Гравитационный цирк

Ральф стал объяснять своим спутникам, что изобретение, устранявшее силу тяжести, нашло множество новых и любопытных применений. Тяготение, говорил он им, является следствием гравитационного поля, точно так же как свет и радиоволны являются электромагнитным полем. Учёные много веков мечтали о том, чтобы научиться нейтрализовать силу тяготения.

Возьмём такой пример, продолжал он: если поднять с земли камень и затем разжать руку, он упадёт на землю. Почему он падает? Прежде всего потому, что земля притягивает камень, а во-вторых, потому, что камень притягивает землю. Между ними существует определённая сила тяготения. Однако сила притяжения камня не может оказать влияния на землю: хотя он, несомненно, и притягивает её к себе, земля настолько неизмеримо больше его, что это влияние неощутимо.

Если бы, рассуждали учёные уже сотни лет назад, можно было вставить между камнем и землёй экран, который бы свёл на нет силу притяжения, выпущенный из рук камень не упал бы на землю, а остался висеть в воздухе там, где его отпустили.

Учёные полагали, что, поскольку сила притяжения вызывается полем, сходным с электромагнитным, её можно будет преодолеть посредством электричества.

Понадобились, однако, века, прежде чем было найдено правильное решение. Только в первой половине нашего века обнаружили гравитационные волны и установили, что некоторые электромагнитные волны могут интерферировать с ними. Когда была открыта эта интерференция между волнами обоих типов, то есть гравитационными и электрическими, путём дальнейших опытов выяснили, что электростатический экран, на который подаются импульсы высокой частоты, способен до известной степени снизить силу тяжести. Если производить взвешивание над подобным экраном на пружинных весах, изолированных от его влияния, все предметы окажутся примерно в два раза легче.

Другими словами, примерно половина силы тяжести (притяжения) оказалась аннулированной, тогда как другая продолжала оказывать влияние. Разработка проблемы застыла на этой стадии, пока два года тому назад я не занялся ею. Для меня было очевидно, что, хотя многое уже сделано, остаётся сделать ещё больше. Антигравитационные экраны всё ещё пропускали часть гравитационного поля – примерно пятьдесят процентов энергии этого поля всё ещё проходило, и нейтрализовать её мы как будто не умели. Мне представилось, что дело заключается не столько в токе, сколько в материале, из которого изготавливались антигравитационные экраны. Проделанная мною в этом направлении исследовательская работа показала, что я на правильном пути. Я убедился в том, что если нам суждено когда-нибудь преодолеть силу тяготения, то это будет достигнуто только посредством экрана из особого материала, который предстоит найти.

После длительных поисков я наконец установил, что только самые плотные из известных нам материалов, а именно сплавы тория и иридия, способны полностью экранировать гравитационное поле, если экран из этих металлов подвергнуть беспрерывной бомбардировке альфа-лучами, излучаемыми радием.

Первоначально изготовление экранов стоило очень дорого, но массовое производство значительно снизило их стоимость.

Разговаривая, они заняли свои места в цирке. Кресла для публики были расположены вокруг площадки, мало отличавшейся от арены старых цирков, разве только большими размерами. Ральф объяснил, что антигравитационный экран сверху не виден, так как находится под ареной вместе со всеми механизмами, помещёнными в подвальном этаже. Бока арены были сверху донизу затянуты тонкой металлической сеткой, назначение которой открылось позднее.

Представление началось с упражнений всадника на старомодной неосёдланной лошади. Внезапно тяготение было выключено и лошадь поднялась в воздух, болтая копытами, тогда как наездник повис, уцепившись за неё ногами. Лишившись своего веса, ни лошадь, ни всадник не могли полностью управлять своими движениями. Они оба то висели головами вниз, то лежали на боку, пока им не удалось, делая резкие движения и болтая конечностями, добраться до середины арены.

Тут конь, очевидно хорошо дрессированный, перестал шевелить ногами, и они четырьмя плетьми повисли в воздухе.

Всадник сел на спину лошади и, слегка оттолкнувшись, подскочил вместе с ней до крыши цирка, находившейся на высоте ста футов. Достаточно было ничтожного мышечного усилия, чтобы совершить такой прыжок. Затем всадник оттолкнулся пальцем от потолка и вместе с конём снова очутился на арене, чтобы тут же опять взлететь под потолок. Повторив несколько раз этот номер, всадник стал демонстрировать боковые прыжки; на этот раз он отталкивался от проволочной сетки, которой была обтянута арена: не будь её, артист с конём мог упасть на публику.

Гравитационное поле распространялось только вверх, но не в стороны за пределы арены. Без сетки артист и лошадь, едва переступив границу антигравитационного экрана, тотчас же обрели бы свой полный вес и рухнули на землю.

Наездник делал разнообразные прыжки на арене и, будучи хорошим акробатом, всякий раз оказывался у лошади. При этом ему приходилось прикасаться к ней очень осторожно – малейший резкий толчок отбросил бы её на противоположный конец арены.

Затем тяготение было постепенно включено снова, и всадник с лошадью плавно опустился на арену, где тяготение восстановилось полностью, и удалился под аплодисменты публики.

Второй номер представления сам Ральф видел впервые. Два искусных жонглёра выбежали на арену и, когда выключили земное тяготение, один из них поставил себе на лоб биллиардный кий со старомодной лампой на конце. Потом второй жонглёр выхватил из-под неё кий и отскочил в сторону. Лампа висела в воздухе, пока один из актёров не взял её в руки.

Все номера вызывали восторг публики. Особенный успех имел акробат, использовавший биллиардный кий вместо трапеции и вертевшийся вокруг него, как если бы кий был укреплён на месте. Резкие движения акробата вокруг импровизированной трапеции создавали впечатление, будто его тело не утратило веса и кувыркается в воздухе благодаря силе тяжести.

Исключительный эффект произвёл номер с бокалами из разноцветного стекла, наполненными подкрашенной жидкостью. Когда жонглёр опрокинул их, жидкость не вылилась, так как не имела веса. Один из артистов, перевёртывая бокалы, стал резко отдёргивать их в сторону, и тогда цветная жидкость благодаря собственной инерции повисала в воздухе.

Сила поверхностного натяжения придавала выплеснутой жидкости форму шара. Жонглёры опорожнили множество бокалов, и над ареной повисла цепочка водяных шариков, подкрашенных фруктовыми соками разных цветов.

Тут они стали подходить к шарикам и выпивать их, прикладывая к ним губы. Затем они продемонстрировали эластичность водяных шариков: протыкали их пальцем, делили пополам, причём каждая половинка тотчас превращалась в шарик меньшего диаметра. Жонглёры стали поддавать их лёгким щелчком, и этого было достаточно, чтобы они поднимались до потолка. Ударившись о потолок, они отскакивали и возвращались на старое место, где их вновь подбрасывали теннисными ракетками.

Это жонглирование требовало чрезвычайного искусства, потому что неосторожное движение превращало водяные шары в плоские лепёшки. Однако поверхностное натяжение жидкости неизменно брало верх, и возвращавшиеся от потолка шарики приобретали эллиптическую форму. Всякий раз после удара ракеткой шары мгновенно изменяли свою форму, но тут же вновь её обретали.

В заключение жонглёры стали заталкивать один шарик в другой, так что под конец они все соединились в один. Этот большой шар вобрал в себя все разнообразные цвета, но они были подобраны так, что вместе образовали чуть мутноватого оттенка белый цвет, подобно тому как это бывает при сочетании всех цветов радуги.

В заключение на арену выбежал хоровод красивых девушек. Одновременно на середину арены вытолкнули огромный водяной шар диаметром около двадцати пяти футов, и девушки стали проникать в жидкость внутри шара и плавать. Шар осветили яркими прожекторами, а свет в зале потушили. Публика любовалась девушками, плавающими внутри кристаллически прозрачного водяного шара. Когда им не хватало воздуха, достаточно было выставить голову из шара, а затем возобновлялись упражнения в воде, не имевшей веса.

Два письма

По настоятельной просьбе Ральфа Элис с отцом гостили у него весь сентябрь. Джемс 212В 422 оказался чрезвычайно тактичным компаньоном. Если они осматривали один из крупных исторических музеев города, он всегда умел вовремя исчезнуть в поисках какого-нибудь экспоната, оставляя их вдвоём, и возвращаться он обычно не торопился. Однако дочь и учёный перестали замечать время. И хотя его отсутствие порой длилось целый час, вернувшись, он заставал их сидящими на прежнем месте, погружёнными в молчание более многозначительное, чем иные слова.

Вдвоём они были беспредельно счастливы, а порознь чувствовали себя безнадёжно одинокими.

Казалось, Ральф совершенно забыл о своих многочисленных лекциях, в которых он называл любовь «более или менее ароматным животным инстинктом».

Теперь нельзя было найти более влюблённого, более преданного, чем он, поклонника, робеющего в присутствии своего божества. За эти несколько недель они достигли взаимного понимания.

Об их счастье знал и радовался ему весь мир. Ральф всегда пользовался огромной популярностью. Даже правитель планеты счёл нужным выразить ему неофициально своё одобрение. В прошлом учёный не раз доставлял ему хлопоты. Как часто Ральф проявлял упрямство в отношении ограничений, наложенных на него в силу его огромного значения для прогресса человечества. Теперь, когда учёный подпал под постороннее влияние, склонить его на свою сторону станет несравненно легче, и правитель чувствовал, что часть бремени и забот снимается с его и без того перегруженных плеч.

Радовался весь мир – весь, кроме двух человек, у которых известие о счастье двух влюблённых вызвало ненависть и уныние.

Один из них неистовствовал от злобы, другой погрузился в отчаяние.

Для Фернанда Ральф был непредвиденной помехой, которую надо было убрать с дороги, чтобы завоевать Элис для себя. Марсианин, знавший заранее, что ему не на что надеяться, всё же горько переживал, что его пассия полюбила другого. До встречи с учёным её сердце было свободно. Как ни плохо было прежде марсианину, как ни проклинал он законы, делавшие для него невозможным союз с Элис, его всё же до какой-то степени утешало сознание, что она не принадлежит никому другому. Теперь у него было отнято и это последнее утешение, и марсианин чувствовал, что не в силах перенести этот удар.

Движимый отчаянием, он решил, что не может долее оставаться на Земле, и тотчас же заказал себе место на звездолёте, отправляющемся на Марс. Но накануне отъезда он почувствовал, что не в силах исполнить решение, которое должно было навсегда разлучить его с Элис, и на межпланетном лайнере, стартовавшем с Земли, на Марс вместо него полетело зашифрованное письмо лучшему другу.

Письмо было отправлено, а марсианин сидел, как застывшее изваяние, у окна и невидящими глазами смотрел на раскинувшийся за ним город. Наконец он со вздохом поднялся и вышел из комнаты. Неужели нет способа избавиться от этих страданий? Хоть бы найти соломинку, за которую хватается утопающий!

Совсем иначе выглядело письмо, отправленное Фернандом 600 10 своему другу Полю 9В 1261:

В тёмном небе светила полная луна. Было что-то бодрящее в свежем осеннем ветерке, слегка рябившем воды океана. В небе горели мириады звёзд, отражавшихся в мягко катившихся под ними волнах. В полосе лунного света над водой парило сверкающее серебром воздушное такси. Это было далеко от Нью-Йорка и в стороне от обычных путей. Время от времени показывались другие воздухолёты, однако на порядочном расстоянии друг от друга.

Ральф и Элис постоянно стремились остаться наедине. Каждый вечер они нанимали воздушное такси и улетали куда-нибудь в сторону от космических трасс.

Они чувствовали себя совершенно счастливыми. Водитель не смущал их своим присутствием. Он был готов лететь куда угодно, раз ему за это хорошо платили.

В этот вечер Элис казалась Ральфу ещё очаровательнее. В ласковом свете луны её красивое, как раскрывшийся цветок, лицо светилось счастьем, тёмные глаза девушки, смотревшие из-под длинных ресниц, туманила нежность.

Слова были излишни. Мысли влюблённых были в таком согласии, что каждый из них без слов угадывал, что чувствует в это мгновение другой.

Руки их сомкнулись и замерли в нежном пожатии.

Им представилось в эту минуту, что не может быть большего блаженства на свете, чем испытываемое ими сейчас. Молча они повернулись друг к другу, и их губы встретились. Во всём мире теперь не существовало ничего, кроме их любви.

Голос окликавшего их с другого воздухолёта водителя заставил влюблённых очнуться и вспомнить, что существует что-то помимо их самих и разделённой любви. К ним вплотную подлетело воздушное такси, и Элис со смущением поспешно отодвинулась от своего друга.

– У меня неполадки с мотором, – крикнул им водитель подлетевшего такси. – У вас не найдётся несколько медных проводничков?

– Как не найти, – ответил их водитель. Такси сблизились.

Убедившись в том, что его водитель может оказать необходимую помощь, Ральф снова повернулся к Элис и взял её руку, ответившую доверчивым пожатием.

Внезапно учёный почувствовал одуряющий сладкий запах, затуманивший его сознание. Он ощутил последнее пожатие пальцев Элис. Потом всё погрузилось во мрак.

Полёт в космос

Ральф не знал, сколько времени он лежал без сознания, но, когда очнулся, месяц уже успел скатиться к горизонту. Учёный чувствовал непомерную тяжесть во всех членах и чрезвычайную усталость. Некоторое время он продолжал неподвижно полулежать в кресле, пристально глядя перед собой и ничего не соображая.

Вдруг его сознание пронзила мысль: соседнее кресло пусто!

– Элис, Элис! – прошептал он, стараясь стряхнуть с себя оцепенение. – Элис, где ты?

Никто не ответил. Водитель спал с опущенной на грудь головой, положив руки на рычаги управления.

Сделав чрезвычайное усилие, Ральф дотянулся до окна и опустил стекло. Его ошеломил нахлынувший крепкий запах хлороформа, а ощущение сильнейшей дурноты заставило снова беспомощно откинуться на спинку сиденья. Слабость скоро прошла, и Ральф окончательно пришёл в себя. Первая его мысль была об Элис. Туман перед глазами рассеялся – учёный снова убедился, что в машине её нет. Он подумал, что она упала в море, и в отчаянии стал громко звать её.

И тут у него в памяти возникли слова, сказанные отцом Элис в первое утро их знакомства. Инженер боялся за свою дочь. Ей угрожали. Ральф сосредоточился на этой мысли. Кто-то грозил её похитить, и этот кто-то был не кто иной, как Фернанд 600 10…

Ральф вспомнил про подлетевшее аэротакси. Эта авария была подстроенной хитростью, чтобы приблизиться к их машине, усыпить его и водителя и похитить Элис.

Эта мысль заставила учёного взять себя в руки.

К нему мгновенно вернулась обычная энергия и решительность. Он бросился к спящему водителю и стал сильно трясти его за плечо.

Машина продолжала лететь с равномерной скоростью по кругу, и Ральф увидел, что им грозит столкновение, так как к ним приближался воздухолёт, очевидно направлявшийся в Нью-Йорк.