ГОСПОДЬ

Я замер. Надо идти дальше — но куда? Я полностью потерял ориентировку и боялся сделать хоть шаг из страха, что пойду не туда. Вертушка могла находиться всего в Нескольких метрах от нас, но разглядеть ее было невозможно.

Неправильный шаг означал смерть. Я стоял, парализованный страхом, и дрожал от понимания собственной беспомощности. Надо что-то делать! Дьюк нуждался в безотлагательной помощи, да и воздуха у нас оставалось совсем немного.

Еще этот пеленгатор куда-то запропастился. Тем временем розовая мгла стала еще плотнее, видимость приблизилась к нулю.

Я обязан предпринять что-то. Немедленно. Даже если это окажется ошибкой. Я ни разу не свернул, пока тащил Дьюка, значит, по-прежнему двигаюсь куда надо? Черт его знает!

Направив фризер вперед, я выпустил струю. Послышалось шипение, лицо обдало холодом.

Я рассчитывал на успех, но все-таки потихоньку продвигался, пробуя почву ногой, прежде чем ступить.

Но как я ни осторожничал, нога вдруг провалилась в пустоту. Мы покатились по длинному откосу и врезались в сугроб. Теперь я уже не мог разобрать, где верх, где низ: со всех сторон нас окружали комья розовой паутины. Я выстрелил из фризера туда, куда, по моему мнению, следовало идти. Холод словно разбудил меня.

Я задержал дыхание, сел, потом кое-как встал. Ремень Дьюка по-прежнему намотан на мою руку. Слава Богу! Он со мной.

Я снова двинулся вперед, измотанный, злой. Проклятье! Я, Джим Маккарти, не желаю умирать такой смертью! Я еще молод, мне всего двадцать четыре! Это так мало! Я нужен, я незаменимый специалист в войне против Хторра!

— Эй, Боже! Слышишь? Говорит Джеймс Эдвард Маккарти! Ты поторопился! Я еще мало жил! Давай рассудим по совести.

Шатаясь, я волок Дьюка, распыляя перед собой холод и стараясь не поскользнуться. Теперь я не знал, куда иду.

— Эй, Боже, подай знак! Хоть какой-нибудь, любой. Пожалуйста, спаси меня, спаси Дьюка. Ну хорошо, спаси хотя бы Дьюка. На моей совести уже смерть Шорти. Разве этого мало? Позволь мне спасти Дьюка, а? Потом можешь забрать меня, если хочешь. Я устал умирать, Господи… — Слезы мешали мне говорить. — Прости меня, Боже, я был глуп. Пожалуйста. Мне казалось, что Ты готовил меня к большему. Но ведь так у Тебя ничего не получится, верно?

В горле пересохло. Голос сел. Я и сам не знал, зачем все это говорю — просто надо что-то говорить, пока я еще могу идти.

И вдруг что-то произошло. Что-то изменилось. Я осознал, чем занимаюсь. И вспомнил, как Дьюк однажды посоветовал: «Попробуй, иногда помогает». Меня снова начали душить слезы. Все это глупо. Но… Я действительно хотел, чтобы Господь услышал меня. Если бы это было возможно.

— Я не знаю, как сделать, чтобы Ты услышал меня, правда, не знаю. Я буду просто говорить с Тобой, хорошо?.. Позволь начать с самого начала. Я ведь делаю это ради Дьюка. Я всегда был эгоистом и… Да, да, я знаю, что Ты не можешь спасти одного Дьюка, без меня, но…

Ноги шагали, язык работал. Я двигался вперед и молился:

— Боже… Не знаю, верю ли в Тебя. Не знаю, существуешь ли Ты. Никогда не задумывался над этим. Значит… я лишь еще один проклятый ханжа, зовущий Тебя на помощь, когда не остается никакой надежды. Я схожу с ума, Боже! Впрочем, это не совсем так. Я всегда думал, что однажды у меня появится шанс добраться до сути. Ты меня слушаешь?

Я споткнулся и упал ничком в розовую пыль. Каким-то непонятным образом ремень Дьюка вырвался из руки. Я даже почувствовал, как он ускользает.

Я лежал в пыли абсолютно неподвижно: Дьюк был от меня в нескольких сантиметрах, и если я пошевелюсь, то могу потерять его. Надо быть осторожным. Очень осторожным.

Поднявшись на колени, я перегнулся как можно дальше назад и стал шарить в пыли.

— Пожалуйста, Боже, позволь мне найти Дькжа. Мне больше ничего не надо. Только найти его.

В ушах слышался какой-то посторонний звук, но я не обращал на него внимания. Я должен найти Дьюка! Осторожно начал разворачиваться, моля Господа, чтобы не съехать дальше по склону, потом лег плашмя и вытянул руки как можно дальше. Мои пальцы прикоснулись к чему-то, вцепились…

Рука Дьюка. Спасибо Тебе, Господи! Я нащупал его лицо. Розовая пелена накрыла весь мир. Боже упаси еще раз увидеть такое! Только бы Дьюк был жив. Я прижался к его лицу и попытался прислушаться. Кругом стоял адский шум, но изпод маски доносился хрип. Он дышал! Это была райская музыка. Спасибо, Господи! А теперь помоги мне дотащить его до вертушки.

Шум в ушах становился все громче и неприятнее. Настойчивее. Что это за чертовщина? Похоже на сирену.

Я замер и, затаив дыхание, прислушался. Пыль поглощала звук. Казалось, он доносится откуда-то издалека, хотя на самом деле был где-то рядом. И напоминал рыдания.

Да это же сирена! Сквозь розовую мглу доносились серии коротких нарастающих завываний.

Вертушка? Или что-то еще? Но чем бы это ни оказалось, оно находилось слева. Я шел не туда! Впрочем, уже не важно. Спасибо, Господи!

Я обмотал ремень вокруг пояса, поднялся на ноги, повернулся лицом по направлению к источнику звука и шагнул вперед, таща Дьюка за собой. Теперь я слушал только сирену.

Она выла, как сотня демонов. Как маленькая сучка, которую били. Захлебывающиеся пурпурные визги. Только они в этом мире были розовыми. Всеми силами я стремился к ним.

Жидкий азот примораживал пыль. Под ногами хрустели и, потрескивая, рассыпались пушистые комья паутины. Все по-прежнему оставалось розовым. Но я слышал сирену и знал, что теперь мы спасены!

Спасибо Тебе, Боже. Спасибо! Значит, есть еще для меня работа, есть!

ПЫЛЬ

На вертушку я просто наткнулся. Как нашел люк — не знаю. Просто начал шарить по обшивке и, не переставая, стучал и кричал. Машина зарылась в пудру так глубоко, что пришлось колотить по крыше.

— Лиз! Открывай свою чертову дверь!

Люк неожиданно распахнулся прямо перед носом, и я упал в него, даже не успев ничего понять — просто упал, провалился, потянув за собой Дьюка. Сверху полетела пыль. Кто-то потащил меня вперед. Послышалось:

— О Боже…

— Позаботься о Дьюке! — крикнул я. — Я в порядке. Займись Дьюком!

— Подожди! Я закрою люк! — крикнула в ответ Лиз. — Пыль летит внутрь.

Она закашлялась и исчезла.

Я лежал, прислушиваясь к биению своего сердца, непрерывному завыванию сирены и собственным всхлипам. Не мог пошевелить и пальцем, но обязан был встать. Встав на четвереньки, я услышал, как с шипением закрывается люк. Звук мне не понравился, но я по-прежнему ничего не видел, разве что теперь все вокруг было не розовым, а серым и расплывчатым. Я протер очки.

— Не снимай маску! — Лиз оказалась рядом. — Мак-карти, слышишь? Ты понял? Не снимай маску.

Я сумел кивнуть и выдохнул:

— Воды.

Она вложила мне в руку пластиковую бутылку, я жадно присосался к ней. Жидкость была сладкой. Все вокруг — тоже. Я вдруг снова почувствовал запах пудры, свежеиспеченных булочек, жевательной резинки, зефира, батата, безе и сахарной ваты. Она была повсюду.

— Маккарти! Я не могу закрыть люк, пыль забила пазы.

— Черт! — Я на четвереньках пополз на голос. — Ни черта не вижу. Где фризер?

Лиз сунула мне что-то округлое и холодное.

— Направьте дуло на дверь и отойдите в сторону. Дью-ка тоже уберите!

Я почувствовал на плечах ее руки. Она развернула меня.

— Подождите минутку! — сказала Лиз; по полу проволокли что-то тяжелое. — Все в порядке.

Я выстрелил. Хлопок был слишком громким, а холод слишком сильным. Что-то хрустнуло. Не самый остроумный выход, конечно. Я чувствовал, как вокруг клубится холодный пар. Жидкий азот всегда сильно действует при комнатной температуре.

Лиз прошла мимо меня в нос вертолета. Снова послышалось шипение люка. Его сопровождал треск ломающейся и даже взрывающейся при соприкосновении с теплым металлом пудры.

Люк захлопнулся, секундой позже Лиз выключила сирену. Все вокруг стало черным и тихим.

— Здесь есть хоть какой-нибудь свет? — завопил я. — Ничего не вижу!

— Оставайтесь на месте. Сейчас.

Я слышал, как Лиз возится в носу корабля, и через несколько секунд увидел перед глазами проблеск.

— Вы что-нибудь видите?

— Смутно. Вижу огонь. Он двигается.

— Это фонарик. — Она протерла мои очки. — Не снимайте маску. А теперь что вы видите?

— Стало светлее.

— Расслабьтесь. Пыль стоит столбом, а вентиляторы включить нельзя — их сразу забьет. Потерпите минутку. Похоже, из-за фризера пыль оседает.

— Кажется, возвращается зрение, — сказал я. — Кошмар.

— Да уж, забавнее не бывает. — И тут Лиз взвизгнула: — Боже мой! Что с Дьюком?

Я напряженно всматривался в него, но ничего не мог понять, Дьюк превратился в мумию, обугленную и припорошенную розовой сахарной пудрой. Он лежал на полу и хрипло дышал.

У меня тоже горели легкие. Несмотря на маски, мы вдохнули, наверное, килограммы пыли. Двигаться не хотелось. Лечь бы на пол и умереть. Но я был жив. Пока жив. А поэтому пополз на карачках за коробкой с красным крестом. Лиз направилась за мной. Что-что, а порядок мы знали.

Комбинезон Дьюка пришлось разрезать. Местами он был прожжен, местами все еще заморожен. Вместе с тканью отходили куски обгоревшей кожи. Сверху все припорашивала пыль.

Насколько сильно пострадал Дьюк, понять было трудно. Мы сняли с него рубашку и начали прикреплять к груди покерные фишки датчиков. Последние три я наклеил на лоб и на виски. Потом мы завернули его в стерильное одеяло. Я отыскал еще один электрод и пристроил на сгибе локтя. Туда же я прикрепил капельницу-экструдер, ввел Дьюку пол-литра искусственной крови и заправил капельницу глюкозой и антибиотиками.

Покончив с этим, я снял с Дьюка очки и маску. Глаза его отекли, из носа шла кровь. Лизард осторожно промокнула ему лицо влажным полотенцем. Я нашел новую кислородную маску и аккуратно надел. Мы наткнулись на вертушку как раз вовремя: его баллон с воздухом был почти пуст.

Надпись на экране медицинского компьютера свидетельствовала, что Дьюк в шоке. Ультразвуковой сканер, вмонтированный в одеяло, выдал нечто невнятное, но затем вспыхнула красная надпись: «Нуждается в помощи».

При этом мозг Дьюка посылал устойчивые импульсы. Это был хороший признак. Сердце тоже работало нормально.

Я стянул маску и зашвырнул ее подальше. Упав, она подняла небольшое розовое облачко.

По-прежнему хотелось умереть.

— Дайте мне полотенце.

Лиз бросила мне гигиенический пакет. Я развернул полотенце и зарылся лицом в его прохладную свежесть.

— Спасибо! Спасибо за полотенце. Спасибо за сирену. Спасибо за то, что оказались на месте. Спасибо за то, что спасли жизнь Дьюку. — Я сам толком не знал, кого благодарил — Лиз или Господа. Скорее всего, обоих. — Спасибо вам.

На последних словах мой голос сел. Лиз вложила мне в руки еще одну бутылку с водой.

— Что произошло? — спросила она.

Прислонившись спиной к переборке, я молча пил воду. Лиз сняла маску. Лицо ее, за исключением глаз и рта, было в розовой пудре — отталкивающее зрелище. Мы выглядели сейчас пародией на людей. Она устроилась у противоположной переборки.

Я перевел дыхание. Грудь жгло, говорить не хотелось.

— Вы видите перед собой величайшего кретина на Земле. Так по-идиотски еще никто не поступал…

— Вводную часть можете опустить, сомнений на сей счет у меня никогда не было, — перебила Лиз. — Расскажите о том, чего я не знаю.

— Простите. Я завел нас в ловушку. По крайней мере, так считает Дьюк, хотя сам я до сих пор не уверен. Впрочем, все равно. — Я присосался к бутылке. Боже, как хочется пить! Из-за этой пудры, что ли? Я взглянул на Лиз и тихо продолжил: — Как бы то ни было, мы видели необычных существ. Они походят на маленьких пушистых человечков, сбежавших из Диснейленда. У них круглые мордочки, узкие глаза и висячие уши. Они пищат, как бурундуки, и переваливаются, как утки. При разговоре гримасничают и машут руками. Словом, достаточно смешные, чтобы не воспринимать их всерьез. Эти человечки окружили нас и не давали пройти. Потом оказалось, что они задерживали нас для червя. Трое, нет, четверо приехали верхом на папе-черве. Прибывшие посовещались с теми, что окружили нас. А потом червь пошел на Дьюка. Вроде бы он и не нападал, но Дьюк выстрелил, и его огнемет взорвался. Вероятно, из-за пыли — она настолько мелкая, что воспламеняется мгновенно.

Я еше покопался в памяти. Продолжать не хотелось — о дальнейшем я предпочел бы умолчать.

Лиз не торопила меня. Она выжидала.

Я не знал, как вести себя дальше. Когда мы ввалились в вертушку, мне хотелось разрыдаться, выплакаться на чьей-нибудь груди. На женской груди, ибо любая женщина может утешить отчаявшегося — по крайней мере, я считал, что женщины должны быть такими. Наверное, потому, что всегда был обделен женской лаской.

Но здесь нельзя рассчитывать даже на сочувствие.

Здесь была Лиз. Солдат, а не женщина. Жесткая, как новенькая банкнота. Я боялся ее.

Я снова присосался к бутылке, но она уже опустела. Лиз порылась в запасах и вручила мне еще одну. Пока я пил, она тихо спросила:

— Испугался?

— Странно! Я действительно испугался, но теперь, а не когда это случилось. — Я вытянул руку. — Видите, дрожит.

Она кивнула.

— Знакомое ощущение. Те, кто никогда не переживал такого, называют это храбростью.

— Да какая там храбрость. Просто… просто я выполнял свой долг — времени, чтобы подумать, у меня не было.

Ее взгляд слишком глубоко проникал в душу. Я отвел глаза, уставился в пол, потом на стенки, на потолок. Понимает ли она, как близок я к истерике? Она снова тихо заговорила:

— Однажды я видела взрыв в ангаре. Огонь занялся метрах в десяти от меня. Сначала он казался маленьким. Загорелась мусорная корзина — какой-то идиот бросил туда горящий окурок. Но внезапно пламя выплеснулось на стену. Я поворачивалась к двери в тот момент, когда огонь коснулся перекрытия. Пыль там копилась, наверное, не меньше полувека. Пламя мгновенно обогнало меня, занялся весь потолок. Я услышала чей-то крик и побежала. Из дверей меня вытолкнуло горячим ветром. Я выскочила на улицу, промчалась метров двадцать и, оглянувшись, увидела, как лопается стена. Я припустила дальше и обернулась еще раз, когда крыша здания поднималась на оранжевом шаре пламени. Все заняло меньше десяти секунд. Даже сейчас меня трясет при воспоминании об этом. Но я не помню, чтобы испугалась тогда.

Я отставил пустую бутылку.

— То же самое случилось и со мной. У меня не было времени на раздумья, а сейчас я не могу не думать об этом. В голове словно крутится видеозапись и все время заедает на середине. Никак не могу от этого избавиться. Перед глазами стоит пламя, и пыль, и червь, и кролико-собаки. Постоянно ищу, что я упустил.

— Так что же все-таки случилось?

— Струя пламени пошла не в червя, как полагается, а в обратную сторону. Дьюк вспыхнул с ног до головы. Я не успел ничего подумать — просто облил его из фризера жидким азотом. Огонь исчез почти мгновенно. Червь и кроликособаки тоже. Не представляю, как они сориентировались в этом хаосе. Я растерялся. Схватил Дьюка и поволок его, как мне казалось, к вертушке. И опять ошибся. Если бы вы не включили сирену, я до сих пор таскал бы его где-нибудь рядом. Или, возможно, умер бы. Воздух уже заканчивался.

Лиз кивнула:

— Вы сделали правильно. Эти комбинезоны огнеупорные. Маска и очки тоже. У вас не было другого выхода. Вы живы. И он жив. Значит, вы поступили разумно.

Я покачал головой:

— Не уверен. Мне даже кажется, будто повторилась трагедия с Шорти…

— Да. — Лиз кивнула. — Так вам кажется. Вы не замечали, что ничего нового вроде бы не случается? Что бы ни стряслось, всегда кажется, что это уже было раньше. Верно?

Она права.

— М-м… Да!

Неожиданно для себя я улыбнулся.

— Так-то лучше. — Она засмеялась, легко и чуть возбужденно. — Вы рассказали мне свою историю, а я вам свою. Вы никогда не задумывались, что, беседуя, люди обычно обмениваются похожими историями?

Убежденность в ее голосе напомнила мне доктора Формана. Но спросить я не успел… Застонал Дьюк.

Мы переглянулись и бросились к нему.

— Дьюк!

Я почти прижался к его лицу. Он простонал:

— Больно…

— Вот и прекрасно, Дьюк. Это довольно хороший признак.

Запищал дисплей, на нем вспыхнуло: «Пациент нуждается в обезболивании».

Я разыскал красную ампулу и вставил ее в капельницу. Через несколько секунд дыхание Дьюка выровнялось.

— Вышел из шока, — сказал я, хотя и не был уверен. Просто мне очень хотелось верить. Я пытался убедить себя, что с Дьюком все в порядке. — Если бы он находился в коме, прибор не заявил бы об обезболивании, правда?

— Не знаю, — пожала плечами Лизард. — Давайте передадим информацию в Окленд и посмотрим, что они предложат.

Она прошла на место пилота.

Я еще немного посидел рядом с Дьюком, размышляя о том, будет ли он жить и если будет, то каким мучением обернется для него жизнь.

Потом постарался отбросить эти мысли, ибо так не-долго сойти с ума.

— Дьюк, — прошептал я. — Прости меня. Я люблю те-бя, Дьюк. Я никогда не говорил, но это правда. Без тебя я нуль. Пожалуйста, Дьюк, не бросай меня.

Я знал, что он не может ответить. Скорее всего, он даже не слышал меня, но не сказать этого я не мог.

Посидев еще немного, я встал и пошел в носовой отсек к Лиз. Она свернулась калачиком в кресле и, опершись подбородком на кулачок, мрачно рассматривала карту погоды на экране. Я молча сел на место второго пилота. Розовая пыль почти полностью засыпала стекло обтекателя. В кабине потемнело.

— Вы связались с Оклендом?

— Да. Они изучают его состояние. Нас вызовут. Я указал на стекло.

— По-прежнему сыплет.

— Это на всю ночь. — Она кивнула на экран. — Облачный фронт еще не прошел. Не знаю, как глубоко нас засыплет.

«ЭТО ТОЧНО НЕ ОМАРЫ…»

Неожиданно я спохватился:

— У нас хватит воздуха?

Лиз, поколебавшись, ответила:

— Да. Среди медицинского оборудования есть емкости с кислородом. В случае чего воспользуемся ими. Теоретически можно продержаться в герметически закрытом корабле почти двое суток. Правда, мне не хотелось бы, чтобы до этого дошло.

Она сняла наушники и бросила на приборный щиток. — Черт!

— Что на этот раз?

— Ничего. Просто у меня срываются планы на вечер. Погребение заживо в них не входило.

— О! — вырвалось у меня. Представить полковника Тирелли на свидании я не мог. — Простите.

— За что? Это же не ваша вина.

— М-м, я просто посочувствовал.

— Да? Ну спасибо. Сегодня целый день я мечтала о бифштексе и омарах.

— Омарах?

— Да. Их снова начали разводить на аризонских фермах. Вы бы видели, каких чудовищ там выращивают! — Лиз задумчиво добавила: — В Аризоне легко поддерживать карантин, по крайней мере на юге: слишком мало корма для червей и почти нет почвы для их гнезд. Там мы сможем долго держать рубежи.

— Это пункт из долгосрочной стратегической программы?

— Пока нет, но может им стать.

— Вы работаете в Комитете?

— Да, меня пригласили. Хотя, по-моему, все упирается в приоритеты. — Она пожала плечами. — Что толку от долгосрочных программ, если мы не заботимся о настоящем?

— С другой стороны, — заметил я, — то, что мы делаем сейчас, — работа на будущее, не так ли?

Лиз пристально посмотрела на меня.

— Вы, случайно, не общались с доктором Форманом?

— Что? Нет. Почему вы спросили?

— Показалось, что вы поете с его голоса. Это комплимент, между прочим. Но вы правы. Я должна быть там, где принесу наибольшую пользу. — Она мягко улыбнулась. — А значит, мне, по-видимому, придется войти в состав Комитета. Просто я боюсь, что тогда у меня останется меньше времени для полетов, а так не хочется расставаться со штурвалом!

— По-моему, в Комитете вам придется летать еще больше. Я имею в виду инспекционные поездки.

— Что ж, неплохая мысль, — одобрила Лиз. — Только не знаю, сумею ли я добиться этого. — Она посмотрела в окно. — Дайте-ка фонарик.

Я передал фонарь. Она направила луч на верхний край стекла обтекателя.

— Так я и думала. Нос засыпало почти полностью. Сейчас пудра повалила еще гуще.

Лизард выбралась из кресла и направилась в хвост вертолета. Я пошел за ней. Она покопалась в ящике под обшивкой, достала другой фонарь и аварийную лампу, которую повесила на крюк под потолком.

— Вот так-то лучше.

Второй фонарик она передала мне.

Потом, миновав Дькжа, она прошла еще дальше и осветила хвост машины^ Я не мог понять, что она ищет. Лиз просунула голову в задний фонарь наблюдателя и посветила наверх.

— Так. Теперь мы похоронены целиком. Надеюсь, эта гадость теплопроводна, иначе здесь будет чертовски жарко.

— Я считал, что «банши» имеют теплоизоляцию.

— Конечно, но куда отводить тепло, если нас засыпало? — Она забралась в самый хвост. — Есть не хотите?

— Хочу.

— Вот и хорошо. Держите НЗ.

По пути я проверил Дьюка — изменений не было — и взял у нее коробки. Мы вернулись и, развернув пилотские кресла назад, сели. Лучше устроиться лежа на спинке кресла, чем рисковать вывалиться из него. Я вытянул ноги. Плитка НЗ была мягкой, пережевывание не отвлекало от размышлений.

Неожиданно Лиз спросила:

— Вас никогда не приглашали на «голубую мессу»? Я покачал головой.

— Это что, приглашение? Она мрачно взглянула на меня.

— Просто любопытно, что вы о них знаете.

— Простите, но я слышал, что новичков туда принимают крайне неохотно.

Лиз кивнула.

— На прошлой неделе я получила приглашение Теперь они собираются каждый выходной. Присутствуют сотни людей, и, чтобы попасть туда, каждый из них платит по тысяче. — Теперь Лиз говорила тише. — Меня разобрало любопытство, я ведь знала об этом только по слухам, да и то не из первых рук. Это нечто вроде тайного братства. Однако я слышала, что там… можно освободиться от всех забот. Забыться, хотя я не совсем понимаю, что это значит. Говорят еще, что и секса так хватает.

Последние слова словно повисли в тишине, потом он добавила:

— Не уверена, что замучить себя сексом до бесчувствия — лучший способ сохранения рассудка. Хотя кому-то это наверняка помогает. Иногда мне… хочется быть такой, как другие.

Ее голос стал едва слышным.

— Иногда я не могу удержаться от искушения. Что если и вправду поможет? Неужели я такая размазня что не осмелюсь попробовать? Как бы мне хотелось забыться хоть на минутку. Вот почему я пойду туда — забыться.

Я пришел в замешательство. Надо было что-то сказать, но любые слова прозвучали бы сейчас фальшиво.

— Хотя… — продолжала Лиз, — ясно, что это ловушка, вроде наркотиков. Просто еще один способ уйти от реальности. Стоит только начать — и остановиться уже не сможешь. Слишком многие попались на этот крючок. Я не собираюсь стать следующей.

Внезапно она замолчала, мрачно рассматривая плитку НЗ. Я взглянул на свою порцию.

— Да, это уж точно не омары.

— Не надо, и так тошно. — В ее голосе слышались слезы.

— Простите.

И тут я все-таки решился: почему бы не сейчас?

— Полковник!

Она не подняла головы.

— Э… Иногда мне тоже приходят подобные мысли. И не только мне. Наверное, командование должно знать об этом. Я имею в виду, что… у нас должна быть какая-то разрядка… Я не прав?

Лиз ответила не сразу, и я было решил, что уже вообще не ответит, когда она заговорила:

— Командованию известно, что большинство людей в военной форме находятся на пределе. Но выхода нет. По крайней мере, такого простого, какой ищете вы.

Внезапно она опять превратилась в полковника Ти-релли, застегнутого на все пуговицы.

— Сейчас доктор Форман по личной просьбе президента работает над этой проблемой. Но пока ответ неутешительный. Он считает, что человек сам должен отвечать за свои чувства и мысли и обязан владеть собой…

— Но как?

Лизард пожала плечами.

— Этим-то Форман и занимается. Я подозреваю, что он просто решил усовершенствовать приемы психофизической тренировки. Впрочем, не знаю. Послушайте, — вдруг добавила она. — Вы служите в Спецсилах, в подразделении дяди Аиры, так что в любой момент можете обратиться в Атланту, к доктору Дэвидсону.

— Вы к нему обращались?

— Сейчас речь идет о вас, — отрезала Тирелли.

— Простите.

— Опять вы извиняетесь. — Она повернулась ко мне и с любопытством спросила: — А что-нибудь еще вы умеете Делать?

— Простите… Я имел ввиду… Гм, да… Я постоянно все порчу. — Я поднял глаза на Лиз. — Так что повод для извинений всегда есть. Порой мне даже кажется, что только-это я и делаю хорошо. — Я смущенно улыбнулся.

— Прямо-таки второй Шлемиль[6], — усмехнулась она. — Очень удобная позиция. Вам прощают, и в выигрыше оказываетесь вы. По сути, вы даете взятку. Покуда; люди будут проливать суп на скатерть, ваше положение беспроигрышное. — Тирелли с отвращением посмотрела на свою плитку НЗ. — Но меня такое притворство доводит до белого каления.

Я не знал, что отвечать, тем не менее открыл рот и слова вылетели непроизвольно:

— Тогда простите, что я не вовремя родился на одно! планете с вами и отношусь к тому же виду.

— Вряд ли мы с вами относимся к одному виду, — сухо заметила Лиз. — Я лично придерживаюсь противоположного мнения.

Я вспыхнул. В другой ситуации следовало бы встать выйти. Но куда здесь выйдешь? Как еще можно отреагировать?

— Не знаю, какая муха вас укусила, — пробормо-тал я. — Только что мы разговаривали, как нормальные люди, а теперь вы относитесь ко мне, как к какой-то.. мрази!

Лиз медленно жевала. Когда же заговорила, ее голос был абсолютно спокойным:

— Я отношусь к вам по заслугам, лейтенант. Вы ведете себя как избалованное дитя. Отвратительное зрелище! Я устала от вашего нытья. Противно слушать, как вы стремитесь взвалить на себя вину за все грехи рода человеческого.

— Да, но…

— Никаких «но», лейтенант. Заткнитесь и слушайте. Вы совершенно не уважаете себя — даже за правильные решения.

— Я вовсе не считаю их правильными!

— Вот-вот. Это вы так считаете! Вы отправились в этот пыльный комшмар и обнаружили неизвестных хторран-ских существ. Вы спасли Дьюку жизнь — уверяю вас, вы это сделали. Пусть самым невероятным и, может быть, непозволительным способом, но все-таки спасли. В одиночку дотащили его до вертолета. Я знаю многих людей, у которых на вашем месте опустились бы руки. А вы не сдались! Даже добравшись сюда, вы не успокоились. Не занялись собственной шкурой, а сразу же сделали все, что смогли, для Дьюка. Я ведь тоже была здесь, не забыли? И все видела. Между прочим, за такие поступки награждают. Вы сопливый герой, Маккарти…