Неудивительно, что господин Фудзивара не хочет покидать эти восхитительные края. В памяти возник его образ, очаровательный и интригующий. Он всегда восхищался ею. Он не может желать ей зла. Тем не менее дурное предчувствие не давало покоя. «Наверное, воин ощущает нечто подобное перед сражением, – думала Каэдэ. – Жизнь кажется как никогда прекрасной и скоротечной, и невозможно надышаться вволю».
      Она опустила руку на меч – это прикосновение вселило уверенность.
      До ворот резиденции Фудзивары осталось всего несколько миль, когда впереди поднялась пыль и из дымки вышли носильщики паланкина с всадниками, посланными за ней. Они заметили серебряный герб с изображением реки на накидке Амано и остановились приветствовать гостей. Предводитель окинул взглядом Каэдэ, изумленные глаза застыли, на шее напряглись мышцы.
      – Госпожа Ширакава, – ахнул он и крикнул носильщикам: – На колени! На колени!
      Они опустили паланкин и плюхнулись в пыль. Всадники сошли с коней и поклонились. Воины казались покорными, однако Каэдэ тотчас подсчитала, что их вдвое больше.
      – Я направляюсь к его светлости, – проговорила она, узнав вассала, но не вспомнив его имени. Он часто приезжал сопровождать ее в дом господина Фудзивары.
      – Меня зовут Мурита, – представился он. – Госпожа Ширакава не хочет, чтобы ее несли?
      – Я поеду верхом, – не терпящим возражения тоном ответила она. – Мы уже близко.
      Губы вассала сжались в тончайшую линию. «Он недоволен», – подумала Каэдэ и взглянула на Амано и Хироши. Лицо Амано застыло без всякого выражения, а Хироши слегка зарумянился.
      «Им стыдно за меня? Я позорю их и себя?» Каэдэ выпрямила спину и тронулась вперед.
      Лошади почувствовали неладное. Раку отклонился от дороги, навострил уши, закатил глаза, а конь Хироши закинул голову и попытался взбрыкнуть. У мальчика побелели костяшки пальцев, так он тянул за уздечку, пытаясь утихомирить животное.
      Когда они подъехали к резиденции, ворота были открыты, во дворе стояли стражники. Амано спрыгнул с коня и подошел помочь Каэдэ спешиться.
      – Я останусь верхом, пока не выйдет господин Фудзивара! – дерзко выкрикнула она. – Я не намерена здесь долго задерживаться.
      Мурита колебался – не хотел передавать подобного послания.
      – Скажите ему, что я здесь, – настаивала она.
      – Госпожа Ширакава. – Он кивнул и сошел на землю, но в это время из дома вышел актер Мамору, молодой друг господина Фудзивары. Он встал на колени перед ее конем.
      – Добро пожаловать госпожа, – сказал он. – Проходите, пожалуйста, в дом.
      Каэдэ опасалась, что ее уже не выпустят обратно.
      – Мамору, – резко произнесла она, – я не зайду в дом. Я приехала узнать, где мои сестры.
      Тогда он поднялся и подошел к коню сбоку, встав перед Амано. Если раньше он не смел взглянуть на нее, то теперь смотрел прямо в глаза.
      – Госпожа Ширакава… – начал он, и в голосе прозвучало нечто необычное.
      – По коням, – скомандовала Каэдэ своему вассалу, и тот незамедлительно повиновался.
      – Пожалуйста, – тихо сказал Мамору, – вам лучше уступить. Молю вас. Ради себя, ради воинов, мальчика…
      – Если господин Фудзивара не хочет выйти говорить со мной и поведать, где сестры, то мне здесь более нечего делать.
      Каэдэ не поняла, кто отдал приказ, но некая искра проскочила между Мамору и Муритой.
      – Скачите прочь! – крикнула она Амано и попыталась развернуть Раку, но Мурита держал уздечку.
      Каэдэ наклонилась вперед, обнажив меч, и хлопнула коня по бокам. Раку вырвался из хватки чужака и встал на дыбы. Девушка полоснула Муриту по руке. Тот гневно зарычал и вытащил меч. Каэдэ думала, он убьет ее, однако вассал снова схватил уздечку и опустил Раку. Конь Хироши запаниковал и бросился в сторону. Мамору дергал девушку за одежду, моля сдаться. Едва Амано замахнулся мечом, как его грудь пронзила стрела. В глазах мелькнул ужас, на губах запузырилась кровь, и он завалился вперед.
      – Нет! – ахнула Каэдэ.
      В этот момент разгневанный Мурита вонзил меч в незащищенную грудь Раку. Конь испуганно заржал от боли, хлынула алая кровь. Он зашатался на ослабевших ногах, опустил голову. Мурита схватил Каэдэ и потащил вниз. Она попыталась полоснуть его мечом, но конь падал, увлекая за собой, и удар потерял всякую силу. Вассал Фудзивары поймал ее за запястье и без труда забрал оружие. Затем молча затащил госпожу в дом.
      – Помогите! Помогите! – кричала она, пытаясь вырваться и оглядываясь на своих воинов. Все они уже погибли или корчились в предсмертных муках. – Хироши! – завопила Каэдэ и услышала топот копыт. Чалый рванул прочь, унося мальчика против воли. Единственное утешение.
      Мурита обыскал ее и отобрал нож. Из руки текла кровь, и в гневе вассал не церемонился. Перед ними в дом вбежал Мамору, открыв двери в комнату для гостей. Когда девушку отпустили, она пала на землю, рыдая от горя и ярости.
      – Раку! Раку! – плакала она, будто конь был ее ребенком. Затем ей стало жаль Амано и остальных воинов, которых она привела на смерть.
      Мамору встал рядом на колени, бубня:
      – Простите, госпожа Ширакава. Вы должны повиноваться. Никто не причинит вам зла. Поверьте мне, мы все любим и чтим вас. Успокойтесь, пожалуйста.
      Однако Каэдэ рыдала все громче, и он велел служанкам привести доктора Ишиду.
      Вскоре юная госпожа ощутила присутствие врача, который опустился рядом. Она подняла голову, убрала с лица волосы и уставилась на него горестными глазами.
      – Госпожа Ширакава… – начал Ишида, но Каэдэ не дала ему договорить.
      – Мое имя – Отори. Я замужем. Что это за безобразие? Вы же не позволите им задержать меня здесь. Пусть меня немедленно отпустят.
      – Это не в моих силах, – тихо произнес он. – Мы все живем по воле его светлости, а не по собственному разумению.
      – Что ему нужно от меня? Зачем все это? Он похитил моих сестер, убил моих людей! – Слезы снова побежали ручьем. – И коня! – Каэдэ сотрясалась от рыданий.
      Ишида велел служанкам принести травы и горячей воды. Он внимательно осмотрел ее, заглянул в глаза и пощупал пульс.
      – Простите меня, – сказал он, – но должен спросить, не беременны ли вы.
      – А вам какое дело? Это никого не касается!
      – Его светлость намерен жениться на вас. Он считает, что вы с ним помолвлены. Уже получено разрешение императора и господина Араи.
      – Мы никогда не были помолвлены, – плакала Каэдэ. – Я замужем за Отори Такео.
      – Я не могу обсуждать с вами эти вещи, – мягко произнес Ишида. – Вам следует поговорить с его светлостью. Однако, как врач, я должен знать, беременны ли вы.
      – А что если так?
      – Тогда мы избавимся от плода.
      От горя Каэдэ зарыдала пуще прежнего, и доктор сказал:
      – Господин Фудзивара и так слишком милосерден к вам. Он мог бы лишить вас жизни за неверность. Он простит вас и женится, однако не даст своего имени чужому ребенку.
      Захлебываясь слезами, Каэдэ ничего не смогла ответить. Вернулась служанка с травами и чайником, Ишида заварил их.
      – Выпейте, – велел он. – Поможет успокоиться.
      – Не стану, – противилась Каэдэ, села прямо и выхватила у него чашу. Она протянула ее вперед, собираясь вылить на циновку. – Что, если я откажусь есть и пить? Женится ли он на трупе?
      – Тогда вы обречете на смерть своих сестер, – ответил Ишида. – Сожалею. Мне отнюдь не доставляет удовольствия видеть вас в таком положении и принимать в этом участие. Все, что я могу, так это быть с вами предельно откровенным. Если вы покоритесь воле его светлости, то сохраните им жизнь, а себе – честь.
      Каэдэ остановила взгляд на враче. Медленно она поднесла к губам чашу.
      – Я не беременна, – твердо произнесла девушка и осушила ее до дна.
      Ишида сидел рядом, пока Каэдэ не успокоилась, а затем велел служанкам отвести гостью в баню и смыть с нее кровь.
      К тому времени как пленницу помыли и одели, снадобье заглушило горечь, и мгновенная расправа показалась сном. После обеда она даже вздремнула, слушая отдаленное пение монахов, которые выносили покойных, восстанавливая покой и гармонию. Каэдэ проснулась в знакомой комнате, забыла спросонья события последних месяцев и подумала: «Я в гостях у Фудзивары. Как долго я здесь? Надо спросить у Шизуки».
      Тут она вспомнила – без особой злости, лишь с приглушенным недовольством, – что ее лишили свободы.
      Опустились сумерки, повеяло прохладой после долгого жаркого дня. Каэдэ слышала мягкие шаги и перешептывания слуг. Вошла девушка с подносом еды. Каэдэ вяло ковырялась в тарелке, запах пищи вызывал тошноту, и вскоре она велела убрать поднос.
      Служанка вернулась с чаем. За ней вошла женщина средних лет с мелкими проницательными глазами и суровым взглядом, она не из прислуги, судя по элегантной одежде и прямой осанке. Незнакомка поклонилась до земли.
      – Я Оно Риэко, двоюродная сестра покойной жены господина Фудзивары. Я прожила много лет в доме ее светлости. Господин послал за мной, чтобы подготовить свадебную церемонию. Будьте ко мне благосклонны. – Она снова церемонно поклонилась до земли.
      Каэдэ почувствовала неприязнь к этой женщине. Внешне она была недурна – Фудзивара окружает себя только красавицами, – но в поведении проскальзывало высокое самомнение и каверзность.
      – А вам обязательно этим заниматься? – холодно спросила Каэдэ.
      Риэко усмехнулась и выпрямилась.
      – Я уверена, госпожа Ширакава изменит свое мнение обо мне. Я обычная женщина, однако могу дать много ценных советов. – Она начала наливать чай со словами: – Доктор Ишида велит вам выпить это. Поскольку сейчас новолуние, господин Фудзивара зайдет поприветствовать вас, чтобы вместе лицезреть месяц. Выпейте чай и позаботьтесь о платье и прическе.
      Испытывая невероятную жажду, Каэдэ глотнула чая, пытаясь не осушить чашку сразу. Она была спокойна и почти ничего не чувствовала, хотя ощущала, как в висках стучит кровь от страха перед Фудзиварой, перед его властью над ней. Мир устроен так, что мужчины повсюду обладают властью над женщинами во всем. Как же безрассудно было думать, будто она сможет противостоять ему. В памяти отчетливо всплыли слова госпожи Наоми: «Я должна скрывать свою силу от мужчин, иначе они, не колеблясь, уничтожат меня».
      Теперь они решили сломить Каэдэ. Шизука предупреждала, что брак с Такео приведет в ярость старейшин и они никогда не дадут согласия. Однако если бы девушка слушала все советы, то не познала бы счастья с возлюбленным. Вспоминать о нем было больно, несмотря на успокаивающий чай. Надо спрятать всякие думы в дальний уголок сердца, подобно записям о Племени в Священных пещерах.
      Риэко внимательно изучала юную госпожу. Каэдэ отвернулась и глотнула чая.
      – Ну же, госпожа Ширакава, – оживленно произнесла Риэко. – Не печальтесь. Вас ожидает завидный брак. – Она приблизилась вплотную, засеменив на коленях. – Вы правда прекрасны, молва не преувеличивает, если не считать высокого роста и болезненного оттенка кожи, к тому же вам не к лицу печаль. Красота – величайшее богатство. Необходимо сделать все, чтобы сохранить ее.
      Риэко забрала чашку и поставила на поднос. Затем сняла ленту с волос Каэдэ и принялась причесывать их.
      – Сколько вам лет?
      – Шестнадцать, – ответила Каэдэ.
      – Мне казалось, что больше: как минимум двадцать. Видимо, вы относитесь к тому типу женщин, которые быстро старятся. Придется старательнее следить за собой. – Расческа царапала кожу головы, от боли наворачивались слезы.
      – Должно быть, трудно укладывать ваши волосы, – отметила Риэко. – Такие мягкие.
      – Я обычно завязываю их сзади, – сказала Каэдэ.
      – В столице принято убирать на макушку. – Женщина умышленно потянула волосы. – Лучше иметь густые и жесткие волосы.
      Сочувствие и понимание могли бы растопить сердце Каэдэ, а злая Риэко только закалила, внушила решимость сделать все, чтобы не сломаться, не показать истинных чувств. «Я спала во льду, – думала девушка. – Богиня говорит со мной. Я найду в себе силы вынести все, пока за мной не придет Такео». Он придет, она знала точно, или погибнет, сражаясь за нее. Только увидев его бездыханное тело, Каэдэ будет свободна от обещаний и пойдет за ним в иной мир.
      Вдруг вдалеке оживленно залаяли собаки, и вскоре дом затрясся. Каэдэ, как обычно, изумилась, что земля колышется подобно свежему бобовому творогу, и испытала радость от осознания зыбкости бытия. Ничто не вечно, даже Фудзивара и его несметные сокровища.
      Риэко уронила расческу и вскочила на ноги. К двери подбежали служанки.
      – Наружу, быстрей! – тревожно выкрикнула женщина.
      – Зачем? – спросила Каэдэ. – Землетрясение ведь несильное.
      Риэко уже испарилась. Она отдавала приказы потушить лампы, панически визжала на слуг. Каэдэ не сдвинулась с места, она слушала топот, испуганные голоса, лай собак. Потом подняла расческу и расчесала волосы. Пусть будут распущенные, а то болит голова.
      Платье на ней вполне подходило для лицезрения луны. На серо-голубином фоне был вышит клевер и бледно-желтые птицы. Каэдэ хотела взглянуть на месяц, искупаться в его серебряном свете, поразмыслить, как он появляется и уходит с небес, исчезает на три дня, чтобы вернуться снова.
      Служанки оставили двери на веранду открытыми. Каэдэ вышла и опустилась на деревянный пол, глядя в сторону гор, вспомнила, как проводила здесь время с Фудзиварой, укутавшись в медвежьи шкуры, чтобы не замерзнуть под кружащим снегом.
      Очередной толчок не вызвал у нее страха. Каэдэ наблюдала за горой, сотрясающейся на фоне бледно-фиолетового неба. Темные очертания садовых деревьев покачивались при отсутствии ветра. Встревоженные птицы голосили, словно на восходе.
      Постепенно крик утих, умолкли собаки. Тонкий золотой серп новой луны висел рядом с вечерней звездой прямо над горными вершинами. Каэдэ закрыла глаза.
      Она почувствовала аромат духов Фудзивары прежде, чем услышала его приближение: медленная поступь, шелест шелка. Девушка подняла веки.
      Он стоял в нескольких метрах, глядя на нее восхищенными жадными глазами: именно таким она его и помнила.
      – Госпожа Ширакава.
      – Господин Фудзивара. – Перед тем как поклониться до земли, Каэдэ задержала на нем взгляд дольше, чем подобает.
      Фудзивара ступил на веранду, за ним Мамору с коврами и подушками. Дворянин уселся поудобней и только затем разрешил ей подняться. Он протянул руку и коснулся шелкового платья.
      – Вам к лицу, как я и предполагал. Вы поразили бедного Муриту, когда прискакали верхом. Он по ошибке едва не метнул в вас копье.
      Несмотря на обретенную благодаря травам безмятежность, Каэдэ от ярости чуть не потеряла сознание. Как он может так легкомысленно, с усмешкой, говорить о гибели воинов и Амано, который знал ее с детства…
      – Как вы смеете так поступать со мной? – сказала она и услышала, как ахнул Мамору. – Три месяца назад, в Тераяме, я вышла замуж за Отори Такео. Мой муж накажет вас… – Она замолчала, стараясь взять себя в руки.
      – Я думал, мы насладимся месяцем до разговора, – ответил он, не обратив внимания на оскорбительный тон. – Где ваши служанки? Почему вы одна?
      – Они убежали, когда затряслась земля, – кратко заявила Каэдэ.
      – А вы не испугались?
      – Мне нечего бояться. Вы уже нанесли мне такую травму, какую ни с чем не сравнить.
      – Похоже, придется приступить к беседе, – решил Фудзивара. – Мамору, принеси вина и проследи, чтобы нас не беспокоили.
      Он задумчиво посмотрел на луну и замолчал до возвращения Мамору. Когда молодой человек снова удалился в тень, Фудзивара велел девушке налить вина. Отпив, произнес:
      – Ваш брак с человеком, именующим себя Отори Такео, признан недействительным. Он был совершен без соответствующего позволения.
      – Чье это решение?
      – Господина Араи, вашего главного вассала Шойи и мое. Клан Отори лишил Такео всяких прав и признал усыновление незаконным. Все согласились, что вы должны умереть за то, что ослушались Араи и изменили мне, особенно за то, что вы причастны к смерти Йоды.
      – Вы обещали никому не рассказывать моих тайн.
      – А вы обещали выйти за меня замуж.
      Возразить было бы оскорблением, но слова Фудзивары напугали юную госпожу. Она хорошо понимала, что может в любой момент лишиться жизни. Никто не осудит его за убийство.
      – Вы знаете, как я вас почитаю, – продолжил он. – Я смог договориться с Араи, и он согласился на пощаду, если я женюсь на вас и буду держать взаперти. Я пообещал замолвить о нем слово перед императором. Еще пришлось послать Араи ваших сестер.
      – Вы отдали их Араи? Они в Инуяме?
      – Полагаю, женщин принято отдавать в заложницы, – ответил Фудзивара. – Кстати, Араи пришел в ярость оттого, что вы посмели оставить у себя племянника Акиты. Это был бы хороший ход, но вы все испортили своим опрометчивым поступком по весне. В результате Араи и его вассалы оскорбились еще больше. А ведь раньше Араи был на вашей стороне. Было полным безрассудством так с ним поступить.
      – Теперь я понимаю, что Шойи предал меня, – с горечью произнесла Каэдэ. – Племянника Акиты нельзя было отпускать домой.
      – Не сердитесь на Шойи. – Голос Фудзивары был вкрадчив и спокоен. – Он делал то, что считал правильным для вас и вашей семьи. Как и мы все. Я хотел бы, чтобы наша свадьба состоялась как можно быстрей: думаю, на этой неделе. Риэко расскажет вам, как одеться и как себя вести.
      Каэдэ охватило отчаяние.
      – Все мужчины, кто возжелал меня, погибли, кроме законного мужа господина Отори Такео. Вы не боитесь смерти?
      – Ходит молва, будто любой, кто полюбит вас, обречен. Я же не испытываю страсти. И детей мне больше не нужно. Наш брак состоится для того, чтобы спасти вам жизнь. Он будет фиктивным. – Фудзивара отпил вина и поставил чашу на пол. – Теперь весьма уместно выразить свою благодарность ко мне.
      – Значит, я стану всего лишь вещью?
      – Госпожа Ширакава, вы одна из немногих, кому я показал мои сокровища. Вы же знаете, что я предпочитаю хранить их вдалеке от чужих глаз, в сундуках и под замком. – Сердце девушки трепетало. Она молчала. – Не думаю, что Такео придет вам на помощь. Араи намерен покарать его, уже готовится к войне. Владения Маруямы и Ширакавы отвоюют и присудят вам же, а затем передадут мне, как законному мужу. – Фудзивара пристально посмотрел на Каэдэ, будто наслаждаясь ее страданиями. – Страсть к вам действительно погубит Такео. Он умрет до наступления зимы.
      Предыдущей зимой Каэдэ изучала Фудзивару и знала, как меняется выражение его лица. Он считал себя невозмутимым, думал, будто прекрасно контролирует свои чувства, однако Каэдэ научилась их распознавать. В его голосе звучали жестокость и удовольствие, как и раньше при упоминании о Такео. Она решила, что Фудзивара чуть ли не влюбился в юношу после того, как она поведала ему свои тайны тогда, в окружении больших сугробов и сосулек в человеческий рост. В глазах сверкало желание, губы слегка приоткрыты. Теперь ей стало ясно, что его светлость желал смерти Такео, – это доставит ему наслаждение и избавит от навязчивой идеи. Переживания Каэдэ, несомненно, усилят блаженство.
      В тот момент Каэдэ решила для себя две вещи: не показывать, как ей больно, и жить. Придется подчиниться воле Фудзивары, чтобы не дать ему повода убить себя до прихода Такео. Ни этот подлец, ни приставленная к ней женщина-дьяволица не получат ни йоты удовольствия от ее страданий.
      Каэдэ бросила на Фудзивару презрительный взгляд и уставилась мимо него на месяц.
 

* * *

 
      Свадьба состоялась через несколько дней. Каэдэ выпила настои, заваренные Ишидой, и погрузилась в безразличное спокойствие. Она решила отсечь всякие чувства, превратить сердце в лед, войти в состояние, подобное тому, когда Такео однажды надолго усыпил ее. Девушка не винила ни Ишиду, ни Мамору – они лишь выполняли волю своего господина и не могли нарушить строгий кодекс чести, однако затаила ненависть к Риэко и поклялась отомстить Мурите за смерть воинов и коня.
      Каэдэ проходила ритуал за ритуалом подобно кукле или марионетке, которую дергают за веревочки на сцене. С ее стороны присутствовали Шойи и еще два вассала, один из них – брат Хирогавы, убитого за неповиновение в день смерти господина Ширакавы. «Следовало уничтожить всю семью, – с горечью подумала Каэдэ. – Пощадив их, я обрела врагов». Там были и другие люди высокого происхождения, которых, видимо, прислал Араи. Они даже не поприветствовали ее и не представились. Стало предельно ясно, какое Каэдэ займет место: не хозяйки домена, союзницы и ровни мужу, а второй жены дворянина, вольного распоряжаться ее жизнью, как вздумается.
      Церемония отличалась изысканностью и роскошью, далеким и от свадьбы в Тераяме. Молитвы и песнопения продолжались до бесконечности. От колоколов и ладана кружилась голова. Когда же пришлось трижды выпить три чашки вина с новым супругом, Каэдэ едва не упала в обморок. Последнюю неделю она так мало ела, что чувствовала себя бестелесной.
      День выдался необычайно жаркий и безветренный. Ближе к вечеру полил сильный дождь.
      Невесту унесли из храма в паланкине. Дома Риэко и служанки раздели ее и омыли. Они втирали в кожу благовония, обливали духами волосы. Ночное платье было еще роскошней, чем свадебный наряд. Каэдэ отвели в новую спальню в глубине резиденции, где раньше ей бывать не доводилось. Недавно тут все обновили. На балках сверкали рельефные листья из золота, на ширмах красовались изображения птиц и цветов, соломенная циновка благоухала свежестью. От грозовых туч в комнате было бы темно, но дюжины свечей горели у резных металлических стоек.
      – И все это для тебя, – с завистью произнесла Риэко.
      Каэдэ ничего не ответила. Хотелось сказать: «Зачем столько стараний, если господин Фудзивара не собирается возлечь со мной?» – но Риэко до этого никакого дела. Однако затем возникла мысль: а что если он придет, один раз, как и к предыдущей жене, зачать сына. Она содрогнулась от страха и омерзения.
      – Незачем изображать боязнь, – улыбнулась Риэко. – Можно подумать, ты не знаешь, что происходит между новобрачными. Если бы ты была, как полагается, девственной…
      Каэдэ удивило, что эта женщина позволяет себе говорить такое при слугах.
      – Прикажи служанкам выйти, – велела она, и когда они остались наедине, сказала: – Если посмеешь оскорбить меня снова, я позабочусь, чтобы тебя здесь больше не было.
      Риэко раскатисто рассмеялась.
      – Госпожа, вижу, не понимает, в каком положении находится. Господин Фудзивара заступится за меня. На твоем месте я бы побеспокоилась о собственном будущем. Один неправильный шаг – если твое поведение не будет подобать тому, какое требуется от жены дворянина, – тебя самой здесь не окажется. Думаешь, ты такая смелая и сможешь лишить себя жизни? На самом деле это сложней, чем кажется. В решающий момент большинство женщин ломается. Мы цепляемся за жизнь, потому что слабы от природы. – Риэко подняла лампу и осветила лицо Каэдэ. – Тебе, наверное, говорили, что ты прекрасна, но сейчас ты не так хороша, как неделю назад, а через год совсем подурнеешь. Ты достигла своей вершины, и отныне твоя красота будет только тускнеть.
      Риэко поднесла лампу совсем близко к щеке Каэдэ. Девушка чувствовала жар пламени.
      – Я могла бы опалить тебя сейчас, – зашипела Риэко. – Тебя бы выгнали из дома. Господин Фудзивара будет держать тебя до тех пор, пока ты приятна глазу. А потом самое место для таких, как ты, – бордель.
      Каэдэ даже не моргнула. Огонек дрогнул. Снаружи поднялся ветер, и резкий порыв сотряс здание. Далеко, словно в другой стране, выла собака.
      Риэко снова рассмеялась и поставила лампу на пол.
      – Так что ваша светлость не в силах избавиться от меня. Полагаю, вы переволновались. Я прощаю вас. Мы должны стать хорошими друзьями, как желает господин. Он скоро придет к вам. Я буду в соседней комнате.
      Каэдэ сидела недвижно, слушая завывания ветра. Невольно приходили воспоминания о первой брачной ночи с Такео: нежность кожи, прикосновение губ к шее, легкость приподнятых волос, наслаждение, которое он доставил ее телу перед тем, как войти и стать чем-то единым. Она старалась отогнать эти мысли, но вожделение взяло верх, растопив холод.
      Снаружи послышались шаги, и Каэдэ напряглась, пытаясь скрыть свое состояние, хотя возбужденное тело все выдавало.
      Оставив слуг снаружи, в спальню вошел Фудзивара. Каэдэ тотчас поклонилась до пола, чтобы не видеть его лица, и затрепетала от собственной покорности.
      За дворянином появился Мамору с резным сундучком из адамова дерева. Юноша поставил его на пол, низко поклонился и попятился на коленях к двери соседней комнаты.
      – Поднимись, моя дорогая жена, – сказал господин Фудзивара. В этот момент Риэко передала Мамору бутылку вина. Она поклонилась и удалилась из вида, но, наверняка, продолжала подслушивать.
      Мамору налил вина, Фудзивара отпил немного, пристально глядя на Каэдэ. Молодой человек передал невесте чашу, и та поднесла вино к губам. Оно оказалось сладким и терпким на вкус. Девушка сделала совсем маленький глоток. Обстоятельства словно сговорились, чтобы разжечь в ней огонь.
      – Такой прекрасной я еще ее не видел, – отметил господин Фудзивара. – Заметь, как страдания улучшили овал лица, придали глазам более чувственное выражение, а рту женственность. Надо запечатлеть это мгновение надолго.
      Мамору молча поклонился. После паузы Фудзивара велел:
      – Оставь нас одних.
      Когда молодой человек вышел, он взял сундучок и поднялся на ноги.
      – Идем, – сказал он Каэдэ.
      Девушка последовала за ним, словно во сне. Некий незримый слуга отодвинул ширму в конце комнаты, и они ступили в спальню. Там была разостлана постель с шелковыми простынями и деревянными подушками. В воздухе стоял насыщенный аромат. Ширмы задвинулись, и новобрачные остались наедине.
      – Нет надобности понапрасну тревожиться, – сказал Фудзивара. – Или я составил о тебе неправильное представление, и ты только огорчишься, если ничего не произойдет?
      Впервые Каэдэ почувствовала презрение к себе. Он заметил очевидное, разглядел ее вожделение. Девушку бросило в жар.
      – Садись, – велел господин.
      Она пала на пол, не поднимая глаз. Фудзивара тоже опустился, поставив перед ней сундучок.
      – Мы должны провести вместе некоторое время. Это чистая формальность.
      Каэдэ не знала, что ответить.
      – Поговори со мной, – повелел он. – Расскажи мне что-нибудь интересное или забавное.
      Такая задача казалась невыполнимой. Наконец она произнесла:
      – Могу я задать вопрос господину Фудзиваре?
      – Пожалуйста.
      – Что мне здесь делать? Как проводить время?
      – Занимайся тем, что обычно делают женщины. Риэко покажет тебе.
      – Можно ли мне продолжить учебу?
      – Я считаю ошибкой обучать девушку. Это отнюдь не благотворно повлияло на твой характер. Можешь почитать немного: советую Кун-Фуцзы.
      Ветер подул сильней. Сотрясались балки, скрипела крыша.
      – Могу я повидаться с моими сестрами?
      – Когда господин Араи завершит поход против клана Отори, мы, возможно, съездим в Инуяму. Примерно через год.
      – Могу ли я писать им письма? – продолжила Каэдэ, злясь, что приходится просить позволения на столь естественные вещи.
      – Да, только показывай их сначала Оно Риэко.
      Огоньки свечей заколыхались от сквозняка, снаружи ветер стонал человеческим голосом. Каэдэ вспомнила служанок, с которыми ночевала в замке Ногучи. Во время сильных гроз они не могли заснуть от ветра и еще больше пугали друг друга историями о призраках. Теперь она будто снова слышала стоны духов в многоголосых завываниях ветра. Девушки рассказывали о юных девах, которые погибали за любовь, которых бросали возлюбленные, предавали мужья, убивали хозяева. Рассерженные ревнивые души кричали из мира теней, требуя справедливости. Каэдэ задрожала.
      – Замерзла?
      – Нет, я подумала о призраках. Меня словно кто-то коснулся. Ветер усилился. Это тайфун?
      – Видимо, да, – ответил Фудзивара.
      «Такео, где же ты? – волновалась Каэдэ. – Попал ли под дождь и ветер? Думаешь ли обо мне? Не твой ли дух заставляет меня содрогаться?»
      Господин наблюдал за ней.
      – Что меня восхищает в тебе, так это бесстрашие. Ты не боишься ни землетрясения, ни тайфуна. Большинство женщин приходит в панику от таких вещей. Конечно, в них больше естества, чем в тебе, твое мужество зашло слишком далеко. Тебя нужно избавить от него.
      «Фудзивара не должен знать, как я боюсь смерти близких, – подумала Каэдэ. – Прежде всего Такео, а также Аи и Ханы. Пусть считает, будто мне все равно».
      Он наклонился вперед и протянул белую руку с длинными пальцами, указав на сундучок.
      – Я принес тебе свадебный подарок. – Он поднял крышку и достал нечто, завернутое в шелк. – Вряд ли тебе доводились видеть столь любопытные вещицы. Некоторые дошли до нас из глубокой древности. Я собираю их многие годы.
      Фудзивара положил сверток на пол.
      – Посмотришь, когда я уйду.
      Каэдэ настороженно оглядела формы под шелком. Судя по тону, господин пытался получить удовольствие, жестоко дразня ее. Там могло быть что угодно: статуэтка или флакончик духов.
      Она подняла глаза и увидела его легкую улыбку. У нее не было иного оружия против него, помимо красоты и смелости. Каэдэ смотрела словно сквозь него, безмятежная и недвижная. Она не слышала, как уходил господин, – он словно исчез под сильным дождем.
      Девушка осталась одна, Риэко и служанки ждали в соседней комнате. Взгляд упал на подарок в темно-малиновом шелке, она подняла его и развернула.
      Это был возбужденный фаллос, вырезанный из красноватого бархатного дерева, вероятно вишни, Совершенство в деталях. Каэдэ почувствовала отвращение и сразу же – интерес, как и рассчитывал господин Фудзивара. Он никогда не коснется ее тела, не станет спать с ней, хотя заметил, как в ней пробудилось желание, и выразил презрение своим извращенным подарком.
      Из глаз полились слезы. Каэдэ завернула подарок и положила в сундучок. Затем легла на циновку свадебной почивальни и неслышно заплакала по мужчине, которого любила и желала.