Спутник армейской разведки передал утренние фотоснимки: три главные цели и семь запасных. Я предложил ориентироваться на ближайшую к месту нашей катастрофы.
      Полковник Тирелли и доктор Флетчер согласились со мной.
      За полчаса до вылета мы еще раз подтвердили наш выбор и наконец тронулись в путь. Три вертушки зарокотали, как огромные злобные насекомые, и свернули на север, пересекая залив. Глядя в иллюминатор, я узнал проносившийся под нами ландшафт.
      В вертолете доктор Флетчер обсуждала с Джерри Лар-соном порядок размещения датчиков и пробоотборников. Команда спала. Это была неплохая идея – ведь мы поднялись еще до рассвета. Я устроился поудобнее…
      Разбудил меня зуммер: вертолет снижался.
      – Прилетели, – сообщила Лиз.
      Я потянулся и выглянул в окно. Мы садились на широкий луг, поросший высокой голубовато – зеленой травой. От ветра по ней пробегали волны. Я посмотрел назад. Ведомые машины, сохраняя строй, снижались следом за нами.
      Три корабля приземлились на мягкую траву в середине луга. Местность просматривалась со всех сторон по меньшей мере на километр. Значит, незамеченным никто не подкрадется.
      – Все в порядке, – командным тоном сообщила Ли-зард. – Всем оставаться на местах, пока разведывательная команда не убедится, что территория безопасна.
      Я приник к иллюминатору. Разведчики, вооруженные огнеметами, распылителями ядохимикатов и гранатометами, веером разворачивались по лугу. Я им завидовал: уж они-то знали, что делали.
      Как только разведка объявила на территории желтую степень безопасности, в дело вступила команда ученых. В ее задачи входило размещение на грунте приборов и датчиков. В траве сновало несколько маленьких роботов, включая «паука» и двух скороходов.
      По приказу я должен был оставаться на борту, пока снаружи не объявят зеленую степень. Пройдя в нос машины, я сел в кресло второго пилота. Впереди скороходы начали расчищать широкий круг. Место встречи. Приветствие для кроликособак.
      Приглашение.
      Захотелось пива. Я открыл кока-колу.
      Внезапно вокруг потемнело – вертушку накрыли маскировочным куполом. Сейчас его надуют и обольют пенобетоном. Весь процесс должен занять меньше часа.
      Гипотетически вертушки могли стать раздражающим фактором для кроликособак и червей, поэтому их прятали. Если понадобится срочно удирать, маскировку можно взорвать в считанные секунды.
      Кто-то включил свет. Я оглянулся. Ко мне шла пол-ковник Тирелли. Она опустилась в кресло рядом со мной.
      Мы были в вертушке одни. Я отвернулся и стал смотреть в боковое окно. Уверен, что она заметила мое притворство, но ничем не выдала себя: щелкала тумблерами на приборной доске и выглядела очень деловито. Я ждал, когда она скажет что-нибудь.
      Но Лиз или не хотела разговаривать, или не знала, как начать. Молчание затянулось.
      Может быть, она ждет чего-то от меня? Я повернулся к ней…
      И на отвороте ее рубашки увидел крошечный американский флажок. Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Пришлось даже прикусить губу.
      Лиз с любопытством посмотрела на меня:
      – Что с вами, лейтенант?
      – Все в порядке, – отрапортовал я. – Я чувствую себя великолепно!
 
       В. Зачем хторранину мех?
       О. Он им жует.

 
      Два робота расчистили и вытоптали на лугу большой, геометрически правильный круг – арену.
      Я снял шорты, сел посредине – и дал волю воображению. Закрыв глаза, представил себе, будто нахожусь в окружении кроликособак. И червей.
      Сижу в чем мать родила перед любопытствующим червем.
      Меня пробрала дрожь. И не потому, что дул холодный ветер.
      Я попытался воссоздать запах червя, его вид, ощущение от прикосновения к его колючему меху. Я старался представить, какие эмоции испытаю, стоя голым перед хторранином, но, кроме ужаса, не чувствовал ничего.
      В первый день кроликособаки не появились.
      Не было их и на второй день.
      Мы старались держаться поближе к замаскированным вертушкам и нервничали.
      Флетчер продолжала тренировать меня. Мы разучивали упражнения по общению, самоуглублению, контролю над опасной ситуацией – на первый взгляд бесполезные вещи, и все же… В результате я почувствовал себя центром здешнего мирка. Все замыкалось на мне. Я стал четче понимать свое предназначение.
      Тренинг не прекращался ни на мгновение.
      Ежесекундно Флетчер могла задать любой вопрос, например:
      – Что ты сейчас делаешь?
      – Ем.
      – Почему ты ешь?
      – Потому что я голоден.
      – Зачем ты ешь?
      – Чтобы поддержать силы для выполнения задачи. Все это напоминало бы уроки катехизиса… если бы я не знал, что на самом деле кроется за этим, и потому говорил правду.
      – В чем состоит твоя задача?
      – Установить контакт с кроликособаками, чтобы создать пространство, пригодное для обмена информацией.
      – Молодец. Чего еще тебе хочется?
      – Я бы очень хотел… пообщаться с Лиз, но сейчас не должен этого делать.
      – Отлично, Джеймс. Что-нибудь еще? – Нет.
      Я чувствовал, что перехожу на другой уровень самосознания. Он отличался глубиной.
      Я ощущал собственную силу, словно был творцом всего сущего – леса, лугов, холмов, безмятежных далеких лиц.
      Особенно лиц. Они так далеко от меня. Мое племя. А я его вождь? Не… совсем.
      Я… шаман.
      Странное состояние.
      Я решил прогуляться по лесу.
      Флетчер отрицательно помотала головой.
      Настаивая, я заявил, что это поможет мне окончательно очиститься.
      Она согласилась при условии, если сзади пойдет охрана.
      Это меня не устраивало.
      Она сдалась и разрешила.
      Я знал, что солдаты будут незаметно следовать за мной, но это меня не волновало – лишь бы я их не замечал.
      Лес был величественный. Плотный балдахин из ветвей с широкими темными листьями скупо пропускал свет, подрумянивавший бронзовые стволы деревьев. Иглы света можно было потрогать, в них плясали золотые пылинки.
      Ветер расчесывал вершины деревьев, между которыми проглядывало ярко– голубое небо. Испещренная солнечными зайчиками листва шумела торжественно, как орган.
      Подошвы тонули в ковре свежей зеленой хвои, покрывавшей мягкую коричневую землю.
      Я глубоко вдохнул. Воздух пахнул блаженством: соснами, жимолостью и целым букетом зеленого. На розовое не было и намека.
      Я мог бы остаться здесь навечно.
      Откуда-то доносился шум ручья. Я направился к нему и… … передо мной открылась поляна.
      Буйство цвета, роскошь и блеск, от которых стало больно глазам.
      Такого еще никто никогда не видел на планете Земля!
      Колеблясь, я ступил на нее.
      Пурпурный плющ с бледно-фиолетовым и и белыми полосами, свернувшись, подался в стороны. Темные волочащиеся кусты выбросили в воздух снопы серебряных искр.
      Тоненькие красные побеги поднялись с земли султанами черных и розовых перьев.
      И повсюду – цветочные мандалы, от которых невозможно оторвать глаз. Цветы стлались ковром, по которому пробегали бесконечные волны. Они то высоко поднимались, то ниспадали с засохших деревьев, свисали с веток причудливыми водопадами. Королевское зрелище!
      Я замер, в изумлении раскрыв рот. Человеческий глаз не мог различить сотни оттенков серебряных и алых, оранжевых и темно-синих, почти черных, анилино-во-красных, желтых и голубых каскадов.
      А какие ароматы!
      Меня омывали волны запахов свежеиспеченного хлеба, земляничного варенья, свежих сливок, яблочного напитка, персиков – и много еще, чему я не знал названия.
      Темно-пурпурный запах, чуть приправленный алыми ароматами; сладкие аккорды золотисто-маково го благоухания. Опьяняющие ароматы чародейства, преддверие хрустальных врат рая и радостного низвержения в преисподнюю.
      Я забыл о том лесе, который оставил за спиной.
      Проклятье! Почему это гиблое место так прекрасно?
      Утром третьего дня датчики приборов отметили червя на восточной опушке леса.
      Тихий голос сообщил:
      – Кажется, я что-то вижу.
      Мы сгрудились у мониторов. На большом экране червь казался маленьким. Он, приподнявшись, балансировал на гребне склона и выглядел озадаченным. Его глаза поворачивались так и эдак, пока он изучал маскировочные купола посреди луга.
      Червь прополз немного вперед… и остановился, явно колеблясь. Его глаза опять задвигались. Назад. Вперед.
      Мы включили максимальное увеличение. Глаза червя спрятались в складках кожи, потом снова выкатились.
      Обернувшись, он посмотрел назад, затем снова задвигал глазами.
      Мне показалось, что я понимаю его чувства. Это был пятилетний ребенок, увидевший нечто очень интересное, но не знающий, стоит ли обследовать это самостоятельно или лучше позвать маму.
      Наконец червь решил. Послушный ребенок, он отправился на восток – домой.
      В этот день больше ничего не произошло.
      В течение ночи датчики отмечали движение на гребне холма, но это мог быть олень или койоты.
 
       В. Как хторранин делает себе аборт?
       О. Пожирает отложенные яйца.

 
      Меня разбудила Лиз:
      – Джим.
      – А? Что? – Вокруг стояла непроглядная темнота. – Который час?
      – Ш-ш. Тише. Уже светает. Тебе надо пройти в кабину.
      Я потер лицо и свалился с койки.
      – Я же сказала, тише! – прошипела Лиз. Я прошел за ней в нос вертушки.
      – Ну, что там у тебя?
      – Смотри.
      Я взглянул на экран монитора, потом выглянул в окно. Даже сквозь маскировочную сетку были видны три кроликособаки, сидящие на дальнем краю круга.
      – Они пришли, – прошептал я и посмотрел на Лиз: – Мне не чудится?
      Она отрицательно покачала головой. Я начал расстегивать рубашку.
      – Надо поскорее начинать.
      Она прикоснулась к моему плечу.
      – Время еще есть. Мы будем действовать строго по инструкции.
      – Но они могут уйти.
      – Сомневаюсь, – возразила Лиз.
      Меня насторожила неуверенность в ее голосе. Я повернулся к ней.
      – Сколько они здесь сидят? – Час.
      – И ты не разбудила меня?
      – Как командир операции я решила, что тебе надо выспаться. Если они пришли сюда общаться, Джим, то никуда не денутся. Если же нет, спешка и вовсе непростительна. Пока горит желтый свет, мы будем работать по плану. Нужно еще установить связь с Оклендом – напрямую и через спутник, – поднять группы наблюдения и прикрытия, настроить высокоразрешающие мониторы. Так что можешь спокойно позавтракать и еще раз потренироваться с Флетчер. Зеленый свет я дам не раньше, чем через девяносто минут. Возможно, и позже. До тех пор, дружок, ты по-прежнему подчиняешься моим приказам.
      Усвоил?
      – Так точно, мэм.
      – Прежде всего надень-ка сбрую с медицинскими датчиками. Надо перед выходом успокоить сердечко и восстановить дыхание.
      – Неужели так заметно?
      – Выполняйте приказ. – Она ткнула большим пальцем через плечо. – У меня полно других дел.
      Я поплелся выполнять приказ. Разбудил Флетчер, показал ей наших гостей, и снова мы погрузились в привычную рутину подготовки и очищения. Тем временем возбуждение во мне нарастало, как снежный ком. Я словно опьянел, даже хуже того.
      Флетчер отвела меня в хвост машины и стала что-то тихо объяснять, но я не слышал ни одного слова. Кроликособаки вытеснили из головы все мысли.
      – Джим! – – сказала Флетчер настойчиво. – Не отвлекайся.
      – Да, мэм.
      – Зачем ты здесь?
      – Чтобы встретиться с кроликособаками, установить с ними контакт, создать пространство, годное для обмена информацией, – автоматически отчеканил я.
      – Прости, не поняла. Где ты витаешь, Джеймс? Тебя здесь нет.
      – Виноват, кажется, я немного возбужден.
      – Это видно. Ладно, разденься и прикрепи датчики. Посмотрим, что с тобой происходит.
      Было решено, что посредник – то есть я – выйдет на контакт голым или почти голым, чтобы кроликособаки сразу признали мое животное происхождение. Я настаивал на шортах, но победила набедренная повязка.
      Я разделся. Флетчер помогла мне натянуть сбрую с датчиками. Она посмотрела на экран и нахмурилась.
      – Похоже, нет ни одной расслабленной клетки.
      – Одна есть, – возразил я, посмотрев вниз. – Но если хотите…
      – Прекрати паясничать! Закрой глаза. Задание: тридцать глубоких вдохов, как я тебя учила. Постарайся растянуть их как можно дольше.
      Я закрыл глаза и сосредоточился на дыхании. Вдох номер один – до кончиков пальцев ног. Пальцы насыщаются кислородом. Надо отправить им как можно больше воздуха. Все внимание на пальцы ног. Теперь как можно дольше задержать дыхание… Выдох. Вдох номер два. Дышит левая нога, глубоко-глубоко.
      В противоположном конце вертушки спорят Флетчер и полковник Тирелли. Уверен, что речь идет обо мне. Беспокоятся.
      Следующий вдох предназначен для правого колена. Так я собирался насытить кислородом все тело. Надо было отвлечься.
      Голоса в носовом отсеке зазвучали чересчур обеспоко-енно. Если я не справлюсь с собой, меня никуда не пустят. Именно это сейчас решается. Вдруг я не смогу сконцентрироваться?
      Теперь порция кислорода для желудка, следующий вдох – для груди.
      Они закончили, и в наступившей тишине слышится только мое дыхание.
      Дышит мой мозг. Вдохни как можно глубже, задержи воздух, на сколько хватит сил.
      Когда я открыл глаза, напротив сидела Флетчер.
      – Как самочувствие, Джеймс?
      – Лучше. Но пока я не готов. Эйфория еще не прошла.
      – Справляешься отлично, – похвалила она. – Просто ты переоцениваешь ситуацию, а она весьма заурядная. Просто небольшой эксперимент, который никто всерьез не принимает. На кону практически ничего не стоит, понятно?
      – Да.
      – Вот и хорошо. Итак, ты съехал с катушек, Джим. Что бы там, снаружи, ни произошло, ты не справишься. Но мы все равно узнаем что-то новое. По сути, эксперимент успешно закончился – осталось только изучить результаты.
      – Хотелось бы верить. Флетчер пожала плечами.
      – А это не важно, веришь ты или нет. Факт остается фактом. Сам подумай: круг, который мы расчистили, был приглашением к встрече. Такое же приглашение они сделали тебе, Дьюку и Тирелли три недели назад, но тогда вы этого не поняли.
      Теперь мы можем пригласить их в любой момент, и они примут приглашение. Они ждут его. Самое трудное позади. – Она внимательно посмотрела на меня. – Ну, так что делать дальше?
      – Я пойду туда. – И…
      – И… – Я помолчал. – Я знаю правильный ответ, Флетч. По-прежнему функционирую в режиме обезьяны, но это ничего не меняет. Мне… страшно. – Я потерянно посмотрел на нее. – Как же я туда пойду?
      – Правильно. Поэтому отложим, Джеймс. Пока. Ты еще не готов встретиться с ними и поиграть, поскольку слишком занят собственными переживаниями. – И без всякого перехода вдруг попросила: – Расскажи черный анекдот.
      – Что?
      – Расскажи анекдот про хторранина. Любой. Не знаешь – придумай.
      – Зачем?
      – Рассказывай!
      – Гм… Хорошо. Как называют хторранина, сожравшего собственных детей?
      – Заботливым родителем. Расскажи такой, который я не слышала.
      – Что сказать хторранину, который ест верующего в Апокалипсис?
      – Сдаюсь. Что?
      – Жри его поскорее! Флетчер улыбнулась.
      – О'кей, теперь моя очередь. Как по-хторрански будет «лилипут»?
      – Не знаю.
      – Закуска. Что думает хторранин при виде человека, бегущего трусцой?
      – Вон жратва побежала. Это я уже слышал.
      – Ладно. Тогда другой: что получится, если скрестить хторранина с коровой?
      – Что?
      – Тигр с рогами. – Она взглянула на дисплей.
      – Как там мои дела?
      – Получше, – улыбнулась Флетчер. – Похоже, мы в конце концов выкарабкаемся.
      Я почувствовал, как внутри снова нарастает волна возбуждения, и сразу же попытался подавить ее.
      – А вот этого делать не надо, – посоветовала Флетчер. – Ты возбужден? Ну и пусть. Если бороться с этим, то возбуждение будет постоянно подпитываться.
      Пусть оно само пройдет. – Флетчер отложила дисплей и повернулась ко мне. – Теперь я хочу от тебя следующее: пройди в кабину, сядь в пилотское кресло и смотри на кроли-кособак до тех пор, пока не отупеешь. Вспомни себя в стаде.
      Наступит момент, когда ты почувствуешь, что в твоем восприятии кроликособак произошел сдвиг. Я не знаю, как это случится, но ты разберешься. Не двигайся, пока не поймешь, что полностью готов. Потихоньку встань, сними датчики, выходи наружу и делай все, что подскажет обстановка. Понимаешь, что это значит? Все ясно?
      Я кивнул. – Иди.
      Я скользнул в пилотское кресло и уставился на кроликособак. Их по– прежнему было только трое. Папа, мама и малыш. Наверное.
      Вспомнился совет Тэнджи слушать всем своим существом.
      Кроликособаки терпеливо сидели на кромке круга. Время от времени то одна, то другая почесывали себе за ухом. Малыш свернулся клубочком и заснул. Теперь он был похож на маленькую розовую подушку. Интересно! Значит, естественный окрас кроликособак розовый – даже без пыли.
      Я вспомнил уроки Флетчер: смотреть мимо того, на что ты смотришь, смотреть сквозь него. И заглядывать в себя, проверяя, как ты смотришь.
      Я начал понимать источник терпения кроликособак. Это не их круг. Это наш круг.
      Они ждали, потому что хотели посмотреть, какую игру мы им предложим.
      А мы… слишком напуганы, чтобы играть. Да и приглашаем, держа оружие за спиной.
      Достаточно шагнуть в круг – и игра началась. Вопрос втом, какая?
      Хотя нет. Вопрос был в том, какую игру мы могли придумать все вместе.
      Я смотрел на этих игрушечных крольчат и гадал: способны ли они играть в чувственные игры?
      Пришло время это проверить.
      Я встал.
      В вертушке никого не было. По-видимому, все ушли в командную машину полковника Андерсона и следили за мной на экранах.
      Дверь была открыта. Я остановился и снял ремни с датчиками. Теперь на мне осталась только набедренная, повязка и цепочка на шее с висящим на ней миниатюрным трехканальным передатчиком.
      Я выбрался из боевой машины, подошел к стенке купола и сквозь отверстие, завешенное маскировочной сеткой, вылез наружу.
 
       В. Что вы скажете хторранину, поедающему президента?
       О. Приятного аппетита.
       В. А что вы скажете ему, когда он закончит?
       О. Плати за удовольствие.

 
      Завидев меня, кроликособаки приосанились.
      Я подошел к границе круга и сел на землю напротив зверьков, скрестив ноги. Надо дать им время освоиться.
      Две большие кроликособаки заверещали и закулдыка-ли. Малыш сел, зевнул, потянулся, почесался, огляделся и, увидев меня, от удивления подпрыгнул почти на метр. Глаза его округлились; испуганно, бочком, он подался за спину самой крупной кроликособаки, затем выглянул оттуда и моргнул.
      Я помахал ему рукой.
      Малыш быстро мотнул головой, снова исчезнув за спиной своего… отца? Нет, это чисто человеческая логика: самки вполне могут быть крупнее самцов.
      Взрослые кроликособаки перестали верещать; теперь их разговор сводился к попеременному воркованию и щебету.
      Они напомнили мне двух молодых женщин из стада. Девушки любили сидеть друг напротив друга, бормоча и выпевая бессмысленные слоги. Глухой или не владеющий языком мог подумать, что они действительно разговаривают. Со стороны казалось, что они поглощены женской болтовней; в каком-то смысле так оно и было, но звуки эти не несли никакой информации. Мог бы пришелец, не знающий языка людей, решить, что информация передается?
      Допустим, мог. Но если бы тот же пришелец повернулся и заметил две фигуры, наблюдавшие за стадом, -. меня иФлетчер, мог ли он заметить разницу между нашим разговором и бормотанием тех женщин? Пожалуй, непрерывное гудение показалось бы ему более информативным, чем наши отрывистые реплики.
      В этом и заключалась проблема.
      Передо мной сидели два существа и что-то лепетали. Как догадаться, разговаривают ли они или просто бессмысленно бормочут?
      На слух это воспринималось как язык, но и стадо звучало так же.
      Со склона припрыгали еще две кроликособаки и присоединились к сидящим. Они потыкались в рыльца папе, маме и малышу, похлопали друг друга по шерстке.
      Приветствие?
      Новая пара казалась постарше и вела себя более настороженно. Они уселись на кромке круга и тоже застыли в ожидании.
      Я почувствовал себя настоящим гуру – обнаженным, неторопливым, загадочным.
      Еще шесть кроликособак припрыгали к дежурившим.
      К кругу скакали и шли вперевалку новые кроликособаки.
      Еще больше их появилось на склоне. Многие просто сидели и смотрели, некоторые придвигались поближе.
      Я подождал, пока не соберутся все желающие. Они кулдыкали, приветствуя каждого вновь прибывшего: тыкались носами, прижимались рыльцами, иногда хлопали друг друга и даже обнимались, прежде чем сесть. Я поднялся с травы.
      Кроликособаки насторожились.
      Выйдя на середину круга, я физически ощущал их взгляды. Я находился в центре мира.
      На меня смотрели все кроликособаки и все люди. За каждым движением следили из вертушек, спрятанных под маскировочными куполами. Записывали, фотографировали, анализировали.
      Я остановился и замер, прислушиваясь к овевающему тело прохладному утреннему ветру, ароматам травы и хвои, к которым примешивался какой-то сладкий мятный дух. Запах кроликособак? Он бы им подошел.
      Зверьки внимательно разглядывали меня, но в круг никто не входил.
      Они явно ждали от меня каких-то действий.
      Я вспомнил, что сделали они сами в подобной ситуации.
      Они начали танцевать.
      Я дотронулся до передатчика на груди и тихо произнес:
      – Не знаю, что станцевать. Голос Флетчер так же тихо ответил:
      – Они еще никогда не видели танцующих обезьян. Что бы ты ни выкинул, все сойдет.
      – Ах да, конечно. Спасибо.
      Я набрал полную грудь воздуха.
      И начал танцевать.
      Я выделывал антраша. Скакал козлом. Вопил. Улюлюкал по-индейски, прикрывая рот ладонью. Сплясал джигу, чарльстон, рок-н-ролл, брейк. Я прыгал, кружился, трясся.
      Кроликособаки удивленно переглядывались.
      – Ну, валяйте же! – крикнул я. – Не хотите потанцевать?
      Несколько кроликособак попятились. Черт! Сейчас они уйдут.
      Я сделал кувырок, встал на колени, растянул пальцами рот, скосил глаза и, высунув кончик языка, закричал:
      – Улю-лю-лю!
      Две кроликособаки захихикали, а самая маленькая осторожно вошла в круг. Она остановилась передо мной и начала быстро покачивать головой вперед и назад. Ее отвисшие губы и язык двигались, как у примата.
      – Улю-лю-лю, – произнесла она писклявым голоском.
      В считанные секунды меня окружили кроликособаки, лепетавшие что-то невнятное.
      Они подпрыгивали и скакали, кувыркались и кланялись, визжали, бубнили и вскрикивали. Они кружились, судорожно подергиваясь, как паяцы. Мохнатые розовые тельца, скачущие к кругу, покрыли склон холма. Они тоже хотели присоединиться к веселью. Мы выиграли!
      Через гребень холма перевалил ярко-красный хторр. За ним следовали еще два, и еще два, и еще. Но меня это не волновало. Кроликособаки увидели их и громко, одобрительно закричали. Их звуки начинали все больше и больше напоминать язык.
      – Кажется, нам это удалось! – засмеялся я. – Удалось! Не знаю, что именно, но удалось!
      Теперь кроликособаки окружили меня, легонько похлопывая и поглаживая нежными пушистыми пальцами, приятно щекочущими кожу.
      Я опустился на колени. Кроликособаки придвинулись поближе, чтобы ощупать мое лицо. Крошечные лапки бегали по моим щекам, носу, губам. Их поражало отсутствие меха. Они удивленно гладили меня. Розовые, с огромными круглыми глазами – точь-в-точь игрушечные зверьки, с которыми малыши любят засыпать в обнимку.
      Однако, потявкивая, они оскаливали острые белые зубки. Впрочем, у щенков тоже есть зубы.
      Кроликособака взяла мою руку и принялась лизать пальцы. Сосредоточенно пососала средний палец, потом отпустила, посмотрела на меня и… захихикала. Я легонько потрепал ее по уху; при этом мы оба знали, что все идет отлично.
      Вновь прибывшие сразу же входили в круг, присоединяясь к своим любопытным сородичам. Всем хотелось протиснуться поближе ко мне. Я широко развел руки, стараясь потрогать как можно больше кроликособак. Щекотал их, похлопывал по головам, чесал за ухом. Это им очень нравилось. Я даже взял на руки одного малыша и, нежно прижав к груди, поцеловал. Кроликособаки восторженно завизжали.
      Запищал сигнал передатчика. Кроликособаки удивленно покосились; я поднес его поближе к ним – небольшой кругляшок на цепочке вокруг шеи.
      – Смотрите, здесь ничего нет, – объяснил я. – Он лишь испускает звуки. Ну-ка, пуговка, скажи что-нибудь.
      Пуговка сказала:
      – О великий и всемогущий повелитель маленьких розовых существ, оглянись поскорее.
      Кроликособаки заинтересовались. Один из детенышей понюхал передатчик, другой попытался засунуть его в рот.
      Я огляделся.
      Среди маленьких розовых тел возвышались хторране.
      Они окружали меня со всех сторон.
      Девять. Десять. Одиннадцать червей.
      Разного размера: от самого маленького, каких мне еще не доводилось видеть – примерно с сенбернара, – до трех огромных чудовищ величиной с междугородный автобус.
      – Привет, ребята… -. сказал я и поднялся на ноги.
      Только что подполз последний червь, которым управляли три маленькие энергичные Кроликособаки. Опять мне пришло в голову сравнение огромным реактивным лайнером, который ведет в ангар команда наземного обслуживания.
      Хорошо, допустим, Кроликособаки управляют червями. Вопрос: зачем? Для чего им нужны черви? Мы подошли к разгадке вплотную.
 
       В. Что случилось с хторранином, сожравшим Мэри Поп-пинс?
       О. Он заболел диабетом.
       В. А что произойдет с хторранином, если он сожрет Верховный суд?
       О. Отравится.

 
      Одни черви изучали меня, другие лежали с закрытыми глазами словно в дреме.