Ангус Парментер запустил беговую дорожку и почувствовал, как резиновая лента слегка дернулась у него под ногами. Он ускорил шаг до бодрых одиннадцати километров в час. Пульс его тоже участился — это было видно на небольшом цифровом мониторе, прикрепленном к поручню тренажера. 112, 116, 120. Надо заставить сердце вкалывать и кровь струиться в жилах! «Встряхнись! Вдох-выдох, вдох-выдох. Пусть мышцы поработают».
      На экране, который висел прямо перед глазами, чтобы разнообразить тренировку, плыли булыжные улочки греческой деревни. Однако взгляд Ангуса был прикован к цифровому монитору. Он следил, как пульс подползает к 130. Наконец нужная частота сердечных сокращений достигнута. Он постарается удержать ее в течение следующих двадцати минут, даст себе хорошую нагрузку, чтобы улучшить кислородный обмен. Затем поостынет, позволив своему пульсу постепенно упасть до сотни, затем до восьмидесяти, затем и до его обычной частоты покоя в 68 ударов. После этого настанет время «Наутилуса» — тренажера для верхней половины тела, а потом — водные процедуры. К тому времени пора будет идти на обед — обезжиренная, богатая протеинами и грубой клетчаткой пища подается в местной столовой. Вместе с едой он примет и несколько обычных пилюль: витамин Е, витамин С, цинк, селен. Арсенал чудесных средств, удерживающих годы в узде.
      Пока все это, похоже, действует. В свои восемьдесят два Ангус Парментер чувствовал себя хорошо как никогда. И с наслаждением вкушал плоды своих трудов. Он без устали вкалывал, чтобы нажить свое состояние, — гораздо больше, чем любой из этих хлюпиков. У него были деньги, и он намеревался жить, пока они не кончатся — все до последнего цента. Пусть следующее поколение само для себя зарабатывает. Настало его время пожить в свое удовольствие.
      После обеда он сыграет в гольф с Филом Дорром и Джимом Бигелоу, его друзьями-соперниками. Затем у него есть возможность прокатиться на принадлежащем Казаркину Холму микроавтобусе в город — сегодня вечером они собирались на «Кошек» в театральный центр «Вонг». Наверное, он слиняет. Пусть дамочки тащатся от выводящих рулады кисок, это не для него; как-то раз он уже видел это шоу на Бродвее, и этого больше чем достаточно.
      Он услышал, как рядом затарахтел велотренажер, и обернулся. Джим Бигелоу яростно крутил педали. Ангус кивнул:
      — Привет, Джим.
      — Здорово, Ангус.
      Некоторое время они потели рядом, сосредоточенные на тренировке, а потому молчаливые. На экране виды греческих улочек сменились грязной дорогой в тропическом лесу. Сердечный ритм Ангуса непоколебимо держался на 130 ударах в минуту.
      — Ты что-нибудь уже знаешь? — спросил Бигелоу, перекрикивая стрекот велосипеда. — Насчет Гарри?
      — Нет.
      — Я видел их… полицию… они обыскивали пруд. — Бигелоу задыхался, ему было тяжело крутить педали и говорить одновременно.
      Его трудности, думал Ангус. Бигелоу никогда не отказывал себе в десерте, а в спортзал наведывался не чаще раза в неделю. Он терпеть не мог зарядку, ненавидел здоровую пищу. В семьдесят шесть Бигелоу и выглядел на свой возраст.
      — Я слышал… за завтраком… его еще не нашли… — Бигелоу подался вперед, его лицо раскраснелось от натуги.
      — Это и я слышал, — отозвался Ангус.
      — Странно. Непохоже на Гарри.
      — Да уж.
      — Правда, он уже неделю… вел себя как-то не так. Не заметил?
      — Ты о чем?
      — Рубашку наизнанку надел. Носки непарные. Раньше за ним такого не водилось.
      Ангус не отрывал взгляд от экрана. Тропические заросли расступались перед ним. По ветке дерева над головой скользил боа-констриктор.
      — А его руки… обратил внимание? — пропыхтел Бигелоу.
      — Что с ними?
      — Они дрожали. Всю прошлую неделю.
      Ангус промолчал. Вцепившись в рукоятки, он сосредоточился на тренировке. «Раз-два, раз-два, качай икры, пусть будут крепкими и молодыми».
      — Чертовски странная вещь, — сказал Бигелоу. — Этот случай с Гарри. А тебе не кажется…
      — Мне ничего не кажется, Джим. Будем просто надеяться, что он вернется.
      — Да.
      Бигелоу перестал крутить педали. Он сидел, восстанавливая дыхание, и смотрел на экран, где тропический ливень молотил по зарослям папоротника.
      — Только вот в чем закавыка, — тихо сказал он. — Не верится мне, что с ним будет все в порядке, когда он объявится. Прошло уже два дня.
      Ангус резко выключил дорожку. Никакой передышки! Он сразу же пойдет на другой тренажер. Перекинув через плечо полотенце, он направился на другой конец зала к «Наутилусу». К его досаде, Бигелоу оставил велосипед и последовал за ним.
      Не обращая внимания на Бигелоу, Ангус присел на скамью и начал тренировать мышцы спины.
      — Ангус! — окликнул его Бигелоу. — Тебя это не беспокоит?
      — Мы все равно ничего не можем поделать, Джим. Полиция ищет.
      — Нет, я имею в виду, тебе это не напоминает… — Бигелоу понизил голос. — То, что случилось со Стеном Маки?
      Ангус замер, вцепившись в рукоятки «Наутилуса».
      — Это было несколько месяцев назад.
      — Да, и было то же самое. Помнишь, как он появился с расстегнутой ширинкой. А потом забыл, как звать Фила. Трудно забыть имя лучшего друга.
      — В случае с Филом — нетрудно.
      — Удивительно, что ты так легкомысленно к этому относишься. Сначала мы потеряли Стена. А теперь Гарри. Что если… — Бигелоу умолк и оглядел спортзал, словно боялся, что кто-то может их подслушать. — А если вообще что-то идет не так? Что если мы все вот-вот заболеем?
      — Стен покончил самоубийством.
      — Так нам сказали. Но люди просто так не прыгают из окон.
      — Ты так хорошо знал Стена и уверен, что у него не было причин?
      Бигелоу потупился:
      — Нет…
      — Ну вот.
      Ангус возобновил упражнение. «Потянуть, отпустить. Потянуть, отпустить. Сохранить молодость мышцам…»
      Бигелоу вздохнул.
      — У меня все-таки это не идет из головы. Не знаю, что и думать. Может, это какой-то… Не знаю. Рука Провидения. Может, мы это заслужили.
      — Не будь таким ревностным католиком, Джим! Вечно ты ждешь, что разверзнутся небеса и тебя поразит молнией. Прошло уже полгода, а я чувствую себя, как никогда в жизни. — Ангус вытянул ногу. — Взгляни на этот квадрицепс! Видишь, какие мышцы? Два года назад их не было.
      — А мой квадрицепс ничуть не изменился, — хмуро заметил Бигелоу.
      — Потому что ты им не занимаешься. И чертовски много беспокоишься.
      — Наверное, так и есть, — вздохнул Бигелоу и повесил полотенце себе на шею. От этого он стал похож на черепаху, высунувшую голову из панциря.
      Ангус проследил, как его приятель, тяжело ступая, выходит из зала. Бигелоу выглядел стариком, и неудивительно — на велосипеде он проводил не более десяти минут, почти не занимался и на других тренажерах. Некоторые люди просто не в состоянии поддерживать себя в форме. Вместо этого они попусту тратят силы на беспокойство о том, с чем все равно не могут ничего поделать.
      Мышцы спины приятно горели от хорошей нагрузки. Он отпустил блоки и позволил себе минутную передышку. Оглядев зал, он увидел, что все остальные тренажеры заняты главным образом женщинами — отрядом бабулек в спортивных костюмах и теннисных туфлях. Некоторые дамы поглядывали в его сторону и даже строили глазки, что он считал совершенно нелепым в их возрасте. На его вкус они были слишком старыми. Вот женщина, скажем, лет пятидесяти могла бы его заинтересовать. Но только если она будет изящной и хорошо сложенной, чтобы соответствовать ему во всех отношениях.
      Пора дать потрудиться пекторальным мышцам.
      Он потянулся к нужным рукояткам и уже приготовился свести руки, когда заметил — с агрегатом что-то не так. Правую рукоять, казалось, мелко трясло.
      Он ослабил хватку и осмотрел деталь. Она была совершенно неподвижна, ни малейшего колебания. Он опустил глаза и похолодел. «Что такое?»
      Его правая рука дрожала.
 
      Молли Пикер подняла голову от унитаза и надавила на ручку спуска. В желудке у нее ничего не осталось. «Пепси», кукурузные чипсы и хлопья для завтрака — все выскочило. Голова кружилась. Молли села на пол и привалилась к стене, прислушиваясь к шуму воды в трубах. Три недели, подумала она. Я болею уже три недели.
      Она заставила себя подняться и поплелась в постель. Свернувшись на комковатом матрасе, она тут же крепко уснула.
      Проснулась она в полдень, когда в комнату вошел Роми. Он не потрудился даже постучать, просто сел на кровать и тряхнул ее за плечо.
      — Привет, Молли-Дуролли. Все еще животом маешься?
      Застонав, она повернулась к нему. Роми напоминал ей рептилию — зализанные назад блестящие волосы, глаза такие темные, что не видно зрачков. Человек-ящерица. Но рука, гладившая ее волосы, была нежной — этого она за Роми не замечала уже давненько. Он улыбнулся.
      — Не слишком хорошо сегодня, а?
      — Меня снова стошнило. Я блюю без остановки.
      — Ладно, я наконец-то принес тебе кое-что от этого.
      Он поставил на тумбочку флакон. На этикетке от руки было написано: «При тошноте принимать по одной таблетке каждые восемь часов». Роми сходил в ванную, налил стакан воды и вернулся к постели. Открыв бутылочку, он вытряхнул одну таблетку и помог Молли сесть.
      — Кидай в топку, — велел он.
      Она хмуро посмотрела на таблетку:
      — Что это?
      — Лекарство.
      — Где ты это взял?
      — Да не бойся. Это то, что доктор прописал.
      — Какой доктор?
      — Слышь, я тут пытаюсь что-то из себя строить, хочу, чтоб тебе легче стало, а ты еще пререкаешься. Да плевать мне, будешь ты жрать эти таблетки или нет.
      Она отвернулась и почувствовала, что его рука, которую он прижимал к ее спине, превратилась в кулак. Затем неожиданно он расслабился и принялся ласково и примирительно поглаживать ее спину.
      — Ладно тебе, Молли. Знаешь ведь, я о тебе забочусь. И всегда так было, и всегда будет.
      Она горько усмехнулась:
      — Можно подумать, это делает меня какой-то особенной.
      — А ты и есть особенная. Моя неповторимая малышка. Моя самая лучшая девочка, — его ладонь скользнула ей под рубашку и легонько провела по коже. — Ты была такой колючкой в последнее время, прямо и не угодишь. Но ты же знаешь, Молли-Вкуснёля, я всегда заботился о тебе.
      Он лизнул мочку ее уха и промурлыкал:
      — Ням-ням.
      — Так что это за таблетки?
      — Я же сказал. Чтобы тебя перестало тошнить, и ты снова стала кушать. Девочка растет и должна кушать как следует. — Его губы скользнули вниз по ее шее и оказались на плече. — А если не будешь есть, придется отвезти тебя в больницу. Ты же не хочешь угодить в больницу? К странноватым врачам?
      — Не хочу я никаких врачей.
      Она смотрела на таблетку, лежавшую у нее на ладони, и удивлялась — не по поводу лекарства, а по поводу Роми. Он уже несколько месяцев не был с ней так ласков, вообще почти не замечал. Не то что прежде, когда она и впрямь была для него особенной. Когда они проводили в постели ночи напролет, смотрели MTV, пили пиво и ели мороженое. Когда он был единственным, кто прикасался к ней. Кому позволялось к ней прикасаться. А потом все изменилось.
      Он улыбнулся — не обычной своей кривоватой усмешкой, а по-настоящему, так, что и глаза улыбнулись.
      Она проглотила таблетку и запила глотком воды.
      — Вот умница. — Он снова уложил ее на подушку и подоткнул одеяло. — А теперь спи.
      — Роми, побудь со мной.
      — Мне пора идти, детка. — Он поднялся. — Дела.
      — Я должна тебе кое-что сказать. Мне кажется, я знаю, почему я болею…
      — Мы поговорим об этом потом, ладно? — Он погладил ее по голове и вышел.
      Молли уставилась в потолок. «Три недели слишком долго для желудочного гриппа, — думала она. Молли положила руки на живот; ей показалось, что она уже чувствует какую-то припухлость. — Где я прокололась? От кого же я залетела?» Она всегда была осторожна, всегда сама брала презервативы, она даже научилась их надевать ласковыми поглаживаниями в ходе прелюдии. Она не была дурочкой и знала, от чего девчонку может тошнить.
      И вот сейчас она попалась сама, причем не могла вспомнить, когда совершила ошибку.
      А Роми будет винить ее.
      Молли поднялась с кровати и почувствовала головокружение. Это от голода. В последнее время ей все время хотелось есть, даже несмотря на тошноту. Одеваясь, она сжевала несколько чипсов. Соль была приятной на вкус. Она могла бы есть их горстями, но оставалось всего несколько штук. Молли разорвала пакет и вылизала крошки, затем посмотрела в зеркало. На губах застыла соляная корка, а вид в целом вызвал у нее такое отвращение, что она швырнула пакет в мусорное ведро и выскочила из комнаты.
      Было всего четверть второго, и ничего особенного в ближайшее время не ожидалось. На улице она увидела Софи: привалившись к дверному косяку, та шумно прихлебывала «Пепси» из банки. У Софи была только задница, и никаких мозгов. Решив не обращать на нее внимания, Молли прошла мимо, целеустремленно глядя прямо перед собой.
      — Ну надо же, наша Плоскодонка пожаловала, — сказала Софи.
      — Чем больше сисек, тем меньше мозгов.
      — Значит, подруга, у тебя наверняка чертова уйма мозгов. Молли пошла дальше, ускорив шаг, чтобы не слышать ржания
      Софи. Она не останавливалась, пока не добралась до телефонной будки в двух кварталах от дома. Найдя потрепанный экземпляр «Желтых страниц», она просмотрела оглавление, опустила в автомат двадцатипятицентовую монетку и набрала номер.
      — Консультация по абортам.
      — Мне надо с кем-то поговорить, — начала Молли. — Я беременна.
 
      Черный автомобиль подплыл к тротуару. Роми влез на заднее сиденье и закрыл дверь.
      Водитель не обернулся — он никогда не оборачивался. Большую часть времени в таких случаях Роми приходилось таращиться ему в затылок — узкий, с неправдоподобно белыми волосами. Такой цвет нечасто увидишь, особенно у парня. Роми стало любопытно, западают ли на него девки. По его представлениям, девкам на самом деле плевать, есть ли у тебя хоть один волос на голове, был бы бумажник потолще.
      У самого Роми кошелек за последние дни изрядно похудел.
      Он обвел глазами салон — как и раньше, с восхищением; при этом его немало раздражал тот факт, что человек на водительском сиденье превосходит его — и во многом. Не было нужды знать имя этого человека или род занятий; превосходство витало в воздухе, его можно было уловить так же, как запах натуральной кожи, которой были обтянуты сиденья. Для такого парня он, Ромулус Белл, не более чем шматок грязи, который случайно оказался в автомобиле и вскоре будет из него вышвырнут. Ради такого не стоит и оборачиваться.
      Роми посмотрел на открытую шею водителя и подумал, как легко было бы все изменить, стоило только захотеть. От этой мысли ему немного полегчало.
      — Тебе есть что сказать мне? — спросил водитель.
      — Да. У меня еще одна залетела.
      — Ты уверен?
      — Эй, я знаю своих девочек вдоль и поперек. Я узнаю об этом раньше, чем они сами. Ведь я каждый раз оказывался прав, верно?
      — Положим.
      — Так что насчет денег? Мне полагаются деньги.
      — Есть проблема.
      — Что за проблема?
      Водитель протянул руку и поправил зеркало заднего вида.
      — Анни Парини не явилась утром на встречу.
      Роми застыл, вцепившись в спинку переднего кресла:
      — Что?
      — Я не нашел ее. Ее не было там, где мы договаривались, у Коммон-парка.
      — Она была там. Я сам ее туда отвел.
      — Значит, она, ушла, прежде чем я подъехал.
      «Бестолковая сучка», — подумал Роми. Как можно вести дела, когда эти сучки действуют против него, вечно норовят все испортить? Шлюхи безмозглые. А теперь они сделали идиота из него самого.
      — Где Анни Парини, господин Белл?
      — Я найду ее.
      — И поскорее. У нас в запасе не больше месяца. — Шофер махнул рукой. — Можете вылезать из машины.
      — А мои деньги?
      — Сегодня вы ничего не получите.
      — Но я же сказал, у меня еще одна в залете.
      — На этот раз мы сначала хотим получить свое. Последняя неделя октября. И не потеряйте товар. А теперь выходите, господин Белл.
      — Мне нужны…
      — Выходите.
      Роми вылез, хлопнув дверью. Машина тут же рванула с места, оставив его в бессильной ярости.
      Он двинулся по Третмонт-стрит, его раздражение нарастало с каждым шагом. Он знал, где обитает Анни Парини; знал, что может отыскать ее — и отыщет.
      Слова шофера не шли у него из головы: «На этот раз не потеряйте товар».
 
      Зазвонил телефон, пробудив Тоби от такого глубокого сна, что у нее сложилось впечатление, будто она выныривает из непролазной трясины. Нащупав трубку, она сшибла ее с рычага. Телефон с глухим стуком упал на пол. Перекатившись в кровати, чтобы добраться до телефона, она краем глаза взглянула на часы. Было ровно двенадцать часов дня — для нее то же самое, что для других полночь. Трубка завалилась за тумбочку. Потянув за провод, Тоби удалось ее достать.
      — Алло!
      — Доктор Харпер? Это Роби Брэйс.
      Она силилась припомнить, кто этот человек и почему его голос ей знаком.
      — Дом престарелых Казаркин Холм, — напомнил он. — Мы виделись два дня назад. Вы спрашивали меня про Гарри Слоткина.
      — А, да. — Она села, сон внезапно слетел с нее без остатка. — Спасибо, что позвонили.
      — Боюсь, что сказать особо нечего. Передо мной сейчас медицинская карта Гарри, и тут значится, что он совершенно здоров.
      — Там совсем ничего?
      — Ничего, что могло бы объяснить заболевание. В данных внешнего осмотра ничего интересного. Анализы на вид хорошие… — До Тоби донесся шелест перелистываемых страниц. — Здесь есть анализ на полный гормональный профиль — все в норме.
      — Когда это было?
      — Месяц назад. Значит, то, что вы видели в неотложке, какой-то острый случай.
      Она закрыла глаза и почувствовала, как ее желудок снова сжимается от волнения.
      — Ничего нового не слышно? — спросила она.
      — Сегодня утром прочесали пруд. Его не нашли. Что, полагаю, к лучшему.
      «Да. Это значит, что, возможно, он еще жив».
      — В любом случае больше я ничего не могу вам сообщить.
      — Спасибо, — сказала она и повесила трубку.
      Тоби знала, что нужно попытаться снова заснуть. Вечером ей предстоит дежурство, на отдых осталось не больше четырех часов. Однако звонок Роби Брэйса взволновал ее.
      Телефон зазвонил снова.
      Она схватила трубку:
      — Доктор Брэйс?
      Голос на другом конце прозвучал удивленно:
      — Хм, нет… Это Пол.
      Пол Хокинс был главным в отделении «Скорой помощи» клиники Спрингер. Формально он был ее начальником, неофициально — одним из немногих близких друзей среди медперсонала, способным всегда выслушать и посочувствовать.
      — Извини, Пол, — сказала Тоби. — Я думала, это мне один человек перезванивает. Что случилось?
      — У нас тут проблема. Мне нужно, чтобы ты пришла после обеда.
      — Но я только несколько часов назад сменилась. И сегодня опять в ночь.
      — Работать не придется. Просто нужно подойти к начальству. Эллис Коркоран просил.
      В медицинской иерархии клиники главный хирург Коркоран занимал высшую ступень власти. Пол Хокинс, как и другие главы отделений, подчинялся ему.
      Тоби выпрямилась.
      — И зачем я понадобилась?
      — Да есть пара вопросов.
      — Гарри Слоткин?
      Пауза.
      — Отчасти. Есть и другие темы, которые они хотят обсудить.
      — Они? А кто еще там будет?
      — Доктор Кэри. Руководство. Их интересует, что произошло сегодня ночью.
      — Я же тебе рассказала.
      — Да, и я попытался объяснить это им. Но Дату Кэри вожжа под хвост попала. Он нажаловался Коркорану.
      Тоби застонала.
      — Знаешь, из-за чего весь сыр-бор, Пол? Это не имеет отношения к Гарри Слоткину. Это из-за того мальчика, Фрейтаса. Того, что умер несколько месяцев назад. Кэри пытается мне отомстить.
      — Это совершенно другой вопрос.
      — Нет. Кэри тогда облажался, и мальчик умер. А я сказала, что это из-за него.
      — Это было не простое обвинение в ошибке. Из-за тебя он пошел под суд.
      — Семья мальчика спросила мое мнение. Мне что, нужно было солгать им? В любом случае его стоило отдать под суд. Оставить парнишку с разрывом селезенки без наблюдения! Ведь мне пришлось реанимировать бедного ребенка.
      — Положим, он действительно напортачил. Но ты могла бы посдержанней высказывать свое мнение.
      В этом-то и была главная сложность. Тоби не умела сдерживаться.
      В таком случае ужаснется любой врач: умирающий ребенок. Рыдающие родители в коридоре. Пытаясь спасти мальчика, Тоби выпалила с досадой: «Почему ребенок не в реанимации?»