Тоби раздраженно повернула кран и принялась яростно тереть щеку, избавляясь от краски. Затем обрызгала волосы и пальцами зачесала их назад. К черту дорогую стрижку! По крайней мере, теперь Тоби больше не походит на перезрелый одуванчик. Вот с припухшими глазами и проявившимися от усталости морщинками ничего не сделаешь. Да, в тридцать восемь ночные бдения не проходят бесследно, не то что в двадцать пять, когда она студенткой засиживалась до утра за книжками.
      Тоби вышла из кабинета и направилась вниз, в приемное отделение.
      Там было пусто. Никто не сидел ни за стойкой регистратуры, ни в зале.
      — Ау! — окликнула она.
      — Доктор Харпер? — отозвался голос из переговорного устройства.
      — Где все?
      — Мы в ординаторской. Вы не могли бы сюда подойти?
      — А как же пациент?
      — У нас тут кое-какие трудности. Срочно зайдите сюда.
      Трудности? Тоби не понравилось это слово. Ее пульс тут же подскочил до предела. Она бросилась в ординаторскую и распахнула дверь.
      Ослепленная вспышкой фотоаппарата, она застыла на месте, и в тот же миг несколько голосов затянули:
      — С днем рожденья тебя! С днем рожденья тебя…
      Тоби подняла глаза и увидела красные и зеленые бумажные гирлянды, украшавшие комнату. А затем — торт, переливающийся огнями несметного количества свечей. Когда стихли последние ноты поздравительной песни, Тоби, спрятав лицо в ладони, простонала:
      — Невероятно! А у меня совсем из головы вылетело.
      — Зато у нас нет, — заметила Модин, снова щелкая своим фотоаппаратом. — Тебе же семнадцать, верно?
      — Если бы. А что за шутник натыкал такую прорву свечек?
      Морти, лаборант, поднял короткую пухлую ручку:
      — Ну, меня просто вовремя не остановили.
      — Видишь ли, Морти хотелось проверить нашу противопожарную систему…
      — На самом деле это тест на работоспособность легких, — сказала Вэл, другая медсестра. — И чтобы пройти его, Тоби, тебе надо задуть их с первого раза.
      — А если я не смогу?
      — Придется делать тебе интубацию!
      — Давай, Тоби! Загадай желание! — распорядилась Модин. — Пусть он будет высоким, смуглым и красивым.
      — В моем возрасте лучше довольствоваться маленьким, толстым и богатым.
      Охранник Арло пропел тенорком:
      — Эй, а у меня есть два из трех названных качеств!
      — А еще у тебя есть жена, — одернула его Модин.
      — Ну, Тоби! Загадай желание!
      — Да, загадывай!
      Тоби села перед тортом, остальные четверо столпились вокруг нее, хихикая и толкаясь, словно расшалившиеся дети. Они были ее второй семьей, их роднила не кровь, а годы совместной и очень непростой работы в неотложке. Арло прозвал их ночную смену «Отрядом нянечек». Модин, Вэл и госпожа доктор. И Бог в помощь мужику, который явится к ним с жалобой на урологические проблемы.
      «Желание, — подумала Тоби. — Чего я хочу? С чего бы начать?» Она втянула побольше воздуха и дунула. Под взрыв аплодисментов все свечи погасли.
      — Отлично! — похвалила Вэл и начала вытаскивать свечки.
      Внезапно она взглянула в окно. Все непроизвольно посмотрели туда же.
      Полицейская машина, мигая синим маячком, вкатила на парковку.
      — У нас клиент, — заметила Модин.
      — Что ж, — вздохнула Вэл. — Девушкам пора поработать. А вы, мальчики, глядите, не слопайте весь торт в наше отсутствие.
      Арло наклонился к Морти и шепнул:
      — Да ладно, девчонки все равно вечно на диете…
      Тоби повела подчиненных в холл. Едва женщины подошли к стойке приемной, как автоматические двери отделения неотложной помощи разъехались.
      На пороге возник молоденький полицейский.
      — Эй, мы тут подобрали одного старикана, он у нас в машине. Слонялся по парку. Не хотите взглянуть на него, дорогие дамы?
      Тоби последовала за полицейским на парковку.
      — Он ранен?
      — Вроде нет. Но явно не в себе. Алкоголь я не унюхал, так что, думаю, это Альцгеймер. Или диабетический шок.
      Отлично, подумала Тоби. Полицейский, который возомнил себя врачом.
      — Он в сознании?
      — Да. Он там, на заднем сиденье.
      Полицейский открыл заднюю дверь патрульной машины.
      Совершенно голый человек с тонкими ручками и ножками сидел, сжавшись в комок и мотая лысой головой из стороны в сторону. Он что-то бормотал себе под нос, Тоби не смогла разобрать слова. Что-то вроде «пора ложиться спать».
      — Нашли его на скамейке в парке, — сообщил второй полицейский, который выглядел еще моложе своего партнера. — Тогда на нем еще было белье, но он снял его в машине. Остальную одежду мы нашли в парке, она на переднем сиденье.
      — Хорошо, давайте отвезем его в помещение. — Тоби кивнула Вэл; та уже стояла с креслом на колесах.
      — Давай, приятель, — подбодрил мужчину полицейский, — эти милые дамы о тебе позаботятся.
      Но тот, еще крепче обхватив себя руками, принялся раскачиваться на своей худосочной попе.
      — Не могу найти пижаму…
      — Мы дадим вам пижаму, — пообещала Тоби. — Вы пойдете с нами внутрь, сэр. Мы подвезем вас на этом кресле.
      Старик медленно повернулся и уставился на нее:
      — Но я вас не знаю.
      — Я доктор Харпер. Давайте-ка я помогу вам выйти из машины.
      Она протянула ему руку.
      Он воззрился на ее ладонь так, словно никогда не видел ничего подобного. Но в конце концов тоже потянулся к ней. Тоби обхватила его за талию и помогла вылезти из машины. Ощущение было такое, словно тащишь вязанку хвороста. Вэл подскочила с креслом — очень вовремя, поскольку ноги у мужчины начали подкашиваться. Его усадили в кресло, поместив голые ступни на специальную подставку. Вэл покатила его в приемный покой. Тоби вместе с одним из юных пухлощеких полицейских последовала за ними.
      — Что-нибудь о нем известно?
      — Нет, мэм. Он ничего нам не сообщил. Но не похоже, что он причинил себе какой-то вред, ничего такого.
      — У него есть хоть какое-нибудь удостоверение личности?
      — В кармане брюк лежит бумажник.
      — Хорошо, нам нужно связаться с кем-нибудь из его ближайших родственников и выяснить, какие у него проблемы со здоровьем.
      — Я принесу из машины его вещи.
      Тоби прошла в смотровой кабинет.
      Модин и Вэл, уже разместившие пациента на каталке, пристегивали его запястья ремнями к боковинам. Он все еще бормотал что-то про свою пижаму и делал неуверенные попытки сесть. Он все еще был голым, если не считать простыни, аккуратно прикрывавшей его бедра. От холода его грудь и руки время от времени покрывались мурашками.
      — Он говорит, его зовут Гарри, — сообщила Модин, обертывая манжету тонометра вокруг руки старика. — Обручального кольца нет. Явных синяков тоже. Судя по запаху, ему пора помыться.
      — Гарри, — обратилась к нему Тоби. — Вы не пострадали? У вас болит что-нибудь?
      — Выключите свет. Я хочу спать.
      — Гарри…
      — Я не могу спать при этом чертовом свете.
      — Давление сто пятьдесят на восемьдесят, — сказала Модин. — Пульс сто, ровный. — Она достала электронный термометр. — Давай-ка, милый. Положим это в ротик.
      — Я не голоден.
      — А это не едят, дорогой. Нам нужно измерить температуру.
      Тоби не стала подходить ближе и несколько секунд разглядывала мужчину со стороны. Он мог двигать всеми четырьмя конечностями; несмотря на худобу, отличался сухой и жилистой мускулатурой, так что, похоже, не голодал. Его гигиеническое состояние — вот что не нравилось Тоби. Щеки старика покрывала по крайней мере недельная седая щетина, под нестрижеными ногтями чернела грязь. И Модин была права насчет запаха. Гарри действительно следовало помыться.
      Электронный термометр пискнул, Модин вытащила его изо рта мужчины, посмотрела на датчик и нахмурилась.
      — Тридцать семь и девять. Ты нормально себя чувствуешь, милок?
      — Где моя пижама?
      — Ух ты, у тебя и вправду заело.
      Посветив фонариком пациенту в рот, Тоби увидела золотые коронки, их было пять. Взглянув на зубы пациента, многое можно сказать о социально-экономическом статусе человека. Пломбы и золотые коронки — средний класс и выше. Гнилые зубы и плохие десны выдают владельца пустого банковского счета. Либо того, кто смертельно боится зубного. В его дыхании не ощущалось ни алкоголя, ни фруктового запаха, свидетельствующего о диабетическом кетозе.
      Осмотр она начала с головы. Ощупав череп, Тоби не обнаружила ни явных трещин, ни шишек. С помощью фонарика проверила реакцию зрачков — все в норме. То же самое можно было сказать о движениях глаз и рвотном рефлексе. Судя по всему, черепные нервы не задеты.
      — Шли бы вы отсюда, — сказал он. — Я спать хочу.
      — Вы ничего не повредили, Гарри?
      — Не могу найти свою чертову пижаму. Вы ее взяли?
      Тоби посмотрела на Модин.
      — Так, давайте возьмем кровь. На общий анализ, на электролиты, на сахар. Нужно подготовить еще несколько пробирок с красной пробкой для биохимии и токсикологии. А еще нам нужно собрать мочу — видимо, при помощи катетера.
      — Есть. — Модин уже держала наготове жгут и шприц.
      Вэл придержала руку Гарри, чтобы та взяла кровь. Пациент, казалось, и не заметил, что ему вводили иглу.
      — Все в порядке, дорогой, — сказала Модин, заклеивая место укола пластырем. — Ты очень хороший пациент.
      — Вы не знаете, куда я положил свою пижаму?
      — Я выдам тебе новую, прямо сейчас, подожди минутку. — Модин собрала пробирки. — Я отправлю их с пометкой «Джон Доу».
      — Его зовут Гарри Слоткин, — сообщил один из полицейских. Он успел сходить к патрульной машине и теперь стоял в дверях, держа в руках брюки пациента. — Проверил его бумажник. Судя по паспорту, ему семьдесят два, живет в Синичьем переулке, дом сто девятнадцать. Это дальше по шоссе, в Казаркином Холме, том новом районе.
      — Ближайшие родственники?
      — Здесь есть телефон для экстренных случаев. Некто по имени Дэниел Слоткин. Номер бостонский.
      — Я позвоню ему, — предложила Вэл и вышла из комнаты, задернув за собой штору.
      Тоби осталась с пациентом. Она продолжила осмотр. Послушала сердце и легкие старика, прощупала брюшную полость и сухожилия. Она постукивала, тыкала и нажимала — ничего особенного не обнаруживалось. Возможно, это просто Альцгеймер, подумала она, отходя на шаг, чтобы как следует разглядеть пациента. Она слишком хорошо знала признаки этой болезни: нарушение памяти, ночные блуждания. Личность распадается, частичка за частичкой. Темнота губительна для этих больных. Стоит дневному свету померкнуть, они теряют зрительный контакт с окружающим миром. Возможно, Гарри Слоткин тоже стал жертвой сумерек: ночные психозы — обычное дело для страдающих Альцгеймером.
      Тоби взяла обычный регистрационный бланк и начала писать, используя стандартные медицинские сокращения: ОПС — основные показатели стабильны; ЗОКР — зрачки одинаковые, круглые, реагируют на свет.
      — Тоби! — позвала Вэл из-за шторы. — Я дозвонилась сыну господина Слоткина, он на линии.
      — Иду, — отозвалась Тоби.
      Она повернулась, чтобы отодвинуть занавеску. Тоби не знала, что по другую сторону от шторы стоит мобильный реанимационный набор. Она задела поднос; стальная кювета с грохотом упала на пол.
      Тоби нагнулась, чтобы ее поднять, и в этот момент услышала за спиной другой звук — странное ритмичное постукивание. Она посмотрела на каталку.
      У Гарри Слоткина подергивалась правая нога.
      «У него припадок?»
      — Господин Слоткин! — позвала Тоби. — Посмотрите на меня. Гарри, посмотрите на меня!
      Взгляд мужчины сосредоточился на ее лице. Он все еще был в сознании, все еще мог реагировать на ее указания. Губы его двигались, неслышно складывая слова, но никаких звуков слышно не было.
      Внезапно подергивание прекратилось, теперь нога лежала спокойно.
      — Гарри!
      — Я так устал, — пожаловался он.
      — Что это было, Гарри? Вы пытались пошевелить ногой?
      Он закрыл глаза и вздохнул:
      — Погасите свет.
      Тоби хмуро поглядела на пациента. Так что же это было — припадок? Или попытка высвободить привязанную лодыжку? Сейчас он выглядел совершенно спокойным, обе ноги лежали неподвижно.
      Доктор отодвинула штору и подошла к сестринскому посту.
      — Его сын на третьей линии, — сообщила Вэл.
      Тоби взяла трубку.
      — Алло! Господин Слоткин? Это доктор Харпер из клиники Спрингер. Вашего отца только что привезли к нам в отделение неотложной помощи. Похоже, он не пострадал, однако…
      — Что с ним?
      Тоби умолкла, озадаченная резкостью в голосе Дэниела Слоткина. Что это, раздражение? Или страх? Она спокойно ответила:
      — Полиция нашла его в парке и привезла сюда. Он взволнован и растерян. Никаких очаговых неврологических проблем я не нахожу. Он не страдал болезнью Альцгеймера или какими-то другими заболеваниями?
      — Нет. Нет, он никогда не болел.
      — И слабоумия у него тоже не было?
      — Отец соображает лучше меня.
      — Когда вы последний раз видели его?
      — Не знаю. Несколько месяцев назад, наверное.
      Тоби выслушала это молча. Дэниел Слоткин проживает в Бостоне, то есть менее чем в сорока километрах отсюда. Не то расстояние, которым можно было бы объяснить нерегулярность встреч отца и сына.
      Словно почувствовав ее незаданный вопрос, Дэниел Слоткин добавил:
      — У моего отца очень насыщенная жизнь. Гольф. Ежедневный покер в местном клубе. Нам не всегда удается выбрать время для встречи.
      — И несколько месяцев назад он был в ясном рассудке?
      — Можно сказать и так. Когда я в последний раз виделся с отцом, он прочитал мне лекцию по инвестиционной стратегии. Все, от фондовых опционов до цен на сою. Даже для моей головы это чересчур.
      — Он принимал лекарства?
      — Насколько я знаю, нет.
      — Вам известно имя его врача?
      — Он посещал специалиста в частной клинике, что находится в Казаркином Холме, где он и живет. По-моему, фамилия доктора Валленберг. Послушайте, и насколько же не в себе мой отец?
      — Полиция нашла его на скамейке в парке. Он снял с себя всю одежду.
      Последовало долгое молчание.
      — Боже.
      — Я не вижу никаких внешних повреждений. Раз вы говорите, что слабоумия у него не было, значит, мы имеем дело с чем-то другим. Возможно, с микроинсультом. Или какие-то проблемы с обменом веществ.
      — С обменом веществ?
      — Например, повышенный уровень сахара в крови. Или пониженный уровень натрия. Оба эти фактора могут вызвать расстройство сознания.
      Она услышала, как человек на том конце провода глубоко вздохнул. В этом звуке чувствовалась усталость. И возможно, разочарование. Пять часов утра. Разбуди любого в такое время да такими новостями — что ж удивляться утомленному тону.
      — Было бы хорошо, если бы вы смогли приехать, — сказала Тоби. — Возможно, знакомое лицо его успокоит.
      Молчание.
      — Господин Слоткин!
      — Видимо, придется, — вздохнул он.
      — Если кто-то другой из членов семьи может это сделать…
      — Больше никого нет. В любом случае он будет ожидать, что я появлюсь. Чтобы убедиться, что все делается правильно.
      Тоби повесила трубку. В последних словах Дэниела Слоткина ей почудилась некая угроза: «убедиться, что все делается правильно». А почему, интересно, она должна была что-то сделать неправильно?
      Она снова сняла трубку и, набрав номер клиники Казаркин Холм, оставила сообщение, что их пациент Гарри Слоткин находится в отделении неотложной помощи с расстройством сознания. Затем она позвонила на пейджер технику рентгенкабинета.
      Через минуту тот перезвонил из дома, его сонный голос звучал неуверенно:
      — Это Вине. Вызывали?
      — Это доктор Харпер из неотложки. Нужно, чтобы ты пришел и немедленно сделал компьютерную томографию.
      — Как зовут пациента?
      — Гарри Слоткин. Мужчина, семьдесят два года, с острым расстройством сознания.
      — Хорошо, буду через десять минут.
      Тоби повесила трубку и уставилась на свои записи. «Что я просмотрела? — размышляла она. — Что еще мне надо проверить?» Она мысленно перебрала причины, которые могли бы вызвать приступ слабоумия. Инсульты. Опухоли. Внутричерепные кровотечения. Инфекции.
      Она еще раз взглянула на основные показатели. Модин записала оральную температуру 37,9. Жара нет, но все-таки выше нормы. Ему нужно будет сделать пункцию спинного мозга, но уже после томографии. Если там какое-то новообразование, пункция может привести к катастрофическому скачку внутричерепного давления.
      Вой сирены заставил ее оторвать глаза от записей.
      — Что еще? — сказала Модин.
      Тоби вскочила и уже ждала у входа, когда, продолжая истошно завывать, подкатила «скорая».
      — У нас тут экстренная! — закричал водитель.
      Все рванули выгружать носилки. Тоби бросила взгляд на тучную женщину: ее лицо было бледным, рот полуоткрыт; эндотрахеальная трубка уже была закреплена на месте.
      — У нее по дороге упало давление… Мы подумали, что лучше заскочить сюда, чем ехать дальше в Ханеман…
      — Что с ней? — рявкнула Тоби.
      — Нашли на полу. Инфаркт шесть недель назад. Муж сказал, она принимает дигоксин…
      Они поспешно вкатили пациентку в отделение. Водитель неловко продолжал давить ей на грудь, что было очень неудобно на ходу. Наконец свернули в травмпункт. Вэл шлепнула по выключателю. Слепящий верхний свет залил все вокруг.
      — Так, все тут? Беремся… Она большая. Осторожно с капельницей! Раз, два, три, взяли!
      Одним плавным движением четыре пары рук переложили пациентку с каталки на стол. Никому не надо было говорить, что делать. Несмотря на кажущуюся неразбериху экстренной ситуации, в хаосе был свой порядок. Водитель снова начал непрямой массаж сердца. Второй фельдшер продолжал качать в легкие кислород. Модин и Вэл суетились вокруг стола, разматывая трубки капельниц и подсоединяя провода электрокардиографа к кардиомонитору.
      — У нас синусовый ритм, — сообщила Тоби, взглянув на экран. — На секунду остановите компрессию.
      Водитель перестал жать на грудную клетку.
      — Пульс едва прощупывается, — сказала Вэл.
      — Увеличь напор в капельнице, — велела Тоби. — Давление есть?
      Вэл перевела взгляд с манжеты:
      — Пятьдесят на ноль. Допамин капать?
      — Неси. Возобновите компрессию.
      Водитель положил скрещенные ладони на грудину и снова начал ритмичные надавливания. Модин метнулась к столику с набором инструментов для неотложной помощи и вытащила шприцы и ампулы.
      Тоби шлепнула стетоскоп на грудь пациентки и прослушала область сначала правого легкого, затем левого. С обеих сторон улавливались отдаленные звуки дыхания. Это означало, что трубка стоит правильно и воздух в легкие поступает.
      — Приостановите надавливания, — попросила она и передвинула стетоскоп к сердцу.
      Удары были еле слышны.
      В очередной раз глянув на монитор, она увидела учащенный синусовый ритм. Электрическая система сердца не нарушена. Почему же у нее нет пульса? Либо у пациентки шок от кровопотери, либо…
      Тоби внимательно посмотрела на шею, и ответ стал для нее очевиден. Из-за тучности не сразу заметно, что шейные вены женщины вздуты.
      — Вы сказали, у нее был инфаркт шесть недель назад? — уточнила Тоби.
      — Да, — отозвался водитель, возобновляя надавливания на грудную клетку. — Так сказал ее муж.
      — Какие-то еще препараты, кроме дигоксина, она принимала?
      — На ее прикроватной тумбочке стоял большой пузырек с аспирином. Думаю, у нее артрит.
      «Вот оно что», — подумала Тоби.
      — Модин, дай мне пятидесятикубовый шприц и иглу для пункции перикарда.
      — Есть!
      — И кинь мне перчатки и салфетку с бетадином!
      В ее сторону полетел пакет. Она поймала его в воздухе и надорвала.
      — Прекратите надавливания, — велела она.
      Водитель отступил назад.
      Тоби поспешно обтерла кожу бетадином, натянула перчатки и взяла шприц. Затем еще раз бросила взгляд на монитор. Там по-прежнему наблюдался учащенный синусовый ритм. Она сделала глубокий вдох.
      — Ладно. Посмотрим, поможет ли это…
      Используя костистый выступ мечевидного отростка в качестве ориентира, она пронзила кожу и направила иглу к сердцу. Медленно продвигая иглу, Тоби чувствовала, как бухает ее собственное сердце. И в это же время она потянула назад поршень, создавая небольшое отрицательное давление.
      Кровь хлынула в шприц.
      Она застыла на месте. Руки были абсолютно тверды. «Боже, только бы игла оказалась в нужном месте!» Она продолжила выдвигать поршень, постепенно закачивая кровь в шприц. Двадцать кубиков. Тридцать. Тридцать пять…
      — Давление! — выкрикнула она и услышала быстрое «шших, шших» заполняемой манжеты.
      — Есть! Измеряю! — воскликнула Вэл. — Восемьдесят на пятьдесят!
      — Мне кажется, теперь все понятно, — заметила Тоби. — Нам нужен хирург. Модин, свяжись с доктором Кэри. Скажи ему, у нас перикардиальная тампонада.
      — Из-за инфаркта? — поинтересовался шофер «скорой».
      — Плюс большая доза аспирина, что усугубляет кровотечение. У нее, возможно, разрыв миокарда.
      Окруженное кровью в тесной сумке перикарда, сердце не может расширяться. Не может качать кровь.
      Шприц наполнился. Тоби вытащила иглу.
      — Давление выросло до девяноста пяти, — сообщила Вэл.
      Модин положила трубку висевшего на стене телефона.
      — Доктор Кэри едет. Его бригада тоже. Он велел держать ее в стабильном состоянии.
      — Легко сказать, трудно сделать, — пробормотала Тоби, прощупывая пульс. Он определялся, но был нитевидным. — У нее опять накапливается кровь. Мне понадобятся еще один шприц и игла, и побыстрее. Мы можем определить ее группу и найти для нее донорскую кровь? А заодно прямо сейчас сделаем анализ крови — общий и электролиты.
      Модин протянула ей пригоршню пробирок.
      — Восемь?
      — Как минимум. Цельную кровь, если сможем раздобыть. И пришли сюда свежей замороженной плазмы.
      — Давление упало до восьмидесяти пяти, — сказала Вэл.
      — Черт! Придется это повторить.
      Тоби разорвала новую упаковку со шприцем и отшвырнула обертку. Пол уже был усыпан обрывками бумаги и пластика, как обычно и происходило в экстренных случаях. «Сколько раз мне придется это повторять? — подумала она, нацеливая иглу. — Припирайся быстрее, Кэри. Я не могу спасать эту женщину в одиночку…»
      Однако Тоби не была уверена, что они вместе смогут ее спасти. Если уж у нее действительно дыра в стенке желудочка, ей потребуется не просто торакальный хирург, а целая операционная бригада и шунтирование. Клиника Спрингер — небольшая пригородная больница, способная справляться с кесаревым сечением или простым удалением желчного пузыря, но не оборудованная для серьезных хирургических операций. Бригады «скорой помощи» обычно везут пострадавших с тяжелыми травмами не сюда, а дальше, в более крупные медицинские центры вроде больницы Бригема или Массачусетской больницы общего профиля.
      Тем не менее этим утром «скорая», не подумав, доставила женщину в критическом состоянии прямо к дверям Тоби. А у нее для спасения жизни этой пациентки нет ни подготовки, ни персонала.
      Второй шприц уже был полон крови. Еще пятьдесят кубиков — а она все не сворачивается.
      — Давление снова падает, — сообщила Вэл. — Восемьдесят…
      — Док, у нее вентрикулярная тахикардия! — встрял один из фельдшеров.
      Тоби кинула взгляд на монитор. Ритм распался на зазубренный узор, характерный для фибрилляции желудочков. Работали только две из четырех камер сердца, но так быстро, что не справлялись с задачей.
      — Дефибриллятор сюда! — гаркнула Тоби. — Начнем с трехсот джоулей.
      Модин включила прибор. Стрелка устремилась к тремстам ватт-секунд.
      Тоби приложила электроды к груди пациентки. Гелевое покрытие обеспечивало лучший электрический контакт с кожей. Она установила разрядные электроды.
      — Назад! — велела она и нажала кнопку.
      Пациентку встряхнуло, все мускулы одновременно дернулись, когда разряд тока прошил ее тело. Тоби посмотрела на монитор:
      — Так, мы опять в синусе…
      — Пульса нет. Я не нахожу пульс, — сказала Вэл.
      — Возобновите реанимацию! — приказала Тоби. — И дайте мне новый шприц.
      Однако, уже открывая пакет и вытаскивая иглу для пункции перикарда, Тоби знала, что они проигрывают эту битву. Можно откачивать кровь литрами, но она все равно наберется и будет давить на сердце. «Просто продержи ее до прихода хирурга. — Тоби повторяла это про себя, словно мантру. — Продержи ее. Продержи…»
      — Опять вентрикулярная тахикардия! — воскликнула Вэл.
      — Разряд на триста. И болюс лидокаина…
      Зазвонил настенный телефон. Модин сняла трубку. Через несколько секунд обратилась к остальным:
      — У Морти проблемы с подбором донорской крови по образцу, который я ему отправила! У пациентки третья группа с отрицательным резусом!
      «Черт. Только этого еще не хватало!»
      Тоби снова приложила электроды.
      — Отойдите!
      Снова тело женщины дернулось. И снова учащенный синусовый ритм.
      — Есть пульс, — сообщила Вэл.
      — Вводи лидокаин прямо сейчас. Где у нас мороженая плазма?
      — Морти работает над этим, — сказала Модин.
      Тоби посмотрела на циферблат. Они занимаются этой пациенткой около двадцати минут, а показалось — несколько часов. В окружающей суматохе, когда звонит телефон и все говорят разом, доктора Харпер внезапно охватила растерянность. Руки в перчатках взмокли, резина прилипла к коже. Ей не удавалось контролировать экстренную ситуацию…
      «Контроль» — вот слово, которым жила Тоби. Она всеми силами стремилась к порядку и в своей жизни, и в своей работе. И вот теперь команда, которой она руководит, не справляется с задачей, и Тоби ничего не может поделать. Она не обучена взламывать грудную клетку и зашивать поврежденные стенки желудочков.
      Тоби взглянула на лицо женщины. Оно было в пятнах, отвисшие щеки побагровели. Она знала, что сейчас клеткам мозга пациентки уже не хватает питания, они голодают. И умирают.
      Водитель «скорой», измученный непрерывным массажем сердца, поменялся местами с напарником. Свежая пара рук продолжила работу.
      Линия на мониторе распалась на неровные беспорядочные зубцы. Фибрилляция желудочков. Смертельный ритм.
      Бригада действовала по обычному плану. Новые дозы противоаритмических препаратов. Лидокаин. Бретилиум. Все более сильные разряды тока. В отчаянии Тоби выкачала еще пятьдесят кубиков крови из перикарда.
      Линия на мониторе сплющилась до извилистой полоски.
      Тоби поглядела на остальных. Все понимали, что это конец.
      — Ладно, — обессиленно выдохнула Тоби, и ее голос прозвучал устрашающе спокойно. — Хватит. Который час?
      — Шесть одиннадцать, — отозвалась Модин.
      «Мы продержали ее сорок пять минут, — подумала Тоби. — Большего мы сделать не могли. Никто бы не смог».
      Фельдшеры «скорой» отступили назад. То же сделали и остальные. Это физическое отступление и несколько секунд почтительной тишины последовали почти рефлекторно.
      Дверь распахнулась и доктор Кэри, торакальный хирург, продемонстрировал свой традиционный театральный выход.
      — Где тампонада? — гаркнул он.
      — Она только что скончалась, — сообщила Тоби.
      — Что? Вы ее не стабилизировали?
      — Мы пытались. Но не смогли ее удержать.
      — Ну, и как долго вы ее тянули?
      — Поверьте, — сказала Тоби. — Достаточно долго.
      Она протиснулась мимо хирурга и вышла из помещения.
      Она подсела к столу дежурной медсестры и, прежде чем заполнять бумаги, попыталась собраться с мыслями. Из травмпункта до нее доносились стенания доктора Кэри. Его, видите ли, вытащили из постели в полшестого утра, и ради чего? Ради пациентки, которую невозможно было стабилизировать? А подумать нельзя было, прежде чем нарушать его сон? Им что, неизвестно, что ему придется целый день проработать в операционной?
      «И почему хирурги такие скоты?» — подумала Тоби, роняя голову на руки. Боже, неужели эта ночь никогда не кончится? Ей нужно продержаться еще час…
      Несмотря на застилающую мозг усталость, она услышала, как разъехались двери отделения.
      — Извините, — послышался голос. — Я бы хотел видеть своего отца.
      Тоби посмотрела на человека с узким неулыбчивым лицом, который разглядывал ее, кривя рот, словно съел что-то горькое. Она поднялась со стула.
      — Вы господин Слоткин?
      — Да.
      — Я доктор Тоби Харпер. — Она протянула руку.
      Он пожал ее автоматически, без всякой сердечности. Даже кожа у него была холодной. Дэниел был по меньшей мере на тридцать лет моложе своего отца, но сходство с Гарри Слоткиным бросалось в глаза. Те же острые черты лица, узкие, резко очерченные брови. Но глаза у этого человека были другие — маленькие, темные и унылые.
      — Мы еще не закончили обследование вашего отца, — сказала она. — Я пока не получила результаты анализов из лаборатории.
      Он оглядел отделение и нетерпеливо вздохнул.
      — Мне нужно вернуться в город к восьми. Могу я видеть его прямо сейчас?
      — Конечно. — Она вышла из-за стола и повела его в палату Гарри Слоткина. Но, толкнув дверь, увидела, что там пусто. — Должно быть, его забрали на рентген. Я сейчас позвоню и узнаю, закончили с ним или нет.
      Слоткин следом за ней подошел к столу и остановился, наблюдая, как она снимает трубку. Под его взглядом было неуютно. Тоби отвернулась и набрала номер.
      — Рентген, — отозвался Вине.
      — Это доктор Харпер. Как сканирование?
      — Еще не делали. Только готовлю оборудование.
      — Приехал сын пациента и хочет видеть его. Я направлю к тебе.
      — А пациента здесь нет.
      — Как?
      — Я не забирал его. Он все еще в отделении.
      — Я только что была в его палате. Его там… — Тоби осеклась.
      Дэниел Слоткин стоял рядом и слышал тревогу в ее голосе.
      — Какие-то проблемы? — спросил Винс.
      — Нет, никаких проблем.
      Тоби повесила трубку и посмотрела на Слоткина.
      — Извините, — сказала она и направилась по коридору в смотровой кабинет № 3.
      Гарри Слоткина там не было. Но каталка все еще стояла там, и простыня, которой его прикрывали, была смята и валялась на полу.