Матвей, о котором я еще буду говорить впоследствии, был больше, нежели слуга: он был моим приятелем, меньшим братом. Московский мещанин, отданный Зонненбергу, с которым мы тоже познакомимся, на изучение переплетного искусства, в котором, впрочем, Зонненберг не был особенно сведущ, он перешел ко мне.
      Я знал, что мой отказ огорчил бы Матвея, да и сам, в сущности, ничего не имел против почтового празднества... Новый год своего рода станция.
      Матвей принес ветчину и шампанское.
      Шампанское оказалось замерзнувшим вгустую; ветчину можно было рубить топором, она воя блистала от льдинок: но a la guerre comme a la guerre47.
      "С Новым годом! С новым счастьем!.." - в самом деле, с новым счастьем. Разве я не был на возвратном пути? всякий час приближал меня к Москве, сердце было полно надежд.
      Мороженое шампанское "е то чтоб слишком нравилось смотрителю, я прибавил ему в вино полстакана рома. Это новое half-and-half48 имело большой успех.
      Ямщик, которого я тоже пригласил, был еще радикальнее: он насыпал перцу в стакан пенного вина, размешал ложкой, выпил разом, болезненно вздохнул и несколько со стоном прибавил: "Славно огорчило!"
      Смотритель сам усадил меня в сани и так усердно хлопотал, что уронил в сено зажженную свечу и не мог ее потом найти. Он был очень в духе и повторял:
      - Вот и меня вы сделали с Новым годом - вот и с Новым годом! (300)
      Огорченный ямщик тронул лошадей...
      На другой день, часов в восемь вечера, приехал я во Владимир и остановился в гостинице, чрезвычайно верно описанной в "Тарантасе", с своей курицей "с рысью", хлебенным - патише49 и с уксусом вместо бордо.
      - Вас спрашивал какой-то человек сегодня утром; он, никак, дожидается в полпивной, - сказал мне, прочитав в подорожной мое имя, половой с тем ухарским пробором и отчаянным виском, которым отличались прежде одни русские половые, а теперь - половые и Людовик-Наполеон.
      Я не мог понять, кто бы это мог быть.
      - Да вот и они-с, - прибавил половой, сторонясь. Но явился сначала не человек, а страшной величины поднос, на котором было много всякого добра: кулич и баранки, апельсины и яблоки, яйца, миндаль, изюм... а за подносом виднелась седая борода и голубые глаза старосты из владимирской деревни моего отца.
      - Гаврило Семеныч! - вскрикнул я и бросился его обнимать. Это был первый человек из наших, из прежней жизни, которого я встретил после тюрьмы и ссылки. Я не мог насмотреться на умного старика и наговориться с ним. Он был для меня представителем близости к Москве, к дому, к друзьям, он три дня тому назад всех видел, ото всех привез поклоны... Стало, не так-то далеко!
      Губернатор Курута, умный грек, хорошо знал людей и давно успел охладеть к добру и злу. Мое положение он понял тотчас и не делал ни малейшего опыта меня притеснять. О канцелярии не было и помину, он поручил мне с одним учителем гимназии заведовать "Губернскими ведомостями" - в этом состояла вся служба.
      Дело это было мне знакомое: я уже в Вятке поставил на ноги неофициальную часть "Ведомостей" и поместил в нее раз статейку, за которую чуть не попал в беду мой преемник. Описывая празднество на "Великой реке", я сказал, что баранину, приносимую на жертву Николаю Хлыновскому, в стары годы раздавали бедным, а нынче продают. Архиерей разгневался, и губернатор насилу уговорил его оставить дело. (301)
      "Губернские ведомости" были введены в 1837 году. Оригинальная мысль приучать к гласности в стране молчания и немоты пришла в голову министру внутренних дел Блудову. Блудов, известный как продолжатель истории Карамзина, не написавший ни строки далее, и как сочинитель "Доклада следственной комиссии" после 14 декабря, которого было бы лучше совсем не писать, принадлежал к числу государственных доктринеров, явившихся в конце александровского царствования. Это были люди умные, образованные, честные, состарившиеся и выслужившиеся "арзамасские гуси"; они умели писать по-русски, были патриоты и так усердно занимались отечественной историей, что не имели досуга заняться серьезно современностью. Все они чтили незабвенную память Н. М. Карамзина, любили Жуковского, знали на память Крылова и ездили в Москве беседовать к И. И. Дмитриеву, в его дом на Садовой, куда и я езживал к нему студентом, вооруженный романтическими предрассудками, личным знакомством с Н. Полевым и затаенным чувством неудовольствия, что Дмитриев, будучи поэтом, был министром юстиции. От них много надеялись, они ничего не сделали, как вообще доктринеры всех стран. Может быть, им и удалось бы оставить след более прочный при Александре, но Александр умер, и они остались при своем желании делать что-нибудь путное.
      В Монако на надгробном памятнике одного из владетельных князей написано: "Здесь покоится Флорестан такой-то - он хотел делать добро своим подданным!"50 Наши доктринеры тоже желали делать добро если не своим, то подданным Николая Павловича, но счет был составлен без хозяина. Не знаю, кто помешал Флорестану, но им помешал наш Флорестан. Им пришлось быть соприкосновенными во всех ухудшениях России и ограничиваться ненужными нововведениями - переменами форм, названий. Всякий начальник у нас считает высшей обязанностию нет-нет да и представить какой-нибудь проект, изменение, обыкновенно к худшему, но иногда просто безразличное. Секретаря в канцелярии губернатора, например, сочли нужным назвать правителем дел, а секретаря губернского правления оставили без перевода на русский язык. Я помню, что министр юстиции (302) подавал проект о необходимых изменениях мундиров гражданских чиновников. Проект этот начинался как-то величаво и торжественно: "Обратив в особенности внимание на недостаток единства в шитье и покрое некоторых мундиров гражданского ведомства и взяв в основание" и т. д.
      Одержимый тою же болезнию проектов, министр внутренних дел заменил земских заседателей становыми приставами. Заседатели жили по городам и наезжали в деревни. Становые иногда съезжаются в город, но постоянно живут в деревне. Все крестьяне, таким образом, были отданы под надзор полиции, и это при полном знании, какое хищное, плотоядное, развратное существо - наш полицейский чиновник. Блудов ввел полицейского в тайны крестьянского промысла, и богатства, в семейную жизнь, в мирские дела и через это коснулся последнего убежища народной жизни. По счастию, деревень у нас очень много, а становых бывает два на уезд.
      Почти в то же время тот же Блудов выдумал "Губернские ведомости". У нас правительство, презирая всякую грамотность, имеет большие притязания на литературу, и в то время как в Англии, например, совсем нет казенных журналов, у нас каждое министерство издает свой, академия и университеты - свои. У нас есть журналы горные и соляные, французские и немецкие, морские и сухопутные. Все это издается на казенный счет, подряды статей делаются в министерствах так, как подряды на дрова и свечи, только без переторжки; недостатка в общих отчетах, выдуманных цифрах и фантастических выводах не бывает. Взявши все монополии, правительство взяло и монополь болтовни, оно, вел ело всем молчать и стало говорить без умолку. Продолжая эту систему, Блудов велел, чтоб каждое губернское правление издавало свои "Ведомости" и чтоб каждая "Ведомость" имела свою неофициальную часть для статей исторических, литературных и проч.
      Сказано - сделано, и вот пятьдесят губернских правлений рвут себе волосы над неофициальной частью. Священники из семинаристов, доктора медицины, учители гимназии, все люди, состоящие в подозрении образования и уместного употребления буквы "h" берутся в реквизицию. Они думают, перечитывают "Библиотеку для (303) чтения" и "Отечественные записки", боятся, посягают и, наконец, пишут статейки.
      Видеть себя в печати - одна из самых сильных искусственных страстейчеловека, испорченного книжным веком. Но тем не меньше решаться на публичную выставку своих произведений - нелегко без особого случая. Люди, которые не смели бы думать о печатании своих статей в "Московских ведомостях", в петербургских журналах, стали печататься у себя дома. А между тем пагубная привычка иметь орган, привычка к гласности, укоренилась. Да и совсем готовое орудие иметь недурно. Типографский станок тоже без костей!
      Товарищ мой по редакции был кандидат нашего университета и одного со мною отделения. Я не имею духу говорить о нем с улыбкой, так горестно он кончил свою жизнь, а все-таки до самой смерти он был очень смешон. Далеко не глупый, он был необыкновенно неуклюж и неловок. Не только полнейшего безобразия трудно было встретить, но и такого большого, то есть такого растянутого. Лицо его было вполтора больше обыкновенного и как-то шероховато, огромный рыбий рот раскрывался до ушей, светло-серые глаза были не оттенены, а скорее освещены белокурыми ресницами, жесткие волосы скудно покрывали его череп, и притом он был головою выше меня, сутуловат и очень неопрятен.
      Он даже назывался так, что часовой во Владимире посадил его в караульню за его фамилию. (Поздно вечером шел он, завернутый в шинель, мимо губернского дома, в руке у него был ручной телескоп, он остановился и прицелился в какую-то планету; это озадачило солдата, вероятно считавшего звезды казенной собственностью.
      - Кто идет? - закричал он неподвижно стоявшему наблюдателю.
      - Небаба, - отвечал мой приятель густым голосом, не двигаясь с места.
      - Вы не дурачьтесь, - ответил оскорбленный часовой, - я в должности.
      - Да говорю же, что я Небаба!
      Солдат не вытерпел и дернул звонок, явился унтер-офицер, часовой отдал ему астронома, чтоб свести на гауптвахту: там, мол, тебя разберут, баба ты или нет. Он непременно просидел бы до утра, если б дежурный офицер не узнал его. (304)
      Раз Небаба зашел ко мне поутру, чтоб сказать, что едет на несколько дней в Москву, при этом он как-то умильно-лукаво улыбался.
      - Я, - сказал он, заминаясь, - я возвращусь не один!
      - Как, вы - то есть?
      - Да-с, вступаю в законный брак, - ответил он застенчиво.
      Я удивлялся героической отваге женщины, решающейся идти за этого доброго, но уж чересчур некрасивого человека. Но когда, через две-три недели, я увидел у него в доме девочку лет восьмнадцати, не то чтоб красивую, но смазливенькую и с живыми глазками, тогда я стал смотреть на него как на героя.
      Месяца через полтора я заметил, что жизнь моего Квазимодо шла плохо, он был подавлен горем, дурно правил корректуру, не оканчивал своей статьи "о перелетных птицах" и был мрачно рассеян; иногда мне казались его глаза заплаканными. Это продолжалось недолго. Раз, возвращаясь домой через Золотые ворота, я увидел мальчиков и лавочников, бегущих на погост церкви; полицейские суетились. Пошел и я.
      Труп Небабы лежал у церковной стены, а возле ружье. Он застрелился супротив окон своего дома, на ноге оставалась веревочка, которой он спустил курок. Инспектор врачебной управы плавно повествовал окружающим, что покойник нисколько не мучился; полицейские приготовлялись нести его в часть.
      ...Куда природа свирепа к лицам. Что и что прочувствовалось в этой груди страдальца, прежде чем он решился своей веревочкой остановить маятник, меривший ему одни оскорбления, одни несчастия. И за что? За то, что отец был золотушен или мать лимфатична? Все это так. Но по какому праву мы требуем справедливости, отчета, причин? - у кого? - у крутящегося урагана жизни?..
      В то же время для меня начался новый отдел жизни... отдел чистый, ясный, молодой, серьезный, отшельнический и проникнутый любовью.
      Он принадлежит к другой части.
      1 ему следовало умереть (франц.).
      2 в будущем (лат.).
      3 в нижнем этаже (франц.).
      4 заискивания (лат.).
      5 подкрепляющих средств (от франц. confortatif).
      6 под стать (франц.).
      7 под строгим арестом (франц.).
      8 долго (франц.).
      9 огорчен необходимостью (франц.).
      10 огорченный (франц.).
      11 Искаженные немецкие слова: Pferd-лошадь, Eier - яйца; Fisch - рыба; Hafer - овес; Pfannkfichen - блины.
      12 Senior - старший, junior - младший (лат.).
      13 К вновь отличившимся талантам принадлежит известный Липранди, подавший проект об учреждении академии шпионства (1858). (Прим. А. И. Герцена.).
      14 Он не без способностей (франц.).
      15 Нужно ли говорить, что это была наглая ложь, пошлая полицейская уловка. (Прим. А. И. Герцена.)
      16 любитель хорошо пожить (франц.).
      17 парадном костюме (франц.).
      18 вывести (от франц. consequense).
      19 Он человек с причудами (нем.).
      20 Этот человек честный, но тут вот у него не все в порядке (франц.).
      21 в парадной форме (франц.).
      22 все прочие (итал.).
      23 Через меня идут в город скорби,
      Через меня идут на вечную муку... (итал.).
      24 орденской лентой (франц.).
      25 Чего ты боишься? Ты везешь Цезаря! (лат.).
      26 Эти два анекдота не были в первом издании, я их вспомнил, перечитывая листы для поправки (1858). (Прим. А. И. Герцена.)
      27 "У царицы их было много!" (итал.).
      28 небрежность (франц.).
      29 правомочий (франц.).
      30 строго корректен (франц.)
      31 общим делом (лат.).
      32 Это дало повод графу Ростопчину отпустить колкое слово насчет Пестеля. Они оба обедали у государя. Государь спросил, стоя у окна: "Что это там на церкви... на кресте, черное?" - "Я не могу разглядеть, - заметил Ростопчин, это надобно спросить у Бориса Ивановича, у него чудесные глаза, он видит отсюда, что делается в Сибири". (Прим. А. И. Герцена.).
      33 С большой радостью видел я, что нью-йоркские журналы несколько раз повторили это. (Прим. А. И. Герцена.)
      34 Все молитвы их сводятся на материальную просьбу о продолжении их рода, об урожае, о сохранении стада, и больше ничего. "Дай, Юмала, чтоб от одного барака родилось два, от одного зерна родилось пять, чтоб у моих детей были дети". В этой неуверенности в земной жизни и хлебе насущном есть что-то отжившее, подавленное, несчастное и печальное. Диавол (шайтан) почитается наравне с богом. Я видел сильный пожар в одном селе, в котором жители были перемешаны - русские и вотяки. Русские таскали вещи, кричали, хлопотали, особенно между ними отличался целовальник. Пожар остановить было невозможно; но спасти кое-что было сначала легко. Вотяки собрались на небольшой холмик и плакали навзрыд, ничего не делая. (Прим. А. И. Герцена.)
      35 бахвальство (франц.).
      36 Подобный ответ (если Курбановский его не выдумал) был некогда сказан крестьянами в Германии, которых хотели обращать в католицизм. (Прим. А. И. Герцена.)
      37 В Вятской губернии крестьяне особенно любят переселяться. Очень часто в лесу открываются вдруг три-четыре починка. Огромные земли и леса (до половины уже сведенные) увлекают крестьян брать эту res nullius (ничью вещь (лат.)), бесполезно остающуюся. Министерство финансов несколько раз вынуждено было утверждать землю за захватившими. (Прим. А. И. Герцена.)
      38 Приняв все во вримание (франц.).
      39 в России (нем.).
      40 шедевр (франц.).
      41 Гебель - известный композитор того времени. (Прим. А. И. Герцена.)
      42 Я эти сцены, не понимая почему, вздумал написать стихами. Вероятно, я думал, что всякий может писать пятистопным ямбом без рифм, если сам Погодин писал им. В 1839 или 40 году я дал обе тетрадки Белинскому и спокойно ждал похвал. Но Белинский на другой день прислал мне их с запиской, в которой писал: "Вели, пожалуйста, переписать сплошь, не отмечая стихов, я тогда с охотой прочту, а теперь мне все мешает мысль, что это стихи".
      Убил Белинский обе попытки драматических сцен. Долг красен платежами. В 1841 Белинский поместил в "Отечественных записках" длинный разговор о литературе. "Как тебе нравится моя последняя статья?" - спросил он меня, обедая en petit comite <в тесной компании (франц.)> у Дюссо. "Очень, - отвечал я,- все, что ты говоришь, превосходно, но скажи, пожалуйста, как же ты мог биться, два часа говорить с этим человеком, не догадавшись с первого слова, что он дурак?" - "И в самом деле так, - сказал, помирая со смеху, Белинский, ну брат, зарезал! ведь совершенный дурак!" (Прим. А. И. Герцена.)
      43 угощение (от франц. gouter).
      44 административный округ, управляемый пашой (от турецк. pafatik).
      45 без всяких разговоров (франц.).
      46 на прощание (франц.).
      47 на войне, как на войне (франц.).
      48 смесь двух напитков в равных количествах (англ.).
      49 пирожным (от франц. Patisserie).
      50 II a voulu le bien de ses sujets. (Прим. А. И. Герцена.)