Как Каэдэ и предполагала, первые недели в Маруяме ушли на восстановление земель. Нас приняли тепло и чистосердечно, однако Маруяма – обширное владение с множеством наследственных вассалов и большим советом старейшин, которые отличаются предвзятостью и консерватизмом, как и положено человеку в преклонном возрасте. Репутация мстителя за Шигеру сыграла мне на руку, хотя всплыли и слухи о сомнительном происхождении, о колдовских способностях. Я был уверен в преданности воинов клана Отори и доверял Сугите, его семье и людям, сражавшимся с ним бок о бок, зато сомневался во многих других.
      Сугита обрадовался моей женитьбе на Каэдэ. Он верил, что я смогу объединить Три Страны и принести людям мир, в чем сомневались старейшины. Больше никто не посмел возразить, но по намекам и шепоткам я скоро понял, что все рассчитывали на брак с Фудзиварой. Меня это не особо заботило: я не имел ни малейшего представления о силе и влиянии сего благородного господина. Подобное мнение лишь подталкивало меня, как и все тем летом, к неотложным действиям. Надо выступать в поход на Хаги, чтобы возглавить клан Отори. Вернув принадлежащее мне по праву и обосновавшись в Хаги, я займу такое положение, что никто уже не сможет усомниться в моем праве или бросить мне вызов.
      Между тем мы с женой постигали земледелие, каждый день выезжали с Сутитой на поля, в леса, деревни, отдавали распоряжения о починке, выкорчевывании мертвых деревьев, обрезании ветвей, рассадке саженцев. Земля здесь была ухоженной, система налогообложения – разумной и справедливой. Богатый домен слегка запустили, но люди отличались предприимчивостью и трудолюбием. Понадобилось не так уж много увещеваний, чтобы они вернулись к прежней активной деятельности и благополучию, царившему при госпоже Наоми.
      Замок и резиденция тоже находились в упадке, но стоило Каэдэ взяться за дело, как они засияли красотой, созданной Наоми. Заменили циновки, покрасили ширмы на окнах, отполировали деревянный пол. При нашем знакомстве в Шигаве Наоми рассказывала о чайной комнате в саду, которую построила ее бабушка. Она обещала, что наступит день, когда мы отведаем там чай. Незамысловатый домик вскоре отремонтировали, Каэдэ заварила чай, и мне показалось, будто задуманное сбылось, пусть Наоми уже нет в живых.
      Повсюду чувствовалось присутствие духа Наоми и Шигеру. Как сказал настоятель Тераямы, благодаря нам с Каэдэ у них появился шанс воплотить свои мечты. Мы добьемся всего, что они не успели.
      В глубине резиденции находился небольшой храм, где прибили таблички, клали приношения и молились о наставлении и помощи. Я испытывал неимоверное облегчение, что наконец-то выполняю завет Шигеру, а Каэдэ казалась как никогда счастливой.
      Время великой радости, празднования победы, начала процветания подданных омрачал долг, который я обязан был выполнить. Сугита пытался убедить меня, что в городе-замке нет никого из Племени. Что ж, значит, они безупречно спрятались и ведут свои тайные дела. Мне-то лучше знать, ведь Шигеру записал их всех, а Хироши обрисовал людей в темных одеждах, которые возникли словно из воздуха и убили его отца. Мы не нашли у Асагавы их мертвых тел: они пережили бой и будут преследовать меня.
      Из имен перечисленных в хронике значились Ку-роды и Имаи, а также несколько богатых торговцев Муто. Так далеко на запад почти не было Кикут, и все же их семья главенствовала над остальными. Я помнил слова пророчества о том, что погибну от руки сына. Днем верил в это беспрекословно, а ночью прислушивался к каждому звуку, тревожно спал, ел только ту пищу, что готовила Майами.
      До меня не дошло никаких вестей от Юки, и я не знал, родила ли она ребенка, сын ли это или дочь. У Каэдэ все лето регулярно шли месячные. Она огорчалась, что не может зачать, а я испытывал одно лишь облегчение. Мне хотелось иметь детей, однако вместе с ними возникнет много проблем. И что я буду делать, если у Каэдэ родится мальчик?
      И как поступить с Племенем? В первую же неделю я разослал послания семьям Кикут и Муто, сообщил, что хочу вступить с ними в связь и приглашаю к себе. Той ночью они попытались тайно проникнуть в резиденцию и украсть записи. Я проснулся и услышал присутствие в комнате постороннего, едва разглядел его и погнался за ним до внешних ворот, надеясь взять живым. Он стал зримым, перепрыгивая через стену, и получил стрелу в сердце от стражника, стоявшего снаружи. Человек из Племени был одет в черное и расписан татуировками, как Шинтаро, наемный убийца, покушавшийся на жизнь Шигеру в Хаги. Скорей всего, он из семьи Куроды.
      На следующее утро я послал людей в дом Кикут и велел арестовать всех. Затем стал ждать, кто явится ко мне в гости. Пришли два старика Муто, лукавые и хитрые. Я предоставил им выбор: покинуть провинцию или отречься от Племени. Они сказали, что должны посоветоваться с детьми. Два дня прошли в спокойствии, потом мы с Амано и Сугитой поехали в отдаленную деревушку, и меня попытался убить прятавшийся в засаде лучник. Шан услышал свист стрелы и уклонился. Мы погнались за убийцей, чтобы допросить, но он принял яд. Вероятно, это один из тех, кого видел Хироши, хотя трудно утверждать наверняка.
      К тому времени мое терпение кончилось. Казалось, Племя играет со мной в игры, думая, будто у меня не хватит жесткости расправиться с ними. Я велел повесить взятых в плен Кикут и разослал воинов в пятьдесят домов, чтобы они убили там всех, кроме детей. Я надеялся сохранить малышам жизнь, однако взрослые предпочитали отравить собственных детей, нежели отдать их мне. Наконец явились старики, но срок предложения истек. Им осталось выбирать между ядом и мечом, и они тотчас приняли яд.
      Некоторые бежали из провинции. У меня не хватало сил гнаться за ними. Большинство притаилось в потайных схронах, как некогда я сам, или же ушли в безызвестные поселения в горах. Никто не смог бы разыскать их, кроме меня, знавшего о Племени все. Они сами научили меня. В глубине души я удивлялся собственной жестокости и в ужасе думал, что вырезаю целые семьи подобно тому, как убили мою мать и сестер, однако другого выхода не было. Исполняясь жалостью, я давал им быструю смерть, не распинал, не жег заживо, не вешал вниз головой. Моей целью было искоренить зло, а не терроризировать людей.
      Такие действия не вызывали одобрения у воинов, которые пользовались услугами торговцев, покупали у них соевые бобы и вино, брали деньги в долг и иногда нанимали убийц. Теряя доверие, я пытался занять их тренировками и защитой границ. Сам же посвящал свободное время восстановлению экономики. Своими чистками я нанес сильный удар по торговцам в целом, изъял их богатства в казну домена и пустил деньги в оборот. Две недели казалось, что перед зимой возникнет нехватка основных товаров, однако нашлась группа предприимчивых крестьян, которые, устав от грабительских цен Племени, занялись винокуренным промыслом. Мы выделили им деньги, помогли обосноваться в бывшей винокурне Племени и потребовали отдавать шестьдесят процентов продукции в казну домена. Это сулило столько денег, что позволило снизить изъятие урожая риса до трети, и мы получили поддержку селян и земледельцев.
      Я распределил остальное имущество и земли Племени между людьми, которых привел с собой из Тераямы. Небольшая лачуга на берегу реки досталась неприкасаемым. Они тотчас расположились там и принялись дубить лошадиные шкуры. К счастью, удалось мирно разместить тех, кто мне помог, хотя старейшинам не слишком нравилось, что я опекаю неприкасаемых.
      Каждую неделю в мое войско вступали перебежчики от Отори. Основная армия клана, пытавшаяся окружить меня в Тераяме, преследовала нас вплоть до реки, где неприкасаемые воздвигли мост. Там Отори разбили лагерь и взяли под контроль дороги между Ямагатой, Инуямой и Западным Краем, что, очевидно, доставило беспокойство Араи.
      Вечерами мы собирались с Каэдэ, Макото и братьями Миеси в чайной комнате и вырабатывали стратегию. Я боялся, что если надолго задержусь в Маруяме, то попаду в окружение клана Отори с севера и Араи с юго-востока. Вероятно, на лето Араи захочет вернуться в родной город Кумам ото. Сражаться на два фронта невозможно. Мы решили, самое время послать к Араи Гембу и Кахеи и попытаться как можно скорее заключить с ним мир. Придется уповать на наш с ним недолгий союз против Йоды, на наследие Шигеру и записи о Племени.
      Я не строил иллюзий по поводу мира с Отори. Бесполезно вести переговоры с дядями Шигеру, они никогда не признают мои претензии и не отрекутся от своих прав. Клан раскололся и пребывал практически в состоянии гражданской войны. Если напасть на основные силы Отори и выдержать бой, они просто отступят обратно в Хаги и будут ждать там, пока зима не сделает свое дело. Несмотря на возрождение домена Маруяма, у нас не хватит запасов для долгой осады на столь большом расстоянии от дома.
      Мы спаслись от армии Отори благодаря помощи неприкасаемых, к которым никто раньше не смел приблизиться. Интересно, чем еще я могу удивить врага, застать его врасплох? Город Хаги лежит у самого залива, неприступный с суши, незащищенный с моря. Если я не смог попасть туда по земле, не попробовать ли добраться по воде?
      Ни у одного полководца не было войска, способного перемещаться по морю. Хотя в истории говорится об огромной армии, которая приплыла с материка сотни лет назад и одержала бы победу над Восьмью Островами, если бы небеса не послали сильный шторм. Я часто вспоминал друга из Хаги, Тераду Фумио, который бежал с родителями на остров Ошима. Фумио много рассказал мне о мореплавании и кораблях, научил плавать. Он ненавидел дядей Шигеру не меньше меня. Станет ли Фумио моим союзником?
      Я ни с кем не делился этой мыслью, но однажды вечером, когда все ушли, Каэдэ – она постоянно наблюдала за мной и чувствовала малейшие изменения настроения – спросила:
      – Вынашиваешь план, как напасть на Хаги?
      – Живя там, я подружился с мальчиком из семьи рыбаков Терада. Правители Отори подняли налог на улов до таких размеров, что рыбаки сели в лодки и отправились на Ошиму, остров к северу-западу от побережья.
      – Они стали пиратами?
      – Люди потеряли рынок сбыта и не могли прокормиться одной ловлей. Я собираюсь нанести им визит. Если у семьи Терада достаточно ресурсов и есть желание помочь мне, мы сможем напасть на Хаги с моря. Однако атаковать надо в нынешнем году, значит, я должен отправиться туда до начала тайфунов.
      – Зачем тебе ехать самому? – спросила Каэдэ. – Отправь гонца.
      – Фумио мне доверяет, и его семья вряд ли захочет разговаривать с кем-то другим. Дожди прекратились, Кахеи и Гемба должны срочно направиться в Инуяму. Я возьму с собой несколько человек – Макото, вероятно, Йоро.
      – Можно мне с тобой? – спросила Каэдэ.
      Я подумал, сколько сложностей возникает, когда путешествуешь с женой: надо брать в сопровождение служанку, искать подходящий ночлег.
      – Нет, побудь лучше здесь, с Сугитой. Не стоит оставлять домен без присмотра. Амано поможет тебе.
      – Жаль, что я не Макото, – вздохнула она. – Я ревную тебя к нему.
      – А он ревнует к тебе, – беспечно отметил я. – Ему кажется, я слишком много времени провожу в разговорах с тобой. Жена предназначена для продолжения рода. Все остальное мужчине следует искать у друзей.
      Каэдэ восприняла мою шутку серьезно.
      – Я должна родить тебе сына. – Она плотно сжала губы, на глазах выступили слезы. – Порой я боюсь, что никогда не смогу зачать. Если бы наш ребенок не умер…
      – У нас будут дети, – сказал я. – Только девочки, красивые, как мать.
      Я обнял Каэдэ. Ночь стояла теплая и безветренная, а она дрожала будто замерзла.
      – Не уезжай.
      – Меня не будет всего неделю.
      На следующий день братья Миеси отправились в Инуяму на переговоры с Араи, а мы с Макото взяли курс на побережье. Каэдэ ходила печальная, и мы расстались с некоей прохладой. Это была наша первая размолвка. Она хотела ехать, я мог разрешить ей, но не стал. Хотя и сам не знал, сколько времени пройдет, сколько воды утечет, пока мы увидимся снова.
      И все же я старался сохранять бодрость духа в компании Макото, Йоро и трех воинов. Мы надели неприметную дорожную одежду, чтобы передвигаться быстро и, по возможности, секретно. Я с радостью оставил город-замок. Сливовые дожди закончились, воздух был свеж, небо – ярко-голубое. Оглядываясь по сторонам, мы видели, что земля постепенно возрождается, зеленеют рисовые поля, в этом году уродится хороший урожай, зимой никому не придется голодать.
      Макото был молчалив и замкнут в присутствии Каэдэ, однако наедине с ним мы разговаривали без умолку, как самые близкие друзья. Он видел мои слабости и уязвимые стороны, я доверял ему, как никому другому. Я полностью открылся Макото, поведал об ожидании неминуемого нападения убийц из Племени, о душевных терзаниях, вызванных необходимостью уничтожать их. Однако Макото больше всего переживал из-за моей глубокой любви к Каэдэ. Вероятно, он ревновал, хотя и пытался это скрыть. Более того, мой друг находил такую страсть противоестественной: мужчине не подобает испытывать столь сильное чувство к своей жене. Макото не высказывал эту мысль вслух, но на его лице отражалось неодобрение.
      Проявив ненавязчивую заботу, он взял Йоро под свое крыло: учил юношу писать, тренировал в овладении палкой и копьем. Йоро хватал все на лету. За лето он подрос на несколько дюймов и поправился, так как теперь всегда был сыт. Я иногда предлагал послать его домой в Киби, чтобы помочь семье собрать урожай, но он молил разрешить ему остаться, клялся, что будет служить мне или Макото до конца жизни. Вступившие в мою армию крестьяне отличались храбростью, силой и сообразительностью. Мы вооружали их длинными копьями, одевали в кожаные доспехи и делили на группы по двадцать человек во главе с командиром. Самые талантливые учились стрелять из лука. Я считал их величайшей ценностью.
      После обеда третьего дня пути мы подъехали к побережью. Пейзаж выглядел не столь уныло, как вокруг Мацуэ, а тем летним днем казался даже красивым. Несколько островов круто поднимались из безмятежного темно-синего моря. Бриз гнал по поверхности треугольники волн, походившие на лезвие ножа. Острова казались необитаемые: кроны кедров и сосен, плотным покровом укрыли все вокруг.
      Вдалеке сквозь дымку едва виднелось громоздкое очертание Ошимы – пик вулкана уходил в облака. К югу от него должен лежать город Хаги.
      – Полагаю, это и есть логово дракона, – сказал Макото. – И как ты собираешься туда добраться?
      С утеса, где остановились наши кони, дорога вела вниз к заливу с рыбацким поселением – несколькими лачугами, лодками на галечном берегу, воротами в храм богу моря.
      – Наймем лодочника, – неуверенно предложил я, так как место выглядело заброшенным. От костров, которые рыбаки жгут, добывая соль из морской воды, осталась горстка обугленных бревен. Никакого движения.
      – Я никогда не плавал на лодке! – воскликнул Йоро. – Только через реку.
      – Я тоже, – пробормотал Макото, когда мы направили коней вниз.
      Селяне давно заметили нас и попрятались. Когда мы приближались к хижинам, они пытались убежать.
      Красота здешних мест оказалась обманчивой. Я видел много обедневших людей по всем Трем Странам, но эти рыбаки – самые нищие и убогие. Мои воины погнались за мужчиной, который спасался, спотыкаясь о гальку, с двухлетним ребенком на руках. Его быстро поймали и привели ко мне. Малыш громко плакал, а отец дрожал от горя и страха.
      – Мы не причиним тебе вреда, нам ничего не нужно, – сказал я. – Мне нужен лодочник, чтобы добраться до Ошимы.
      Он недоверчиво покосился на меня. Его пихнули в плечо.
      – Отвечай, когда с тобой разговаривает его светлость!
      – Его светлость? Никакая светлость не спасет господина от Терады. Знаете, как мы зовем Ошиму? Воротами в ад.
      – Ад или нет, я должен попасть туда. И я заплачу.
      – Зачем мне серебро? – спросил он с горечью. – Если кто узнает, что у меня есть серебро, тотчас прирежет. Я жив только потому, что у меня ничего не осталось. Разбойники уже забрали у меня жен и дочерей. Сына еще не отняли от груди, когда похитили мать. Я обернул его в лохмотья, жевал рыбу и кормил изо рта в рот подобно морским птицам. Не могу же я оставить его и отправиться с вами на верную смерть до Ошимы.
      – Тогда найди нам человека, который сможет, – велел я. – Когда мы вернемся в Маруяму, пришлем сюда солдат для расправы с бандитами. Домен ныне принадлежит моей жене, Ширакаве Каэдэ. Это место станет безопасным.
      – Кто бы ни владел землями, его светлость никогда не вернется с Ошимы.
      – Заберите у него ребенка, – сердито приказал Макото – Мальчик умрет, если ты не подчинишься!
      – Возьмите! – завизжал мужчина. – Убейте его! Давно надо было это сделать. А затем зарежьте меня, избавьте от страданий!
      Макото спрыгнул с коня и вырвал малыша из рук отца.
      – Оставь их. – Я спустился с коня и передал уздечку Йоро.
      Я оглядел рыбака, стараясь не смотреть ему в глаза. Он бросил на меня быстрый взгляд и уставился в землю.
      – Что у нас есть из пищи?
      Йоро открыл седельный вьюк и достал рис, обернутый в бурые водоросли, с маринованными сливами и сушеной рыбой.
      – Хочу поговорить с тобой наедине, – сказал я мужчине. – Отобедаешь со мной? Накормишь ребенка?
      Он сглотнул слюну, не сводя глаз с еды. Малыш учуял рыбу, повернул голову и потянул руку к Йоро. Отец кивнул.
      – Отпустите его, – велел я воинам и взял у Йоро яства. Рядом с лачугой лежала перевернутая лодка. – Присядем там.
      Я направился к лодке, мужчина последовал за мной. Когда я сел на деревянные доски, он опустился передо мной на колени и склонил голову. Сына положил на песок рядом. Тот перестал рыдать, лишь временами шмыгал носом.
      Я взял еду и прошептал над ней первую молитву Потаенных, наблюдая за реакцией рыбака.
      Он шевелил губами, не притрагиваясь к пище.
      – Если вы пытаетесь обмануть меня, да простит вас Тайный Бог. – Мужчина произнес вторую молитву и взял рисовый шарик. Разделил его пополам и отдал сыну. – Пусть мой сын хотя бы попробует рис, пока жив.
      – Мне незачем тебя обманывать. – Я передал ему еще один шарик, который мгновенно исчез у бедняги во рту. – Я Отори Такео, наследник клана Отори. Однако я вырос среди Потаенных, и в детстве меня звали Томасу.
      – Да благословит Он и сохранит вас, – сказал мужчина, взяв из моих рук рыбу. – Как вы узнали?…
      – Когда ты крикнул, что давно следовало убить ребенка, у тебя глаза метнулись вверх, словно в молитве.
      – Я часто просил Тайного Бога забрать меня к себе. Вы же знаете, мне запрещено накладывать на себя руки и лишать жизни сына.
      – Вы тут все Потаенные?
      – Да, из поколения в поколение, с тех пор, как с материка прибыли первые учителя. Нас за это никогда не преследовали. Хозяйка домена, которая умерла в прошлом году, наоборот, защищала нас. Однако разбойники и пираты совсем обнаглели, их стало больше, и они знали, что мы не можем за себя постоять.
      Мужчина отломил кусочек рыбы и дал ребенку. Зажав ее в кулачок, мальчик уставился на меня. У него опухли глаза, от слез по лицу растеклась грязь. И вдруг он улыбнулся.
      – Как я уже говорил, моя жена унаследовала земли от госпожи Маруямы. Я клянусь, мы очистим владения от разбойников и сделаем их безопасными. Я был знаком с сыном Терады, когда жил в Хаги. Мне нужно поговорить с ним.
      – Есть один человек, который в состоянии помочь вам. У него нет детей, и ходят слухи, будто он бывал на Ошиме. Попытаюсь найти его. Идите в храм. Священники сбежали. Можете расположиться там. Если он захочет отвезти вас, то придет сегодня вечером. До Ошимы плыть полдня и отправляться нужно во время прилива – утром или вечером. Пусть он сам решает.
      – Ты не пожалеешь, что помог нам, – сказал я. На лице рыбака впервые мелькнула улыбка.
      – Ваша светлость сам пожалеет о затее, едва только ступит на Ошиму.
      Я поднялся на ноги и пошел прочь. Не успел я пройти десяти шагов, как он окликнул меня:
      – Господин Отори!
      Пришлось обернуться. Мужчина подбежал ко мне, ребенок полз следом, дожевывая рыбу.
      – Вы собираетесь убивать людей? – несмело спросил рыбак.
      – Да. Я не раз убивал и сделаю это снова, пусть проклянут меня боги.
      – Да будет Он к вам милосерден, – прошептал Потаенный.
      Солнце садилось в алом зареве, по черной гальке ползли длинные тени. Морские птицы тревожно кричали, точно потерянные души. Волны накатывали на камни и отступали, тяжело дыша.
      Здание храма разваливалось, гнили покрытые лишайником бревна. Сверху нависали ветви деревьев, скрученные зимними ветрами в причудливые формы. Ночь выдалась тихой и гнетущей, шепот волн накладывался на стрекот цикад и писк комаров. Мы напоили лошадей из пруда и оставили пастись в заброшенном саду. Там не было рыб: всех давно съели. Квакала одинокая лягушка, иногда ухала сова.
      Йоро разжег костер из свежесрубленной древесины, чтобы отпугнуть насекомых. Мы поели привезенной с собой еды. Я велел воинам поспать до полуночи.
      – Если этот мужчина не покажется, что тогда? – спросил Макото.
      – Я верю, он придет, – ответил я.
      Йоро молча сидел у огня и клевал носом, борясь со сном.
      – Ложись, – велел ему Макото и, как только юноша погрузился в беззаботный сон, тихо поинтересовался: – Что ты сказал рыбаку, чтобы расположить его к себе?
      – Я накормил его ребенка. Иногда этого достаточно.
      – Нет, дело не в этом. Он слушал тебя так, словно вы говорили на одном языке.
      Я пожал плечами.
      – Посмотрим, появится ли его друг.
      – И с неприкасаемым то же самое, – не унимался Макото. – Он смеет приближаться к тебе и говорит как с равным. Я хотел убить его за такую наглость еще у реки, а ты спокойно его слушал, отвечал.
      – Е-Ан спас мне жизнь по дороге в Тераяму.
      – Даже имя его знаешь, – удивился Макото. – В жизни не спрашивал имя у неприкасаемого.
      От дыма щипало глаза. Я молчал. Макото не ведал, что я родился и вырос среди Потаенных. Это известно только Каэдэ.
      – Ты как-то упоминал об отце, – продолжал Макото. – Он смешанных кровей: наполовину Отори, наполовину из Племени. Но ты ни слова не произнес о матери. Кто она?
      – Она была крестьянкой из Мино. Это маленькая деревушка в горах по другую сторону Инуямы, почти на границе Трех Стран. Глухая деревушка. Видимо, поэтому мне так легко общаться с рыбаками и неприкасаемыми.
      Я старался принять беспечный вид. Не хотелось думать о матери: столько времени прошло с тех времен. Я отошел от прежних верований и, вспоминая ее, чувствовал неловкость. Моя семья погибла, а я выжил, я предал идеи, ради которых они умирали. У меня другие цели, другие заботы.
      – Была? Ее нет в живых?
      Мы сидели в тихом заброшенном саду у дымящегося костра, рядом с вздыхающим морем, и напряжение росло. Мой друг хотел знать обо мне все. И я решил открыться ему. Все спали, лишь мы не смыкали глаз в этом жутком месте. Я никогда не забывал о его любви ко мне. Для меня она оставалась необъяснимой, как преданность братьев Миеси, как собственное чувство к Каэдэ. Макото стал неотъемлемой частью моей жизни. Он нужен мне. Возможно, наши отношения и поменялись с той ночи, когда он утешал меня в Тераяме, но теперь я снова вспомнил, каким одиноким и уязвимым чувствовал себя после смерти Шигеру, как мне хотелось почувствовать чье-то дружеское плечо.
      Пламя почти потухло, и я едва видел лицо Макото, но ощущал на себе его взгляд. Интересно, догадался ли он о моем происхождении? Мне все казалось столь очевидным.
      – Моя мать была из Потаенных. Я вырос в той вере. Всю семью, насколько мне известно, уничтожил клан Тоган. Меня спас Шигеру. Е-Ан и рыбак тоже Потаенные. Мы… признали друг друга. – Макото молчал, и я добавил: – Только никому не говори.
      – Настоятель знал?
      – Он никогда не поднимал этой темы, хотя, вероятно, Шигеру сказал ему. Как бы то ни было, я больше не верующий. Я нарушил все заповеди, в особенности запрет убивать.
      – Конечно, это останется тайной. Подобное признание безвозвратно подорвет твою репутацию среди воинов. Они поддерживали Йоду в преследовании Потаенных, подражали ему. Теперь мне многое стало ясно.
      – Ты воин и монах, последователь Просветленного. Ты должен ненавидеть Потаенных.
      – Я испытываю не столько ненависть, сколько озадаченность их странными убеждениями. Так мало о них знаю, и наверняка неправду. Как-нибудь в мирное время поговорим об этом.