«ПРИВЕТ, ДЕЙВ!»

Столь хорошо обставленного гнезда нам еще не доводилось видеть. И такого обжитого. Оно представляло собой наиболее полный срез хторранской экокультуры.

А я не имел ни малейшего представления, что здесь к чему.

На стене виднелись гроздья каких-то штуковин, похожих на сливы. От них исходил сильный и вкусный запах. Еда? Или нет? Откуда мне знать? Здесь же росли кустики ягод. Зачем? Под потолком болталась сеть — то ли живая, то ли нет. Интересно, что подумал бы хторр о шелковых шторах моей мамули, кроме того, что их можно сожрать?

Я направлял передатчик на все, что видел. Доктор Зимф и экологический отдел получат информацию для размышлений на много лет вперед. Жаль только, что этих лет у нас не будет. Интересно… смог бы я здесь жить, стать обитателем гнезда? Вот что нам действительно необходимо: кто-нибудь должен жить с хторранами.

И это становилось реальностью. Ведь они пока не сожрали меня.

Это «пока» тревожило.

— Хрпл?

Наверх из-за поворота выполз маленький червь. Я отступил в сторону. Он был всего величиной с собаку, но подвижен и любопытен. Уставившись на меня, он не отводил глаз. Так, с повернутыми назад глазами, и уполз за поворот. Очевидно, его послал отец. Или мать? Или кто там у них бывает?

Проклятье! Слишком мало мы знаем,

К тому же где-то на полпути я забыл, как быть обезьяной, и теперь не знал, кто я такой.

Кроликособака потянула меня за собой. Я не стал упираться. Мы все шли и шли вниз, сворачивая то влево, то вправо, пока я окончательно не запутался. Под семью куполами располагался целый лабиринт. Кто — или что — выкопал его? Как он сумел?

— Медальончик, видишь все это?

— Отлично вижу. Ш-ш.

Откуда-то донеслась песнь червей. Глубокая, ритмичная, успокаивающая, бесплотная, неземная, она отдавалась эхом в тоннеле.

Сколько хторран пело ее? Четверо или больше? Боже, как это прекрасно! Ничего более захватывающего я в своей жизни не слышал. Я обогнал кроликособак, более не нуждаясь в их подсказках.

Мне хотелось добраться до самого сердца песни. Увидеть поющих. Стать одним из них. Внимать звукам всей душой. Снова погрузиться в нее…

Как в песню стада.

Как…

Кроликособаки увлекли меня в боковой тоннель; пение осталось позади. Наверх, за угол — и мы очутились в тускло освещенной комнате, полной маленьких кроли-кособак — в их гнезде. Они бормотали, взвизгивали, подпрыгивали, кувыркались и…

Среди них оказались человеческие детеныши. Четырехлетний светловолосый малыш, еще не научившийся толком ходить, вышел вперевалку со счастливой улыбкой на неумытой мордашке. Несмотря на голенькое грязное тельце, выглядел он здоровым и упитанным.

— Привет, Дейв! — обратился он ко мне. — Привет, Дейв!

Остальные детишки остались сзади. Их было трое: совсем еще кроха, даже ползавшая с трудом, девочка лет семи и свернувшийся калачиком десятилетний мальчик. Он сосал большой палец, ни на что не реагируя и ничего не замечая. Девочка недоверчиво уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Ползунку было не до меня; он со счастливым видом ворковал сам с собой.

— Вот дерьмо, — прошептал я. — Боже, нет. — И снова: — Вот дерьмо.

Продолжать операцию? Выяснять, что еще есть в гнезде? Или спасать детей? Что важнее?

Я колебался. Разрывался на части.

Песнь червей. Дети. Передатчик. Задание. Вопросы. Все навалилось разом.

В груди разгорался костер.

— Маккарти, что случилось?

— Я не могу оставить их здесь.

— Ваше задание…

— Плевал я на задание. Такого мы не предвидели. Тишина.

— Маккарти, послушайте. Мы почти установили контакт с хторрами. Не губите все дело!

— Если я оставлю их здесь, знаете, что с ними случится?

— Вы не можете знать этого.

— Я знаю.

— Это совсем другое дело.

— Как раз этого вы знать не можете. Снова тишина.

— Маккарти?

— К черту! Заткнитесь. Медальон заткнулся.

Они были, конечно, правы.

Но эта правота не имела ничего общего со справедливостью. Вокруг удивленно тараторили Кроликособаки, пытаясь тянуть меня то в одну, то в другую сторону. Я больше не понимал, чего от меня хотят.

Проклятье! Ну почему это выпало на мою долю?

— Привет, Дейв!

Черт возьми, я знал, что сейчас сделаю! Почему я так дрожу? Я поднял малыша, крепко прижал к груди, потерся носом о его шейку, поцеловал и сказал:

— Привет, засранец.

Я взъерошил ему волосы, и он засмеялся. Пусть он обделан, я ведь тоже в дерьме. Все люди такие. Мы провоняли хторрами, красной гнилью, отчаянием и песнями червей.

Раздвинув кроликособак, я шагнул к девочке. Присел на корточки, чтобы ее лицо оказалось на уровне моего, и сказал:

— Здравствуй. Меня зовут Джим. Я пришел, чтобы отвести тебя домой. Хочешь домой?

— Где моя мама?

— Ты хочешь пойти домой? — повторил я.

— Моя мама умерла.

— Ты пойдешь со мной.

— Где моя мама?

«Ты ведешь себя глупо. Очнись, Джим! Она не слышит тебя*.

Я повернулся, подобрал ползунка и положил его на руки девочке.

— Ты понесешь ребенка, договорились? — твердо сказал я. И повторил как приказ: — Ты понесешь ребенка.

Она кивнула.

Отлично.

Может, у нас есть шанс. Что подумают хторране о том, что я увожу детей из гнезда? Впрочем, какое мне дело? Я должен! И все же как они воспринимают наших детей? Как разновидность кроликособак? Или разновидность закуски? Коли на то пошло, не служат ли кроликособаки тоже закуской? Экологически чистая хторранская жратва — в каждую упаковку добавлен один ребенок. Тьфу, гадость.

Я опустил малыша на землю, — он еще мог идти сам, — и повернулся к мальчику, свернувшемуся в позе эмбриона. Распрямил ему конечности; он не сопротивлялся. Возможно, он был без сознания. Не оставить ли его здесь? Как же. Не оставить ли здесь мое самоуважение? Я поднял пацана и взвалил на плечо, как вязанку дров. Взял детей за руки, и мы пошли вверх по тоннелю. Кроликособаки не пытались остановить нас.

Тоннели выглядят иначе, когда поднимаешься наверх, — труднее идти. Я не был уверен, что этот путь выведет наружу, но понимал: если все время идти в гору…

Я снова услышал песнь. Необходимо устоять перед ней.

Но свернул не там — и мы оказались в комнате, куда попадать не следовало.

Такой огромной комнаты я еще не видел. Ее заполняли черви.

Нет. Ее заполнял червь.

Один.

Свет был тусклый, песнь червей подавляла, но все-таки я увидел…

В комнате находились три папы-червя, — мы их называли «альфами». Остальное пространство занимал один гигантский хторранин, напоминающий красный дирижабль в небе, до которого так отчаянно пытались дотянуться сородичи.

Он был размером с грузовик, знаете, такой двадцати-шестиколесный? Даже еще больше. Габариты не позволяли ему двигаться. Он представлял собой просто красную волосатую запеканку. Глаза достигали метра в поперечнике. Они медленно повернулись ко мне, моргнули. Шорох отдался эхом: СССПППУУУТТТ-ПППФФФУУУТТТ.

Урчание червя напоминало гул приближающегося землетрясения, отдаваясь в моих костях. Он пел. Звенящие струны пронизывали мой череп.

Кто он?

Папы-черви терялись на фоне громадины, но они тоже пели. Прижимались к нему, щебетали, хрипели…

Я уже видел это.

Тысячу лет назад.

Войдя в гнездо, я увидел семью червей, которые сплелись и пели. Я дотронулся до них. Прижался к ним. Здесь было то же самое. Только в увеличенных размерах.

«Альфы» были здесь младшими. Они составляли семью этого гигантского царя червей.

— Боже мой!

Неужели это и есть тот разум, который мы ищем? Нет, не может быть. Какую чудовищную шутку сыграла Вселенная с человеческой расой? Эта раздувшаяся обрюзгшая тварь казалась пародией.

Она произнесла:

— Блуф-ф!

По комнате пронеслось эхо. Девочка захныкала.

— Не бойся, малышка, все в порядке, — сказал я.

И потом совершил самый храбрый поступок в своей жизни: начал отступать. Мы медленно пятились обратно в тоннель.

— Сюда, — показал я подбородком. — Надо просто идти. Не останавливаться. Держи крепче малыша. Ну, пошли домой. Может быть, наверху нас ждут добрые сильные люди. Ты меня слышишь, медальон?

Передатчик молчал.

Дерьмо!

Не переставая, я болтал с детьми. Обезьяне во мне больше нечего делать. Я должен заставить их быть людьми, отвести наверх. Впереди что-то зарокотало. Звук был пурпурный, поэтому я попятился с детьми в боковой ход. Створчатые двери распахнулись, и мы спрятались за ними, в то время как вниз по тоннелю проскользнули два, три, четыре больших хторранина, что-то бормоча на ходу. Не думаю, что это были «альфы», но они вполне могли стать ими.

— Все в порядке? Все готовы? Отлично, тогда в путь. Идти стало труднее. Мальчик на моем плече с каждой секундой становился все тяжелее, но не мог же я бросить его. Сердце стучало, как отбойный молоток. Мы упорно шли наверх.

— Хорошая девочка, потерпи еще немного.

— Сколько нам еще осталось?

— Уже немного, вот увидишь…

Мы посторонились, пропустив уборщика. На его золотистой спине сверкали ромбовидные красные и черные метки. Если бы у меня была возможность остановиться и поближе рассмотреть это создание! Я поправил мальчика на плече, и мы пошли дальше. Вверх, поворот, снова вверх, опять поворот…

Впереди в тоннеле что-то было. Очень злое.

Оно напоминало кроликособаку, только крупнее. Постройнее, поугловатей, мускулистое и бесшерстное. Тварь шипела. Что это, предупреждение? Приказ?

У меня не было никакого оружия.

— Не двигайтесь. — Я опустил мальчика на пол, прислонив его спиной к стене. Притянул к себе девочку и карапуза. — Не шевелитесь. Не делайте ничего. Оставайтесь здесь.

А потом повернулся к шипящей твари. Пришло время сердитой обезьяны. Я скривил губы в злобной гримасе. Выпятил челюсть. Вытянул шею. Присел на корточки. Развел и выставил перед собой руки, скрючив пальцы. Потом присел еще ниже, тяжело топая ногами. Напряг горло. Из глубины вырвался рык — вопль ярости. Я пугал этого маленького ублюдка так свирепо, как только мог.

И мои угрозы сработали.

Тварь вздрогнула, взвизгнула и бросилась назад, оглашая тоннель воплями: «Ки-йи-йи-йи-йип».

Было прохладно, но пот с меня стекал ручьями. Хотелось лишь одного — поскорее выбраться.

Я повернулся к детям.

— Привет, Дейв!

Я не знал, кто такой Дейв, но он в буквальном смысле был ангеломхранителем.

КОДА И ФУГА

Мы выбрались.

Не знаю, как мне это удалось. Я поднял мальчика и снова взвалил на плечо. Он казался мертвым. Может быть, он и впрямь умирал, но все равно ни один человек не должен умирать в одиночестве. Я взял карапуза за руку и снова пошел вперед и вверх. Девочка с ребенком тащилась следом — я строго-настрого приказал ей не отставать, однако она все время не прекращала спрашивать о своей маме.

Я искал крутые подъемы с поворотами. Каждый раз, когда мы подходили к створчатым дверям, развилке или комнате, я искал поблизости подъем. Рано или поздно мы выберемся — ведь где-то должен быть выход.

Все время я разговаривал с детьми:

— Мы идем домой. Там нас ждут рубленые бифштексы с жареной картошкой, лимонад и мороженое. Мы будем смотреть наши любимые передачи по телевизору, а если захотим, пойдем в кино или на пляж. Мы навестим всех своих друзей. И залезем в ванну, полную мыльной пены, игрушечных корабликов и резиновых уток, А потом наденем чистые пижамы и ночные рубашки, ляжем в чистые теплые постели и заснем. И к каждому подойдет фея, поцелует и пожелает спокойной ночи. Мы разыщем своих родителей…

Тут я запнулся. У меня никогда больше не будет мамы. Она отказалась от меня.

Какое все-таки кругом дерьмо!

— … и мы снова станем людьми. Больше никаких обезьян. Никогда в жизни.

Я заговорил с мальчиком, которого нес на плече:

— Послушай, ты… Только не вздумай умереть на моем горбу. Я не собираюсь тащить труп. Я проделал длинный путь, прежде чем нашел тебя. Слышишь? Меня зовут Джим. Джим Маккарти. Я знаю, что ты выкарабкаешься, и мы подружимся. Я знаю, что ты испуган. Ты пережил много страшного, тут испугаться не зазорно. Но теперь пришло время поправиться. Пора приходить в себя, договорились? — Я поправил его тело на плече. — Договорились?

— Договорились, — еле слышно повторил он.

Лишь через несколько шагов я осознал, что он ответил мне и снова замолчал.

Пацан лежал на плече совершенно неподвижно. Может, я действительно пробился к его сознанию? Или он повторял автоматически? Мне хотелось верить, что с ним все будет в порядке, и я верил.

— Отлично, — сказал я. — Так держать! Просто слушай, а когда сможешь говорить, я услышу тебя. Хорошо?

— Хорошо, — пробормотал он снова.

Боже, какой он тяжелый! Как мне хотелось, чтобы он шел сам, но так было быстрее.

И вдруг, внезапно, в глаза ударило розовое солнце, и со всех сторон сбежались любопытные кроликособаки. Не обращая на них внимания, я вышел из купола.

Это оказался не тот купол, куда я вошел. Мы обогнули гнездо, пересекли лужайку и по склону направились к лесу, к расчищенному за ним кругу и замаскированным вертолетам. Мы шли домой. Три кроликособаки упорно преследовали нас.

Путь был таким длинным, что я засомневался, донесу ли мальчишку. Спина разламывалась; мне необходимо было передохнуть, и детям тоже. Может быть, остановиться на несколько минут в лесу, под деревьями?..

— Держись, Джим. Ты прекрасно справляешься. Голос звучал ободряюще, только я совсем выбился из сил.

— Ты выбрался из гнезда. Теперь дорога пойдет под гору.

— Что случилось с вашими экранами? — прохрипел я. — Я поднимаюсь.

— Поверь мне, Джим, ты идешь вниз.

— Ну конечно… — начал я и осекся.

Голос был прав, просто я не заметил. Жалея себя, незаметно перевалил через гребень и шел вниз, к лесу.

— Ориентируйся на деревья, Джим.

Мальчишка, которого я нес на плече, стал легче. Боль отпустила, и на какое-то мгновение показалось, будто я нахожусь на пикнике в лесу.

А потом мы очутились в полумраке, и я чуть не упал, споткнувшись о корень. Осторожно положив мальчика на землю, я взял у серьезной маленькой девчушки младенца и покачал его на руках.

— Садитесь, — сказал я. — Немного отдохнем и продолжим путь.

Дети сели. Три кроликособаки тоже.

— С кем ты разговариваешь? — спросила малышка. — С моей мамой?

— Пока нет. Я говорил с одним хорошим человеком, который ждет нас на опушке. Понятно?

— Понятно, — эхом откликнулся мальчик.

— Привет, Дейв!

— Привет.

Младенец начал пускать пузыри. Я пощекотал ему животик.

— Привет, Макс, — сказал я. — Вырастешь и станешь большим сильным солдатом. Ты будешь защищать меня.

Я влюбился сразу во всех четверых. Голые, грязные, по-видимому, перенесшие сильную душевную травму, все они были людьми и нуждались в любви. Мне хотелось видеть их ухоженными, счастливыми, в безопасности. Они это заслужили. Мы все это заслужили. Но если я не мог рассчитывать на такое, то хотел, чтобы у других была иная судьба.

Три кроликособаки, провожавшие нас, забормотали. Разговаривали? Едва ли. Может быть, у них была такая игра, а может быть, таким способом они согласовывали свои действия. Звуки не имели смысла, он заключался в процессе их бормотания.

Хотя кого это волнует?

Со мной что-то происходило. Еще утром я хотел разговаривать с червями, встретиться с ними на их территории и выяснить, могут ли люди и хторране — не важно, кто они в действительности, — вступить в переговоры.

Вот каким я был утром.

А потом я нашел в гнезде четырех детей.

Теперь я знал: на самом деле мне хотелось совсем не того, чего, казалось, хотелось утром.

Я хотел просто быть человеком.

Что бы это ни означало.

Я хотел выяснить, что такое быть человеком.

И еще я хотел, чтобы мои дети тоже имели такую возможность.

Может быть, мы и смогли бы вести диалог с червями, или кроликособаками, или что там еще подбросит их розово-малиновая экология, но если при этом придется поступиться гуманизмом, то цена чересчур велика.

Вот кем я стал днем.

Хотелось бы знать, что я почувствую к вечеру.

Надеюсь, то же самое.

Проклятье! Мне полагалось бы рассмеяться — я превращался вДьюка.

А потом, неожиданно, чьи-то руки подняли меня и поставили на ноги.

— С тобой все в порядке, Джим?

Я заморгал в замешательстве. Даже не заметил, как они подошли, не слышал ни звука. Четверо, огромных и мускулистых, закамуфлированных с головы до пят.

— Собирайся, надо идти.

— А?

— Ты молодчина. Мы должны спасти детей. Наконец я узнал их: морская пехота, подразделение которой прикрывало нашу экспедицию и держалось в стороне от научного персонала. Уж очень они здоровы!

Каждый взял по ребенку и рысцой побежал в глубь красного леса. Тот, что нес карапуза «Привет, Дейв!», схватил меня за руку.

— Маккарти, что с тобой? Ты можешь двигаться?

— А? Конечно. Просто вы захватили меня врасплох. Я побежал следом, изо всех сил стараясь не отстать. Кроликособаки сначала заверещали, а потом, подпрыгивая и бормоча, запрыгали вслед за нами.

СПУТ-ПФУТ

Мы вышли из леса, перевалили холм и спустились к пустому кругу и замаскированным боевым машинам, ожидающим нас. В круге виднелись обнаженные люди, рядом сидели Кроликособаки; люди играли с ними.

Здесь был даже червь, неподвижно наблюдавший за происходящим.

Очевидно, экспедиционный состав пытался самостоятельно завязать знакомство. Люди обернулись, глядя, как мы спускаемся по склону. Несколько кроликособак запрыгали к нам, несколько человек тоже бросились навстречу. Я узнал Джерри Ларсона, Роя Барнса и еще двоих из группы наблюдения. И Флетчер. Все были раздеты до нижнего белья и даже больше.

Нам осталось еще чуть-чуть…

Флетчер встретила меня на середине склона. Она была совершенно голой. Я машинально отметил, какие у нее потрясающие груди.

— Спокойно, Джим. Ты — снова обезьяна. — Она силой остановила меня. — Все в полном порядке. Ты поступил правильно. Теперь присоединяйся к нам.

Я не сводил глаз с моих ребятишек. Четверо десантников сбежали с ними с холма и завернули за купола, к проходу, прикрытому маскировочной сеткой.

— Все в порядке, Джим. Дети были важнее. Мы все рады за тебя. План никуда не годился.

— Как и я, — вырвалось у меня.

— Нет, Джим. Операция еще не закончена! — Она повернула меня к себе. — Ты нужен нам.

Я отрицательно замотал головой.

— Без толку. Я больше не подчиняюсь приказам. После гнезда я не уверен, что захочу говорить с червями.