Последующие три дня наш поход в Маруяму протекал без событий. Новость о смерти Йон-Эмона и поражении разбойников шла впереди, суля радушный прием. Мы передвигались
      быстро, отдыхали мало, пользуясь благоприятной погодой, пока не начались сливовые дожди.
      По пути Каэдэ объясняла мне политическую подоплеку домена, во владение которого собиралась вступить. Шигеру когда-то рассказывал его историю, но мне была в новинку запутанная сеть браков, усыновлений, смертей, убийств, зависти и интриг. Я снова давался диву силе Маруямы Наоми, женщины, которую он любил. Мне стало жаль ее и еще больше его, однако это только укрепило решимость продолжить их поиск мира и справедливости.
      – Я разговаривала с госпожой Маруямой во время путешествия, – сказала Каэдэ, – хотя тогда мы ехали в противоположном направлении, в Цувано, где встретили тебя. Она считала, что женщины должны скрывать свою власть и ездить в паланкинах, иначе полководцы и воины сокрушат их. А я еду на Раку рядом с тобой, я свободна. Никогда больше не сяду в паланкин.
      В тот день солнце боролось с ливнем, как на свадьбе лиса в народной сказке. У темной серой тучи вдруг возникла радуга, солнце светило смело, но недолго – на землю полетели серебряные иглы дождя. Затем небо затянули тучи, радуга исчезла, и по коже забарабанили холодные капли.
      Предполагалось, что замужество госпожи Маруямы улучшит отношения между кланами Сейшу и То-ган. Будущий супруг, из Тогана, имел родственную связь с Йодой и семьей Ногучи. Он был намного старше, не первый раз женат, вырастил детей. В то время рациональность столь обременительного брака ставилась под сомнение. Против выступила и сама Наоми, которая в шестнадцать лет имела собственное мнение и открыто его выражала, как было принято в их семье. Однако предводители клана настаивали на союзе, и он состоялся. Приемные дети Маруямы доставили ей немало проблем. После смерти мужа они пытались заявить права на земли, хотя и безрезультатно. У него была одна дочь, которая состояла в браке с Йодой Нариаки, кузеном Йоды Садаму. Он, как выяснилось по дороге, миновал смерти в Инуяме и бежал в Западный Край, где собирался наложить руки на владение. Мнение предводителей клана Сейшу разделилось. Маруяма всегда наследовалась по женской линии, но это был последний домен, который придерживался традиции, оскорблявшей класс воинов. Тесть принял Нариаки задолго до замужества госпожи Маруямы, и многие считали его законным наследником собственности жены.
      Наоми любила мужа и искренне горевала, когда он умер, прожив с ней всего четыре года и оставив маленьких дочь и сына. Она была уверена, что владение перейдет дочери. Сын ушел из жизни при таинственных обстоятельствах. Ходили слухи, что его отравили. После битвы на Егахаре сам Йода Садаму положил глаз на вдову Наоми.
      – Но в то время она уже встретила Шигеру. – Я старался показать, что тоже кое-что знаю. – И теперь ты ее наследница.
      Мать Каэдэ была двоюродной сестрой госпожи Маруямы, и Каэдэ оказалась самой ближайшей родственницей бывшей главы клана, поскольку Марико с матерью утонули в Инуяме.
      – Только бы мне удалось вступить в права, – вздохнула Каэдэ. – В прошлом году ко мне приезжал ее главный вассал Сугита Харуки. Он поклялся, что клан Маруяма готов меня поддержать, но Нариаки, вероятно, уже там.
      – Тогда мы его попросим вон.
 

* * *

 
      Утром шестого дня мы подошли к границе домена. Кахеи остановил людей за пару сотен шагов, и я подъехал к нему.
      – Я надеялся, наш брат присоединится к нам, – тихо произнес он.
      Я тоже на это рассчитывал. Мы послали Миеси Гембу в Маруяму еще перед свадьбой, чтобы предупредить о предстоящем визите. И с тех пор ничего о нем не слышали. Я беспокоился о его безопасности, и мне хотелось получить сведения о ситуации во владении, о местонахождении Йоды Нариаки, об отношении к нам народа.
      Пропускной пункт находился на перекрестке. Там было тихо, дорога по обе стороны безлюдна. Амано с Йоро поскакали на юг, а когда вернулись, Амано кричал:
      – Недавно прошла большая армия: кругом следы от копыт и навоз.
      – По направлению к домену? – спросил я.
      – Да!
      Кахеи подъехал к посту:
      – Есть кто-нибудь? Господин Отори Такео везет свою жену, госпожу Ширакаву Каэдэ, наследницу госпожи Маруямы Наоми.
      Ответа не последовало. Сверху деревянного строения поднимался дымок, видимо, из очага. Я не слышал ни звука, кроме войска за спиной: топтание на месте неугомонных лошадей, дыхание тысячи мужчин. По коже побежали мурашки. Казалось, в любой момент засвистят стрелы.
      Я на Шане подъехал к Кахеи.
      – Давай заглянем внутрь.
      Он посмотрел на меня и тотчас отбросил надежду убедить не лезть вперед самому. Мы спрыгнули с коней, подозвали Йоро, чтобы подержал уздечки, и обнажили мечи.
      Шлагбаум был разбит в щепки и растоптан толпой людей и коней. Над границей повисла странная тишина. В лесу пугающе громко запела камышевка. По небу плыли большие серые тучи, но дождь прекратился, с юга дул умеренный бриз с запахом крови и дыма.
      Приблизившись к караульной, мы увидели первые тела сразу на пороге. Мужчина упал на очаг, одежда тлела. Она бы сгорела, если бы не пропиталась кровью из распоротого живота. Рука продолжала сжимать меч с чистым лезвием. За ним лежали еще двое, запачканные собственными испражнениями.
      – Их задушили, – сказал я Кахеи. По телу пробежал холодок, потому что только Племя применяет удавки.
      Он кивнул и перевернул одного из них, чтобы посмотреть герб.
      – Маруяма.
      – Как давно они погибли? – спросил я, оглядываясь.
      Двоих взяли врасплох, третьего закололи, не успел он воспользоваться мечом. Во мне закипела ярость, та же, что я чувствовал по отношению к охранникам в Хаги, которые пропустили Кенжи в сад, а в другой раз не заметили меня – ярость из-за глупости простых людей, столь легко поддающихся на уловки Племени. К ним ворвались во время трапезы и сразу убили, чтобы никто не смог донести весть о надвигающейся армии.
      Кахеи поднял с пола чайник.
      – Едва теплый.
      – Мы должны нагнать их, пока они не достигли города.
      – Тогда вперед! – Глаза Кахеи загорелись от предвкушения битвы.
      Однако когда мы развернулись уходить, я уловил новый звук, доносившийся из кладовой за главной караульной. Жестом велел Кахеи молчать и подошел к двери. Там кто-то сидел, пытаясь затаить дыхание, и все же дышал, трясся и вздрагивал.
      Я открыл дверь и решительно ступил внутрь. Кладовая была набита тюками с рисом, досками, оружием, сельскохозяйственными орудиями.
      – Кто здесь? Выходи!
      Послышалось шуршание, из-за тюфяков выскочил ребенок и попытался прошмыгнуть у меня меж ног. Я схватил его. Это оказался мальчик лет десяти-одиннадцати. Он держал в руке нож. Пришлось пережать ему запястье, пока ребенок не заплакал и не выронил оружие.
      Он извивался, стараясь вырваться и сдерживал рев.
      – Стой! Я не причиню тебе зла.
      – Папа! Папа! – кричал он. Я вытолкал его в караульную.
      – Один из них твой отец?
      Мальчик побелел, перестал дышать, из глаз текли слезы, но он все же держал себя в руках. Несомненно, это сын воина. Он посмотрел на человека, которого Кахеи оттащил от огня, на огромную рану, на безжизненные глаза, затем кивнул. Лицо ребенка позеленело. Я вывел его наружу, чтобы его вырвало там.
      – Что произошло?
      Сквозь стучащие зубы прорвался взволнованно громкий голос:
      – Двое мужчин проникли через крышу. Они задушили Китано и Цуруту. Третий разрубил привязь и напугал лошадей. Отец бегал за ними, а когда вернулся, его зарезали.
      Мальчишка едва сдерживал слезы.
      – Я думал, они уже ушли, – сказал он. – Я не видел их! Они возникли из ниоткуда и ударили отца ножом.
      – А ты где был?
      – В кладовой. Я спрятался. Мне так стыдно. Надо было убить их!
      Гневное личико вызвало у Кахеи улыбку.
      – Ты правильно сделал. Вырастешь, тогда и убьешь!
      – Опиши мне тех людей, – велел я.
      – На них были темные одежды. Они двигались бесшумно. И вдруг становились невидимыми. – Он сплюнул и добавил: – Колдовство!
      – Что за армия прошла тут?
      – Йоды Нариаки из клана Тоган, вместе с людьми клана Сейшу. Я узнал гербы.
      – Сколько их?
      – Сотни, – ответил мальчик. – Они долго двигались через границу, недавно. Я ждал, пока воины пройдут все до последнего. Собирался вылезти, но тут услышал вас и остался в укрытии.
      – Как тебя зовут?
      – Сугита Хироши, сын Хикару.
      – Живешь в Маруяме?
      – Да, мой дядя Сугита Харуки – главный вассал семьи Маруяма.
      – Тебе лучше ехать с нами, – сказал я. – Знаешь, кто мы?
      – Вы Отори, – ответил он, впервые улыбнувшись усталой, слабой улыбкой. – Я различаю гербы. Наверное, вы те самые, кого мы ждем.
      – Я Отори Такео, а это Миеси Кахеи. Моя жена – Ширакава Каэдэ, наследница домена.
      Он пал на колени.
      – Господин Отори. К моему дяде приехал брат господина Миеси. Они готовят людей, потому что Йода Нариаки не отдаст владение госпоже Ширакаве без боя. Это правда?
      Кахеи похлопал мальчика по плечу.
      – Иди попрощайся с отцом. И возьми меч. Теперь он принадлежит тебе. После битвы мы принесем отца в Маруяму и похороним со всеми почестями.
      «Вот воспитание, которого не хватает мне», – подумал я, наблюдая, как Хироши вернулся с мечом длиной с него самого. Мать учила меня не трогать ни одной земной твари, запрещала отрывать ножки крабам, а этого ребенка с раннего детства приучили не бояться смерти и жестокости. Кахеи наверняка одобряет поведение мальчика. Он сам вырос с таким кодексом чести. Если уж тренировки Племени не привили мне безжалостность, то шанса измениться нет. Придется притворяться.
      – Они забрали всех лошадей! – воскликнул Хироши, когда мы проходили мимо пустых конюшен. Мальчик снова дрожал, но на сей раз не от страха, от гнева.
      – Мы вернем их и получим новых, – пообещал ему Кахеи. – Ступай с Йоро и держись подальше от неприятностей.
      – Отведи его к женщинам, пусть Майами присмотрит за ним, – велел я Йоро, забирая у него Шана.
      – Не надо обо мне заботиться, – заявил Хироши, когда Кахеи усадил его на коня Йоро. – Я хочу идти с вами в бой.
      – Не зашиби меня этим мечом, – рассмеялся Кахеи. – Мы твои друзья! Помни это.
      – Нападение произошло неожиданно, – поделился я с Макото увиденным. – В караульной оставили слишком мало людей.
      – Или командование Маруямы, наоборот, ожидало наступления и отвело войско, чтобы устроить засаду или чтобы сражаться на более выгодной территории, – ответил он. – Тебе известен ландшафт отсюда до города?
      – Нет, мне не доводилось бывать здесь.
      – А твоей жене? Я покачал головой.
      – Тогда позови мальчишку. Будет нам проводником.
      Кахеи окликнул Йоро, который не так уж далеко и отъехал. Хироши пришел в восторг оттого, что его требуют обратно. Он на удивление много знал о местности и укреплениях города. Замок Маруяма находился на возвышении, большой город раскинулся на склонах и у подножия холма с замком. Быстротечная речушка служила источником воды и кормила сеть каналов, полных рыбы. Раньше внешние стены города содержались в хорошем состоянии и смогли бы выдержать любой натиск, но после смерти госпожи Маруямы и во время смуты, вызванной свержением Йоды, укрепления пришли в упадок, охрана значительно сократилась. По сути, город разделился на тех, кто поддерживал Сутиту и его ходатайство за Каэдэ, и тех, кто предпочел практично согнуться под ветром судьбы и принять правление Йоды Нариаки с женой, чье право на земли казалось вполне законным.
      – Где сейчас твой дядя? – спросил я у Хироши.
      – Он ждет неподалеку от города со своими людьми. Не пожелал отходить далеко, чтобы власть не взяли у него за спиной. Так говорил отец.
      – Он собирался отступать в город?
      Глаза мальчика прищурились, как у взрослого.
      – Только в крайнем случае. Тогда придется запереться в замке, потому что сам город не сможет держать оборону. У нас очень мало еды: прошлогодние грозы уничтожили почти весь урожай, а зима выдалась необычно суровой. Долгой осады нам не выдержать.
      – Какое место дядя выбрал бы для сражения?
      – Неподалеку от городских ворот дорога упирается в реку Асагава, которую переходят вброд. Обычно там мелко, но иногда бывает ливневый паводок. Дорога к броду спускается по крутому рву, а затем поднимается снова. Там есть небольшая равнина с пологим склоном. Отец говорил, на ней удобно стоять против захватнической армии. Если достаточно людей, то можно охватить ее с фланга и запереть во рву.
      – Отлично, капитан, – похвалил мальчика Кахеи. – Напомни, чтобы я брал тебя во все военные походы!
      – Мне всего лишь известна местность. – Хироши неожиданно смутился. – Но мой отец говорил, что при сражении это главное.
      – Он бы гордился тобой, – отметил я.
      Для нас лучшей тактикой будет продвигаться вперед с расчетом поймать вражеское войско в ловушку, зажав его во рву. Даже если Сугита отступит в город, мы нападем на атакующую армию сзади.
      У меня остался еще один вопрос:
      – Говоришь, можно обойти с фланга, значит, есть еще одна дорога отсюда к равнине?
      Он кивнул.
      – Несколькими милями к северу есть еще одна переправа. Мы ехали по этому пути пару дней назад, так как брод затопило после сильного дождя. Туда дольше добираться, однако если скакать галопом, можно сэкономить время.
      – Покажешь дорогу господину Миеси?
      – Конечно, – с радостью согласился он.
      – Кахеи, бери своих всадников и скачи туда что есть мочи. Хироши покажет тебе, где найти Сутиту. Передай ему, что мы наступаем, и он должен удержать армию во рву. Пешие и крестьяне пойдут со мной.
      – Правильно, – закивал Хироши. – Брод полон валунов, боевым лошадям не справиться с таким дном. К тому же клан Тоган решит, будто вы слабее, чем есть на самом деле. Никто предположить не сможет, что земледельцы пойдут в бой.
      Неплохо бы поучиться у мальчика стратегии, подумал я.
      – Мне тоже ехать с господином Миеси? – спросил Йоро.
      – Да, посади Хироши перед собой на коня и приглядывай за ним.
      Всадники ускакали.
      – Который час? – обратился я к Макото.
      – Вторая половина часа Змеи, – ответил он.
      – Людей накормили?
      – Я отдал им распоряжение поспешить.
      – Значит, можем отправляться прямо сейчас. Поднимай воинов, а я уведомлю командиров и жену. Потом присоединюсь к вам.
      Макото развернул коня и взглянул на небо, лес, долину.
      – Какой прекрасный день, – тихо произнес он. Я знал, что он имеет в виду: прекрасный для смерти. Однако ни ему, ни мне не было суждено умереть в тот день, хотя многие погибли.
      Проскакав легким галопом вдоль рядов отдыхавших воинов, я поведал командирам стратегию действий и скомандовал всем трогаться в путь. Они охотно вскакивали на ноги, особенно когда узнавали, кто наш враг – люди радовались шансу наказать клан Тоган за победу на Егахаре, за захват Ямагаты, за долгие годы гнета.
      Каэдэ с остальными женщинами ждали меня в небольшой роще. Амано, как обычно, находился рядом.
      – Сегодня будет бой. – Я посмотрел на Каэдэ. – Армия Йоды Нариаки пересекла границу раньше нас. Кахеи поскакал в окружную, навстречу брату и Сугите. Амано отведет вас в лес, оставайтесь там, пока я не заберу вас.
      Амано послушно кивнул. Каэдэ собиралась что-то сказать, но передумала.
      – Да поможет тебе Всемогущий, – прошептала она, не сводя взгляда с моего лица, затем наклонилась вперед и добавила: – Когда-нибудь я выйду на поле сражения бок о бок с тобой!
      – Зная, что ты в безопасности, мне легче сражаться, – ответил я. – К тому же ты должна охранять записи.
      – Поле брани не место для женщины! – обеспокоено возразила Майами.
      – Конечно, – согласилась Каэдэ. – Я только помешаю. Жаль, что я не родилась мужчиной!
      Такая свирепость вызвала у меня смех:
      – Сегодня мы будем ночевать в Маруяме! – пообещал я.
      Образ отважного лица Каэдэ оставался со мной весь день. Еще в храме они с Майами соткали знамена с изображением цапли – символа клана Отори, белой реки – семьи Ширакава и холма – Маруямы. Теперь мы развернули их и поскакали по долине. Несмотря на боевой настрой, я не мог не заметить состояние сельских угодий. Поля казались плодородными, на них давно должны были взойти ростки, однако каналы для орошения были разрушены и забиты сорняками и грязью.
      Помимо запущенности, кругом остались следы прошедшей перед нами армии. У дороги плакали дети, горели дома, то там, то здесь лежали мертвые тела.
      Когда мы проезжали мимо ферм или отдельных лачуг, уцелевшие мужчины и юноши выходили и спрашивали, кто мы. Едва узнав, что мы преследуем клан Тоган, и я всем разрешаю сражаться, они с радостью к нам присоединялись. Численность моего войска выросла на сотню.
      Двумя часами позже, далеко после полудня, вероятно, около часа Козла, я услышал впереди звуки, которых так давно ждал: звон стали, ржание лошадей, боевой клич, крики раненых. Я махнул Макото, и он остановил войско.
      Шан стоял спокойно, вытянув уши, и внимательно прислушивался вместе со мной. Он молчал, словно понимал необходимость сохранять тишину.
      – Должно быть, Сугита встретил клан Тоган, – пробормотал Макото. – Но добрался ли до них Кахеи?
      – Как бы то ни было, идет битва, – ответил я. Дорога исчезала в овраге. На верхушках деревьев колыхались первые весенние листья, озаряемые солнечным светом. Шум сражения не заглушал пения птиц.
      – Знаменосцы поскачут первыми вместе со мной, – заявил я.
      – Тебе не следует ехать во главе армии. Оставайся в центре, там безопасней. Иначе ты будешь легкой мишенью для лучников.
      – Это моя война, – ответил я. – Значит, я первым должен вступить в бой. – Мои слова звучали безмятежно и размеренно, хотя, по правде, я пребывал в напряженном состоянии, мне не терпелось начать атаку и скорей все закончить.
      – Да, это твоя война, и мы все здесь благодаря тебе. Нам же выгодней, чтобы ты остался живым!
      Я развернул коня и посмотрел на людей. На меня хлынула печаль за тех, кто скоро погибнет. По крайней мере, я дал им возможность умереть достойно, сразиться за свою землю и родных. Знаменосцы поскакали вперед, флаги развевались на ветру. Взглянув на белую цаплю, я помолился духу Шигеру. Казалось, он завладел мной, вошел под кожу, слился с плотью и кровью. Я обнажил Ято, и лезвие сверкнуло на солнце. Послышались громкие возгласы.
      Я развернул Шана и погнал его легким галопом. Он спокойно и охотно продвигался вперед, словно мы ехали по лужайке. Конь справа от меня встревожился, задергал поводья и попытался встать на дыбы. Чувствовалось физическое напряжение всадника, который одной рукой успокаивал коня, а другой держал знамя.
      Меж деревьев путь потемнел. Почва стала хуже, как и предупреждал Хироши: мягкий мокрый песок сменился камнями, затем валунами, недавний паводок оставил много рытвин. Сама дорога превращалась в реку, когда шел сильной дождь.
      Мы перешли на рысь. Сквозь шум битвы доносилось бурление воды. Через просвет в листве я увидел, как дорога выныривает из леса и проходит сто метров вдоль реки, до самого брода. На ярком фоне вырисовывались темные силуэты – словно сквозь бумажный экран на забаву детям показывали сказочных героев. Они бились и извивались в смертельной схватке.
      Если раньше я собирался пустить в ход лучников, то теперь увидел, что они убьют столько же союзников, сколько врагов. Люди Сугиты выгнали вторгшуюся армию с равнины и оттесняли их вдоль реки. Когда мы приближались, многие пытались оставить поле боя и бежать, но, завидев нас, мчались в противоположную сторону, чтобы предупредить командиров.
      Макото протрубил в горн, от рва до самой реки понеслось устрашающее эхо. И ему в ответ заголосило точно такое же, откуда-то впереди, настолько далеко, что мы не могли видеть ответивших. Настало мгновение затишья перед тем, как волне разбиться о камни, и мы бросились в бой.
      Только хроники сражений могут поведать о том, что происходит на поле брани, однако они звучат только из уст победителей. А когда ты захвачен битвой, трудно понять, что творится. Даже если подняться на небо и взглянуть на сражение с высоты птичьего полета, увидишь только пестрый пульсирующий жизнью ковер из гербов и знамен, крови и стали – красивый и кошмарный. Во время боя люди сходят с ума: как же еще справиться с тем, что мы делаем, и вынести то, что мы видим?
      Я сразу понял: наша схватка с бандитами была детской игрой. Тут сражались закаленные войска кланов Тоган и Сейшу, хорошо вооруженные, яростные, хитрые. Заметив герб с изображением цапли, они сразу поняли, кто присоединился к ним.
      Многие тотчас захотели убить меня, чтобы отомстить за смерть Йоды Садаму. Макото был прав, когда предложил мне остаться защищенным в центре. Я бился с тремя воинами, от последнего меня спасла лишь прыть Шана, и тут мой друг подоспел ко мне на помощь. Подняв над головой палку, будто копье, он ударил четвертого под подбородком, выбив из седла. На упавшего врага тотчас прыгнул земледелец и перерезал серпом горло.
      Я повел Шана вперед. Он инстинктивно находил проход меж воинами, всегда вовремя поворачиваясь к врагу. Ято метался у меня в руке, точно живой, как когда-то сказал Шигеру. Кровь обагрила его по самую рукоятку.
      Вокруг нас с Макото образовался плотный клубок людей, и я заметил похожий впереди. Над ним развевалось знамя Тогана. Два человеческих сгустка кружились и передвигались, разбрасывая вокруг трупы, пока не приблизились друг к другу настолько близко, что я увидел моего соперника.
      У меня екнуло сердце: на нем были черные доспехи, шлем с оленьими рогами, как на Йоде, увиденном мной из-под копыт коня в Мино. На груди сверкали золотые четки. Наши взгляды встретились поверх колышущегося моря воинов, и Нариаки издал яростный крик. Дернув коня за поводья, он прорвался через крут охраны и направился ко мне.
      – Отори Такео мой! – визжал он. – Не трогайте его!
      Он повторял этот клич снова и снова, пока нападающие на меня люди не посторонились. Наконец мы встали лицом к лицу в нескольких шагах друг от друга.
      Может показаться, что у меня было время запечатлеть тот момент, на самом же деле нет. Эти сцены возникают в памяти вспышками. Нариаки восседал на коне передо мной, выкрикивал оскорбления, но я не различал слов. Он опустил вожжи и поднял меч обеими руками. Конь был больше Шана, и сам противник, как и Йода, крупнее меня. Я наблюдал за тем, как меч приходит в движение, следил за ним и Шан.
      Сверкнуло лезвие. Шан отпрыгнул в сторону, и меч прорезал лишь воздух. Не найдя опоры, всадник потерял равновесие и приник к шее коня. Тот взбрыкнул, сбрасывая седока. Нариаки должен был или упасть сам, или бросить меч. Вытащив ногу из стремени, он ловко ухватился за гриву и приземлился на колени, по-прежнему держа меч. Он тотчас вскочил и бросился мне навстречу. Не отреагируй Шан вовремя, это стоило бы мне ноги.
      Мои люди подались вперед.
      – Стойте! – крикнул я, полный решимости убить Нариаки сам. Меня охватила небывалая ярость, столь отличная от хладнокровных убийств, совершаемых Племенем. Я отпустил поводья и спрыгнул с Шана. Конь заржал, давая понять, что будет ждать, пока снова не понадобится мне.
      Я встал лицом к Нариаки, сожалея лишь, что передо мной не его кузен Йода. От противника исходило презрение. Еще бы, я не обладал равными ему навыками боя, но в этом отношении ко мне и заключалась слабость Нариаки. Он ринулся вперед, размахивая мечом, уверенный, что зарубит меня, раз у него руки длинней. Вдруг я представил, что нахожусь на холме в Тераяме и тренируюсь с Мацудой. Рядом стоит Каэдэ, смысл моей жизни, сила моя.
      «Сегодня мы будем ночевать в Маруяме», – снова пообещал я ей.
      «Черная кровь, – подумал я, а возможно, даже произнес вслух. – Она течет по твоим венам и по моим».
      Моей рукой водил Шигеру. Ято рассек плоть, и мне на лицо хлынула красная кровь Нариаки.
      Когда он пал на колени, Ято сверкнул снова, и голова полетела к моим ногам, в глазах застыл гнев, губы раздвинулись в оскале.
      Эта сцена навсегда запечатлелась у меня в памяти, больше ничего. Не было времени испугаться, подумать. Рука с мечом выполняла приемы, которым учили меня Шигеру и Мацуда, минуя мою волю. Как только Нариаки распрощался с жизнью, я повернулся к Шану. Смахнув со лба пот, увидел рядом с ним Е-Ана. Неприкасаемый держал заодно коня Нариаки.
      – Уведи их, – распорядился я.
      Хироши был прав насчет местности. По мере того как войска кланов Тоган и Сейшу отходили, мы уверенно наступали. Напуганные лошади спотыкались о рытвины, ломали ноги или застревали между валунами, от страха не в силах двинуться ни назад, ни вперед.
      Е-Ан, подобно обезьяне, вскарабкался на спину Шану и повел его меж бьющихся на смерть воинов. Он пробирался сквозь них, уводя охваченных паникой животных в лес. Неприкасаемый оказался прав: во время сражений находится много дел помимо умерщвления противника.
      Вскоре я увидел впереди знамена Отори и Маруямы, среди них герб Миеси. Армия между нами попала в ловушку. Люди продолжали отчаянно биться, хотя у них не осталось ни выхода, ни надежды.
      Вряд ли кому-то удалось вырваться живым. На реке от крови взбилась красная пена. Когда на ров опустилась тишина, неприкасаемые позаботились о телах и разложили их в ряды. Встретившись с Сугитой, мы обошли мертвых, и я многих узнал. Е-Ан со своим отрядом собрал десятки бесхозных лошадей. Теперь они снимали с людей доспехи, сортировали оружие и готовили трупы к сожжению.
      День пролетел, я и не заметил этого. Уже шел час Собаки, битва длилась пять-шесть часов. Армии оказались почти равными: по две тысячи на каждой стороне. Однако клан Тоган потерял всех, а у нас было меньше сотни убитых и двести раненых.
      Е-Ан привел Шана, и я поехал с Сугитой в лес, где ждала Каэдэ. Майами шустро разбила лагерь, разожгла костер и вскипятила воду. Каэдэ сидела на ковре под деревьями. Сквозь серебристо-серые стволы буков виднелась ее фигура, укутанная волосами, с прямой спиной. Когда мы приблизились, я заметил, что глаза у нее закрыты.
      Майами вышла к нам навстречу с сияющими, но заплаканными глазами.
      – Она молится, – прошептала служанка. – Сидит так уже много часов.
      Я спрыгнул с коня и окликнул Каэдэ по имени. Она подняла веки и лицо ее озарилось радостью и облегчением. Затем Каэдэ поклонилась до земли, шевеля губами в немой благодарности. Я опустился на колени рядом, Сугита последовал моему примеру.
      – Мы одержали великую победу, – сказал он. – Йода Нариаки мертв, и теперь ничто не помешает вам вступить во владение доменом Маруяма.
      – Я безмерно признательна вам за преданность и проявленное мужество, – ответила она и повернулась ко мне. – Ты ранен?
      – Кажется, нет.
      Напряжение от битвы начало спадать, и у меня ломило все тело. В ушах звенело, прилипший ко мне запах крови и смерти вызвал тошноту. Каэдэ выглядела безупречно чистой.
      – Я молилась за тебя, – тихо произнесла она. Присутствие Сугиты вызывало у нас неловкость.
      – Выпейте чаю, – предложила Майами. Только тут я заметил, что во рту совсем пересохло, а губы заляпаны кровью.
      – Мы так перепачкались… – начал я, но мне всучили чашку, и я жадно осушил ее.
      Солнце село, вечернее небо было ясно и подернуто голубизной. Ветер утих, птицы допевали последнюю песню дня. В траве послышалось шуршание: по поляне бежал заяц. Я пил чай, наблюдая за ним. Зверек посмотрел на меня большими дикими глазами и ускакал прочь. Чай был дымным и горьким на вкус.
      Две битвы позади, три впереди, если верить пророчеству: теперь осталось две победы и одно поражение.