалась с подростком. Мужчина лет двадцати пяти держал за руку девочку. Встречались гомосексуальные пары.
Но здесь происходило и нечто другое, не имеющее никакого отношения к сексу.
Несколько детей кружились вместе и бормотали, обращаясь друг к другу: «Ба-ба-ба-ба-ба...»
Начали возникать группки по три, пять и более человек. Несколько здоровенных мужчин ходили по площади, сгоняя в центр отбившихся особей.
– Кажется, начинается? – спросил я. – Да.
Я зачарованно смотрел, как разбредшееся стадо превращается в монолит. Парочки, занимавшиеся сексом, прекращали свои игры и присоединялись к толпе. Стало трудно воспринимать членов стада как людей. Они были… розовыми приматами.
Животными.
Я содрогнулся. Внутри нарастало предчувствие какого-то кошмара. Я дотронулся до руки Флетчер.
– Это что-то… сверхъестественное. У меня такое чувство, словно я наблюдаю весь род человеческий со стороны.
Я не отпустил ее руку – мне необходимо было ощущать присутствие Флетчер. Стадо сгрудилось еще плотнее.
– Слушайте…
Сначала гул был какофоничным. Каждый в толпе что-то бормотал; отдельные голоса звучали сильнее. Но вот они начали сливаться, мириады звуков растворились во всепроникающем атональном хоре. Нельзя было подобрать определение – мелодия и ритм отсутствовали. Это был грандиозный, всепоглощающий звук. И он нарастал, зачаровывал, полный оттенков и значений. И раздражал, бессмысленный и бессодержательный.
Ровный по силе и глубине, но с оттенками. В нем слышался шепот, похожий на голоса из моих снов. Если бы только понять, что они говорят…
– Эти звуки напоминают шум машин из преисподней. Они напоминают…
Они напоминали песнь червей.
– Джим, если бы вы слышали сейчас свой голос!
– А что?
– Он дрожит – в унисон со звуком. Вы попали под его влияние. – Флетчер осеклась. – И я тоже. – В ее голосе слышалось нарастающее возбуждение.
– Но это же… невероятно!
– С вами все в порядке? Я кивнул:
– Да. Просто… я чувствую, как этот звук резонирует во всем моем теле. – Мы по-прежнему держались за руки. – Я чувствую, как он наполняет меня. Хочется вторить ему. Вы не ощущаете этого? Как будто мы тоже… причастны. Будто… мы частица человеческого стада, которая наблюдает самое себя. Мы члены стаи, по воле случая созерцающие ее со стороны.
– Но мы не можем вечно оставаться в стороне, ведь не можем, да?
Флетчер меня не слышала. Я отпустил ее руку.
– Этот феномен, – возбужденно говорила она, – дает нам возможность познать чувство дома. Понимаете, того дома, куда мы постоянно стремимся, но никак не можем отыскать. Может быть, это он. – Флетчер схватила меня за руку и заставила посмотреть ей в глаза. – Какое бы «пространство самосознания» ни возникло здесь сейчас – мы тоже принадлежим к нему! Просто наблюдать – означает стать частицей стада! И до какой степени мы узнаем самих себя в этой толпе, до такой же степени погружаемся в нее. Понимаете теперь, почему это так опасно?
– Опасно?..
Я недоумевал. Почему она кричит? Из-за чего переживает? Зачем беспокоится? Ведь здесь так хорошо. И стадо такое симпатичное.
– Наш разум – осознание своего "я" – позволяет нам оставаться в стороне. А хор голосов – это зов, Джим. Это подсознательное общение. Чтобы слушать его, надо отказаться от абстрактных понятий. Его надо… чувствовать. Но голоса действуют чересчур сильно! Они печалят, тревожат, захватывают, околдовывают. Они не могут не действовать на нас, они захлестывают. Мы просто… не можем позволить себе… себе… – Она начала запинаться. – Не можем допустить, чтобы мы сами…
Джим?..
Я обрадовался, когда она наконец замолчала. В конце концов, слова больше не имели никакого смысла. Они превратились в цепочку обычных звуков. Флетчер не давала мне сконцентрироваться на голосе стада. Они подняли невероятный, гам, подобный барабанному бою. Я уже слышал этот рокот раньше – еще до рождения. В нем слились все голоса мира, говорящие о чем-то с помощью слов, которые и не были словами, потому что речь еше не изобрели.
Мои губы шевелились в такт. Я бормотал что-то, стараясь… понять. Стараясь стать частицей целого…
Что здесь происходит? То и происходит. Слияние со стадом. Его зов.
Голоса пели. Смеялись. Юношеский хор. Хор девушек. Хор юношей и девушек. Хор человечества. Зов. Кто-то держал меня за руку. Я не мог шагнуть навстречу Зов нарастал.
– Что?
Кто-то тянул меня назад. Мои ноги шагали сами по себе, не останавливаясь. Я споткнулся. Кто-то подхватил меня, поднял. Кто-то говорил. Я знал эти звуки.
Все вокруг стало пурпурным.
«Шим! Шим!»
Голос звал меня… Внезапная боль обожгла лицо. Звон 'в ушах. Звук пощечины.
– Не «Шим», Джим! Это я. – Кто?
– Джим! – Кто?..
Мысль ускользала.
– Не покидай меня, – говорил голос. – Джим!
– Я должен знать, кто…
– Что кто?
– Здесь кто-то был. Я слышал… Кто-то звал меня…
– Я повторяла твое имя снова и снова.
– Нет, не ты. Кто-то другой. Кто-то из другого… – Я схватился за голову.
Тяжело. Я не мог найти слова, чтобы выразить свои чувства, зная лишь, что мое место не здесь. – Я почти…
– Джим!
– Если б я только мог…
– Джим, не уходи! Джим, посмотри на меня. Я поднял глаза на Флетчер.
– Я… притворялся, да?
– Ты ушел.
– Я… Простите. – Я моргнул и огляделся. – Где мы?
– На Маркет-стрит.
– Маркет… стрит?.. Она кивнула.
– О Боже. – Я спрятал лицо в ладонях, потеряв остатки самообладания. – Я даже не представлял себе, насколько сильно это действует. Господи… – Я оглянулся. – Они продолжают?
– Только что начали расходиться.
– О! – В моем голосе слышалась растерянность.
– Джим, не уходи. Останься со мной.
– Хорошо, хорошо.
– Что это было? Расскажи мне. – – Она заставила меня смотреть ей прямо в глаза.
– Ты можешь описать это?
– Мы… В нашем языке для этого нет слов. – Я махнул в сторону площади. – У них свои слова. Слова… Слова…
– Не покидай меня, Джим!
– То, что они делают… Делают… Я перехватил ее руку.
– Нет, не бей меня снова. Дай закончить. Те слова… они выше слов. Я знаю, что говорю нелепость, но вы бы поняли меня, услышав их.
Я замолчал, прислушиваясь к мыслям, которые роились в голове, как бы выплывая из тумана. Впрочем, туманом это не было.
Я сглотнул и сказал:
– Вы правы. Они общались невербально. – Я остановился перевести дыхание. Нужно поскорее найти слова, прежде чем они утратят смысл, надо торопиться, пока мысль не ускользнула. – Мы общаемся с помощью слов. Слово – это понятие. Символ. Мы обмениваемся симво-. лами. Они же разговаривают звуками. Нет… музыкой. Они создают музыку и подстраиваются под нее. Они… Может, это покажется невероятным, но я почувствовал. Они общаются в процессе поиска самого общения, все вместе создают фон общения и… как-то подстраиваются друг к другу… каким-то способом превращаясь в клетки… более сложного организма. В стадо.
И…
Боже, теперь я все понял!
– Они стали такими, потому что лишились собственного "я". Они потеряли способность помнить, а лишившись памяти, каждый утрачивает свою неповторимость. Они держатся вместе ради секса, ради пищи, но главным образом ради общего "я". О Господи, мы же наблюдаем зарождение нового человека!
Осознавать это было ужасно. По спине пробежали мурашки; меня передернуло.
– Здесь можно где-нибудь присесть? – спросил я, утирая пот со лба и смущенно оглядываясь. Голова кружилась.
Флетчер подвела меня к почерневшей каменной скамье, оставшейся от прежних времен, усадила и присела рядом.
– Почему вы не предупредили меня? – хрипло спросил я.
– Я не знала, – извиняющимся тоном ответила она. – На всех это действует по-разному.
Ее глаза повлажнели.
Я отвел взгляд и уставился в землю. Бетон был покрыт застывшими пузырями. Я проглотил ком и сказал:
– Мне сейчас плохо и очень грустно. – Лицо мое непроизвольно сморщилось. – Меня словно выпотрошили, вынули душу и выбросили. Хуже не бывает. Я чувствую себя так, будто навсегда потерял что-то очень важное…
Больше я не мог сдерживаться. Я рыдал, закрыв лицо ладонями, и не понимал, почему бегут слезы, но остановиться не мог.
В. Какхторране называют бетонный бункер?
О. Грильяж.
9 «ПЕРЕЛОМАЙТЕ ИМ НОГИ»
Вероятность – это константа.
Соломон Краткий
– Ну как, получше? – спросила Флетчер и протянула носовой платок.
Я вытер глаза и покосился на нее.
– Как вам это удается? Как вы сопротивляетесь… притяжению?
Она пожала плечами.
– Я даже не чувствую, что сопротивляюсь. Просто считаю, что мое участие сводится к наблюдению, и пытаюсь все понять. Этим я занимаюсь всю жизнь – наблюдаю. Отхожу в сторону и наблюдаю. Может быть, поэтому я могу разгуливать среди них без всяких последствий.
Я вернул платок. Меня словно выпотрошили, выжали как лимон, лишили сил. Флетчер протянула руку, и я попытался встать. Она подхватила меня под локоть, подняла со скамьи.
– Пойдемте, – предложила она. – Просто погуляем. Пока она возилась со мной, я, искоса поглядывая, заметил, что ее губы плотно сжаты.
– Спасибо. – Я действительно был ей благодарен.
Мы направились к джипу. Стадо уже утратило сплоченность. Собрание закончилось, и его участники разбрелись по площади. Появились парочки, совокупляющиеся на засохшей лужайке.
Я поинтересовался:
– Так всегда бывает? Флетчер пожала плечами.
– По-разному. Иногда они впадают в настоящий экстаз. Случалось, накал достигал такой силы, что кое-кто умирал от разрыва сердца. А иногда все проходит вяло.
Сегодня, пожалуй, был средний уровень.
– Это происходит каждый день? Она сдвинула брови.
– Теперь примерно три-четыре раза в неделю. Поначалу такое случалось раз или два в месяц. Потом – все чаще и чаще, сейчас практически через день, а через месяц, скорее всего, ритуал станет ежедневным. Я думаю, это один из механизмов пополнения стада. С появлением ритуала оно растет быстрее, чем предполагалось.
Некие силы втягивают людей в стадо. Вы испытали это на себе.
Я кивнул.
– И еще я думаю, что это удерживает всех вместе, – добавила Флетчер. – В прошлом году были случаи, когда люди возвращались к нормальной жизни. Они были растерянны, нуждались в интенсивной терапии, но вновь обретали сознание. За этот год из стада не ушел ни один. Ни один – с тех пор как это началось.
– Расскажите о вернувшихся, – попросил я. – Как им удалось?
– Обычно уход связан с каким-нибудь потрясением. Например, один парень сломал ногу. Боль была такая сильная, что он начал кричать и неожиданно позвал доктора.
Была поставлена на карту жизнь, и ему пришлось как-то реагировать. Ни один из типов стадного поведения не подходил. Тогда он извлек кое-что из глубин своего мозга. К несчастью – для него, разумеется, – в его памяти всплыло все, связанное с травмой. Он был вынужден войти с нами в контакт, чтобы объяснить, где и как болит, так что пришлось ему снова воспользоваться самосознанием.
– Вы же можете разрушить стадо, – предложил я. – Переломайте им ноги.
Флетчер рассмеялась.
– Если бы все было так просто, Джим! Некоторым можно вернуть самосознание с помощью шока, но большинство этому не поддаются: они не желают вновь обретать свое "я".
– М-м, – только и выдавил я.
Эта мысль заслуживала всестороннего изучения. Я вертел ее так и эдак, пытаясь понять подтекст и вытрясти из него возможные следствия.
Я остановился и задумчиво посмотрел на стадо. Здесь было еше что-то, недоступное моему пониманию. Это «что-то» я не мог сформулировать, объяснить и потому злился.
Флетчер присмотрелась ко мне и осторожно спросила:
– Вы думаете об отце? По-прежнему считаете, что он жив? Что он в стаде?
Ее слова вернули меня к реальности. Какое-то время я размышлял, потом отрицательно мотнул головой:
– Нет. Я не могу представить отца потерявшим рассудок. Только не это. Лучше считать его мертвым, теперь я могу в это поверить. Спасибо.
Она погладила меня по шеке.
– Я знаю, Джим, для вас это потрясение. Но гораздо лучше, что вы…
Ее лицо окаменело – за моей спиной что-то происходило.
Обернувшись, я увидел, что к нам направляется высокий плечистый мужчина с широкой грудью, обнаженный, мускулистый, как Геракл. На загорелой коже блестели капельки пота. Настоящий жеребец. Точнее, бык. У него были светлые глаза и весьма решительное выражение лица. А еще он демонстрировал такую эрекцию, что не заметить ее было невозможно.
– Не ваш ли это пропавший ученый?.. – начал было я, но Флетчер оттолкнула меня.
Она шагнула навстречу быку, оскалилась и зарычала.
Он заколебался. Она зарычала снова. Бык начал сникать. Флетчер чередовала рычание со злым ворчанием. Бык попятился. Она ощерилась и закричала:
– На-на-на-на-на!
Бык повернулся и быстро пошел прочь.
– Очень эффективно…
Но тут я заметил, что лицо ее стало пепельным.
– Что случилось?
– Ничего.
– Чушь, – возразил я. – Вы не умеете лгать. Флетчер хотела уйти, но я схватил ее за руку.
– Вы никого не одурачите.
Она выдернула руку, повернулась ко мне спиной и закрыла лицо ладонями; плечи ее подрагивали. Нащупав платок, она вытерла глаза.
– Мы любили друг друга. Я до сих пор не могу спокойно смотреть на него.
Особенно… когда он ведет себя так. Простите.
Я не знал, что сказать, поэтому промолчал, взял Флетчер под руку и повел к джипу. Мы сели в машину, но она не заводила мотор.
– Поэтому вы интересуетесь стадом? Она кивнула.
– Я хочу знать, что с ним все в порядке. Я обязана делать это ради него.
– И еще?.. – подсказал я. Флетчер вздохнула.
– И еще я надеюсь понять стадо. И… вернуть его обратно.
Она потерла нос. Глаза ее покраснели.
– Он вам дорог? Она кивнула.
– Он был… не такой, как все. Настоящий мужчина, ласковый и безупречный, как джентльмен. – Она посмотрела на толпу – Иногда…
Фраза осталась незаконченной. Я проследил за взглядом Флетчер.
– Это ведь очень заманчиво. Они живут в своем мире. Наслаждаются и радуются. – И она добавила: – Они, наверное, единственные на планете могут себе это позволить.
– Хотел бы я знать, сколько они протянут, если о них перестанут заботиться.
Такие наслаждения – опасная роскошь. Не думаю, что мы с вами когда-нибудь позволим себе так радоваться жизни. Во всяком случае, не скоро.
Она не ответила – смотрела на стадо. Бык нашел себе партнера для дневных развлечений – подростка, не сводившего с него восторженных глаз. Но теперь бык не так возбуждался. Я искоса посмотрел на Флетчер: это была прежняя Флетчер, хладнокровная и решительная.
Джип завелся с пол-оборота, и мы покатили обратно в Окленд. Она молчала, пока мы не доехали до середины моста.
– Можете сделать мне одолжение? – попросила она.
– Конечно.
– Не говорите никому об этом.
– Я там не был.
Флетчер благодарно улыбнулась:
– Спасибо.
Теперь настала моя очередь.
– Между прочим, я бы не хотел, чтобы Дьюк знал о моей… реакции.
Она включила автопилот и оттолкнула от себя руль.
– Об этом он никогда не услышит.
– Спасибо.
Флетчер потянулась и похлопала меня по руке: мы заключили тайный договор.
Теперь все о'кей.
Она высадила меня у казармы, помахала на прощанье и пообещала внести мою фамилию в список для свободного входа в лабораторную секцию. Я смотрел ей вслед и думал о том, сколько раз в неделю она ездит в Сан-Франциско. Впрочем, это действительно не мое дело.
Дьюка дома не оказалось, но он оставил записку: «Ложись спать пораньше. Подъем в шесть». На койке лежали новые инструкции. Я пролистал их за едой.
Корректировка стрельбы? И ради этого нас выдернули из Колорадо?
Чепуха какая-то. Я лег расстроенный, всю ночь ворочался, слышал голоса. Но они так ничего и не объяснили.
В. Что хторранин носит в коробке для завтраков?
О. Два кусочка ржаного хлеба и Чикаго.
В. Чем хторранин пользуется вместо зубочистки?
О. Отбойным молотком.
10 СКОРПИОНЫ
Из кислого винограда обычно получается кислое вино.
Соломон Краткий
Утро наступило досадно быстро. Я встал с койки, включил автопилот, покинул свою телесную облочку и пришел в себя уже в джипе – меня разбудил шум. Мы катили по маслянистому потрескавшемуся гудрону Оклендского международного аэропорта, где в конце взлетно-посадочной полосы ожидал полностью готовый «Банши-6» с уже ревущими двигателями.
Дьюк подогнал джип к самому вертолету. Зажав уши, я следом за ним взбежал по трапу. Едва мы ввалились, как люк автоматически захлопнулся. Пилот не стала ждать, пока мы займем места, и взялась за штурвал. Я бросил вещмешок и упал в кресло. Дамочка вознесла нас так шустро, что я не успел застегнуть привязные ремни.
Она говорила в микрофон: -… Ложусь на курс три-пять-два. Можете выпускать своих пташек. Мы подхватим их над заливом Сан-Пабло.
Нельзя не узнать этот голос. Лиз Тирелли. Я наклонился к Дьюку.
– Помнишь, как Тед и я улетали с «Альфа Браво»? – Дьюк кивнул. – У нас та же летчица.
Лизард включила автопилот и развернула кресло к нам. Она ничуть не изменилась, оставшись такой же хорошенькой, какой я ее запомнил. Жаль только, напялила этот шлем – мне нравились рыженькие.
– Я – полковник Тирелли, – представилась она. – Вы капитан Андерсон?
Дьюк кивнул.
– А это, конечно, лейтенант Маккарти. Я тоже кивнул.
– Поздравляю с повышением. Проигнорировав поздравление, Лиз обратилась к Дьюку:
– Полагаю, вы удивлены внезапностью своего перевода. Я специально просила передать вас обоих в мое подчинение.
Дьюк издал какой-то неопределенный звук. Полковник Тирелли пояснила:
– Мне понравилось, как чисто вы работаете. Район Скалистых гор контролируется сегодня только потому, что в прошлом году вы умело организовали дело.
– Там работа только разворачивается, – вставил Дьюк.
Я почувствовал недовольство в его голосе. Заметила ли это Лиз?
– Я знаю размеры территории – читала ваши отчеты. Но Скалистыми горами займутся другие. Вы нужны здесь.
Дьюк явно расстроился, но промолчал. Собственно, ему и не нужно было ничего говорить – Лиз, похоже, умела читать мысли не хуже, чем летать.
– Я все понимаю, капитан, но это задание – по линии дяди Аиры.
– О-о, – протянул Дьюк. Вопрос был закрыт.
Я встречался с полковником Айрой Уоллакстейном лишь однажды – за день до его гибели. Потом я прикончил убившего его червя. Не могу сказать, что мне понравился «дядя» Аира, однако он был крестным отцом Спецсил, и к его памяти следовало относиться с почтением.
Лиз перешла на более доверительный тон.
– Во время операции вы будете заниматься корректировкой. Инструкции получили?
– Только вчера вечером, – сказал Дьюк.
– Прочитали? Мы кивнули.
– Хорошо. Времени у вас, к сожалению, было мало, но скажите спасибо, что вообще получили их. Связь в паршивом состоянии и останется такой, пока мы не обеспечим безопасность наземных станций. Правда, когда до этого дойдут руки – бог знает.
– Она была раздражена и расстроена, но виду не подавала. – Ну да ладно. В лесах Северной Калифорнии обнаружено нечто вроде крупномасштабного заражения.
Необходимо его уничтожить, впрочем, имеются особенности. Гнезда на второй и третьей стадиях…
– Третьей? – воскликнул Дьюк.
Тирелли, недовольная тем, что ее перебили, хмуро кивнула.
Мы переглянулись. Неужели дошло до этого?
Мы видели гнезда на второй стадии, заснятые со скай-бола: один купол в центре и шесть вокруг. Такой план мог нарисовать любой ребенок, если ему дать компас и карандаш. Но третья стадия? Я не мог себе представить, как она выглядит.
Лиз снова прочитала мои мысли.
– Сразу узнаете, когда увидите. Капитан, займитесь левой стороной. Маккарти будет наблюдать с правого борта. Когда увидите что-нибудь красное, выстреливайте маяк. Команда расчистки будет следовать за нами с интервалом в тридцать секунд. Они сбросят соответствующие детергенты, а также короткоживущие нуклиды, таконитовую пыль, ядовитые микроорганизмы, биораз– лагаемые пестициды.
Огнеметы мы не используем. Скопления средних и больших куполов взорвут управляемыми зарядами, которые несут на борту корабли второй волны, следующей за первой с интервалом в шестьдесят секунд. Вопросы есть?
– Это далеко? – спросил Дьюк.
– Полтора часа лету. Дьюк удивился.
– Так близко?
– Дела обстоят еще хуже: в районе действуют ренегаты.
– Рядом с крупным заражением? – Дьюк удивился еще больше.
Лизард кивнула. Дьюк почесал затылок.
– Ну, если вы утверждаете… Хотя трудно поверить.
– Многие не верят, – сказала Лизард. – Все началось в прошлом году в Орегоне.
Там остались нетронутыми большие территории, и там же появились Племена.
Конечно, трудности следовало ожидать – ведь люди могут пойти на все, что, по их мнению, поможет выжить. Однако парочка Племен выбрала собственные правительства. Одно Племя, – продолжала Тирелли, – насчитывало около трехсот человек. Они провозгласили независимость, утверждая, что теперь договор между штатами утратил силу. – В ее голосе зазвучало презрение. – Они создали так называемое правительство намерений, чтобы выработать новое соглашение.
– И какие же у них были намерения? – поинтересовался Дьюк.
– Это выяснилось очень скоро.
– Все выглядит так, словно они добились какого-то преимущества, – вмешался я. – По крайней мере, такого, в которое поверили целых триста человек.
Лиз пожала плечами.
– Подобная чепуха годится для простаков, но не для меня. На мне по– прежнему зеленый мундир армии США, и она мне по-прежнему платит. Других предложений пока не поступало.
– Значит, были серьезные осложнения?
– Да, оба раза. – Лиз поморщилась и потерла нос. – Мы попросили их покинуть территорию для их же безопасности. Они отказались. Мы подчеркнули, что выбора нет. В ответ они отказались признать власть Соединенных Штатов. Как вам это нравится? Мне плевать, во что верят или не верят эти люди. Я выросла в семье дугар-чей – мои родители исповедовали Духовную Гармонию Человечества, – так что я способна понять любые убеждения. Если кто-то жаждет быть голубым или сожительствовать со слоном – на здоровье. Скажу вам по секрету, что некоторые Племена примерно этим и занимались. Беда заключалась в другом: они экспроприировали – попросту присвоили – собственность Соединенных Штатов.
«Во имя людей», – говорили они. Разумеется, были они сами.
– Какую собственность?
– Армейскую, конечно. Ситуация создалась скверная. Каким-то образом в их руки попало довольно серьезное вооружение. Пришлось нанести полномасштабный воздушный удар. Я участвовала в первой волне атаки.
Дьюк был ошеломлен.
– Разве не было другого выхода?
– У них имелись ракеты «земля-воздух», танки! А главное – они добирались до бункера с ядерным оружием.
Все верно – другого выхода действительно не было.
– Мне уже доводилось слышать, что Племена набирают силу, – заметил я. – Но чтобы дело зашло так далеко – я не представлял. Догадываюсь, какая была заварушка.
– Ваше счастье, что вас там не было, – сказала Лизард. – Они обучили детей стрельбе из пулемета. Вы представляете реакцию солдата, который вместо врага вдруг видит двенадцатилетнюю девочку? Словами не передать!
Дьюку разговор пришелся не по душе; он явно хотел переменить тему.
– Почему они держались рядом с зоной заражения? – спросил он.
– Думаю, рассчитывали на червей как на прикрытие, – ответила Лиз.
Я посчитал своим долгом уточнить:
– Вы хотите сказать, что они нашли способ сосуществования с ними?
Дьюк фыркнул.
– Существует только один способ сосуществования – в их брюхе.
– Все очень просто, – объяснила Лиз. – Зараженные территории находятся вне юрисдикции правительства Соединенных Штатов – по крайней мере, сейчас, – и, вероятно, такое положение сохранится еще долго. Племена понимают, что как только они выберутся из холодка, перешагнут оборонительные рубежи и попадут и любой из Безопасных Городов, то, помимо защиты, окажутся под властью правительства США. А это означает конец «независимости».
– Как же они защищаются от червей? – спросил я.
– Мы тоже хотели бы это знать.
– Разве вы не допросили пленных? – озадаченно поинтересовался Дьюк.
– Пленных не было. – Она произнесла это так, словно захлопнула перед нашим носом дверь.
Теперь Дьюк посмотрел на Лиз с уважением. Она холодно встретила взгляд – было ясно, что продолжать разговор на эту тему опасно. Дьюк опустил глаза и стал внимательно изучать днище вертолета. Кому, как не ему, известно, что пережила Лиз. Ведь он сам прошел через это, а как сказать ей об этом – не знал.
– Согласно одной из гипотез, хторранская флора достаточно развилась, и черви, возможно, предпочитают питаться продуктами родной экосистемы, а не земными организмами. Не исключено, что человек больше не числится первым в их меню.
Однако это лишь предположение. Лично я не собираюсь проверять, насколько оно верное…
Разговор прервали позывные радио, и Лизард поспешила выйти на связь:
– Тирелли слушает.
– «Банши-6», вы в пределах видимости. Следуем, за вами, как послушные детки.
Лиз посмотрела налево и назад.
– Эй, утята, сколько вас в воздухе? – спросила она.
– Крыло в полном составе, полковник.
– Почему же я вижу только двенадцать машин?
– Вторая волна только что стартовала. Мы соединимся к северу от Санта– Розы.
– Кому пришла в голову такая блестящая идея?
– Капитану Кэсуеллу, полковник.
– Ясно. Ну хорошо, мальчики, вы готовы к работе?
– Мы чисты и светлы, полковник, и готовы сеять смерть и разрушение до самого Орегона.
– Только в пределах цели, пожалуйста.
– Есть. Конец связи.
Я перебрался к Дьюку и заглянул в фонарь наблюдателя. За нами выстраивались в линию шесть боевых кораблей.
– Эй! Но это же «скорпионы»!
– Да, они, – откликнулась Лиз. – Есть вопросы?
