А что идет после млекопитающих? И после тех существ, которые следуют за млекопитающими? Что бы ни шло после, эти организмы, по всей видимости, правят Хторром. Какими бы эти организмы ни были, они должны занимать самую верхнюю ступеньку в их пищевой цепи. Такова исходная гипотеза. Я дам вам минуту, чтобы продумать ее. Отсюда вытекают интересные следствия. Одно из них развил доктор Аббато.
Некоторое время доктор Флетчер изучала заметки, потом подняла голову и улыбнулась.
— Следствие заключается в том, что верхнюю ступеньку пищевой цепи должны занимать мыслящие организмы. Иначе и быть не может. Судите сами, новые виды всегда появляются, чтобы кормиться старыми. А чем еще им питаться? Организмы, занимающие высокие уровни в пищевой цепи, должны быть хищниками. А у хищников как раз вероятнее всего можно ожидать появление разума. Наверное, всем знакомо известное выражение доктора Коэна: «Хищник обязан быть умным, а чтобы щипать траву, много мозгов не требуется».
Послышались вежливые смешки — шутка была с бородой. Но Флетчер не интересовала реакция аудитории. Она энергично продолжила:
— Ясно, что чем выше положение хищника в пищевой цепи, тем выше его интеллект. Следуя логике, мы полагаем, что разум скорее всего мог развиться у всеядных самого высшего уровня. — Тут доктор Флетчер лукаво улыбнулась. — Разумеется, мы признаем, что были до некоторой степени пристрастны, когда сделали это допущение. Как-никак, мы с вами единственное тому подтверждение, других пока нет. Но, думаю, именно такими окажутся мыслящие организмы с Хторра… Когда мы встретим их. Ожидается, что это будут по меньшей мере самые хитрые и изощренные хищники из всех хторранских жизненных форм. И конечно же первое впечатление, которое мы можем на них произвести, учитывая дополнительные полмиллиарда лет эволюции и устройство нашей экосистемы, это впечатление жертвы — пищи для хищника более высокого уровня. А может, просто легкой закуски или в лучшем случае завтрака.
В действительности их преимущество в полмиллиарда лет дает нам основание предполагать, что и остальные представители хторранской экосистемы поведут себя подобным образом. Для них мы не более чем источник энергии… Возможно, не очень удобоваримый, точнее, не такой эффективный, как те, к которым они привыкли. И может, поэтому они вынуждены сжигать это топливо, то есть нас с вами, в таких больших количествах. Между прочим, ничто так не поражает в хторранских животных, как их прожорливость. Отсюда вытекает, что хторранская экосистема производит огромное количество корма для своих господствующих видов.
С учетом всего этого мы предположили — к такому же выводу пришел и доктор Аббато, — что те виды хторранских организмов, которые мы наблюдали до сих пор, являются лишь авангардом будущего широкомасштабного вторжения. Не важно, обладают агрессоры разумом или нет, но уже известные нам организмы служат для них источником жизни, мы не увидим следующей волны вторжения до тех пор, пока этот источник не будет внедрен основательно и надежно. К слову сказать, наша милитаризация направлена вовсе не на полное уничтожение пришельцев. Для этого пока не хватает ни средств, ни знаний. Может, когда-нибудь они появятся, а до тех пор мы будем стараться нарушить взаимосвязь между их видами. Впрочем, вновь вернемся к гипотезе доктора Аббато. Доктор ставит вопрос так: если все эти предположения верны, то каково место брюхоногих в хторранской пищевой цепи? Какова их функция?
Сомневаюсь, что Флетчер знает ответ, а если и знает, то вряд ли мы доберемся до него сегодня. Я украдкой взглянул на часы.
— Это один из тех на первый взгляд безобидных вопросов, задумавшись над которым мы начинаем понимать, что на деле он влечет за собой смену парадигмы. Заставляет заново переосмыслить все наши знания. Поэтому будьте внимательны. Вы, лейтенант, тоже.
От нее положительно ничего нельзя скрыть! Отныне с первыми рядами покончено раз и навсегда.
— Мы предполагали, что черви — вершина хторранской пищевой цепи, по крайней мере известной нам части. До сих пор мы не встретили хищника, питающегося червями. Правда, учитывая прожорливость червей, лично я сомневаюсь в нашем желании встретиться с хищником следующего уровня. Ведь и сейчас неизвестно, как справиться с нашествием. Однако если черви являются высшим звеном пищевой цепи, тогда они должны быть разумными, что пока не подтверждается. Напротив, накопилась масса данных, говорящих об обратном. Таким образом, мы почти уверены, что пожиратель червей либо еще не появился, либо никак себя не проявил. И снова мы возвращаемся к вопросу доктора Аббато: что такое черви? Между прочим, они, похоже, не укладываются в рамки своей родной экосистемы. Например, чем они питаются?
«Людей жрут», — мысленно ответил я, но вслух ничего не сказал.
— Нам не удается установить виды, которыми они питаются, — продолжала доктор Флетчер. — Да, конечно, мы видели, как они пожирали тысяченожек и другие хторранские организмы — этого и следовало ожидать, — но в основном черви питались земными формами: коровами, овцами, лошадьми, собаками… и, увы, людьми.
Мы измерили потребность в белке червя среднего размера и подсчитали, сколько тысяченожек и прочих организмов он должен сожрать, чтобы синтезировать достаточное количество белка. Соотношение оказалось просто нелепым. Червь сдохнет с голоду, если будет питаться только тысяченожками, ползучими кустами и прочим. Эти формы занимают в хторранской пищевой цепи слишком низкое положение, чтобы служить основным источником пиши для червей; черви и эти виды не связаны отношением «хищник — жертва». И если пищевая цепь, как мы ее понимаем, в данном случае все-таки существует, то в ней пропущено несколько звеньев.:
Невольно возникает вопрос: если черви — хищники, то где существа, которыми они должны питаться? Доктор Аббато выдвинул на этот счет очень интересную, хотя и неприятную для нас с вами гипотезу: эти существа — люди.
Ого! Я выпрямился в кресле. Доктор Флетчер подождала, пока шум в аудитории стихнет, потом обвела слушателей взглядом и быстро указала на когото позади меня.
— У вас вопрос?
Я обернулся и увидел высокого хмурого человека в форме полковника. Его губы были поджаты. Меня всегда интересовало, проходят ли полковники специальные курсы по усовершенствованию подобной мимики. Полковник спросил:
— У вас есть доказательства?
Доктор Флетчер кивнула и в задумчивости потерла ладонью шею. Казалось, она колеблется, как лучше ответить — кратко или развернуто. Она перевела взгляд на зал.
— Итак, вопрос: почему мы уверены, что задача червей — людоедство? Ответ: потому что именно этим они и занимаются.
— Я ждал совсем другого ответа, — заявил полковник. Флетчер согласно кивнула.
— Да, знаю, это звучит как отговорка. Прошу прощения. Но доктор Кимсей суммировал все многообразие поведения животных в одной фразе: «Неестественно только то, чего они не могут делать». Если бы черви не могли пожирать земные формы, они бы этого не делали.
Я вздрогнул. Все верно, даже чересчур. Осознав это, я почувствовал, как свело желудок.
— Доктор Аббато сделал очень интересный вывод из этого факта, закономерно предположив, что черви действительно созданы для расчистки высшего трофического уровня в земной экосистеме. Они специально нацелены на пожирание людей, уцелевших после эпидемий.
Желудок мой сжался до размеров булавочной головки. Следующих слов я почти не слышал.
— По мнению доктора Аббато, черви вряд ли являются пищей для следующей волны пришельцев. Любое существо, способное пожирать червей, должно быть настолько специализировано для этой цели, что оно не нуждается в разуме. Исходя из этого, доктору Аббато не оставалось ничего иного, как предположить, не являются ли сами черви теми разумными существами, которые стоят за вторжением?
Я покачал головой. Мне ответ был известен: ни под каким видом. Да, черви грозные твари. Но создатели звездных кораблей — едва ли.
Доктор Флетчер продолжала:
— Итак, большинство уже знает, что никаких данных в пользу этой гипотезы нет, но доктор Аббато просил нас хотя бы на минуту допустить такую возможность, ибо только так можно понять последствия. Допустим, что большинство брюхоногих, с которыми мы сталкивались, на самом деле — дикие хторры. Допустим, что эти неприрученные особи принадлежат к видам, обладающим гораздо более высоким уровнем интеллекта, чем мы предполагаем. Кроме того, мы можем проверить это здесь, в Окленде. Наблюдается очень широкий разброс в поведении червей, которых поймали живьем. Некоторые из них чрезвычайно сообразительны, тогда как другие, внешне идентичные, имеют настолько низкий уровень интеллекта, что кажутся задержавшимися в развитии. Таким образом, достоверно известно, что черви способны на весьма разумное поведение, несмотря на то… что в естественных условиях они его не демонстрируют.
Дикие хторры? Это новый поворот. Теперь я окончательно проснулся. Боже мой, какими же должны быть цивилизованные черви?
— Но, — громко сказала Флетчер, — то же самое относится к любому другому виду организмов, который, возможно, питается червями. Черви чересчур эффективны как хищники, чересчур специализированы. Они не нуждаются в разуме. Так что же, мы вновь вернулись на круги своя? Не совсем.
Для пущего эффекта она выдержала паузу. В зале стояла гробовая тишина, все замерли, боясь пропустить хоть слово.
— Доктор Аббато предположил, что черви являются видом-помощником и в конечном итоге выполняют некую вспомогательную функцию для настоящих захватчиков. — Флетчер снова помолчала, обведя взглядом аудиторию. — Вы понимаете? Черви — это домашние животные! По мнению доктора Аббато, они как бы аналог овчарки. Их задача — охранять собственность вида-хозяина.
Я скорчился в неудобной позе, не желая этого признать. Желудок разрывало от боли.
— Если это так, — сказала доктор Флетчер, — то червей можно приручить. — Она помолчала и посмотрела в зал. — Подумайте только, какие возможности открываются. Если удастся… Возможно, мы сумеем превратить их в союзников. Может быть, даже сумеем использовать червей как первую линию обороны против тех разумных существ, которые их сюда заслали.
В этом я сомневался, но Флетчер полностью завладела моим вниманием. Сейчас меня не выбили бы из кресла ни хороший заряд динамита, ни боль в животе, ничто на свете.
— «Как приручить червей?» — спросите вы. Но давайте поставим вопрос шире: как вступить в контакт с червем? И возможен ли контакт вообще? Расширим вопрос больше: насколько разумны черви? Вот что необходимо выяснить в первую очередь. Это и будет главной целью сегодняшней демонстрации.
Что такое? Демонстрация? Неужели я что-то проспал? Флетчер перенесла кафедру в правый угол сцены.
— За занавесом находится особь, с которой мы сейчас работаем. Мы назвали ее Крошкой, но вы, разумеется, увидите совершенно противоположное. Надеюсь, эта демонстрация наглядно ответит на вопрос об уровне интеллекта червей.
Крошку поймали около Мендосено примерно год назад. В то время особь весила четыреста пятьдесят килограммов. Теперь — вдвое больше. Крошка — живое подтверждение феноменального темпа роста гастропод. Кстати, вы, наверное, заметили, что мы стараемся не употреблять местоимения «он» или «она», когда речь идет о хторрах. До сих пор у них не обнаружены половые признаки, и мы не хотим случайным словом навязать вам ложные представления.
Она дотронулась до клавиши на пульте кафедры, и занавес раздвинулся. Амфитеатр возвышался над просторным помещением, залитым розоватым светом.
— Мы подобрали нечто усредненное между земным дневным светом и предполагаемым освещением Хторра.
Доктор Флетчер нажала другую клавишу, и одна из панелей на дальней стене помещения отъехала в сторону, открыв темный проем.
— А вот и Крошка, — представила Флетчер, и из тьмы выполз среднего размера хторр, энергично принюхивающийся.
Он был толстый и красный, с четко обозначенным горбом мозгового сегмента на спине. Его глаза то выдвигались, то втягивались, перекатывались вверх и вниз, ощупывая все вокруг. Червь поколебался, моргнул и замер, уставившись на нас.
И прежде при демонстрации червей у меня складывалось впечатление, что они способны видеть сквозь стекло и знают о наблюдателях снаружи. Теперь появилось то же ощущение. Крошка явно недоумевал. Его длинные темные руки были сложены на мозговом сегменте; клешни слегка подергивались. Казалось, червь с нетерпением ждет чего-то.
— Надо сказать, — продолжила Флетчер, — что Крошка, по сути, еще ребенок, подросток и, как все дети, любит лакомства. Дельфинов мы прикармливаем рыбой, шимпанзе — виноградом, а Крошка любит кроликов.
Она нажала на клавишу, и на задней стене открылась еще одна панель. Там на уровне глаз Крошки в стеклянном ящике сидел жирный коричневый кролик. Под ящиком располагалась сложная система рычагов, зубчатых передач и задвижек. Перед ней находился пульт с набором рычажков и переключателей.
— Это специальное устройство, — пояснила Флетчер. — Головоломка. Каждый рычажок открывает часть замка. Если Крошка сумеет нажать их в правильном порядке, стеклянный ящик откроется, и он получит приз.
Крошка скосил глаза и посмотрел на кролика. Тот сжался в углу клетки. Хторр перекатил глаза и изучил зверька под другим углом. Теперь он походил на забавную детскую игрушку. Я бы улыбнулся, если бы не знал о коварстве червей.
Крошка изогнулся, изучая ящик, его запоры и панель с переключателями. Микрофоны доносили до нас задумчивое пощелкивание его жвал. Затем червь заворчал и придвинулся к пульту с рукоятками и рычажками.
Вот он расправил руки, согнул их дугой перед глазами и потянулся к механизмам. Словно задумавшись, он поводил руками над панелью, прежде чем выбрать одну из рукояток.
— К вашему сведению, — прокомментировала Флетчер, — Крошка никогда не видел этой головоломки. В опытах мы используем и более сложные, но эта лучше других подходит для демонстрации — червь должен управиться быстро, самое большее за полчаса. Кролику осталось жить совсем немного.
Тем временем Крошка трудился вовсю, поворачивая переключатели и наблюдая за последствиями, поднимал и опускал рычажки, искоса поглядывая на запирающее устройство.
— Как видите, Крошка демонстрирует высокий уровень сообразительности, что, по нашему мнению, свидетельствует о хорошо развитом чувстве пространства. Правда, это опять-таки экстраполяция и не может считаться твердо установленным фактом.
— Можно вопрос? — подал голос тот же хмурый полковник.
— Пожалуйста.
— Сколько времени тратит человек на те же головоломки?
— Хороший вопрос, — поблагодарила Флетчер. — Прямое сравнение мы не проводили, но считаю, что человек тратит не менее сорока пяти минут даже на простейшие из головоломок.
— Вы хотите сказать, что хторры умнее людей?
— Не совсем так, полковник. Просто у них более развита комбинаторная способность. Они должны прекрасно управляться с разными инструментами. Однако, — добавила Флетчер, — на сегодняшний день у нас нет доказательств, что черви их используют. По крайней мере, в естественной обстановке.
Полковник разочарованно хмыкнул. Раздался звонок.
— Ну вот, Крошка справился. Стеклянный ящик открылся.
Крошка ухватил кролика своей темной клешней и высоко поднял. Тот завизжал. Я даже не мог себе представить, как отчаянно способны кричать кролики. Крошка затолкал зверька в открывшуюся пасть. Послышались чавканье и хруст… Червь, издав тихую довольную трель, огляделся в поисках добавки.
Я спиной почувствовал, как содрогнулась аудитория. Наблюдать трапезу хторра — удовольствие сомнительное, а у меня это вызывало еще и неприятные воспоминания.
Флетчер дотронулась до пульта управления. Панель с головоломкой закрылась.
— На решение задачи Крошка затратил двенадцать минут. Сейчас мы подготовили новую головоломку, которая займет у него около двух минут. Может, у кого-нибудь появились вопросы? Пожалуйста.
Поднялся смуглый мужчина. В его речи слышался индейский акцент.
— Я восхищен вашим поразительным исследованием, доктор Флетчер. Скажите, как размножаются черви?
— Извините, но я не могу предложить вам даже гипотезу.
— Доктор Флетчер, почему их называют червями? — спросил плотный румяный здоровяк. — Мне они больше напоминают гусениц. Клянусь, когда-то дома, в Амарильо, я снимал с розовых кустов гусениц и покрупнее.
В зале послышался громкий смех. Доктор Флетчер тоже улыбнулась.
— Впервые мы услышали о червях примерно за год до эпидемий. Вероятно, некоторые помнят — это произошло на севере Канады. Отряд скаутов путешествовал на лошадях. Одна девочка немного отстала от группы, чтобы подтянуть подпругу, и тут на лошадь напало какое-то чудовище. Друзья девочки услышали крики и повернули обратно. Они нашли ее на полпути. Девочка билась в истерике; ее никак не могли успокоить и добились только одного: чудовище напоминает гигантского темного червяка и все время хрипит: «Хтор-р-р! Хтор-р-р!»
Руководитель группы и двое ребят, — добавила Флетчер, — вернулись на место происшествия и нашли наполовину съеденную лошадь, но червя не видели и ничего не слышали.. Королевская конная полиция тщательно прочесала окрестности Скалистых гор, но ничего не обнаружила. Естественно, средства массовой информации превратили все в шутку. Лето выдалось не богатым событиями, поэтому Гигантский Червь Скалистых гор не сходил с первых полос газет несколько дней. Конечно, когда разразились эпидемии, о нем забыли и не вспоминали до тех самых пор, пока не поняли, что это и ряд других происшествий — предвестники трагедии.
Теперь всем известно, что черви покрыты довольно густым мехом, так что их название не совсем удачно. Но мы полагаем, что мех — лишь один из результатов адаптации хторран к земным условиям. Первые замеченные людьми существа были почти голыми и действительно смахивали на червей. Но, по нашим наблюдениям, в течение трех лет их мех становился все длиннее и гуще. Чем это вызвано, я не знаю. В действительности это даже не шерсть, а антенны. Все существо покрыто нервными волокнами. Прошу прошения за каламбур, но, возможно, теперь мы наблюдаем более чувствительных червей. Хотя — вы правы — они в самом деле больше походят на гусениц.
Флетчер взглянула на дисплей.
— Ну вот, головоломка готова.
Крошка быстро занял место перед еще закрытой панелью. Похоже, его приучили к обязательной второй попытке.
Панель открылась. В ящике сидел новый кролик. Крошка быстро придвинулся и начал щелкать рычажками и переключателями. Теперь его клешни двигались намного увереннее, чем в первый раз.
Прозвенел звонок. Ящик открылся.
По аудитории пронесся вздох.
— Сорок три секунды, — сухо констатировала доктор Флетчер.
Тем временем Крошка с тошнотворным чавканьем пожирал кролика. Я сразу же вспомнил камеру для корм ления червей в Денвере. И собак. И людей, которым нравилось это зрелище.
Доктор Флетчер подождала, пока Крошка насытится, потом нажала на клавишу, открыв ход в его клетку. Червь послушно заполз туда.
— Крошка оказался на удивление общительным и понимает, что такое дисциплина.
Флетчер убедилась, что червь освободил проход, закрыла клетку и опустила занавес. Затем повернулась к аудитории.
— Как мне кажется, вы получили достаточно исчерпывающий ответ на вопрос, насколько умен червь. Короче говоря, очень умен. К тому же, как вы видели, он поразительно быстро обучается. Наши эксперименты со второй особью доказывают, что поведение Крошки отнюдь не исключение из правил. Второй червь даже сообразительнее. Надеемся, что и другие особи, попав к нам, продемонстрируют те же способности.
В следующий понедельник мы приступаем к новой серии экспериментов, преследующих совершенно иную цель. Мы хотим выяснить, способны ли черви вырабатывать отвлеченные понятия. Концептуализация — ключ к общению. Если черви могут мыслить концептуально, то контакт с ними возможен. Хочу только предостеречь вас от смешивания способности к концептуализации с разумом. Даже собаке свойственны отвлеченные понятия — Павлов доказал это. И наверное, никто из вас не будет спорить, что собакам доступно общение на зачаточном уровне. Когда я говорю об общении с червями, я подразумеваю именно это — на уровне собаки. Речь идет о дрессировке.
Но здесь возникает другая проблема: как добиться того, чтобы червь захотел вступить в контакт? Иными словами, как его приручить? Ваши соображения по этому поводу будут приняты с благодарностью. — Флетчер посмотрела на часы. — Обсуждение доклада в 15.00. Председатель — доктор Ларсон. Благодарю за внимание. Я еле добежал до мужского туалета — меня вырвало.
В. Как хторране называют Голливуд?
О. Завтрак.
В. А Беверли-Хиллз?
О. Плотный завтрак.
В. Что хторранин добавит к плотному завтраку?
О. Рогалик со сливочным сыром и Новую Шотландию.
CТAДО
Вселенная полна неожиданностей — в основном неприятных.
Соломон КраткийЯ нашел доктора Флетчер в ее кабинете. Услышав, что кто-то вошел, она оторвалась от компьютера.
— А, это вы, Маккарти. Спасибо, что не заснули на утреннем докладе. Хорошо себя чувствуете?
Все-таки заметила.
— Нормально, — отмахнулся я. — Просто небольшое расстройство желудка.
Она хмыкнула.
— Это случается со многими, когда они видят червяка за обедом.
Я пропустил колкость мимо ушей.
— У меня вопрос.
— Ответ будет: «Не знаю». Какой вопрос? Она посмотрела на часы.
— Вчера днем мы пустили газ в гнездо. Червей там было четверо, и они сплелись в кольцо.
Флетчер кивнула.
— Видеозапись поступила вчера вечером.
— Значит, вы видели? Каждый раз, когда мы отрывали очередного червя, он вел себя так, словно мы резали по живому.
Флетчер нахмурилась, поджав губы. Потом отъехала в кресле от терминала и развернулась в мою сторону.
— Расскажите подробнее, как это выглядело.
— Казалось… они корчились от боли. И жутко кричали. А двое даже открыли глаза. На них было жалко смотреть.
— Еще бы. Что это, по-вашему?
— Как раз об этом я и хотел спросить.
— Сначала я хочу выслушать ваши впечатления.
— Ну… — Я замялся. — Они извивались так, что невольно возникла мысль о дождевых червяках, перерезанных лопатой. Только в гнезде был один гигантский червь, разрезанный на четыре части.
— М-м, интересно, — уклончиво протянула Флетчер.
— Что вы думаете об этом? Она покачала головой.
— Не знаю. Любой из наших специалистов в первую очередь связал бы это с половой функцией. Допустим, они спаривались. Тогда понятно, почему хторры реагировали так бурно. Как бы вы сами отнеслись к тому, что вам помешали?
Я вытаращил глаза.
— Разве у них четыре пола? Флетчер рассмеялась.
— Едва ли. По крайней мере, из их генома это не следует. Пока что все пробы тканей, которые мы исследовали, — настоящий кошмар для генетиков. Мы не знали, что искать, но все-таки сумели идентифицировать хромосомные структуры. И они, похоже, присущи всем особям. У них нет ни X, ни У-хромосом, ни их аналогов. Судя по всему, у червей только один пол. Это очень удобно, так как шансы найти партнера удваиваются. Но… скучно. Хотя, конечно, хторране могут думать иначе.
— Но тогда возникает другой вопрос. Она снова взглянула на часы.
— Только покороче, пожалуйста.
— Я вас задерживаю?
— Вроде того. Мне надо в Сан-Франциско.
— Что? Я думал, город закрыт.
— Для большинства.
— Вот как?
— Я член Консультативного Совета, — пояснила Флетчер.
— Вот как? — растерянно повторил я. Флетчер окинула меня задумчивым взглядом.
— Кто-то из родственников? Мать? Нет, отец. Я не ошиблась?
— Отец. — Я кивнул. — Мы так и не получили никаких вестей, ни дурных, ни хороших. Я… э… понимаю, что это глупо…
— Нет, не глупо.
— Но мой отец… Он так любил жизнь. Я просто не представляю его мертвым.
— Вы думаете, он до сих пор жив и находится где-нибудь в городе?
— Мне… просто хотелось бы убедиться самому. Вот и все.
— Вы просто хотели бы попасть туда и увидеть все своими глазами. Надеетесь разыскать отца, верно? — Она в упор посмотрела на меня зелеными глазами. Ее чересчур прямолинейные манеры обескураживали.
Я пожал плечами:
— Пусть будет так.
— Не вы первый, лейтенант. Каждый раз я сталкиваюсь с одним и тем же: люди не хотят верить, пока не убедятся лично. Ну ладно, возьму вас.
— А?
— Вы же хотите попасть в Сан-Франциско? — Она придвинулась к терминалу и застучала клавишами. — Сейчас я оформлю пропуск. Маккарти… Джеймс Эдвард. Лейтенант… — Она нахмурилась, глядя на экран. — Где вы получили «Пурпурное сердце»[3]?
— В Денвере. Помните?
— Ах, это.
— Эй, — запротестовал я. — Что за тон? У меня остались шрамы. И колено болит! А главное, все произошло на следующий день после того, как я получил звание. Так что все по закону.
Она фыркнула.
— Тогда вы испортили отличный экземпляр червя.
— Но ведь он выжил!
— Еле-еле… — уточнила Флетчер. — Вы когда-нибудь имели дело с ранеными червями?
— Тысячу раз.
— Это разные вещи. Там были нормальные черви. — Ее пальцы бегали по клавишам. — Ого! — Она замерла. — Любопытно.
— Что?
— Да так… Я такое уже встречала: ваше личное дело частично засекречено.
Она продолжила работу.
— Да, верно. — Я догадывался, что это касалось дяди Аиры. Полковника Аиры Уоллакстейна, ныне, увы, покойного. Но объяснять ничего не стал.
— Все в порядке, — сказала Флетчер. — Вы допущены под мою ответственность. Не стоит напоминать, что и вести себя вы должны подобающе. Договорились?
— Конечно.
— Отлично. Мы еще сделаем из вас человека.
Она стянула халат, бросила его в корзину для прачечной и осталась в темно-коричневом комбинезоне, великолепно подчеркивающем цвет ее волос. Я только не понял, сама ли она проявила такой вкус или это заслуга формы.
Я пошел за Флетчер к лифту. Она вставила контрольную карточку в сканер. Прозвенел звонок, и двери лифта разъехались. Кабина пошла вниз. На какой этаж — я не знал, потому что цифры не высвечивались.
Флетчер пришлось предъявить карточку дважды, прежде чем мы очутились на эстакаде, ведущей в просторный гараж.
— Вон моя машина.
Она указала на один из вездеходов. Как она ее узнала, непонятно. По мне, все они одинаковы. Флетчер села в кресло водителя, я устроился рядом.
— Почему здесь такие строгости? Флетчер покачала головой.
— Думаю, из-за политики. Наверняка это как-то связано с Альянсом стран четвертого мира. Мы не можем допустить утечку информации до тех пор, пока они не откроют границы для наших инспекционных групп. Хотя, по-моему, мы сами себе ставим подножку. — Она отпустила тормоза и направила джип к выходу. Когда мы миновали последний контрольный пункт, она, понизив голос, добавила: — Все здесь стали чересчур… осторожными. Сейчас. Агентство и дальше готово сотрудничать с армией, особенно со Спецсилами, но подчас это утомляет. Как будто всех нас заперли в большом сейфе с надписью «Совершенно секретно».
Я задумался. К моей чести, она была на удивление искренна со мной. Мой ответ был осторожен.
— Конечно, как ученый вы правы. Мы должны обмениваться информацией, а не скрывать ее.
Флетчер как будто согласилась.
— Это все из-за доктора Зимф. Она начала свою карьеру с закрытой темы по биовойнам и всю жизнь проработала в обстановке секретности. Видимо, она и сейчас считает, что эти игры необходимы. Но знали бы вы, как это мешает работе! — И неожиданно раздраженно добавила: — Порой мне кажется, что она ни перед чем не остановится. Я ее боюсь.
Доктор Зимф была председателем Экологического агентства. Я удивленно посмотрел на Флетчер.
— А мне казалось, вы ею восхищаетесь.
— Так было, пока она не превратилась в политиканшу. Мне она больше импонировала как ученый.
Я в замешательстве промолчал. Впервые я увидел доктора Зимф в Денвере и был покорен. Поэтому не хотелось слушать о ней такое.
Дорога повернула на запад, потом на северо-запад. Слева от нас металлом сверкал залив Сан-Франциско. Солнечные блики на поверхности воды вспыхивали разноцветными искрами.
— Чудной цвет, — заметил я.
— Залив заражен слизнями, — сухо ответила Флетчер. — Пришлось залить его нефтью и поджечь. Экосистема до сих пор не восстановилась.
— Вот оно что.
— Мы постоянно следим, не появятся ли слизни опять. По-видимому, они уничтожены под корень, но это лишь маленькая победа.
— М — м… Помните, мы говорили о том черве из Денве — ра и вы отметили его ненормальность? Поясните.
— А вы останетесь нормальным, если вас так изуродуют? Вы отстрелили ему глаза, всмятку разбили жевательный аппарат, сломали обе руки. Все это не способствует полноценному мироощущению. Ко всему прочему, у него облезла шерсть, и бедняга потерял всякое ощущение реальности.
— Облезла шерсть?
— Представьте себе. Отчет изъяли, и вы не могли его видеть. И в довершение всех напастей бедная тварь не могла принимать пищу — ее тошнило. Мы решили, что он подхватил какую-нибудь инфекцию, и стали вводить ему герромицин. Тогда его мех начал отваливаться кусками. Отвратительное зрелище: он действительно напоминал розового облезлого червяка, только гигантских размеров.
— Вылез весь мех?
Флетчер отрицательно покачала головой.
— Нет, только светлые волоски. Вы же знаете, что мех — это нервные волокна. Позже мы разобрались, что произошло. Герромицин способен повреждать нервные ткани и у людей. По всей видимости, розовые щетинки наиболее чувствительны. Как бы то ни было, после этого интеллект гастропода стал не выше, чем у обычного земляного червя. Он просто лежал, дергаясь и извиваясь. — Она снова покачала головой, вспоминая. — От его вида тошнило.