Грейс приготовилась противостоять нападению, но его губы оказались неожиданно нежными. И подвижными. Это был не статичный поцелуй, единственный тип поцелуя, который она знала. Его губы двигались по ее губам, пробуя и наслаждаясь вкусом, искушая и смущая ее.
      Ее ладони упирались в его грудь. Одной рукой он обнимал ее за плечи, легко лаская их, так же как ласкал ее ладони. Другая его рука держала Грейс за подбородок, пока он продолжал медленное исследование ее рта. Она вздрогнула от прикосновения, когда его язык провел по ее сомкнутым губам. Настолько потрясенная самой мыслью, что языки участвуют в поцелуе, и потерявшаяся в странном, влажном ощущении его, она сначала не поняла, чего он хочет. Когда ее наконец-то осенило, что его язык пытается уговорить ее открыть губы, она испуганно вдохнула – и, делая это, невольно раскрыла губы. В следующее же мгновение его язык был внутри, внутри ее рта.
      Грейс никогда в своей жизни не испытывала ничего подобного. Все ее тело дрожало и трепетало, каждый дюйм его горел и пылал. Ей следовало бы испытывать отвращение, но она не могла. Ей следовало оттолкнуть его. Но, Господь милосердный на небесах, она не хотела, чтобы он останавливался.
      Сильное желание, которое было одновременно наслаждением и болью, распространилось по ее телу, соединившись в самой интимной части, разбудив теплую пульсацию между ног. Ее груди напряглись под корсетом. Затвердевшие соски уперлись в китовый ус.
      On не должна чувствовать все это. Она должна лучше контролировать свое тело. Но Грейс не могла прекратить ощущения, затопляющие ее тело. Это было неправильно. Это было пугающе.
      Это было захватывающе.
      Ее тело как будто ожило и стало каким-то другим, неузнаваемым настолько, что Грейс на мгновение ощутила себя незнакомкой в теле кого-то другого. Кого-то свободного и плотского, чувственного и необузданного. Значит, вот это и есть страсть. Это возбуждение, от которого предостерегал ее епископ.
      Вспомнив слова мужа, Грейс немного испугалась того, что происходило с ней. Страх пробирался в предполагаемую страсть, усиливая ее, добавляя моменту еще больше опасности. Рочдейл был известен тем, что соблазнял и бросал женщин. И публично тоже. Она не должна позволять ему, особенно ему, делать это. И все же Грейс, похоже, не могла собрать свою волю, чтобы прекратить это. Вместо этого она просто позволила себе наслаждение. Впервые в своей жизни.
      И прежде чем она поняла это, страх превратился в жажду и распутное желание.
      Грейс ответила на поцелуй.
      Ее язык нерешительно коснулся его языка, и он ответил, крепче прижав ее к своей груди и начав танец, в котором их языки кружили вокруг друг друга и отступали, кружили и отступали. Жар и страстное желание распространялись в ней как лихорадка. Грейс растворилась в чистом ощущении.
      Ее рука каким-то образом поднялась по его плечу и оказалась в его волосах. Шелковистые черные волосы между ее пальцами. Черные волосы лорда Рочдейла. Лорд Рочдейл. Его имя и все, что оно олицетворяло, резко швырнуло ее с небес на землю.
      Господи, этот человек сам дьявол. Злой гипнотизер. Что он сделал с ней?
      Она оттолкнула его с такой силой, что он потерял равновесие и едва не упал на пол. Грейс прижала руку ко рту в ужасе от того, чему позволила случиться.
      – Как вы смеете, – произнесла она голосом настолько сдавленным, что едва узнала его.
      Рочдейл выпрямился, поправил галстук и посмотрел на нее в упор:
      – Прошу прощения?
      – Вы не имеете права целовать меня вот так! Я не могу поверить, что вам настолько недостает благопристойности, что вы готовы приставать к не желающей этого женщине, загнанной в ловушку кареты.
      – Ах, но я же мужчина, который совращает молодых леди и публично бросает их, разве не так? Вы не можете ожидать благопристойности от такого мерзавца.
      – О-о, вы омерзительны!
      Он улыбнулся, и его зубы, блеснувшие в лунном свете, придали ему почти дьявольский вид.
      – Уберите коготки, кошечка. – Рочдейл сунул руку во внутренний карман сюртука, вытащил серебряную фляжку, отвинтил пробку и протянул фляжку ей: – Возможно, глоток бренди успокоит вас. Вы взволнованы, это точно. Но вы не «не желающая» женщина. И определенно не «не участвующая». На самом деле вы были очаровательно отзывчивы.
      – Не была! – бросила она и выбила фляжку из его руки, разъяренная и возмущенная, потому что он был прав. Грейс злилась, что он уговорил ее забыть о бдительности в первый раз за более чем двенадцать лет. Злилась и на себя за то, что позволила это. Злилась на весь мир за то, что попала в это совершенно непригодное заточение смущения.
      – Не беспокойтесь. – Его голос был полон смеха, когда он поднимал фляжку с пола кареты. – Вы ничего не могли поделать с этим. Это была совершенно нормальная реакция.
      – Только не для меня. – Она понимала, что практически призналась в своем развратном ответе, и опустила голову от стыда и смущения.
      – Да, осмелюсь подтвердить, что это было ненормально для вас, миссис Марлоу. И это такая жалость, потому что вы весьма хороши в поцелуях. Честно говоря, я с нетерпением жду, когда получу свой выигрыш.
      – Вы не выиграете. – И слава небесам. Грейс не знала, сможет ли выдержать еще один поцелуй вроде этого.
      – А вы не носите в своем ридикюле Библию, чтобы мы могли решить наше пари прямо сейчас? Я жажду следующего поцелуя, моя страстная блюстительница нравов.
      – От этого клейма у нее вспыхнули щеки, Грейс боялась, что все это слишком близко к правде.
      – Нет, у меня нет с собой Библии. Хотела бы я иметь ее, потому что тогда я провела бы остаток путешествия, читая вам притчи.
      Он театрально содрогнулся:
      – Слава Богу, мне не придется вынести такую епитимью. Мы просто разрешим наше пари завтра. Я приду к вам, чтобы получить свой выигрыш.
      – Нет, пожалуйста. – Мысль о Рочдейле в собственном доме была слишком невыносима.
      Его черные брови удивленно поднялись.
      – Вы хотите вместо этого прийти в мой дом?
      – Нет!
      Он улыбнулся:
      – Я так и думал. Тогда ждите меня завтра. Не знаю, заметили ли вы, но мы почти у вашей парадной двери.
      – О… – Честно говоря, она этого не заметила. Ее сразу же охватил страх. Что, если ее увидят в такой час, ночью, с лордом Рочдейлом? Она схватила шляпку и быстро надела ее. – Мои перчатки, пожалуйста, – произнесла она, завязывая ленту под подбородком. Он протянул ей желтые лайковые перчатки, и она неловко натянула их.
      Карета притормозила, и Грейс увидела знакомый кирпичный фасад своего дома на Портленд-плейс. Слабый свет струился сквозь стекло над парадной дверью, но все остальное было в темноте. Уже, должно быть, два часа ночи. И она приехала домой в такой поздний час со всем известным распутником.
      Когда карета остановилась, Грейс встала с сиденья – довольно неловко, согнувшись в талии, ее шляпка цеплялась за крышу кареты – и потянулась к ручке дверцы.
      Рочдейл прикоснулся к ее руке:
      – Подождите. Позвольте мне.
      Он хотел выйти первым, но Грейс удержала его:
      – Не смейте выходить из кареты. – В своем ворохе юбок она сошла с опущенной ступеньки. – Я не хочу, чтобы меня видели с вами в такой поздний час.
      Он усмехнулся и вернулся в темноту кареты.
      – Мудрое решение. Мы должны заботиться о вашей репутации. Это была в высшей степени приятная поездка, моя дорогая миссис Марлоу. Я подожду здесь, пока вы благополучно войдете в дом. И почту за честь прийти к вам завтра с визитом. Доброй ночи, мадам.
      Она хотела приказать ему не приходить, но вместо этого отвернулась. Ее слова все равно не приведут ни к чему хорошему. Он сделает то, что захочет, и она не может остановить его. Но завтра она попросит его держаться от нее подальше. Она не хочет больше его видеть.
 
      Грейс принялась искать в ридикюле ключ от дома, но дверь открылась раньше, чем она нашла.
      – Добрый вечер, мадам. – Дворецкий отошел в сторону, чтобы дать ей пройти.
      – Спасибо, Сперлинг. Вам не нужно было так долго ждать меня. У меня же есть ключ, вы знаете.
      Он улыбнулся, и она поймала взгляд, которого следовало ожидать, взгляд, говорящий, что Сперлинг знает свои обязанности и выполняет их, не важно, что об этом говорит она.
      – Могу я спросить, мадам… Что с молодой леди?..
      Грейс послала записку, уезжая сегодня днем с Беатрис, и предупредила Сперлинга о сложившейся ситуации. Грейс не знала, как долго будет отсутствовать и вообще вернется ли сегодня домой, а она ужасно не любила заставлять домашних беспокоиться.
      – Я счастлива сообщить, что она благополучно вернулась домой и ничего плохого не случилось. – «По крайней мере, с юной Эмили». Про себя Грейс такого сказать не могла. Она была все еще потрясена тем, что случилось в карете. Честно говоря, она прилагала все усилия, чтобы не разрыдаться прямо перед бедным Сперлингом.
      – Прекрасные новости, мадам.
      – Да. Но я совершенно обессилена. Китти еще не спит?
      – Я немедленно пошлю ее наверх. Приказать кухарке приготовить поднос? Легкий ужин или чай?
      – Нет, спасибо, Сперлинг. Я не хочу есть. Но если вы будете так добры и попросите Китти принести мне стакан горячего молока, я буду очень признательна. Вечер был трудным, и, может быть, молоко поможет мне уснуть.
      Грейс продолжала держать себя в руках, пока горничная помогала ей в сложном ритуале раздевания, ловко справляясь с многочисленными лентами, шнурками, пуговицами и булавками. Бедную горничную явно разбудили, чтобы помочь Грейс. Заспанная и молчаливая, она снимала каждый предмет одежды и аккуратно складывала его или откладывала для стирки. Когда Китти наконец вышла из комнаты, унося с собой одежду для стирки, Грейс опустилась на край кровати и тяжело вздохнула. Ее била дрожь, когда она позволила напряжению, копившемуся несколько часов, выйти наружу.
      И это только послужило ей напоминанием о другой дрожи, которую Грейс ощущала в этот вечер. Прежде чем Грейс успела остановить себя, она вспомнила каждое мгновение поцелуя Рочдейла. Безнравственно допускать такие мысли. Она должна стереть из памяти этот поцелуй и забыть, что это вообще случилось.
      Как будто такое возможно.
      Как ее подруги, «веселые вдовы», посмеялись бы, если бы прочитали сейчас ее мысли. Они часто делились интимными подробностями своих любовных похождений. Все началось с Пенелопы, леди Госфорт, которая объявила, что зимой в деревне завела любовника. Потом Марианна Несбитт начала поиски любовника, и кончилось все романом с ближайшим другом ее покойного мужа. А потом Беатрис, леди Сомерфилд, вступила в тайную связь с лордом Тейном, эта связь разразилась в публичный скандал и ускорила сегодняшнее аморальное происшествие с ее племянницей Эмили. А у Пенелопы был новый любовник, так же как и у Вильгельмины, вдовствующей герцогини Хартфорд.
      У них у всех были любовники, и подруги говорили о них такое, что Грейс краснела, слушая их рассказы. И хотя она не делала секрета из своего неодобрения, рассказы эти вызывали живейшее любопытство. Она была шокирована и смущена большей частью происходящего – честно говоря, всем, – но глубоко в самом дальнем, тайном уголке сердца ей было интересно. Интересно, каково это – испытать то, что они описывали.
      Не то чтобы Грейс ничего не понимала в отношениях мужчины и женщины. Она была женой епископа Марлоу и, конечно, делила с ним постель, однако физический аспект брака оставался для нее сложным.
      Епископ был старше Грейс более чем на тридцать лет, но он выглядел моложавым, высоким и крепким. Грейс вышла за него, потому что этого потребовали ее родители, она была еще достаточно юна и романтична, чтобы желать настоящего брака. Она хотела любить и быть любимой.
      Ее юное тело искало физической близости с его телом, и он давал ей эту близость, но только в той мере, какую считал пристойной. В ту первую неделю их брака, когда она все еще была ослеплена фактом, что из всех женщин он выбрал именно ее, Грейс была чрезмерно пылкой. Епископ резко отчитывал ее, когда она целовала его слишком страстно. Он был шокирован, когда Грейс пыталась инициировать близость, или охотно открывалась, чтобы принять его, или выгибала свое тело навстречу, ища удовлетворения. Он мягко бранил ее за такое распутное поведение, столь неподобающее доброй христианке.
      Униженная, Грейс перестала отвечать вообще и лежала тихо и неподвижно всякий раз, когда он приходил в ее спальню. Он делал свое дело быстро, в темноте, поднимая ее ночную рубашку и раздвигая коленом ее благопристойно прикрытые ноги. После всегда быстро целовал и извинялся, что побеспокоил ее, а потом возвращался в свою спальню. Под его заботливой опекой Грейс научилась, как должна вести себя жена.
      Епископ научил ее скромно обниматься. Он говорил, что из-за своей слабой натуры женщины должны постоянно прилагать усилия, чтобы держать под контролем страсти, которые, если их не обуздывать, приведут к безнравственности и распущенности.
      – Истинная женская деликатность, – говорил он, – должна испытывать отвращение ко всему, что возбуждает эти страсти.
      Грейс была хорошей ученицей. Она стала идеальной женой епископа – скромной, целомудренной и сдержанной.
      Но когда сегодня губы Рочдейла коснулись ее губ, что-то давно дремавшее в ней проснулось. Он заставил ее чувствовать то, чего она когда-то искала, но теперь знала, что это плохо. Своими ласками он выпустил наружу те ощущения, которые епископ приучил ее считать проклятием неустойчивой природы женской добродетели.
      Легче всего на свете было бы оттолкнуть его. Но Грейс была так потрясена тем, что произошло, новизной этих ощущений. Когда ей следовало кричать «Нет!», крошечная часть ее мозга шептала «Да!».
      Чувство вины боролось с влечением, завязывая узлы в ее животе. Господи, она действительно безнравственна. Но Грейс не могла перестать думать о его поцелуе, о каждом движении его губ, языка и рук, о его вкусе, о его запахе, о том, как его тело прижималось к ее телу, и о тех ощущениях, которые ошеломили ее. Добродетельная, целомудренная женщина не думает о таких вещах. Грейс чувствовала себя грешной и грязной.
      И невольно околдованной этим воспоминанием.
      Она не знала, как еще раз встретится с ним. Как сможет она смотреть ему в глаза при свете дня, будто бы ничего не случилось? Грейс не могла делать вид, что осталась равнодушной к его поцелую. Он чувствовал ее возбуждение. В конце концов, она же ответила на поцелуй. Он будет смотреть на нее с насмешкой в глазах, зная, что она притворщица. Он один разгадал ее самую мрачную тайну. Грейс в глубине сердца не была добродетельной женщиной.
      Слезы побежали по щекам, Грейс свернулась клубочком под одеялом и уткнулась лицом в подушку. Она плакала о своей безнравственности, которую даже епископ так и не смог полностью искоренить. Она плакала о своем предательском теле, которое так ужасно подвело ее. Она плакала о том, что на мгновение пожелала мужчину, которого ненавидела.
      В конце концов Грейс подумала о своих подругах и обо всем том, что они рассказывали и что вызывало ее любопытство. Теперь эти рассказы не интересовали ее.
      Она знала, что это такое.
 
      Рочдейл был чрезвычайно доволен собой, двигаясь в сторону Портленд-плейс. После прошлой ночи соблазнение Грейс Марлоу можно продолжать согласно плану. Тот поцелуй сказал ему все, что нужно было знать: она хочет его. Ей могла не нравиться эта мысль, и она наверняка стала бы отрицать это, но она хотела его.
      Хорошо изучив ее, он знал, что нужно действовать осторожно. Он не должен набрасываться на нее. Грейс Марлоу потребуется ухаживание. И поэтому он постарался сделать поцелуй простым, медленным и нежным, чтобы она оставалась спокойной и расслабленной. Она не сжимала губы, она неуверенно приняла его поцелуй, позволяя двигаться по ее губам, исследовать и Наслаждаться вкусом. Когда он в конце концов проник в ее рот, то был приятно удивлен ответом. Ее язык был искренним, теплым и робким, как у птички. И удивительно возбуждающим.
      На короткое мгновение, прежде чем она опомнилась, оттолкнув его, как мстительная фурия, Рочдейл обнаружил под чопорной внешностью страстную женщину. Даже если бы не было никакого пари, он бы жаждал выпустить на свободу эту страсть. Он сомневался, что старый епископ давал ей такую отдушину. Бедной женщине, наверное, много лет приходилось скрывать в себе эту неиспользованную страсть, которая была готова взорваться. И, Бог свидетель, он будет рядом, когда это случится.
      После этого он заберет прекрасного коня у Шина и удалится.
      Однако сейчас придется обуздать себя и действовать медленно. Она пуглива. Все, что касается соблазнения, слишком ново для нее. Она должна привыкнуть к этой мысли, поэтому он не будет торопить ее. Он не будет спешить, наслаждаясь каждой минутой.
      Рочдейл спешился перед домом Грейс. Портленд-плейс был широким бульваром, самым широким в Лондоне, и не кишел армией уличных мальчишек, готовых за монетку последить за лошадью. К счастью, по всей длине стояла железная ограда, поэтому Рочдейл просто привязал к ней вожжи. Он прошептал в ухо лошади заверения, что скоро вернется, и открыл калитку.
      Рочдейл уже навел справки и знал, что епископ Марлоу оставил своей вдове значительное состояние. Марлоу происходил из богатой семьи и как епископ Лондона за год получал больше денег, чем многие люди могут заработать за всю жизнь. Его дети от первого брака унаследовали большую часть собственности. Вдове остались этот огромный дом на Портленд-плейс и достаточная сумма наличными и в инвестициях, чтобы обеспечить ее до конца жизни. Грейс Марлоу была богатой женщиной, и ее дом отражал это богатство.
      Рочдейл поправил сюртук, одернул жилет и позвонил. Хорошенькая рыжеволосая горничная в крахмальном фартуке и чепчике открыла дверь. Он одарил ее улыбкой, которая завоевала доверие многих горничных, и сказал:
      – Лорд Рочдейл к миссис Марлоу. – И он протянул ей карточку.
      – Милорд, – ответила она и поклонилась. Ее глаза расширились, она явно разволновалась. Нет сомнений, она знала его имя. Его репутация явно хорошо известна и среди слуг, которые обычно даже большие сплетники, чем их хозяева.
      Поскольку горничная, похоже, не хотела впускать его, Рочдейл сказал:
      – Она ожидает меня, – и прошел мимо нее в вестибюль.
      Рочдейл одобрительно огляделся. Большинство домов на Портленд-плейс были построены в прошлом веке Робертом Адамом, и этот дом, видимо, тоже был декорирован им, Или по крайней мере в его стиле. Классическая холодность в бледно-голубых, мятно-зеленых и нежно-серых тонах с кремовым орнаментом. Украшенный лепниной потолок был великолепен. Комната как будто создавалась специально для Грейс, цвета и утонченность деталей идеально подходили ей. Как изящная севрская бонбоньерка с конфеткой-Грейс внутри. Сквозь ширму колонн в дальнем конце холла он увидел лестницу, но горничная показала в другую сторону.
      – Если вы подождете здесь, милорд, я посмотрю, дома ли мадам.
      Она провела его в маленькую приемную рядом с холлом, явно предназначенную для приема незваных гостей или торговцев. Рочдейл был не против пренебрежения. Он очутился в доме Грейс, готовый получить выигранный поцелуй и еще больше подорвать ее решительность, – еще один шаг к призовой лошади Шина, и это все, что имело значение. Горничная еще раз поклонилась и оставила его одного.
      Полуденное солнце струилось сквозь два окна, выходящих на Портленд-плейс, оттеняя позолоту на потолке и лепнину над дверью. Превосходный пейзаж – Рейсдал, если он не ошибается – был гордо помещен над мраморным камином, а несколько картин поменьше висели на стене напротив окон. Элегантная комната. Даже мебель была превосходного качества. Если так позаботились о маленькой приемной, которой, вероятно, редко пользовались, то оставалось только догадываться, как выглядит остальной дом.
      Рочдейл снял шляпу и положил ее на стол, потом запустил пальцы в волосы, чтобы придать им привычный растрепанный вид. Он собирался поцеловать Грейс и должен был выглядеть привлекательным. Слишком длинные волосы упали волнами на лоб и уши, придавая Рочдейлу вид человека, пользующегося сомнительной репутацией, – большинство женщин такой вид находили неотразимым. Они могли притворяться, что предпочитают идеально подстриженных и ухоженных светских джентльменов, но то, чего они действительно хотели, – это нецивилизованный негодяй. И Рочдейл с удовольствием угождал им.
      Несдержанности его виду добавлял багровый синяк под левым глазом, сувенир после вчерашнего фарса. Будь проклят этот щенок Бернетт. У него на удивление сильная правая. Он одним ударом сбил Рочдейла с ног. Но драка стоила того, потому что ошеломительная фортуна привела к нему, Грейс Марлоу. Что такое пара синяков, если это означает быстрое решение его пари с Шином, которое приведет Альбиона в конюшню Рочдейла?
      Решив, что ждать придется долго, он принялся разглядывать картины, как вдруг услышал шаги по мраморному полу холла. Он обернулся, как раз когда Грейс подошла к двери приемной, одетая в простое розовое платье с длинными рукавами и пышным кружевом на шее. Ее волосы были собраны в замысловатый пучок на затылке. Она остановилась на пороге, серые глаза сверкали, голова вскинута так, что казалось, Грейс смотрит на него сверху вниз, хотя он был выше ростом.
      – Лорд Рочдейл.
      Он поклонился.
      – Моя дорогая миссис Марлоу, вы, кажется, удивлены моим визитом. Я же говорил вам, что зайду сегодня днем, не так ли?
      – Честно говоря, я надеялась, что вы забудете об этом.
      Он сверкнул улыбкой.
      – Напротив, я подумал еще кое о чем. – Он держал маленький букет розовых гвоздик и плюща. – Вы примете это как знак моей благодарности за ваше приятное общество вчера вечером?
      Грейс вошла в комнату, но не подняла руки и не взяла цветы. В ее глазах промелькнула неуверенность, как будто она хотела отказаться от цветов, но боялась, что такой поступок покажется грубым. После долгой минуты молчания ее негодование почти осязаемо поблекло, а она стояла неподвижная как статуя. Но хорошие манеры наконец-то одержали верх, Грейс протянула руку и взяла букет.
      – Благодарю вас. Они очень красивые.
      – И подходят к вашему платью. Какой я догадливый, а?
      Она подняла свои изящные брови, как будто подвергая сомнению это утверждение, но промолчала.
      – Я ценю ваше внимание, милорд, но у меня гости и я должна вернуться к ним. Благодарю вас за…
      – Ах, но есть кое-что еще. Вы же не забыли, зачем я пришел?
      Она пригвоздила его испепеляющим взглядом. Конечно же, она не забыла. Судя по тому, что она старалась держаться подальше, он не сомневался: она прекрасно помнит, чего можно ожидать.
      – Я принес вам кое-что еще. – Он сунул руку во внутренний карман сюртука и достал крошечную книгу, размером не больше колоды карт, в белом кожаном переплете: – Пожалуйста, возьмите.
      Грейс помедлила мгновение, потом положила цветы на ближайший столик и взяла книгу. Ее пальцы коснулись вытисненных на обложке золотых букв. Святая Библия. Грейс слегка напряглась, потом подняла глаза, ее лицо превратилось в суровую маску.
      – Книга прекрасна.
      – Откройте ее на странице, отмеченной ленточкой.
      Она явно не желала открывать книгу и продолжала смотреть на него широко распахнутыми глазами. Возможно, она уже знала, что там увидит. Честно говоря, он бы удивился, если бы она не схватила семейную Библию сразу же, как вернулась вчера домой.
      – Ну же, – подбодрил он. – Прочтите. Уверен, вы согласитесь, что это чрезвычайно интересно.
      Грейс смотрела на него так долго, что он подумал, не отказалась ли она от пари, но она наконец открыла том на отмеченной странице, пробежала ее глазами, потом зажмурилась, как будто не в силах видеть правду. Ее лицо побледнело, и Рочдейл понял, что она все-таки не проверяла свою Библию. Неужели она была так уверена? Бедная самоуверенная маленькая педантка. Ей предстоит нелегкая минута.
      – Прочтите, – повторил он. – Притча шестнадцатая, стих восемнадцатый.
      – Я уже прочитала. – Она не поднимала глаза и не открывала их.
      – Вслух, если вы не против.
      Она сделала глубокий вдох, открыла глаза и– прочитала:
      – «Гордость ведет к разрушению, а высокомерный дух к падению».
      Он широко улыбнулся:
      – Полагаю, я выиграл наше пари, миссис Марлоу. Вы не согласны? Я пришел забрать мой выигрыш.
      Он шагнул к ней, и она отступила, выставив перед собой руки, словно защищаясь.
      – Нет!
      Рочдейл вопросительно выгнул бровь:
      – Вы не хотите заплатить за проигрыш, мадам? Добрая христианка, такая, как вы, не сдержит обещание? Ай-ай-ай, миссис Марлоу! Вы удивляете меня.
      Она замахала на него руками, продолжая отступать к двери.
      – Нет, нет. Я… я сдержу свое обещание. Вы были правы насчет стиха.
      Она пробормотала себе под нос что-то, подозрительно похожее на «Черт возьми!». Рочдейл усмехнулся. Вдова епископа богохульствует! Он снова потянулся к ней:
      – Тогда вы должны позволить мне забрать мой приз.
      – Нет, не сейчас. – Она изо всех сил пыталась оставаться спокойной и равнодушной, но под этим спокойствием Рочдейл видел возбуждение. – У меня гости. Я не могу… не могу целоваться с вами сейчас, я не могу вернуться к ним и выглядеть так, будто меня…
      – Как будто вас целовали?
      – Да! Вы раздражаете меня, лорд Рочдейл, и я уверена, вы это знаете. Я сдержу свое слово, поскольку честь заставляет меня сделать это, но, пожалуйста, не сейчас. У нас проходит собрание Благотворительного фонда вдов, и я должна вернуться к гостям. Нам нужно очень многое подготовить для бала на следующей неделе. Это последний благотворительный бал сезона, самое важное событие. Вы должны извинить меня, милорд. Мне нужно идти.
      Ага! Остальные вдовы-благотворительницы здесь. Рочдейл совершенно случайно узнал о небольшом соглашении, заключенном этими дамами. Как-то вечером его друг Кэйзенов напился в ярости от того, что Марианна Несбитт ответила отказом на его предложение руки и сердца. Он был так пьян, что скорее всего понятия не имел, сколько выболтал секретов. Самым интригующим из того, что мог услышать свидетель его излияний в Оссинг-Парке, было то, что вдовы-благотворительницы интересуются не только сбором средств. Похоже, дамы приняли решение не заключать брачные союзы, а подыскивать лучших любовников в Лондоне, а потом делиться друг с другом самыми интимными подробностями.
      Кэйзенов кипел от возмущения, что ему предназначили роль приятной игрушки, а не мужа. Однако в конце концов Марианна уступила, и теперь они были женаты. Леди Сомерфилд выделила Тейна, который тоже был не в восторге, узнав правду от Рочдейла и обнаружив, что его использовали, а его приемы обольщения обсуждались с другими вдовами. Леди Госфорт заигрывала с Юстасом Толливером, и Рочдейл не имел ни малейшего желания предупреждать его, потому что этот тип ему не нравился. А Вильгельмина, которая раньше, до того, как стала герцогиней, страстно дарила свое расположение, стала более осмотрительной и более разборчивой и, похоже, охотилась за Инглби.
      Еще была Грейс Марлоу. Рочдейл был уверен, что у нее нет любовника – пока, – но ее связь с «веселыми вдовами» означала, что она как минимум слушает их рассказы о любовных играх. Возможно, эти рассказы даже приятно возбуждают ее. Этого достаточно для того, чтобы когда ей представится возможность завести любовника, она оказалась готова.
      Интересно, она уже рассказала им о прошлой ночи и том коротком поцелуе в карете?
      – Я не стану задерживать вас, – сказал он. – Но прежде чем я уйду, мне бы хотелось узнать, когда я могу получить свой поцелуй. Когда это будет?
      Грейс нахмурилась, щеки ее вспыхнули. Боже, она изумительна. Так восхитительно взволнована и в то же время так горда. Рочдейл уже давно так не забавлялся.
      Грейс покачала головой:
      – Я не знаю.
      – Зато я знаю.
      Все еще хмурясь, она подняла на него глаза:
      – Знаете?
      – Думаю, я заберу свой выигрыш на вашем балу на следующей неделе. В том случае, конечно, если я приглашен. Если да, то обещаю сделать внушительное пожертвование.
      – Да-да, конечно, вы получите приглашение. И вашему вкладу будут очень рады.
      – Так же, как вы поцелую.
      Она устало вздохнула.
      – Лорд Рочдейл, пожалуйста. Я уважаемая женщина. Вчера я потеряла голову, когда вы застали меня врасплох, это было очень некрасиво с вашей стороны. Но я должна была быть сильнее и глубоко сожалею о том, что случилось. Я пообещала еще один поцелуй. Один, и ничего больше. Но Боже мой, сэр, вы же не сделаете из этого публичное представление на моем же благотворительном балу.
      Его глаза расширились в притворном гневе.
      – Моя дорогая миссис Марлоу, вы ранили меня. Даю вам слово, что никто не увидит этого поцелуя и даже не узнает о нем, если только вы не расскажете кому-нибудь. Повторяю, я сама осторожность. Мне бы и в голову не пришло надоедать вам на публике.
      – Благодарю вас.
      Он не лгал. Впервые Рочдейл действительно собирался хранить все в тайне. Он, несомненно, проиграет пари и потеряет свою любимую Серенити, если хотя бы намек на публичный скандал дойдет до вдовы епископа. Тогда Грейс окончательно и бесповоротно прогонит его и сделает это раньше, чем он успеет хотя бы снять с нее подвязку.