Утро выдалось, на счастье, прохладным и ветреным. Работать в такую погоду в саду было одно удовольствие. Фрэнсис подрезала слишком пышно разросшиеся кусты роз, залезла на стремянку и обломала засохшие нижние сучья деревьев. Мысль о том, что она потеряла работу, свербила ее, но не так чтобы очень. Она привыкла к тому, что по собственной глупости что-то важное теряла в жизни – например, расторгла помолвку с Пьетро.
      Сэм приблизился неслышно и незаметно, как индеец из романов Фенимора Купера. Он держал в руках кувшин со свежевыжатым апельсиновым соком, и голубой хлопчатобумажный свитер, что был на нем, очень шел ему.
      – Ты отлично выглядишь, – сказал он вместо приветствия.
      Они оба поочередно отхлебнули холодного сока.
      – Я лишилась работы, – поведала ему Фрэнсис.
      Сэм молча пожал плечами, потом неторопливо расставил шезлонги. Они некоторое время просидели в молчании, потом Фрэнсис заговорила.
      Она пересказала ему свою нервную беседу с Малкольмом и приступила к сути дела:
      – Для меня эта прошедшая ночь был трудной, но и для моего шефа, я полагаю, тоже. Он считает, что мое вмешательство в расследование придаст делу скандальную окраску. Малкольм давно дружит с моим отцом. Но тут, по-моему, замешано еще кое-что. Скорее всего, связанное с убийством, но прямого касательства к нему не имеющее.
      – Для меня это слишком сложно. Объясни попроще, – попросил Сэм.
      – Он с кем-то говорил, но я не знаю с кем. Только не с Умником, иначе я была бы в курсе… надеюсь. Малкольм не стал вдаваться в детали. Он, впрочем, никогда этого не делает. Ему, конечно, нужен результат, но он хочет им манипулировать по своему усмотрению: кормить журналистов с ложечки, или выдавать полную порцию, или загнать все в тупик – словом, чувствовать себя хозяином. А я не та, кому можно заткнуть рот. В общем, Малкольм ведет себя странно, но удивляться тут нечему. Такой уж он человек и такое место занимает.
      – А может, полицейские уже все раскрыли, но пока помалкивают?
      – Может, и так. А может, я тоже кого-то подозреваю и помалкиваю.
      – А что сейчас тебе мешает раскрыть рот, ты же уволена? – вполне резонно заметил Сэм. – Кстати, ты уже свыклась со своим новым положением?
      – Да, почти, проведя бессонную ночь в размышлениях.
      – И какие у тебя перспективы?
      – Стать адвокатом. Защищать тех, кого раньше старалась упрятать за решетку, – усмехнулась Фрэнсис.
      – А серьезно? Такая смена позиций нелегкий шаг?
      – Конечно. За моей спиной было государство. Обвинение – это мощная машина, оплачиваемая из бюджета, а на защиту в основном клиент тратит свои средства.
      – А что тебе больше по душе – защищать или обвинять?
      Вопрос, простодушно заданный Сэмом, был для Фрэнсис не так уж прост. Это отразилось на ее лице, и Сэм тут же пожалел, что попал в болевую точку.
      Телефонный звонок прозвучал не вовремя. Сэм еще несколько секунд держал ее руку в своей, передавая Фрэнсис через прикосновение свое тепло и сочувствие, потом отпустил.
      – Это скорее всего Умник. Только ему придет в голову звонить мне спозаранку.
      Фрэнсис не очень торопилась возвращаться в дом к телефону. Интуиция ее не подвела. Умник обрушился на нее прежде, чем она успела поздороваться.
      – Ты как – совсем рехнулась или это временное помешательство?
      – Новости распространяются со скоростью света, – усмехнулась Фрэнсис.
      – Что ты там бормочешь? Звони быстрее Малкольму… Покайся, скажи, что у тебя был нервный срыв. Или придумай что-нибудь еще. Не корчи из себя идиотку.
      – Нет! – со внезапной решимостью заявила Фрэнсис. – Ничего такого я делать не буду.
      – Какого черта?.. Ты ведешь себя как ребенок.
      – Хватит! Теперь ты меня послушай. Мне хотелось бы знать, что ты откопал в отцовском кабинете? Кстати, у тебя был ордер на обыск? На каком основании, хотела бы я знать?
      – Не гони лошадей, Фрэнсис. Я как раз собирался тебе все рассказать.
      – Пока попридержи информацию. Расскажешь при встрече.
      Она повесила трубку. Ей было неприятно, что прокуратура, отстранив ее, принялась рыться в финансовых бумагах отца, не имеющих отношения к трагедии в его семье. И Малкольм, и Умник могли бы проявить больше такта и сочувствия к ее отцу.
      Новый телефонный звонок заставил Фрэнсис вздрогнуть. Если это опять Умник, она без разговоров пошлет его сразу к черту.
      Но в трубке зазвенел голосок Блэр:
      – Фанни, как ты?
      – Все нормально. А почему ты спрашиваешь?
      – Ты обычно не снимаешь сама трубку. Я привыкла оставлять тебе послания на автоответчике.
      – Да, но ты прежде не звонила так рано, – заметила Фрэнсис.
      – Я тебя разбудила?
      – Нет.
      – И все-таки ты в порядке? Твой голос звучит как-то странно.
      Фрэнсис не знала, что ей на это ответить. Она не могла собраться с духом и выложить сестре новость о своем увольнении. У нее было не то настроение, чтобы выслушивать охи и ахи Блэр, расспросы и возмущение по поводу допущенной к ней несправедливости.
      К тому же Блэр непременно сообщит эту новость матери, а за этим последуют еще звонки – взволнованные и испуганные. Мать расстроится при мысли, что ее дочь уже никогда не станет судьей, как она втайне надеялась, а иногда говорила об этом вслух. Даже Блэр, которая не понимала, почему люди выбирают себе скучное поприще служителей закона, начнет критиковать необдуманный поступок Фрэнсис, лишающий ее твердого заработка.
      – У меня все хорошо. – Другого ответа Фрэнсис не придумала.
      – Ладно. Тогда я хочу пригласить тебя на вечер. На этот раз будет другая компания. Джейк приведет к нам клиента, который, возможно, заинтересуется работами Марко и приобретет его работы для своей коллекции. Клиент захотел лично познакомиться с Марко. Он одинок.
      – Кто? – не удержалась от колкости Фрэнсис. – Марко или клиент?
      – Очень смешно! – немного обиделась Блэр. – Клиента я предоставлю тебе.
      – Нет уж, благодарю.
      – Почему ты сразу отказываешься? Я тебе ничего еще о нем не рассказала. Ему за сорок, он разведен, имеет дочь десяти лет, которая живет со своей матерью в Аризоне, так что он видится с ней лишь пару раз в году. Он удачлив в делах, у него собственная компания, что-то связанное с компьютерами. Он в хорошей форме, лазает по горам или по скалам, не помню точно, но, в общем, куда-то лазает… и внешне очень даже симпатичный.
      – Спасибо за информацию, но меня это не заинтересовало.
      – Подъезжай, Фанни. Развейся немного, последние дни были такие тяжелые. Чем ты так занята сегодня вечером, что отказываешься от приглашения?
      Фрэнсис, не отнимая трубку от уха, взглянула в окошко на Сэма. Стоя на коленях, он старательно выпалывал грядку.
      – Мы ужинаем сегодня вдвоем.
      – Так приводи ее с собой, – настаивала Блэр.
      – Это не она, а он. – Фрэнсис была довольна тем, что раздразнила любопытство сестры.
      Личные вещи, которые Фрэнсис держала в своем кабинете, уместились в небольшую картонную коробку. За долгие годы она, оказывается, совсем не «обросла хозяйством» и могла теперь уйти из кабинета налегке. Конечно, это не касалось газет – некоторые из них многолетней давности – и прочей бумажной макулатуры, заполонившей ящики стола.
      Тут требовалась тщательная сортировка, чтобы случайно не отправить в уже переполненную мусорную корзину что-нибудь важное. У Фрэнсис от такой работы заболели глаза, а пальцы устали перебирать и рвать бумаги.
      В приоткрытую дверь всунулась голова Перри Когсуэлла. Не дожидаясь приглашения, он проследовал к столу и остановился, широко расставив ноги и не вынимая руки из карманов.
      – Мы все огорчены твоим уходом. Не выдержала напряжения? Да?
      Фрэнсис сделала вид, что не замечает его присутствия в комнате.
      – Ты тяжело переживаешь это расследование? Убийство – вообще штука невеселая. И не очень вяжется с твоей специализацией. Плюс еще дело касается твоей семьи.
      Фрэнсис едва поборола искушение перескочить через стол и засадить ему коленом в живот.
      – Что ж, все-таки я рад, что ты в конце концов приняла то, о чем я твердил тебе постоянно. Это работа не по тебе.
      – Если ты зашел попрощаться, то большое спасибо. До свидания. Вот мы и простились. Теперь закрой дверь с той стороны.
      – Я надеюсь, что ты вспомнишь обо мне, если тебе понадобится профессиональная рекомендация для какой-нибудь юридической фирмы на Уолл-стрит. Буду рад тебе услужить.
      Фрэнсис изобразила на лице кривую улыбку и вернулась к разбору бумаг, отделяя «зерна от плевел». Но ее почти тут же опять прервали.
      – Я узнал, что ты здесь, – сказал Малкольм Моррис.
      – У тебя отличная разведка.
      – Фанни, ты делаешь громадную ошибку. Не порть себе карьеру, не вреди себе. Давай все это перечеркнем и забудем.
      – Все, что мне нужно знать, – это кто меня заменит. Если ты еще никого не назначил, то мне незачем торопиться разбирать свои файлы. Пусть пока полежат в общей куче.
      – Я это и предлагаю. – Тон Малкольма сразу смягчился. – Я разговаривал с Умником. Возможно, я ошибся и мне не стоило исключать тебя из игры. Я думал, что проявляю деликатность, оставляя семью жертвы в стороне, но следовало, наверное, привлекать тебя к работе. Умник хочет, чтобы ты ему помогала.
      Он изучающе посмотрел на Фрэнсис, но та опустила глаза, обратив взгляд на разложенные перед ней на столе стопки бумаг.
      – Послушай, даже если ты зла на меня, то все равно ты не можешь вот так просто бросить свой отдел. Люди из твоей команды полагаются на тебя. Они у тебя учатся. Кимберли с утра прибежала ко мне чуть ли не в слезах. Завтра слушается ее первое дело. Она твоя подопечная, и ты должна присутствовать в суде. Кимберли теперь не знает, как ей быть. А Марк проговорился, что у него возникла проблема со свидетельскими показаниями и ты согласилась ему помочь. Ты не имеешь права сбежать, оставив свой корабль на мели.
      – Не дави на меня. И не пробуждай во мне чувство вины. В прокуратуре достаточно опытных работников, они справятся и без меня.
      Малкольм вздохнул и сменил тактику:
      – Фанни! Если тебе требуется больше времени посвящать своему отцу, то оно у тебя будет. Ведь ты же сама не хочешь уходить. Что ты почувствуешь завтра, когда проснешься и вспомнишь, что тебе некуда спешить?
      Тут он рассчитал точно. На то он и был прожженный политик и хороший психолог, знающий, на какие клавиши нажимать.
      Фрэнсис демонстративно поглядела на часы. Еще не было десяти.
      – Впереди длинный день. Есть время поразмыслить. И спешить вроде бы некуда.
      Генри Льюис несколько опешил, когда, откликнувшись на звонок, открыл входную дверь и увидел на пороге Фрэнсис.
      «Опять вы!» – было написано на его лице, хотя он тут же оправился от удивления.
      – Чем могу помочь, Фрэнсис?
      – Можно войти?
      После некоторого колебания он отступил на шаг и впустил ее в дом. Сегодня вид у него был не такой лощеный, как во время их последней встречи. Рубашка небрежно заправлена в брюки цвета хаки. Задний карман брюк почему-то свисал, оторванный. Генри был бос, и Фрэнсис заметила, что один ноготь на его ноге налился пурпурным цветом.
      Генри провел ее в гостиную, Фрэнсис молча следовала за ним. Когда они уселись в кресла, он, как бы предупреждая ее вопрос, объяснил, что Луиза повезла девочек на пляж искупаться перед ленчем.
      – А у меня не было настроения, – добавил он, словно его пребывание дома в одиночестве нуждалось в оправданиях.
      – Сегодня не лучшая погода для купания, – поддержала разговор Фрэнсис. – Предсказывали сильное волнение…
      Генри пренебрег шансом завязать светскую беседу.
      – Как проходит ваше расследование? – спросил он холодно.
      – Я больше не служу в окружной прокуратуре.
      На лице Генри появилось странное выражение. Он откинулся в кресле и скрестил руки на груди. Зная о его близости с районным прокурором на политической почве, Фрэнсис пыталась теперь угадать – доволен ли он собой и своими действиями, приведшими к ее отставке, или чувствует какую-то вину.
      – Ваш разговор с Малкольмом по поводу моего недавнего визита к вам не имеет к этому отношения, – на всякий случай предупредила Фрэнсис, желая посмотреть, какова будет его реакция.
      Никакой реакции не последовало.
      – Чем могу служить? – повторил Генри бесцветным голосом.
      – Я не знала, что вы влиятельная фигура в политических кругах Лонг-Айленда.
      Генри вдруг впился в нее взглядом и проговорил тихо:
      – Мои политические взгляды вас не касаются. Почему бы вам не сказать прямо, что вы от меня хотите?
      Фрэнсис была не готова к такому проявлению враждебности, но пока беседа не вылилась в откровенное столкновение, ей нужно было задать главный вопрос, ради которого она сюда пришла.
      – Вы не помните, как примерно восемь месяцев назад ваш тесть обратился к вам с просьбой порекомендовать какого-нибудь хорошего психиатра?
      Генри молча кивнул.
      – Кого вы порекомендовали?
      – Доктора Фритца Прескотта.
      – Как вы о нем узнали?
      – Я не узнал о нем, – сухо поправил ее Генри. – Я его знаю.
      – Откуда?
      – Мы вместе учились, делили одну комнату в общежитии. Фритц компетентный врач и чуткий человек.
      – А знали вы в то время, что его возможным пациентом будет Клио Пратт?
      – Догадывался, но не больше. Маршалл Банкрофт сказал, что его знакомая нуждается в помощи психиатра, и описал некоторые симптомы – навязчивые страхи, неуверенность в себе… и прочее. Мне стало очевидно, что Клио Пратт и есть та самая знакомая.
      – Вам было известно, что Клио начала посещать доктора Прескотта?
      – Да. – Генри отвечал на вопросы четко, без колебаний.
      – Откуда?
      – Я сталкивался с ней не раз в вестибюле больницы.
      – И она вам сама сказала? – Что-то это было не похоже на Клио.
      – Сначала она притворилась, что мы незнакомы. Я не удивился. К большому сожалению, люди еще не понимают, что обращение к психиатру со своими проблемами не кладет на них пятно позора. Это такая же форма медицинской помощи, как и всякая другая.
      – Если она вам ничего не сказала, то как вы все-таки узнали, что Клио посещала именно доктора Прескотта?
      – При второй нашей случайной встрече она вела себя совсем иначе. Мы поздоровались. Она была очень вежлива и даже дружески расположена. Она поблагодарила меня и сказала, что ей нравится доктор Прескотт.
      – А что-нибудь еще она говорила?
      – Не помню, – пожал плечами Льюис. – Разговор был коротким.
      – А она не сказала, что доктор Прескотт посадил ее на какие-нибудь препараты.
      – Нет.
      – А он сам? Тоже не говорил?
      – Мой единственный разговор с ним состоялся, когда я позвонил ему, чтобы удостовериться, может ли он уделить внимание новому пациенту. Я не хотел бы рекомендовать Маршаллу кого-то, кто слишком занят и не в состоянии оказать помощь. Получив согласие Фритца, я тут же передал это тестю. На этом мои функции закончились.
      – И вы ни разу не спросили доктора Прескотта, как у него складываются дела с Клио?
      В ответе Генри явно сквозило презрение к человеку, задавшему столь нелепый вопрос.
      – Это было бы неуместным вмешательством с моей стороны. В высшей степени неэтично поступили бы мы оба – я, расспрашивая его, а он – что-либо мне раскрывая.
      – А когда Клио сообщила, что этот человек очень ей помог, вы не спросили, каким образом?
      – Она сказала, что с ним приятно общаться. Я был доволен тем, что моя рекомендация сработала. Вот и все. Правда, позже мне стало ясно, что Клио пожалела, что вообще затронула в разговоре со мной эту тему.
      – Почему у вас сложилось такое впечатление? Генри на секунду задумался.
      – Точно не могу сказать. Знаю лишь одно – после той короткой беседы, буквально на ходу, Клио стала избегать нас с Луизой. Когда мы затеяли всю эту дурацкую возню с приемом в клуб и начали посещать все эти вечеринки для членов клуба, Клио притворялась, что незнакома со мной, и позволяла хозяевам представлять меня ей заново. Она не могла проделывать то же самое с Луизой, так как Ричард давний друг Маршалла, но и с ней общалась предельно формально.
      – Что вы можете еще сказать про Фритца Прескотта?
      – Ничего другого, кроме того, что вы уже от меня слышали. Он отличный специалист и порядочный человек. Фритц холост и живет в Ривердейлс. После университета наши пути редко скрещивались, но он бывал у нас и подружился с Луизой и девочками. Иногда он мне звонит, в основном чтобы поговорить о некоторых новых медицинских препаратах. Он очень увлечен психофармакологией.
      – Что это такое?
      – Лечение душевных заболеваний с применением лекарств.
      – А почему он обращается к вам?
      – Потому что большинство, если не все современные лекарственные препараты применяются в самых разных областях медицины, взаимодействуют, дают побочные эффекты. Мы изучаем их влияние на какую-то одну определенную болезнь, но это знание можно использовать и в другой, казалось бы, совсем иной области. Фритц советовался со мной как с кардиологом. Многие препараты, воздействующие на сердце, затрагивают и мозг.
      – И вы консультировали его на предмет применения лекарств?
      – Я не давал ему никаких советов, – уточнил Генри. – Мы обсуждали возможность риска в некоторых случаях. Фритц, помимо меня, обращался еще и к другим специалистам разного профиля.
      Фрэнсис встрепенулась:
      – Могу я задать вам весьма доверительный вопрос?
      – Можете задавать любые вопросы, но я имею право на них не отвечать, – спокойно сказал Генри. – Полагаться на ваше обещание сохранить мои ответы в тайне было бы с моей стороны глупо.
      – Вы правы. Играем по-честному. – Фрэнсис поняла, что собеседника не пробьешь ничем. Но хотя разговор тек по неприятному ему руслу, он от него не уклонялся. – В теле Клио нашли следы сразу двух лекарственных препаратов – амфетамина и фенилзина. Следователь решил, что амфетамин жертва принимала как средство для похудания, но с большим превышением дозы. И еще фенилзин, прописанный ей доктором Прескоттом.
      – В сочетании эти два препарата – убийцы. – В Генри сразу пробудился профессиональный интерес. Он понял, что вопрос задан Фрэнсис не из простого любопытства. – Любой человек, принимающий таблетки для похудания, должен быть предупрежден своим врачом, что психотропное средство, содержащее фенилзин, ему категорически воспрещено.
      У Фрэнсис тотчас же всплыли в памяти публикации в не столь уж давних газетах о скоропостижной кончине нескольких богачей, сгоняющих вес и одновременно лечившихся у психиатров.
      – Но фенилзин не слишком распространенное лекарство, – продолжал Генри. – В общедоступных справочниках о нем упоминаний нет, и рядовые практикующие врачи его своим пациентам не прописывают.
      Интересно, как их общие мысли совпали, словно образовав грозовое облако в замкнутом пространстве гостиной. Фрэнсис, приходя сюда, хотела до конца опровергнуть версию Умника. Теперь же она получила доказательство, что убийца, обладая необходимыми знаниями, мог выбрать удобный момент, чтобы, организовав убийство Клио, исчезнуть с места преступления и заиметь твердое алиби. Все это указывало именно на Генри как на подозреваемого, помимо волосков с «черными» генами.
      – А кто в «Фейр-Лаун» мог бы еще об этом знать? Можете назвать кого-нибудь? – бросила Генри палочку-выручалочку Фрэнсис. – И еще я могу вас кое о чем спросить?
      – Спрашивайте.
      – Как вы познакомились с моей матерью?
      – Это тоже относится к вашему расследованию?
      – Нет, мне просто любопытно.
      – Это произошло несколько лет назад. У нее возникли кардиологические проблемы – не такие уж серьезные, как выяснилось. Но знакомство наше имело продолжение. Мне нравится ее живопись. И Луизе тоже.
      – Что у нее было с сердцем? – Фрэнсис впервые слышала об этом.
      – Обычная аритмия. Ничего страшного. Я предполагал, что вы в курсе.
      – Да, конечно. Как я могла забыть? – солгала Фрэнсис. – Это случилось так давно.
      Ей почему-то стало неловко, и она поднялась с кресла.
      – Извините, что отняла у вас столько времени.
      По пути к отцовскому дому она попробовала соединиться по мобильному телефону с кабинетом Прескотта на Манхэттене. Приятный голос автоответчика попросил ее оставить для доктора сообщение. Фрэнсис назвала себя, пояснила, что она падчерица недавно убитой его пациентки, и продиктовала номер своего мобильника. Не успев проехать и одной мили, она уже услышала в телефонной трубке голос Фритца Прескотта.
      – Я ждал, что кто-нибудь обратится ко мне, – заявил доктор с места в карьер, даже не представившись. Голос его обволакивал и был полон шарма. Так, во всяком случае, показалось Фрэнсис. – Я узнал о смерти Клио из газет.
      – Вы говорили с кем-нибудь из полиции?
      – Нет. Вообще-то я думал, что мистер Пратт упомянет мое имя в беседе с полицейскими, но они пока меня не потревожили. Вы первая.
      – У вас найдется сегодня для разговора со мной свободное время? – Фрэнсис взглянула на часы. Встретиться с отцом было необходимо, но этот визит, как она надеялась, будет коротким. – Я могла бы быть в городе не позже трех.
      – Я принимаю пациентов до пяти. На углу Бродвея и 168-й есть кофейня, как раз напротив входа в больницу, где я работаю. Там большая неоновая вывеска и освещенная красным витрина с пирожными. Я буду ждать внутри.
      – Как я вас узнаю? – спросила Фрэнсис.
      – Я сам узнаю вас. Я видел ваше фото.
      Каждый раз в течение последних дней, когда она подъезжала к отцовскому дому и ее машина взбиралась по чуть заметному уклону к парадному крыльцу, у Фрэнсис возникала горькая мысль: как же отец будет теперь жить без Клио? Как он будет ездить на своем инвалидном кресле, спускаясь и поднимаясь по сделанным по ее заказу пандусам, тормозить у дверей, прислушиваясь, не раздастся ли где-то в доме ее голос или стук ее каблучков? Никаких смен декораций и никого, кроме Лили, в качестве собеседника, за исключением тех, кто из вежливости нанесет ему визит и пробудет совсем недолго, украдкой поглядывая на часы.
      Фрэнсис припарковалась, но осталась сидеть в машине, выключив двигатель и вслушиваясь в тишину, нарушаемую неназойливым чириканьем птиц. Небо серело, обещая дождь. Близился полдень, а казалось, что уже наступил вечер.
      Они с Пьетро впервые приехали вместе в Саутгемптон в разгар «Бешеного Боба» – урагана 1991 года, обрушившегося на Лонг-Айленд и на большую часть северо-восточного побережья. По телевизору показывали то, что они, и Ричард с ними, видели здесь воочию – поваленные деревья, дома с сорванными крышами, затопленные автомобили, полицейских и журналистов в разноцветных пластиковых накидках, крупные дождевые капли, ударяющие в объективы телекамер, – пестрый, чем-то даже забавный, но и тревожный балаган.
      Ричард попыхивал всегдашней сигарой. Пьетро курил одну за одной сигареты и постоянно вскакивал со стула, бегая к окну и сравнивая картинку на телеэкране с тем, что происходило за стенами дома. Они отпивали по глотку из высоких, щедро налитых доверху стаканов, великолепный дорогой коньяк и рассуждали о мировых проблемах, о спорте и о том, что никакой ураган не сметет с лица земли Соединенные Штаты, ибо фундамент этой страны, в отличие от какого-нибудь Таиланда или России, заложен в гранит под зданиями Уолл-стрит, где собрано все богатство мира. Пьетро, в отличие от Фрэнсис, чувствовал себя комфортно в компании с Ричардом и Клио.
      Лили слегка постучала ногтем по стеклу, возвращая Фрэнсис в настоящее.
      Лили выглядела неважно. Вероятно, она совсем не спала в эту ночь.
      – Он только что уснул, – сообщила Лили шепотом, как будто ее голос мог проникнуть сквозь стены внутрь дома. – Я не хотела, чтобы вы звонили в дверь. Это его могло разбудить. Ему надо отдохнуть. Он очень слаб.
      Фрэнсис хотелось бы откровенно поговорить с сиделкой, узнать, насколько тревожно состояние отца, но услышать правду из уст Лили она не надеялась. Да и не желала ее знать. Лучше тешить себя иллюзиями.