Люди, скорее, обречены на общение, чем способны осуществить его.
Доктор Форман считает, что чувственному обмену должно предшествовать установление коммуникационной связи. То есть общение червей, сплочение стада, правильно? Желание быть вместе. Потому и кролико-собаки собрались в кучу, могу поспорить. – Я с нетерпением следил за выражением лица Флетчер. – Что скажете?
Она медленно проговорила:
– Скажу… что вы молодец. – Она взяла меня под руку. – Давайте прогуляемся. Я угощу вас чашечкой кофе. Настоящего. В моем кабинете.
– Да? Конечно. – Я слегка удивился – на научные вопросы доктор Флетчер обычно отвечала немедленно.
Пока она варила кофе, мы немного поболтали.
– Помните яйца червей, что вы привезли в Денвер? Из которых вылупились тысяченожки?
– Да, а что?
– Мы наблюдали за ними, потому что это первые краснобрюхие тысяченожки, которых мы увидели. Теперь-то ясно, что ближе к северу у всех красное брюхо. Хотите молока? Простите, но нет ни кусочка сахара. Знаете, эти краснобрюшки не такие ненасытные, как их черные сородичи. И растут гораздо медленнее. И еще мне кажется, что они сообразительнее, если вас не смущает не подтвержденное фактами мнение. Мы собирались провести несколько опытов в лабиринте, но так и не успели из-за суматохи с переездом. По-моему, три штуки мы с собой захватили – надо проверить. Если хотите, можете полюбопытствовать, как они себя чувствуют.
Флетчер вручила мне массивную белую кружку.
– Потом, – ответил я. – Так что с моей идеей? Флетчер села напротив.
– Как кофе?
Я вежливо попробовал, потом открыл рот, чтобы повторить свой вопрос, закрыл его и снова посмотрел в чашку. Аромат был божественный. Я глубоко вдохнул.
– М-м-м-м… Потрясающе. Спасибо. Я решил по наслаждаться молча.
Флетчер убрала упавшие на лоб пряди волос, и я увидел, какая она усталая.
Вокруг глаз залегли тонкие лу-чики морщин. По-видимому, ей сильно досталось за последние несколько недель. Она отпила кофе и сказала:
– Мы планируем экспедицию на север – специально для установления контакта с кроликособаками. Это даст нам тот шанс продвинуться вперед, который мы давно искали. Было много споров насчет танца и его значения. Мы несколько раз просматривали видеозапись. – Она выдержала паузу, поболтала кофе в кружке и немного отпила. – Во многом наши выводы совпали с вашими.
Я почувствовал себя баллоном, из которого выходит воздух.
– Значит, для вас это не новость? Она покачала головой:
– Нет. Хотя то, что танец служит приглашением, интересная мысль. Мы упустили это из виду.
Она внимательно посмотрела на меня. Я вздохнул и, уставившись в пол, начал катать кружку между ладонями.
– Вы хотели как-то смягчить удар для меня, да?
– Вовсе нет. Вы же не только уловили сходство, но провели соответствующее исследование и выдвинули чертовски заманчивую гипотезу. – Она смущенно улыбнулась. – Я хочу предложить вам работу, Джим.
– Работу? – – Да. – Она кивнула. – Экспедиции требуется специалист. Думаю, что никого лучше вас мы не найдем.
В.: Как хторране называют медсестру?
О.: Горячий пирожок.
41 КОММУНИКАЦИОННЫЙ ПРОБЕЛ
Корзине с крабами не нужна крышка. Если один попытается вылезти, другие стащат его вниз.
Соломон Краткий
В комнате за длинным полированным столом сидело восемь человек: полковник Тирелли, полковник Андерсон, Джерри Ларсон, доктор Зимф, доктор Флетчер, генерал Пул. По обе стороны от генерала устроились его адъютанты. Вся троица выглядела так же радостно, как тефтели в соусе чили.
– На основании ваших видеозаписей, – говорила доктор Зимф, – мы допускаем, что коммуникационный контакт с кроликособаками или даже хторрами действительно возможен. – Она по-прежнему напоминала водителя грузовика – коренастая и приземистая, как бочонок, с бульдожьими челюстями, разве что седины в волосах прибавилось после Денвера. Голос звучал по-прежнему грубовато и напористо. – Удалось идентифицировать более ста сорока трех видов взаимодействия между существами, которых мы теперь называем кроликособаками, и еще восемьдесят видов между ними и хторрами.
– И на основании этой информации вы хотите бросить человека в их гущу, я правильно понял? – поинтересовался я.
– Ему обеспечено любое прикрытие, какое потребуется, – проворчал генерал Пул. – За вашей спиной будет Два укомплектованных взвода.
– Но… Вы предлагаете мне осуществить «взаимодействие» буквально: вылезти из вертушки, подойти к первой попавшейся кроликособаке и протянуть руку для братания?
Доктор Зимф не стала выкручиваться.
– Да, мы бы хотели свести человека и кроликособаку лицом к лицу и посмотреть, что произойдет.
– И если меня не сожрут, для беседы можно будет командировать настоящего ученого, – закончил я за нее.
– Это не совсем так, но…
– Так! – перебил я. – Вы уготовили мне роль козла отпущения.
– Лейтенант, – предостерегающе произнес генерал.
– Простите, сэр. Но мне кажется, что сейчас самое время выслушать и меня.
Ничего у вас не выйдет. Во всяком случае, если вы будете действовать таким образом. Я не забыл, что всего лишь лейтенант, но у меня больше опыта общения с червями и кроликособаками, чем у любого в этой комнате. И мое мнение – мнение специалиста.
– Мы и не спорим, – сказал генерал Пул. – Именно поэтому для успеха операции нам нужны вы. Мы полагаемся на ваш опыт. – На его лице застыла дежурная улыбка.
– Если вы так думаете, генерал, то послушайте, что я скажу. Я знал массу гениальных идей, спущенных нам из Денвера или откуда-нибудь еще. Нас учили, как вести себя с червями. Одни идеи были… интересными, подавляющее большинство – смертельно опасными, а некоторые – дурацкими. Но почти все они требовали на заклание зеленого солдатика вроде меня, который пошел бы и рискнул своей задницей ради чьей-то теории. Если идея оказывалась неверной, вы рисковали только авторитетом, а доверившийся вам служивый вдруг обнаруживал себя в огромном волосатом розовом желудке.
– Вы хотите сказать?..
– Если кто-нибудь должен сунуть голову в пасть льву, то он вправе выбирать льва.
Доктор Зимф кашлянула. Все повернулись к ней.
– Мне кажется, вы слегка драматизируете ситуацию, лейтенант…
– Ничуть! Я тот самый подопытный кролик, который заморозил трех червей, прежде чем выяснилось, что это невозможно. А сейчас мне предлагают задание еще бессмысленнее. Допускаю, что я кому-то не нравлюсь, но нельзя же, в самом деле, расправляться со мной так открыто.
– Вы закончили? – поинтересовалась она.
– Пока да. Если мне придет в голову еще что-нибудь, позвольте снова прервать вас.
Генерал Пул тихо произнес:
– Лейтенант! В любое время дня и ночи я готов выразить вам свою признательность за заслуги в составе группы дяди Аиры, но позвольте напомнить, что пока вы служите в армии Дяди Сэма. Принимая присягу, вы добровольно подписали обязательство отдать, если потребуется, свою жизнь. – Он уставился на меня своим знаменитым испепеляющим взором.
Я ответил нахальным взглядом:
– Но я не присягал покончить жизнь самоубийством, сэр.
– Я говорю о долге и подчинении приказам, лейтенант.
– Вас понял, но, рассуждая о долге и подчинении, я бы на вашем месте примкнул к какому-нибудь Племени и стал его вождем.
– Вы отказываетесь от участия в операции?
– Напротив, сэр. Но если я буду тем парнем, который должен выйти из вертолета и пожелать доброго здоровья хторрам, имея при себе только симпатичную внешность и яркую индивидуальность, то я обязан удостовериться, что это действительно выполнимо. Генерал Пул возмущенно огляделся:
– Черт знает что. У нас есть еще кто-нибудь? Желательно – настоящий мужик.
– Других специалистов такой квалификации нет, – ответила доктор Флетчер. – Если не Маккарти, тогда я или Джерри…
– Об этом не может быть и речи, – отрезала доктор Зимф.
Лиз сказала:
– Прошу прощения, но я видела Маккарти в деле. Он не трус и не дурак. Полезно выслушать его соображения.
Генерал Пул сверкнул на нее глазами.
– Генерал, – вмешался полковник Андерсон, – я тоже хочу послушать.
Генерал перекатил на меня сверкающие глаза:
– Хорошо… Если у вас есть что сказать, лейтенант, мы слушаем.
– Сэр, вы ставите меня в трудное положение. Мне предложили участвовать в операции всего полчаса назад, но и этого хватило, чтобы понять, насколько уязвим план, да простит меня тот, кто его составлял. – Джерри Ларсон нахмурился, а меня несло дальше: – Наметки не учитывают, с кем или с чем мы в действительности имеем дело.
Ларсон поднял руку:
– Вы позволите?.. – Генерал Пул кивнул, и Ларсон продолжал: – Я не согласен!
Наш план очень даже учитывает, с кем или с чем мы имеем дело. – Он открыл свой экземпляр и показал мне. – Нам известно, насколько опасными могут быть черви.
Предусмотрена сильная огневая поддержка…
Я перебил его:
– Это ваша первая ошибка. Вы запланировали военную операцию, собираетесь послать солдат и боевую технику в эпицентр заражения и ждете, что там скажут «Добро пожаловать».
Черви успели проникнуться кое-какими недобрыми чувствами к нашим вертушкам, несущим смерть. Не советую приближаться к червям или кролико– собакам, пока экспедиция носит военный характер. Вы должны десантировать команду, а потом убрать вертолеты побыстрее и подальше или замаскировать их. И спрятать все, что хоть отдаленно напоминает оружие. А может, вообще не брать оружия. Вдруг кролики или черви владеют телепатией или какой-то другой экстрасенсорикой?
Тогда мы обречены еще до старта.
Генерал Пул взглянул на доктора Зимф.
– Такое возможно?
Зимф задумалась, поджав губы.
– Вполне.
– Подробнее можно? – Генерал не скрывал своего раздражения.
– Конечно. Поскольку мы еще не знаем, как интерпретировать эти данные, они пока засекречены. Между червями каким-то образом происходит обмен информацией. Вы, кажется, присутствовали на сообщении доктора Флетчер?..
Генерал Пул хмыкнул. – – Тогда, – продолжала доктор Зимф, – вы услышите кое-что весьма интересное. В январе этого года на Кум-берлендском плато в Теннесси мы испытывали новые виды оружия против хторров. Зона заражения там расположена абсолютно изолированно, так что у нас была великолепная возможность оптимально проверить эффективность.
Мы опробовали три вида биоцидных капсул, два вида газовых мин и четыре разновидности заграждений. Через два месяца хторры научились распознавать и обходить мины, даже если они закопаны. Они не прикасались к телкам с биоцидными ошейниками и научились преодолевать два вида заборов.
Потом мы перенесли испытания в Западную Канаду. За одну неделю выяснилось, что черви Скалистых гор уже знают, как обнаруживать наши газовые мины и преодолевать половину заграждений. Они не тронули ни одной телки, сожрав только двух пони с отравленными ошейниками, и на этом все закончилось. Тем временем в Теннесси черви перестали нападать и на пони. Они научились распознавать биоцидный ошейник и передали информацию дальше. Как вы оцениваете работу разведки, генерал?
Генерал насупился. Я готов был расцеловать доктора Зимф.
– Итак, – быстро сказал я. – Мы не можем брать с собой ничего, напоминающего военное снаряжение. Это первый пункт. Второй заключается…
– Подождите. Я еще первый не переварил. – Генерал хмуро посмотрел на меня. – Сначала вы заявляете, что не хотите подставлять свою голову, а потом говорите, что вам не требуется зашита…
– Я не хочу, чтобы она была заметна, – возразил я. – В этом и заключается второй пункт. В вашем плане слишком много допущений относительно поведения червей и кроликособак. По-моему, нельзя и пытаться установить контакт с ними по этим наметкам. Если бы речь шла о другом человеческом виде, то они имели бы смысл, а здесь это не пройдет.
– Прошу прощения, лейтенант, – сердито возразил генерал. – Вы не дослушали меня. Ваши предложения не вызывают сомнений. Успокойтесь и продолжайте.
Должно быть, мое раздражение проявилось слишком очевидно, потому что Флетчер, дотронувшись до моей руки, остановила меня:
– Я думаю, лейтенант Маккарти хотел сказать, что мы пока не разобрались во взаимоотношениях кроликособак и хторров. Хотя ясно, что это такой уровень партнерства видов, какого на нашей планете не существует, поскольку, по эволюционным часам, его время еще не наступило.
В лабораторных условиях мы можем лишь дрессировать червей; все попытки контакта закончились безрезультатно. Казалось бы, это свидетельствует об исключительной глупости хторров. С другой стороны, мы могли столкнуться с неполовозрелыми или дикими особями, контакт с которыми столь же маловероятен, как с трехмесячным младенцем или ребенком, выросшим в волчьей стае. Так что проблема практически еще не исследована.
Теперь о кроликособаках. Как свидетельствует очень подробная видеозапись лейтенанта Маккарти, они действительно влияют на червей, вероятно, даже контролируют их. Нам крайне необходимо уяснить суть их взаимоотношений и попытаться вступить в контакт с червями. В этом заключается наша цель.
Лейтенант Маккарти предполагает, что кроликособаки и хторры действуют с определенными целями, понять которые не поможет никакая экстраполяция с человеческих позиций. Мы не должны пренебрегать этим, надо быть гибче.
Генерал Пул обвел взглядом сидящих за столом и задумчиво потер подбородок. Все выжидали. Наконец он повернулся к доктору Флетчер:
– В кои-то веки услышал от вас разумное слово. Флетчер справилась с раздражением гораздо лучше, чем я, и спокойно ответила:
– Генерал, именно об этом я и твержу все время. Генерал Пул покачал головой и снова оглядел присутствующих:
– Я шел сюда, рассчитывая, что операция полностью продумана и осталось только назначить дату, но чем больше я вас слушал, тем больше удивлялся.
Доктор Зимф хотела перебить, но генерал жестом остановил ее:
– Нет, теперь моя очередь! Пока еще мое звание дает кое-какие преимущества.
Самое слабое звено в этой операции – это вы, ученые. Я готов предоставить все, что нужно, но в таких условиях работать не могу: вы сами не знаете, чего хотите. Сначала просите военную поддержку, потом отказываетесь от нее. Скажите еще, что этот лейтенант должен плясать голым перед мохнатыми тварями.
– А что, неплохая идея, – тихонько заметил я. Генерал расслышал и бросил на меня испепеляющий взор.
– Прежде чем продолжить, мне хотелось бы, чтобы вы пришли к соглашению, что и как делать. Сейчас я трачу время на перебранку, а меня ждет настоящая работа.
Не обращайтесь ко мне, пока не определитесь. Понятно? Собрание закрыто.
Генерал встал и в сопровождении свиты удалился. Лиз и Дэнни Андерсон переглянулись и тоже быстро вышли.
– Генерал… – Лиз даже не посмотрела в мою сторону. Доктор Зимф все же удостоила меня взглядом.
– Знаете, лейтенант, а вы гораздо опаснее без винтовки.
Она встала и вышла из комнаты. Джерри Ларсон пробормотал себе под нос какую-то грубость в мой адрес и последовал за ней.
Я посмотрел на Флетчер:
– Меня отстранили, да? Она похлопала меня по руке:
– Джеймс, вы сказали то, что должно было прозвучать. Спасибо, что приняли огонь на себя.
– Но?..
– Но пока, я думаю, вам лучше где-нибудь затаиться. Надо переждать.
В.: В нем для хторранина разница между ребеночком и котлетой?
О.: Котлету надо подсолить.
42 ТЭНДЖИ
СЛОВО – Свободная Любовь Отсутствует ВОобще.
Соломон Краткий
Площадь Джека Лондона в Окленде – вовсе не площадь. Может, когда-то она и являлась таковой, но теперь это – широкая набережная, дугой охватывающая закрытую бухту. Высокие деревья, расцвеченные яркими огнями, смотрят на просторные лужайки, окаймленные дорожками из розового кирпича. За лужайками тянется длинный ряд шикарных трехэтажных зданий в неовикторианском стиле. Там и сям небольшими группами разбросаны крошечные магазинчики и рестораны с верандами, купающимися в мягком свете газовых фонарей.
Мне показалось, будто я попал в мир грез об ушедшей эпохе. Все здесь было как в сказке – слишком прекрасным. Широкие аллеи с фланирующими парочками, галереи и даже летние беседки. Единственный транспорт – редкие велорикши. Серебристая музыка – едва слышный перезвон волшебных колокольчиков – плыла над водой.
Я рассматривал массивную бронзовую табличку на бетонной мемориальной доске. На ней была изображена большая стрела, указывающая прямо вниз, в землю; надпись над стрелой гласила: «Ты – здесь!» А чуть ниже буквами помельче: «Гертруде Стайн» 1. Я пожалел, что рядом нет никого, кто объяснил бы мне, что это значит.
1 Стайн Гертруда (1874 – 1946} американская писательница, умерла и похоронена в Париже.
Поправив ружье, я пошел дальше. Ресторан располагался в конце набережной. Он назывался «Этот хрустальный замок» – вычурная стилизация с барочным фронтоном и куполами, золотым орнаментом и цветными витражами. Он мерцал и переливался опаловым, золотистым и красновато-розовым светом, как волшебный дворец. Когда я подошел ближе, послышались звуки струнного квартета. Похоже на Моцарта.
Хотя внутри светился всеми оттенками изумрудов и золота. Пожалуй, все чересчур уж назойливо намекало на высокий класс заведения, но я и так понял, что оно не из дешевых – официантами работали люди. Костюм метрдотеля напоминал ливрею привратника из страны Оз. Он попросил меня оставить ружье, но я угрюмо взглянул на него и сообщил, что нахожусь на круглосуточном дежурстве. Он отвесил подхалимский поклон и посторонился. Лиз еще не появилась, поэтому я отправился в бар.
Забавно, как реагируют люди на красный берет Спецсил.
Полутемный бар навевал непристойные мысли. Канделябры на стенах, отделанных полированным дубом и пурпурными бархатистыми обоями, как старые добрые свечи, излучали мягкий золотистый свет. За стойкой висело дымчатое зеркало, не позволяющее рассмотреть твою пьянеющую физиономию.
В ожидании Лиз я занялся изучением карты коктейлей. Многие напитки были мне незнакомы. Что такое, к примеру, «Резиновый червь»? Или «Кожаный помощник»? Или «Месть водопроводчика»?
Запищал мой телефон. Я снял его с ремня и раскрыл.
– Маккарти слушает.
– Джим? – Голос Лиз.
– Привет. Ты где?
– Да вот, застряла на совещании благодаря тебе. – Вее голосе сквозило раздражение. – Похоже, на целый вечер.
– Когда ты освободишься? Я подожду.
– Бессмысленно. Они послали за сандвичами. В ближайшие часы мы не закончим. Ты вскрыл, извини за выражение, целое гнездо червей. Наше свидание придется отменить.
Я не находил вежливых слов для ответа.
– Джим?.. Где ты?
– Э… Я здесь. Парочка громадных омаров передает тебе самую искреннюю благодарность.
– Мне очень жаль, Джим, правда.
Но сожаление в ее голосе отсутствовало.
– Как насчет завтрашнего вечера?
– М-м… Нет, не получится. Слушай, я тебе позвоню, договорились?
– Ладно. Пусть будет так.
– Что-то случилось? – спросила она. – Чувствую по твоему голосу.
Пришлось признаться.
– Да, я расстроился. Я действительно ждал этого вечера.
– Джим, мне надо бежать, – быстро ответила Лиз. – Обещаю, что у нас будет все в порядке. Я тоже этого хочу.
Она отключилась.
А я стоял и удивлялся противоречивости своих чувств, испытывая одновременно и горечь и радость. В голове крутились ее слова: «Обещаю, что у нас будет все в порядке, Я тоже этого хочу».
Эти четыре слова могли надолго сделать меня счастливым. Только на что убить сегодняшний вечер мне и моему вместительному желудку? Я повернулся к стойке и за-казал «Зеленого слизня». Слизень оказался длинным. И зеленым. И очень крепким. Кости мои размягчились. Я прикинул, сколько потребуется, чтобы расплыться скользкой зеленой лужей, и заказал вторую порцию, рас-сматривая бар.
Глаза китаяночки сияли. Прежде всего я обратил внимание на то, как она на меня смотрит. Потом заметил талию, тоненькую и хрупкую. Потом руки, нежные, как орхидеи. Потом снова глаза – она смотрела так, будто знала что-то такое, о чем я не догадывался.
Она поплыла в моем направлении. Сердце екнуло и замерло. Мужчины, да и многие женщины тоже, не сводили с нее глаз. Ее шелковое платье было таким красным, что этот цвет следовало бы запретить. А походка как у нее преследовалась законом в тридцати семи штатах. Один парень так потянулся ей вслед, что едва не свалился с табурета.
Она остановилась рядом. Какой бог улыбнулся мне?
– Чем могу служить? – спросил я.
Ее улыбка стала еще обольстительнее. Она облизнула губы.
– Интересно, какого калибра ваше ружье? – И призывно прикоснулась к стволу своим нежным пальчиком.
У меня пересохло во рту, язык словно парализовало.
– Э-э, – наконец выдавил я. – Строго говоря, у него нет калибра. Оно стреляет одиннадцатигранными иглами со скоростью четыре тысячи штук в минуту. Кучность стрельбы примерно два и восемь десятых сантиметра… – Мой язык машинально выталкивал слово за словом, но сам я оцепенел, пронзенный ее улыбкой. Она не сводила с меня глаз.
Она завораживала. – Э… Оно, как правило рвет цель в клочья, но это даже лучше, когда сражаешься с червями.
– У вас невероятно зеленые глаза. – – Да?
Я сглотнул.
Она скользнула на табурет рядом со мной. Кто-то в другом конце бара застонал. Я боялся упасть замертво от недостатка мозгового кровообращения.
Бармен моментально подлетел к ней.
– Что прикажете, мисс?
Она даже не взглянула на робота.
– Я буду пить…"Розовую бабочку" – Она все еще не спускала с меня глаз, а меня добил звук ее голоса. Я испугался, что пушу сейчас слюну.
Робот поставил перед ней что-то розовое и холодное. Я не знал, что делать дальше, поэтому растерянно улыбнулся.
– Прошу прощения за дерзость, но все китайские девушки, которых я встречал, были ужасно… застенчивыми, не такими… смелыми. Вы правда китаянка?
– Китаянка? – Поморгав, она мило смутилась. Потом открыла свою сумочку и посмотрелась в зеркальце. – Боже мой, вы правы! Я – китаянка! – И удивленно воскликнула: – Что я скажу маме?
– Вашей маме? Разве она не знает? Девушка рассмеялась.
– Откуда? Я сама только что узнала.
Я уставился на нее – это уж слишком. Реальный мир расползался на куски.
– Я… э.., в общем-то не собирался здесь засиживаться, мисс… Я, наверное, пойду…
– Нет, подождите. – Она взяла меня за руку. – Простите, Джим.
– Что? – Я замер и снова уставился на нее. – Мы знакомы?
Она встретила мой взгляд смущенно, но глаз не отвела.
– Мы встречались.
Я внимательно изучил ее лицо – почти идеальный овал, высокие скулы и блестящие миндалевидные глаза. Рот широкий, но не слишком. Волосы ниспадали на п|лечи, как черное шелковое кружево. Я мог поклясться, что никогда раньше ее не видел.
Такое лицо я бы запомнил. И все же не мог отделаться от странного ощу-щения.
– Кто вы?
Она улыбнулась.
– Если я китаянка, то обязана быть загадочной, непостижимой. Разгадайте меня.
Теперь внутри зазвенели разом все колокольчики тревоги, но по-прежнему я ничего не мог понять.
– Как вас зовут?
– Можете называть меня Тэнджи.
– Тэнджи. Это китайское имя?
– Нет. Я ведь не китаянка.
– Нет? Кажется, вам следует снова посмотреться в зеркало.
– Вы все еще не догадались? Я намекну.
На какое-то мгновение лицо ее стало пустым, потом снова ожило.
– Ну, теперь поняли?
– Что это было?
– Я связывалась с терминалом. Я нахмурился.
– Так вы?..
– Да, телепат. Что-нибудь не так?
– Нет. Просто я растерялся. – И тут меня осенило. Она улыбнулась:
– Вы должны следить за мимикой. Когда вас застают врасплох, физиономия становится очень смешной.
Наконец понимание происходящего выкристаллизовалось. Я схватил ее за плечи.
– Ах ты, сукин сын!
– Привет, Джимбо! – непринужденно бросила она.
– Я должен был догадаться! – Рот мой раскрывался я закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег. Наконец удалось слепить фразу: – Тед! Тэнджи! Теодор Эндрю Натаниэль Джексон! Ах ты, паразит! – На нас глазели, но мне было все равно.
Она – или он – улыбнулась.
– Ты не поцелуешь старого друга?
– Поцеловать тебя? Я тебя должен поцеловать?.. – разжав руки, я беспомощно брызгал слюной, не в состоянии подобрать слова.
– Вот это да, Джим! – Она – или он – подмигну-ла – Ты такой милый, когда сердишься.
В. Как хторране называют послед?
О. Десерт.
43 КАКОВО БЫТЬ ТЕЛЕПАТОМ
Хорошо, что счастье не продается. Иначе его скупили бы торгаши.
Соломон Краткий
Я не сноб. Во всяком случае, так мне кажется. Но я получил старомодное воспитание и никогда не одобрял трансвеститов. Хотя, конечно, что бы ни пожелал сделать со своим собственным телом совершеннолетний человек, это его личное дело.
Я пришел к таким взглядам из-за целомудренной юности, не омраченной никаким опытом, кроме теоретического. На моем пути не встречался ни один человек, когда-нибудь менявший пол или разыгрывавший из себя Женщину.
Но одно дело быть чистоплюем в безвоздушном пространстве и совсем иное – встретить бывшего лучшего друга в теле, способном расшевелить любого мужчину.
Я даже не представлял, что ребята из Телепатического Корпуса способны на такое.
– М-м… – Нужные слова не шли в голову. – Ты не отделаешься простым объяснением, Тед.
До сих пор я думал, что телепат имеет в голове что-то вроде терминала компьютерной сети. Та же микротехнология, с помощью которой делали искусственные нервы для протезов, позволяла вживлять в мозг искусственную долю, запрограммировать для всевозможной обработки и передачи данных. Я слышал, что имплантанты нового поколения могли передавать чувства, но думал, что чувства как бы проецируются на мозг – примерно так же, как я видел глазами «паука», управляя им.
Тед – Тэнджи – быстро рассеял мое заблуждение:
– Нет, передача чувств абсолютна, по крайней мере по ощущениям. При этом они, видимо, очищаются от разного подсознательного мусора. К тому же приобретаешь полный контроль над чужим телом, как я в данном случае. Как будто твоя душа покидает плоть и переселяется сюда. Я способен менять тела, как нижнее белье, и даже чаще.
Он – она – являлся как бы курьером, хотя пока термина для этого не придумали. В его (ее) задачу входил сбор информации для телепатической сети данных, где они записывались для (опять нет подходящего термина) синтезаторов, что ли, – людей, впитывающих собранный материал и отыскивающих определенные закономерности. Это было настолько сложно, что даже Тед-Тэнджи не понимала всего. Пока. Не понимала до конца, как она выразилась.
За обедом – глупо было уйти, бросив заранее оплаченные яства, – я спросил:
– А где твое тело сейчас?
– Ты имеешь в виду то тело, которое ты знал? – Да. – – Кажется, в Амстердаме. Надо проверить.
– Ты не знаешь?!
– Джимми, – – объяснила она, – подписывая контракт, передаешь свою телесную оболочку в распоряжение сети. И довольно быстро теряешь привязанность к телу, с которым родился и вырос. Во всяком случае, привязанность к нему расценивается как… профессиональная непригодность. На этом все и держится. Понимаешь, индивидуализм вредит объединенному разуму, расщепляет его, Подспудные личные желания как бы смещают центр тяжести. Прости, что я тебе объясняю так невнятно, но что поделаешь – я уже отвык от общения в таком узком диапазоне.
– Да… Конечно.
– Ладно, – сказала она. – Тяжелая работа пошла тебе на пользу, Джимми, ты потрясающе выглядишь.
– Я… э… хотел сказать тебе то же самое, Тед.
– Тэнджи, – поправила она.
– Извини. Между прочим, я не кривлю душой. Честно говорю, что никогда не видел тебя в таком изумительном виде. М-м, у вас что, нехватка мужских тел?
– Конечно нет, но разве тогда ты угостил бы меня таким обедом? А кроме того, принадлежность к женскому роду в действительности неопределенное понятие.
– Только не для тех, кто к нему принадлежит.
– Я говорю не про пол, а про женский род. Обычные люди не видят разницы, я знаю. Но поверь: женский род – это роль, которую надо играть, как и другие роли. Суть тренировки телепатов заключается в преодолении родовой принадлежности, возрастной, национальной Или расовой – словом, надо порвать все ниточки, которыми ты привязан к определенному телу. Между прочим, это идет на пользу личной гигиене. Я узнал невероятно много нового о женском теле – и о мужском тоже.
– Вероятно, ты до сих пор не можешь прийти в себя. Она пропустила подначку мимо ушей.
– Это один из пунктов контракта. Ты обязываешься оставить тело в том же состоянии, в каком оно находилось до твоего вселения. Режим питания, здоровый образ жизни, никаких стрессов и так далее. – Китаяночка улыбнулась улыбкой Теда. – Мне нельзя беременеть или общаться с извращенцами. – Она вызывающе посмотрела на меня. – Ты меня понял? Я почувствовал, что краснею.
– Я… э… думал, что уж ты-то знаешь меня.
Стоит ли говорить, что в конце концов мы оказались в ее доме, на удивление роскошно обставленном? Зимний сад, лужайка, бассейн, а в спальне кровать под балдахином – размером с Род-Айленд.
– А почему бы и нет? – заметив мое изумление, сказала Тед-Тэнджи. – Подумай сам. Деньги для телепатов ничего не значат. Их трудно – не скажу, что невозможно, – но трудно таскать за собой. Во всяком случае, телепатом становишься не ради денег. Нам остаются случайные маленькие радости, которыми можно попользоваться. Шелковое платье ощущаешь гораздо конкретнее, чем тысячу бон. – Она провела руками по своему телу. Меня поразил этот жест: никогда раньше я не видел, чтобы женщина так ласкала себя.