ЛИЗАРД

Завершающее собрание членов экспедиции началось в 18.00.

Полковник Тирелли, доктор Флетчер, доктор Ларсон, еще три научных сотрудника, которых я не знал, две женщины из съемочной группы, пять наблюдателей, три эксперта, непосредственно участвующие в операции, шесть пилотов, два программиста, два оператора «пауков» и команда огневой поддержки. Целая толпа!

Дел было немного — даже доктор Флетчер согласилась с этим. Мы познакомились с прогнозом погоды, сузили круг мест возможной высадки — окончательный выбор сделаем завтра утром, — а потом всем предложили задавать вопросы. Вопросов тоже было мало.

После этого полковник Тирелли спросила, не раздумал ли кто-нибудь участвовать в операции. Все строго добровольно, и, если кто-то желает выйти из игры, он должен сделать это либо прямо сейчас, либо конфиденциально обратиться к Тирелли после совещания.

— У вас есть время, — она взглянула на часы, — до 21.00. Заверяю вас, что люди в запасе есть, поэтому не считайте себя обязанными участвовать в операции. Будет опасно. Хорошенько все взвесьте. Если я ничего не услышу до девяти часов, значит, вы решили окончательно и бесповоротно. Всем понятно?

Все закивали.

— Ну, тогда, похоже, все. Хотите что-нибудь добавить? Никто не хотел.

— Отлично. Спасибо и спокойной ночи! Плотно пообедайте, пораньше ложитесь и хорошенько выспитесь!

Большинство направились к выходу, а я подошел к председательскому столу. Полковник Тирелли о чем-то тихо беседовала с двумя пилотами. Как воспитанный человек, я отошел в сторонку и подождал. Закончив, Лиз подняла голову и увидела меня.

— Что у вас, Маккарти?

— Могу я поговорить с вами конфиденциально? Ее глаза затуманились.

— Вы решили отказаться?

— Нет! Просто мне…

— Если это не касается завтрашней операции…

— Это касается того, что может повлиять на завтрашнюю операцию.

Я изо всех сил старался придать тону многозначительность.

— Гм. Подождите минутку. — Она передала блокнот одному из адъютантов и провела меня в пустой кабинет. Закрыв дверь, она оперлась о стол, сохранив между нами довольно большую дистанцию.

— Ну, что у вас? — спросила она с вежливым, но чертовски холодным выражением лица.

Я почувствовал, что краснею.

— Мне… Я по личному делу, но для меня оно действительно важно. Что происходит?

Она удивленно заморгала, не сообразив, о чем я говорю.

— Я вас не понимаю.

— Мы назначили встречу, помните? Вы, я и самый большой омар Западного побережья. Я про разговор там, в вертушке… И теперь я не знаю, говорили вы серьезно или… у вас случайно вырвалось?

Лиз заметила чернильное пятнышко на руке и стерла его большим пальцем. Не глядя на меня, она процедила:

— Что я люблю, так это конкретные вопросы. — Она сунула руки в карманы и посмотрела на меня. — Послушайте, Маккарти, все, что я сказала в вертушке, — правда. Вы очень милы и, вероятно, хороши в постели. К тому же вы лейтенант, а у лейтенантов, насколько мне известно, постоянная эрекция. Иногда это удобно, но в основном — нет. Ваша беда в том, что вы думаете не тем органом. Пожалуйста, не надо. Он создан для другого.

Мне захотелось спросить: «Кто вы на самом деле и что вы сделали с Лизард Тирелли?» Но вместо этого я просто сказал:

— Означает ли это, что?..

— Означает. — Она взглянула на часы. — Разве у вас не назначено еще одно совещание сегодня вечером?

— Да, запланированы какие-то консультации…

— Ну, так и отправляйтесь.

Ее лицо было совершенно бесстрастным.

Растерявшись, я все-таки сумел сообразить, что дальнейший разговор — лишь пустая трата времени. Покачав головой, я прошел мимо нее и обернулся на пороге.

— Ничего не понимаю. И уж точно это не прибавит мне завтра уверенности.

— Простите меня, Маккарти, но все получилось так, как должно было быть.

— Да, конечно. — Я закрыл дверь.

Одно слово — полковники! Никогда их не понимал. Флетчер я нашел в конференц-зале.

— Послушайте, что касается этих консультаций… Она покачала головой:

— Я не ваш консультант, Джеймс, и ничего общего с этими консультациями не имею.

— Я хочу сбежать с них. Нет настроения… Лицо Флетчер напряглось.

— Вы пойдете на них, и прямо сейчас! — Она повернулась к своему ассистенту. — Джерри, проводи лейтенанта Маккарти вниз и проследи, чтобы он попал куда следует.

Я помнил Джерри Ларсона еще по Денверу. Сейчас он немного похудел и подстригся, приобретя более интеллигентный вид.

Мы спустились на три лестничных марша (пешком было быстрее), миновали вольеры (четыре червя), прошли через отдел несистематизированных образцов и попали в оранжерею. Воздух в ней был приторно-сладким. За толстым стеклом росли рядами пурпурные и красные растения.

— Видели такое создание? — Ларсон показал на бесформенный черный куст, в рост человека, с рваными волосатыми листьями, напоминающий кучу грязного белья. — Он может передвигаться, правда очень медленно. Мы называем его волочащимся кустом. Питается падалью. Не думаю, что он опасен, но на всякий случай мы его изолировали.

— А это что?

Я указал на противоположную сторону. На полках над столом стояли яркожелтые и красные цветы.

— О! — воскликнул Ларсон. — Их мы назвали цветочной мандалой. Вам надо взглянуть поближе. Видите эти соцветия? Каждое состоит из сотен, а может, тысяч миниатюрных цветков.

— Они великолепны!

Даже сквозь стекло растения производили потрясающее впечатление. Соцветия в основном были розовыми, алыми и пурпурными, но среди них встречались мелкие желтые, оранжевые и белые пятнышки.

— Вот здесь лучше видно. — Ларсон показал на небольшую ветку, прижатую к стеклу.

Мельчайшие лепестки образовывали маленькие цветки неповторимо яркого цвета. Те, что побледнее, располагались в центре, более сочные — ближе к краям.

Мелкие соцветия, увеличиваясь в размерах, собирались вокруг центрального, самого крупного.

— Теперь понятно, почему вы его так назвали, — сказал я с улыбкой.

Цветы были прекрасны. Соцветия, состоящие, в свою очередь, из других соцветий, складывались в удивительную по красоте мандалу. Можно было даже проследить узор.

— Какого размера они достигают? Ларсон пожал плечами.

— Не знаю. У нас нет места, чтобы дать им возможность разрастись. Одно скажу: пчел они положительно сводят с ума.

— В этом их главная опасность?

— Пока неизвестно. Мы продолжаем наблюдать. Правда, они великолепны?

— Безусловно.

— Вам надо их понюхать. Их запах напоминает сразу обо всех хороших вещах на свете: жимолости, свежем хлебе, новеньком автомобиле — и для каждого они пахнут по-своему.

Вслед за Ларсоном я прошел через два тамбура с двойными дверями из ботанического отдела в зоологический. Мы попали в просторный ангар, забитый клетками и террариумами. В воздухе стояли специфические запахи, но ни один из них я не узнал.

— Мы обнаружили довольно интересную особенность мипов, — сказал Ларсон.

— Мипы — это напоминающие ласок существа красно-коричневого цвета?

— Нет, вы путаете их с зародышами червей. Мипы — розовые меховые комочки, похожие на мышей. Вот, смотрите: там зародыши червей.

Я заглянул в большое стеклянное окно. Зародыши червей походили на маленьких безобидных хторран размером с крота, только не имели глаз, рук и были одеты в великолепные шубки из оранжевого пуха. В террариуме находились четыре особи.

— Они закапываются, — пояснил Ларсон. — Питаются мелкими грызунами: крысами, мышами, бурундуками, кроликами и мипами. Сюда, пожалуйста. Вот и мипы.

Он показал на ряд клеток.

— Да, правильно. Мы видели несколько мипов на обтекателе вертушки. Довольно симпатичные. Что вам известно? Держу пари, что они плодятся как сумасшедшие, верно?

Ларсон пожал плечами.

— Пока не знаем. Я хотел показать вам вот что. Мы поместили трех в клетку с крольчихой и ее крольчатами. Мамаша тут же отказалась от своих детенышей и стала выкармливать мипов.

— Шутите!

— Какие тут шутки! То же самое повторилось с дюжиной других крольчих. Если крольчата были совсем маленькими, мипы пожирали их, но предпочитали просто сосать мать-крольчиху.

Я подавил приступ тошноты.

— Лучше бы вы этого не говорили.

— О, самое плохое вы еще не слышали. Эти мипы высасывали крольчиху до смерти. Похоже, она не возражала, — добавил он мрачно, — и умирала счастливой.

Из зверинца мы попали на склад и пошли мимо бесконечных мешков с разнообразными кормами для животных. Воздух здесь был чище.

Я остановился.

— Послушайте, я хочу извиниться, что поломал ваш план. Наверное, я был чересчур резок…

— Хотите выслушать мои соображения насчет кроли-кособак? — спросил Ларсон, глядя мне в глаза. — Я считаю их мипами для людей. Они настолько очаровательны, что не умилиться невозможно. Когда их впервые покажут по телевизору, все дружно скажут: «Ах!» — особенно женщины — и сразу захотят иметь такого крольчонка дома. Держу пари, что любая женщина забудет собственного младенца, нянча кроликособаку. Завтра вы сами убедитесь, как ласковы эти зверьки…

Я поспешил перебить:

— Спасибо. Дальше я найду дорогу сам.

— Идите вон туда, — показал Ларсон. — За стальными дверями вы увидите на полу красную полосу, ведущую в секретный отдел.

— Секретный?

— Да, изолированный блок, подвешенный на пружинах для защиты от землетрясений и полной автономности. Оттуда мы контролируем операции; там же хранятся все архивы. Проникнуть туда труднее, чем в пещеру Али-Бабы. Помещение оснащено независимой системой вентиляции и энергоснабжения, имеет полугодовой запас провольствия. Стены защищены шумовым экраном и непроницаемы для любых волн электромагнитного спектра, включая лазеры, мазеры, ксазеры, всех видов радиации и так далее. Ни внутрь, ни наружу никто не попадет без специального разрешения. Кстати, вам придется пройти обеззараживание.

Я взглянул на Ларсона.

— По-моему, для обычных консультаций это чересчур. Джерри пожал плечами.

— Для уединения вы не найдете лучшего места во всем мире, — сказал он и отправился обратно.

Я последовал инструкциям Ларсона. Миновал стальную дверь с контрольными сканерами, камеру обеззараживания, контрольный коридор, тройной воздухонепроницаемый тамбур, второй контрольный коридор и, наконец, просвечивающий турникет.

Робот за конторкой указал мне на жилой отсек.

— Комната номер четырнадцать, пожалуйста. Я вежливо постучался.

— — Входите, открыто, — отозвался женский голос.

Я толкнул дверь. Первое, что меня поразило, — запах сирени.

А потом из кухни, смущенно улыбаясь, вышла полковник Тирелли в переднике.

— Проходи, Джим.

ВДОХНОВЕНИЕ

— Я думаю, мне надо объясниться и попросить прощения, — начала она.

— Я тоже так думаю, — буркнул я, по-прежнему стоя на пороге.

— Ну, входи же, Джим, и закрой дверь.

Я не сдвинулся с места, тогда Лиз обошла меня, сама захлопнула дверь, потом взяла меня за руку и повела в комнату.

— Ох уж эти лейтенанты, — пробормотала она и показала на диван. — Садись и выслушай меня. — Лиз придвинула стул и села напротив. — Хочешь чего-нибудь выпить?

Я покачал головой. Комната была обставлена шикарно. Ничто не говорило о том, что находится она на тридцатиметровой глубине.

Лиз мягко произнесла:

— Знаю, что вела себя отвратительно. Поверь, я ужасно переживаю, но была веская причина.

— Да? И какая же? — поинтересовался я.

— Дело в том… Нет, я не могу сказать. Могу только извиниться. — Она выжидающе посмотрела на меня. — Джим?

Дурацкая ситуация.

— Не знаю. У меня в голове все перепуталось.

Я потер лицо ладонями, потом снова взглянул на Лиз. Нужные слова куда-то испарились.

— Я… просто… Ты сумасшедшая, понимаешь? Она вздохнула и покорно кивнула.

— Может быть. Но только так я могла сдержать его.

— Что сдержать?

Она горестно посмотрела на меня.

— Мое обещание. Тебе.

— Твое обещание?.. — Я шагнул и поднял ее со стула. — Черт побери, что здесь происходит?

Она сжалась в моих руках, но на лице не было злости — один испуг. Неужели она испугалась меня? Неожиданно Лиз воскликнула:

— За мной следили! За тобой тоже! Армейские службы. Это единственное место, где нам гарантировано уединение.

Я в изумлении отпустил ее. Запах духов остался со мной.

— Следили? Почему?

Она беспомощно развела руками:

— А почему нет?

— Значит, небольшой спектакль наверху был предназначен не для меня? Так?

— Мне очень жаль…

— Ах, все-таки для меня?.. — Я почувствовал, как во мне закипает ярость. — Ничего не понимаю. За мной следили и раньше. Каждый на этой проклятой базе знает, как меня напоил Тед. Все давно сплетничают о нас с тобой. И какая разница, если кто-то увидит нас, или увидит запись, или какие-нибудь улики?

— Ты не понимаешь. Для меня есть разница! — отрезала Лиз.

— Почему же ты мне не сказала?

— Не могла.

— Почему? Неужели я такой кретин или бесчувственное бревно, что общаться со мной можно, только держа меня в неведении?

— Знаешь, действительно трудно быть твоим другом, — парировала Лиз. — Порой ты невозможный зануда.

— А ты самодовольная, толстозадая, непробиваемая, уродливая, рыжая Медуза Горгона, не способная удержать в руках даже пластиковый миксер! И ты желаешь лечь со мной в постель?

— У меня задница не толстая, а желание было обоюдное.

— Вот именно «было»! — завопил я.

— Ладно, тогда… — Неожиданно она взволновалась до слез. Лизард плачет? — Может, ты все-таки согласишься, Джим? Ну, пожалуйста.

— Ага, чтобы поутру проснуться и обнаружить, что ты снова превратилась в мегеру? К черту! Мне и так больно.

— Джим. — Она сжала мои руки. Ее глаза были бездонными. — Я ужасно виновата и страшно жалею, что причинила тебе боль. Ты такой чувствительный. Прошу, поверь, если бы у меня существовала какая-нибудь иная возможность… Но только так я могла устроить нашу встречу.

— Хотелось бы верить, — сказал я. — Правда, хотелось… — Я держал ее руки, они были теплые. — Но я… я просто не знаю.

— Мне хотелось провести эту ночь с тобой, — прошептала Лиз. — Ради этого я пошла на все…

— Я тоже хочу быть с тобой. — У меня сжало горло. — Мне просто нужно услышать, что ты этого хочешь.

— Хочу. — Ее голос был очень нежным. — Поверь мне, я правда хочу.

Она не лгала. Как я желал ее… Я наклонился и коснулся губами ее губ. Очень сладких. Прошла не одна вечность, когда мы, отодвинувшись, посмотрели друг на друга — легко и смущенно.

— Значит, ты останешься на обед?

— Гм… может быть. Смотря что подадут.

— Солдатский паек и консервированную воду.

— Вы обещали омара.

— Послушайте, вы же знаете, как трудно было заказать этот номер…

— Прошу прощения, но либо омар, либо ничего.

— Ну… ладно.

Она повела меня в столовую.

Омар на столе был такой, что в живом виде мог бы до смерти напугать собак, кошек и маленьких детей. Рядом стояло ведерко с охлаждающейся бутылкой.

~ А вы, оказывается, довольно самоуверенны.

Она пожала плечами.

— Еще не наступил тот день, когда я не смогу уговорить лейтенанта…

Я высвободил свою руку.

— Кончай! Давай договоримся: сегодня ни слова о делах!

Полковник армии Соединенных Штатов Лизард Ти-релли из Агентства Специальных Сил согласно кивнула. Она распустила длинные рыжие волосы, и они рассыпались по плечам.

— Приступим, — предложила она.

Обед прошел как в сказочном сне. Лиз была прекрасна. Я не сводил с нее глаз. Мы обменивались смущенными улыбками и нарочно беседовали на посторонние темы.

— Я должен кое в чем признаться, — решился я.

— В чем?

— Я… ревновал тебя. Я думал, что ты и Дэнни Андерсон были… ну, понимаешь… любовниками.

— Неужели? — Лиз рассмеялась. — Глупости: ведь Дэнни голубой.

— Ты не шутишь? Может, поэтому Дьюк?.. Я прикусил язык.

— Вполне возможно.

— Черт возьми!

Я недоверчиво покачал головой. Дэнни?..

— Я тоже хочу признаться.

— В чем?

— Я тоже ревновала тебя к Флетчер. Вы проводили столько времени вместе.

— Нет! — Да.

— Но она… — Я пожал плечами. — Я никогда не думал о ней как о партнерше.

— Я рада.

Потом мы перешли в спальню, и я снова начал нервничать, сам не знаю почему.

В ожидании Лиз меня одолевали мысли новобрачного. Прикрутив свет и музыку, я вернулся к постели, быстро разделся и, скользнув между простынями, стал ждать.

После всего, что было…

Она вышла из ванной в ночной рубашке, над которой пара тутовых шелкопрядов трудилась едва ли больше одного дня, да и то с перекурами. Она легла рядом, а я раздумывал, можно ли до нее дотронуться. Я так ждал этого момента!

Я взглянул на Лиз. Она выжидательно посмотрела в ответ.

— Может, проявишь инициативу? — поинтересовалась она. — Или начинать мне?

— Э… — только и выдавил я. Все оказалось не так просто. — Ты такая красивая…

Она погладила меня по щеке.

— Больше не надо делать мне комплименты, Джим. Это у нас позади, — мягко сказала она. — Теперь — время любви.

Я пробормотал:

— Мне… Я знаю, что это звучит глупо, но ты слишком красивая. Я даже не знаю, смогу ли заниматься любовью с такой красавицей.

Лиз готова была расхохотаться, но из жалости быстро справилась с собой.

— Открою тебе один секрет, — сказала она. — Я самая обыкновенная. В ванной я посмотрелась в зеркало и сказала: «Фу, какая уродина». Правда. А потом я подумала: «Джим заслуживает лучшего. Значит, надо притвориться для него прекрасной». И видишь — ты поверил.

— Ты слегка перестаралась, — заметил я. — Стыдно признаться, но я страшно боюсь.

— Обманываешь, — обиделась Лиз.

— Мне двадцать четыре года. Невинность я потерял в девятнадцать. С тех пор у меня было три девушки, нет, четыре, считая Теда. Вот и весь опыт. У меня никогда не было такой пронзительно прекрасной женщины, как ты. И еще, — добавил я, — никогда и никого я не хотел так сильно, как тебя.

Она задумчиво посмотрела на меня.

— Ты боишься, да?

— Боюсь… разочаровать тебя…

— Спасибо за честный ответ.

Лиз положила руку мне на грудь. Это было как ожог, как удар током. Какоето время я не чувствовал ничего, кроме ее руки, нежных пальцев, ногтей. Спустя мгновение она мягко произнесла:

— Послушай, любимый, это ведь не кинопроба. Никто не собирается оценивать твои таланты. Позволь мне на пару секунд стать твоей мамочкой и поведать кое о чем: необходимо вдохновение. У тебя оно есть?

— С избытком, — ответил я. — Боюсь, как бы от него не полопались сосуды.

— Хорошо. — Лиз легла на бок. — Это неверный путь, Джим — так ты можешь только все испортить. Но даже если так случится, я заранее прощаю тебе все.

Я положил руку ей на грудь. Она была теплой, а моя ладонь — ледяной. Я боялся пошевелиться.

— Я… э-э… так не могу. У меня такое чувство, словно я должен попросить разрешения.

Она не рассмеялась; взяла мою руку и стала целовать пальцы, потом вздохнула и прошептала:

— Любимый, расслабься. Забудь о сексе как о работе, которую ты должен сделать для другого человека, и начни думать о том, что ты должен разделить с другим человеком.

— Я бы хотел этого, — признался я, — но у меня никогда не получалось.

Лиз не осуждала меня, а просто слушала, сжав мою руку.

— Послушай меня, дурачок. — В ее устах это звучало ласково. — Я расскажу все, что тебе нужно знать о сексе.

— Кажется, у нас очень мало времени, — возразил я.

— Не беспокойся. Это займет одну минуту.

Она приподнялась на локте и прижала руку к моим губам. Ее пальцы были само совершенство. Я поцеловал их.

— Единственное, чем ты действительно владеешь в этом мире, — твое тело, — начала она. — Им ты можешь поделиться.

— Мне это никогда не приходило в голову, — сказал я.

— Тише, малыш, я не договорила. Ты ведь не ляжешь в постель с человеком, тело которого тебе не нравится?

Я кивнул.

— С другой стороны, и с тобой никто не ляжет в постель, если твое тело ему безразлично. Секс осязаем. Если тебе нравится тело, мой дорогой, он есть, не нравится-и секса нет.

— Да, мне нравится твое тело, — прошептал я и осторожно коснулся ее руки.

— А мне — твое, — улыбнулась она в ответ.

— Не может быть.

— Какой же ты балбес. Милый, но все же балбес. Не следует думать о себе плохо. Разве ты не понимаешь, что это обижает того, кто собирается с тобой переспать? Значит, ты презираешь его вкус и относишься к нему потребительски. Понимаешь? Ты не получишь полного удовольствия от секса с кем бы то ни было до тех пор, пока не почувствуешь собственную красоту.

— Мою красоту?… — просипел я и откашлялся. — Я… всегда считал, что каждый человек должен быть… честным.

Лиз фыркнула.

— Честность — крайняя степень высокомерия и самомнения. Она помогает замкнуться в себе, а это разъединяет людей. Если ты прекрасен — а ты прекрасен, — поделись своей красотой. Разве люди вокруг тебя не прекрасны?

— Конечно. Но только я не прекрасен, как ты выразилась.

Она села и посмотрела на меня в упор.

— Кто сказал такую гадость? — Что?

— Я спрашиваю, кто сказал такую гадость? Поверь мне, ты просто потрясающий.

— Нет.

— Да.

— Мне неловко это слушать, — признался я. — Может, нам лучше заняться тем, для чего мы сюда пришли?..

— Нет, не лучше. До тех пор, пока ты не согласишься со мной. Я считаю тебя прекрасным.

Я отвел глаза. Лиз взяла меня за подбородок и повернула к себе:

— Значит, тебе можно считать меня красивой, а мне нельзя считать тебя потрясающим?

— Ноя не такой…

— Я. Тебе. Говорю. Ты, Потрясающий. — Ее тон делал дальнейший спор невозможным.

— Я слышу, — только и мог произнести я.

— Да ну? Правда слышишь? Соглашайся с этим, глупенький. Я не сплю с замухрышками. Я выбрала тебя. Ты никогда не задумывался: почему?

— Вероятно, у тебя плохо со зрением, — пошутил я. Она ударила меня по лицу. Довольно сильно.

Когда я проморгался, то обнаружил, что Лиз лежит на мне и смотрит сверху вниз.

— А теперь послушай очень внимательно, — сказала она. — Никогда больше не поступай так!

— Как так?

— Не оскорбляй мой вкус. Я умею выбирать любовников. Ты настолько увлекся самоуничижением, что даже не заметил, как я унижаюсь перед тобой. Ну, согласен или нет?

Ее глаза были так близко, что казались бездной, в которую хотелось прыгнуть.

Я решил было сказать еше кое-что, но растерялся. Хотел попросить ее о помощи, но не думал, что она сможет помочь. Ее пальцы вцепились в мои плечи, ноги обвились вокруг моих ног. Я испытывал невероятное желание — и боялся.

Должно быть, Лиз поняла это по моим глазам.

— Что-нибудь не так, да?

— Я тебя недостоин, — сказал я.

— Конечно нет, — согласилась она. — Я отдаюсь не за деньги. — Она вдруг замолчала и внимательно посмотрела на меня. — Да ты не умеешь наслаждаться сексом, верно?

Я промолчал. Лиз права. Мне доводилось видеть, как смеются и играют другие пары, и я всегда удивлялся, как им это удается. Я же… словно прокаженный какой-то.

— Ладно, сдаюсь, — вздохнула Лиз. — Делай, как привык.

Неожиданно она перекатилась через меня и соскочила с кровати.

— Куда ты?

— Я сейчас.

Она вернулась с флагом — пятьдесят две звезды, тринадцать полос. Я вспомнил, что рядом находится небольшой конференц-зал.

Лиз забралась обратно в постель и начала устраиваться с преувеличенной тщательностью.

— Я предлагаю следующее, — заявила она с серьезной миной. — Я закрою лицо флагом, — она надела его на голову как платок, — а ты сделаешь это ради любви к своей стране.

— Что?

Она не отвечала. Я стянул флаг с ее лица. Лиз улыбалась мне.

— Я не знаю, что еще придумать, — сказала она и снова натянула флаг.

— Ты спятила!

— Ну и что? — Ее голос доносился из-под звезд и полос. — Разве ты не патриот? — Она сжала свои груди. — Представь себе, что это оплоты свободы!

— Лиз!

Она потрясла грудями.

— Это не смешно, — сказал я. Флаг мелко задрожал.

— Тогда почему я хохочу? — поинтересовалась она сдавленным от смеха голосом.

Я сдернул флаг. Лиз снова натянула его.

Тогда я толкнул ее в бок. Она взвизгнула и закрыла живот руками. Я потянул флаг, она вцепилась в него. Я толкнул ее еще раз и еще.

— Эй! Ты хотела патриотизма? Сейчас получишь Перл-Харбор! — Я сопровождал каждый толчок звуком взрыва. Лиз взвизгивала, но хохотать не переставала. Она прижала коленки к груди. Я завопил: — Банзай! — и шлепнул ее по заду.

— Ты, кажется, начинаешь понимать… — начала она.

— Ага!

Я сбросил флаг. Лиз легла на бок, свернувшись калачиком, но слишком ослабела от смеха, чтобы сопротивляться. Я перекатил ее на спину.

— Оплоты свободы, говоришь? Скорее, двухпартийная система. Сначала я вступлю в эту партию…

— Джим! — удивленно воскликнула Лиз.

— А теперь перейду в другую. А это еще что такое? Раскол в телесной политике? — Я устроился между ее грудями и зафыркал. Лиз хохотала как сумасшедшая. Она подтянула ноги, чтобы сбросить меня, но я уперся грудью в ее колени и хохотал тоже. — А что это там внизу? Роковая щель?

Ее глаза встретились с моими. В этот момент я все понял. И улыбнулся, чувствуя, что излучаю радость. Мой смех отражался в ее глазах.

Я не мог отдышаться, Лиз тоже. Мы хихикали, и посреди веселья ее колени раздвинулись, и я проник в нее. Она крепко обхватила меня руками и ногами. Мы подарили себя друг другу и были счастливы.

Лиз оказалась права — я был прекрасен.

ФЛАЖОК

Спутник армейской разведки передал утренние фотоснимки: три главные цели и семь запасных. Я предложил ориентироваться на ближайшую к месту нашей катастрофы. Полковник Тирелли и доктор Флетчер согласились со мной.

За полчаса до вылета мы еще раз подтвердили наш выбор и наконец тронулись в путь. Три вертушки зарокотали, как огромные злобные насекомые, и свернули на север, пересекая залив. Глядя в иллюминатор, я узнал проносившийся под нами ландшафт.

В вертолете доктор Флетчер обсуждала с Джерри Лар-соном порядок размещения датчиков и пробоотборников. Команда спала. Это была неплохая идея — ведь мы поднялись еще до рассвета. Я устроился поудобнее…

Разбудил меня зуммер: вертолет снижался.

— Прилетели, — сообщила Лиз.

Я потянулся и выглянул в окно. Мы садились на широкий луг, поросший высокой голубовато — зеленой травой. От ветра по ней пробегали волны. Я посмотрел назад. Ведомые машины, сохраняя строй, снижались следом за нами.

Три корабля приземлились на мягкую траву в середине луга. Местность просматривалась со всех сторон по меньшей мере на километр. Значит, незамеченным никто не подкрадется.

— Все в порядке, — командным тоном сообщила Ли-зард. — Всем оставаться на местах, пока разведывательная команда не убедится, что территория безопасна.

Я приник к иллюминатору. Разведчики, вооруженные огнеметами, распылителями ядохимикатов и гранатометами, веером разворачивались по лугу. Я им завидовал: уж они-то знали, что делали.

Как только разведка объявила на территории желтую степень безопасности, в дело вступила команда ученых. В ее задачи входило размещение на грунте приборов и датчиков. В траве сновало несколько маленьких роботов, включая «паука» и двух скороходов.

По приказу я должен был оставаться на борту, пока снаружи не объявят зеленую степень. Пройдя в нос машины, я сел в кресло второго пилота. Впереди скороходы начали расчищать широкий круг. Место встречи. Приветствие для кроликособак. Приглашение.

Захотелось пива. Я открыл кока-колу.

Внезапно вокруг потемнело — вертушку накрыли маскировочным куполом. Сейчас его надуют и обольют пенобетоном. Весь процесс должен занять меньше часа. Гипотетически вертушки могли стать раздражающим фактором для кроликособак и червей, поэтому их прятали. Если понадобится срочно удирать, маскировку можно взорвать в считанные секунды.

Кто-то включил свет. Я оглянулся. Ко мне шла пол-ковник Тирелли. Она опустилась в кресло рядом со мной.

Мы были в вертушке одни. Я отвернулся и стал смотреть в боковое окно. Уверен, что она заметила мое притворство, но ничем не выдала себя: щелкала тумблерами на приборной доске и выглядела очень деловито. Я ждал, когда она скажет что-нибудь.

Но Лиз или не хотела разговаривать, или не знала, как начать. Молчание затянулось.

Может быть, она ждет чего-то от меня? Я повернулся к ней…

И на отвороте ее рубашки увидел крошечный американский флажок. Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Пришлось даже прикусить губу.

Лиз с любопытством посмотрела на меня:

— Что с вами, лейтенант?

— Все в порядке, — отрапортовал я. — Я чувствую себя великолепно!

ПОЛЯНА