Вверх… вверх.

Хуан видел, что река за сетью ныряет вниз, вода прыгала с сумасшедшей яростью в том месте, как будто пытаясь избежать гладких черных стен скалы.

Что-то ударилось о плавающую поверхность кабины со скрежетом и звуком разрыва. Нос кабины нырнул, отскочил вверх, когда Хуан крепко держал руль. Катящееся стаккато тряхнуло судно. Струи заполнили все пространство вокруг.

В одно промелькнувшее мгновение Хуан увидел движение у кольца бездны. Линия камней там загремела вниз, обрушилась позади.

Значит они проскочили по воздуху, взбираясь, уходя в сторону, но взбираясь. Хуан оттянул руку назад.

Машина прогремела над линией деревьев, снова поперек реки. Под ними промелькнул еще один холм со шпилями крон деревьев. Длинный прямой отрезок воды открывался перед ними, как бурлящий коричневый мазут.

Хуан вдруг понял, что слышит голос Рин.

– Ай, да мы, прошли! Ай да мы, прошли!

– Это был вдохновенный полет, – сказал Чен-Лу.

Хуан попытался проглотить сухой комок в горле. Все контрольные приборы работали на пределе. Он увидел внизу по течению огромный изгиб реки, а за ним широкое озеро затопленной земли с выступающими то тут, то там островками.

«Коричневая река… затопленная земля», – думал он. Он выровнял кабину и бросил взгляд назад на запад. Там собирались коричневые облака с чернотой внизу, раскаты грома.

«Позади нас в горах дождь, – думал он. – Здесь наводнение. Должно быть, это случилось ночью».

И он проклинал себя, что не заметил цвета воды раньше.

– Что-то случилось, Джонни? – спросил Чен-Лу.

– Ничего такого, что зависело бы от нас.

Хуан отпустил ручку еще на одно деление, затем еще на одно. Моторы запыхтели и заглохли. Он перекрыл все горючее.

Вокруг них свистел ветер, когда Хуан поднял руль назад, пытаясь выиграть как можно больше расстояние. Кабина начала спотыкаться на краю критической скорости полета. Он опустил нос машины вниз, все еще пытаясь выиграть в расстоянии. Но грузовик летел, как все грузовики – скользя, как скала.

Ветер, поднимаемый полетом машины, все еще свистел, и звук его заполнял кабину.

Река сворачивала влево через более затопленные земли. Тонкий поток вихревой воды отмечал главное русло. Хуан мягко послал машину вниз, повернул, чтобы следовать этим руслом. Вода ринулась им навстречу. Кабина начала дергаться, а Хуан старался наладить контроль.

Плавательная поверхность коснулась воды, и ее потащило. Водоворот повернул кабину. Правое крыло начало опускаться – ниже, ниже.

Хуан направлял ее к коричневому песчаному берегу слева от них.

– Мы тонем, – сказала Рин, и голос ее выдал как удивление, так и ужас.

– Это правая сторона, – сказал Чен-Лу. – Я чувствовал, как она ударилась о сеть.

Левый борт зацепил песок, остановился, потащил за собой тонущий конец по дуге, пока он также не коснулся песка. Что-то бурлило под водой справа, и взрыв пузырей поднимался на поверхность. Менее шести миллиметров воздушного пространства между концом правого крыла и водой.

Рин закрыла лицо руками и вздрогнула.

– Ну, что еще? – спросил Чен-Лу. И его привело в шок уныние, которое он услышал в собственном голосе. «Ну вот, это конец, – подумал он. – Наши друзья отыщут нас здесь. Теперь уж точно конец».

– Сейчас будем чинить дно, – сказал Хуан.

Рин убрала руки от лица и посмотрела пристально на него.

– Здесь выходить? – спросил Чен-Лу. – Ой-ой, Джонни…

Рин прижала обратную сторону ладони левой руки ко рту и подумала: «Хуан – он только потому сказал это, чтобы отвлечь меня от отчаяния».

– Конечно, здесь, – рявкнул Хуан. – А сейчас заткнитесь, пока я думаю.

Рин опустила руку и сказала:

– А это возможно?

– Если они дадут нам достаточно времени, – сказал Хуан.

Он откинул балдахин герметичности, завернул его вперед. Звук бурлящей воды дошел до его сознания. Он отстегнул ремень, тем временем осматриваясь кругом, изучая воздух, джунгли, реку.

Никаких насекомых.

Хуан выбрался, спрыгнул на грязную поверхность левого крыла, рассмотрел джунгли за полосой береговой линии: смесь переплетенных ветвей, лоз, ползучих растений, больших папоротников.

– Здесь их может быть целая армия в тех джунглях, и мы их не сможем увидеть, – прошептал Чен-Лу.

Хуан взглянул вверх. Китаец стоял на внутреннем конце кабины.

– Как ты предлагаешь чинить это крыло? – спросил Чен-Лу.

Рядом с ним появилась Рин, ожидая его ответа.

– Я еще не знаю, – сказал Хуан. Он повернулся, посмотрел вниз на поток. Там вверх по реке двигалась полоса ряби, вызываемая ветром из котла топки. Рябь расходилась веером перед ветром и росла по мере того, как рос ветер. Затем ветер стих. Воздух и вода заколебались в сыром зное. Давление зноя исходило от металлических частей кабины и с береговой полосы.

Хуан спрыгнул в воду. На ощупь она была теплая и плотная.

– А как насчет рыб-людоедов? – спросила Рин. – Они не могут видеть меня, и я не могу видеть их, – сказал Хуан. – Обмен любезностями.

Он поднырнул под ракетные моторы. Там был сильный запах несгоревшего топлива, и маслянистая дорожка его уже начала показываться вниз по течению. Хуан вздрогнул, нагнулся и прошел мягко рукой по внешнему краю правого крыла, идя вперед по мере того, как он исследовал невидимую поверхность.

Как раз чуть сзади ведущего края пальцы его встретили искореженный край в металле и отошедшие остатки заплаты Виеро. Хуан изучил отверстие. Оно было отчаянно большим.

Металл заскрипел, когда Чен-Лу опустился на левое крыло, в руке у него было ружье распылитель.

– Насколько серьезно повреждение? – спросил он. Хуан выпрямился, отступил к берегу.

– Довольно серьезное.

– Ну, а заделать его можно? – спросил он.

Хуан оглянулся, посмотрел на человека, удивленный вызывающим тоном в голосе Чен-Лу.

«Ну и перепугался же, бедолага!» – подумал Хуан.

– Мы должны вытащить это крыло из воды прежде, чем наверняка что-то утверждать, – сказал Хуан. – Но думаю, что мы сможем поставить заплату.

– Как ты вытащишь его из воды?

– Лозы… испанские безветренные, ветви место роликов. Рин спросила из кабины:

– Сколько надо времени?

– К ночи, если все удачно, – сказал Хуан.

– Они нам столько не дадут, – сказал Чен-Лу.

– Мы их опередили на тридцать или сорок километров, – сказал Хуан.

– Но они тоже умеют летать, – сказал Чен-Лу. Он поднял ружье, целясь вверх по течению. – А вот и они.

Хуан резко повернулся, когда Чен-Лу выстрелил, как раз вовремя, чтобы увидеть, как широкий фронт струй сшиб летящую линию белых, красных и золотых насекомых, каждое из которых было длиной с большой палец человека. Но за ними шли еще… еще… и еще.

– И опять машина улетела, – бросил обвинение Мозг. Посланцы на потолке танцевали и жужжали, составляя сообщение, давали дорогу новой группе, влетающих, как ку-сочки золотистой слюды через залитое солнцем отверстие пещеры.

– Судно внизу и серьезно повреждено, – сообщили вновь прибывшие. – Оно больше не плывет по воде, а лежит частично под водой, человеческие существа очевидно не пострадали. Мы уже ведем группы действия на то место, но человеческие существа стреляют ядом по всему, что движется. Какие ваши инструкции?

Мозг работал, чтобы настроить себя на вычисление и решение. «Эмоции… эмоции, – думал он. – Эмоции являются проклятием логики».

Данные, данные, данные – он был загружен данными. Но всегда там присутствовал фактор сортировки. Новые события изменяли старые факты. Мозг знал много фактов о человеческих существах – факты наблюдения, некоторые из них получены дедуктивно и индуктивно, некоторые извлечены из библиотек микрофильмов, которые человеческие существа оставили в Красной зоне до своего возвращения.

Но так много пустых мест в данных.

Тогда Мозг стремился выработать способность двигаться самому, наблюдать с помощью своих сенсоров, то, что он мог собрать только от своих посланников. Желание вызывало бешеную цепь сигналов от скрытых и почти атрофированных центров мышечного контроля. Обслуживающие насекомые суетились на поверхности Мозга, подавая пищу туда, где вырастали необычные требования, подсчитывая гормональными придатками блокады неудач, которые на данный момент угрожали всей структуре.

«Атеизм, – думал Мозг, когда возвратилась химическая сбалансированность. – Они говорили об атеизме и небесах. Эти дела ставили Мозг в тупик. Разговор неоднократно выходил из аргументов и в основном сосредоточивался на интимных отношениях человеческих существ… по крайней мере, среди существ, находящихся в машине».

Насекомые на потолке прошлись еще раз через повторение собственного сообщения. – Какие ваши инструкции?

«Какие мои инструкции? Мои инструкции. Я… мне… мои.».

Опять обслуживающие насекомые засуетились.

К Мозгу возвратилось спокойствие, и он размышлял над тем фактом, что мысли – простые мысли – могут приносить такие огорчения. Казалось, что такие же вещи происходят с людьми.

– Человеческих существ в машине нужно захватить живыми, – скомандовал Мозг (Он осознавал, что эта команда является эгоистичной. Те трое могли отнестись к этой команде совсем по-другому.) – Задействуйте все свободные группы действия. Найдите удобное место ниже по течению реки. Лучше, чем было подобрано последнее, и пошлите туда половину групп действия. Другая половина должна атаковать как можно быстрее.

Мозг приостановился, не отпуская посланников, затем выдал в качестве запоздалой мысли:

– Если все попытки потерпят неудачу, убейте все, за исключением их голов. Спасите и сохраните их головы.

Сейчас посланники были отпущены. У них имелись свои инструкции, они вылетали из пещеры на яркий солнечный свет над ревущей водой.

На западе над солнцем прошло облако.

И Мозг отметил этот факт, заметив, что звук реки сегодня громче.

«Дожди на высокогорье», – думал он. Эта мысль вызвала его воспоминания: мокрые листья, ручьи на полу леса, сырой холодный воздух, ноги, поднимающие брызги на серой глине.

Казалось, что ноги образа были его собственными, и Мозг нашел этот факт странным. Но обслуживающие насекомые имели под рукой все необходимые химикалии, и Мозг продолжал рассматривать каждое данное, которое у него было, касающееся кардинала Ньюмана. Но нигде он не смог найти ссылки на штатного кардинала Ньюмана.

Заплата состояла из листьев, привязанных полосками палатки и лозами на внешней стороне и распыленных компонентов из разобранной пенной бомбы, которые Хуан использовал на внутренней части крыла. Кабина выпрямилась на плаву прямо на реке возле берега, пока он стоял по пояс в воде около нее, проверяя работу.

Шипение разрядов и разрывы ружей-распылителей и пенных бомб продолжались с редкими промежутками над его головой. Воздух был тяжелым и пропах горькими запахами ядов. Мимо него вниз по реке проплывали черные и оранжевые остатки, часть их оставалась лежать пухлыми валками на берегу среди остатков укрепленного лозой брашпиля. На каждом кусочке остатков располагалась целая коллекция мертвых или умирающих насекомых.

Во время затишья между атаками Рин высунулась и сказала:

– Во имя Всевышнего, вам долго там еще осталось?

– Кажется, она держит, – выдохнул Хуан.

Он потер руки и шею. Не все насекомые попадали под струи ружей-распылителей и бомб. Кожа его горела от укусов, огромного количества выпущенных в него жал. Когда он взглянул вверх на Рин, то увидел, что лоб ее был перевязан полоской.

– Если она держит, отталкивай нас, – сказал Чен-Лу. Он появился над Хуаном рядом с Рин, взглянул вниз, а затем обратил внимание на небЪ.

Хуан зашатался от внезапной слабости, чуть не упал. Все тело его ныло от усталости. Ему потребовалось значительное усилие, чтобы поднять голову и осмотреть небо вокруг них. Далекое небо. У них оставалось, пожалуй, лишь час дневного света.

– Ради всего святого, отправляемся! – закричала Рин. Хуан заметил, что пальба возобновилась. Он подтянулся на крыло и к берегу, и это действие оторвало машину от берега. Она перемахнула над ним, и он тупо уставился вверх на заклеенное дно бака, удивляясь, кто же сделал эту работу.

О, да – Виеро.

Машина продолжала отплывать дальше, подхваченная сейчас течением. Она была по крайней мере в двух метрах от Хуана, когда он понял, что должен подниматься на борт. Он сделал выпад вправо, схватился за задний край и перевалился, распластавшись на ней, отдав все оставшиеся силы.

Рука потянулась вниз из открытого люка, схватила его за ворот. С помощью этой руки он поднялся на колени и заполз в кабину. Только когда он был внутри, то увидел, что это рука Рин.

Они опустили балдахин и закрыли герметично кабину.

Чен-Лу метался внутри кабины и убивал насекомых рулоном чертежей.

Хуан почувствовал, что что-то ужалило его в правую ногу, посмотрел вниз и увидел, что Рин пристраивает к его ноге свежий энергетический пакет.

«Зачем она делает это? – удивился он. Затем вспомнил. – О, да, укусы, яды». – Разве у нас не разовьется иммунитет после последней битвы? – спросил он и удивился, что голос его был способен только на шепот.

– Может быть, – сказала она. – Если они не кусали нас каким-то новым ядом.

– Я думаю, что у меня больше всех укусов, – сказал Чен-Лу. – Рин, ты плотно закрыла люк?

– Да.

– Я распылял вручную под креслами и приборной доской. – Чен-Лу просунул руку под руку Хуана. – Давай пойдем, Джонни. На свое место, да-а?

– Да, – Хуан качнулся вперед, опустился в кресло. У него было такое ощущение, что голова его держится на слабой резине.

– Мы в течении? – выдохнул он.

– Похоже на то, – сказал Чен-Лу.

Хуан сидел там, отдуваясь. Он ощущал свой энергетический пакет, как будто целая армия где-то далеко устремилась внутрь его организма, чтобы бороться с крайней степенью его истощения. Пот заливал все тело, но во рту было сухо и жарко. Ветровой щиток над ним был заляпан оранжевыми и черными струями и пенным раствором.

– Они все еще с нами, – сказал Чен-Лу. – Вдоль берега вон там и какая-то группа вверху.

Хуан взглянул вокруг себя. Рин возвратилась на свое место. Она сидела на сиденье, а на коленях лежало ружье-распылитель, голова была откинута назад, глаза закрыты. Чен-Лу встал на колени на ящик и осматривал левый берег.

Хуану казалось, что внутри кабина заполнена серо-зелеными тенями. Мозг говорил ему, что здесь должны присутствовать другие цвета, но он видел только серо-зеленый – даже такой казалась ему кожа Чен-Лу… и Рин.

– Что-то… не так с цветом, – прошептал он.

– Цветовые заблуждения, – сказал Чен-Лу. – У меня это был один из симптомов.

Хуан выглянул в чистый кусок в правом окне, увидел сквозь деревья разбросанные вершины гор и серо-зеленое солнце, низко висящее над ними.

– Закрой глаза, откинься назад и расслабься, – сказала Рин. Хуан откинул голову на спинку сиденья, увидел, что она отложила в сторону ружье и склонилась над ним. Она начала массировать его лоб.

Она заговорила с Чен-Лу:

– У него горячая кожа.

Хуан закрыл глаза. Он ощутил такие мирные и прохладные ее руки. Чернота полнейшей усталости заволокла все вокруг него… и только где-то далеко на правой ноге он чувствовал ритмичную пульсацию: энергетический пакет.

– Постарайся уснуть, – зашептала Рин.

– Как ты себя чувствуешь, Рин? – спросил Чен-Лу.

– Я приложила пакет себе к ноге во время первой передышки, – сказала она. – Я думаю, что это частицы АКТХ – кажется, они дают немедленное облегчение, если тебя не слишком сильно покусали.

– А Джонни получил от наших друзей намного больше, чем мы!

– Там снаружи? Конечно.

Звуки речи расплывались где-то далеко от Хуана, но значение проникало к нему с необыкновенной ясностью, он, казалось, был зачарован полутонами голосов. Голос Чен-Лу был полон скрытости. В голосе Рин слышался скрытый страх и истинная забота о нем.

Рин последний раз ласково провела рукой по его лбу, опустилась снова в свое кресло. Она отбросила назад волосы, заглянула на запад. Там движение, да: белое порхание, а существа были крупнее. Она перевела взор вверх. Высокий хоровод облаков висел на расстоянии над деревьями. Солнечный свет пробивался через них, а пока она смотрела на них, облака стали волнами такими красными, как кровь.

Она отвела взор и посмотрела вниз на течение.

Течение несло кабину по дугообразному повороту, и они дрейфовали почти прямо на север в расширяющимся русле. Вдоль восточного берега вода текла с оттенками серебра, металлическая и отсвечивающая.

Глубокое воркование голубей звучало в джунглях с правого берега, но были ли это голуби… Рин посмотрела вокруг себя, почувствовала приглушенную тишину.

Солнце нырнуло за отдаленные вершины, и ночной патруль летучих мышей промелькнул над головой, то взмахивая крыльями, то паря. Звуки вечерних птиц поднялись и стихли, и их заменили ночные звуки – отдаленное кашляющее рычание ягуара, шелесты и шепоты, близкие всплески. И снова приглушенная тишина.

«Что-то есть там, чего все в джунглях боятся», – подумала Рин.

Янтарная луна начала подниматься над ними. Машина дрейфовала вниз по лунной дорожке, как огромный летающий дракон, посаженный на воду. Сквозь бледный свет в поле зрения промелькнул силуэт бабочки, она помахала филигранными призрачными крыльями на ветровом щитке кабины и улетела.

– Они ведут за нами тщательное наблюдение, – сказал Чен-Лу.

Хуан чувствовал, как из энергетического пакета струятся вверх теплотой кальций и ацетилхолин, частицы АКТХ. Но чувство дремоты не проходило, ощущение того, что в нем сразу было много лиц. Он открыл глаза, взглянул на смутное очертание залитых лунным светом гор. Он понял, что видит все это наяву, но часть его чувствовала, как будто она прилепилась к потолочной ткани кабины позади балдахина и действительно сидела там сгорбившись. А луна была тоже инопланетной луной, такой, какую ему никогда не приходилось раньше видеть, ее круг освещенной земли был слишком велик, ее дыневидный изгиб отражения солнца слишком ярким. Это была искусственная на нарисованном фоне, и она заставила его чувствовать себя маленьким, уносящимся прочь к крошечной искре, затерянной в бесконечной вселенной.

Он плотно зажмурил глаза, внушая себе: «Я не должен так думать, иначе я сойду с ума! О Боже! Что происходит со мной?»

Хуан физически ощущал давление тишины. Он напрягся, чтобы услышать хоть крохотные звуки – контролируемое дыхание Рин, покашливание Чен-Лу.

«Добро и зло – это противоположности, придуманные человеком. Существует только честь». – Хуан услышал мысль, как слова, отдающиеся эхом в мозгу, и узнал эти слова. Это были слова отца… его отца, сейчас мертвого и ставшего сымитированной фигурой, чтобы посещать его, стоя на берегу реки.

«Люди бросают якорь жизни на станции между добром и злом».

– Ты знаешь, Рин, это космическая река, – сказал Чен-Лу. – Все во вселенной течет, как эта река. Все постоянно изменяется, переходя из одной формы в другую. Диалектика. Этого не может изменить никто, и ничто не может остановить это. Все постоянно изменяется, ничто не может быть прежним дважды.

– Ой, заткнитесь, – пробормотала Рин.

– Вы, западные женщины, – сказал Чен-Лу. – Вы не понимаете диалектической реальности.

– Скажите это жукам, – сказала она.

– Как богата эта земля, – пробормотал Чен-Лу. – Как чрезвычайно богата. Имеете ли вы хоть малейшее представление о том, сколько людей моей страны она могла бы прокормить. Люди при малейшем изменении – расчистка, террасы… В Китае мы научились, заставлять такую землю кормить миллионы людей.

Рин села прямо, повернулась к заднему сиденью и уставилась на Чен-Лу. – Ну, и как же?

– Эти тупые бразильцы, они никогда не знали, как использовать эту землю. Но мой народ…

– Понятно. Ваши люди приходят сюда и показывают им, как это делается?

– Есть такая возможность, – сказал Чен-Лу и подумал про себя: «Перевари это немного, моя дорогая Рин. Когда ты узнаешь, как велика награда, ты поймешь, какую цену можно было бы заплатить».

– Ну, а как насчет бразильцев – многих миллионов – которые ютятся в перенаселенных городах и фермерских участках Плана перезаселения, пока происходит экологическая переориентация?

– Они привыкают к их теперешним условиям.

– Они могут терпеть это, потому что надеются на что-то лучшее.

– Ах, нет, моя дорогая Рин, ты не умеешь хорошо разбираться в людях. Правительства могут манипулировать людьми, чтобы достичь чего угодно, что они сочтут необходимым.

– А как насчет насекомых? – спросила она. – Как же быть с Великим крестовым походом?

Чен-Лу пожал плечами.

– Мы жили с ними тысячи лет… прежде.

– А мутации нового вида? – Да, создания ваших друзей пограничников – те, которых, мы, вероятно, очень вероятно, должны будем уничтожить.

– Я не уверена, что пограничники создали этих… существ там, – сказала она. – Я уверена, что Хуан не имеет с этими ничего общего.

– Ах, даже так… а кто же?

– Вероятно, те же самые люди, которые не хотят признать поражение великого Крестового похода!

Чен-Лу подавил гнев и сказал:

– Я говорю тебе, что это не правда.

Она посмотрела на Хуана, так глубоко дышащего, очевидно крепко спящего. Возможно ли это? Нет!

Чен-Лу сидел, откинувшись назад, и думал: «Пусть она поразмышляет над этими вещами. Мне нужно только ее сомнение, и тогда она будет служить мне самым полезным образом, мое прекрасное маленькое орудие. А Джонни Мартиньо, какой прекрасный козел отпущения, получивший образование в Северной Америке, беспринципное орудие империалистов! Человек без стыда, который занимается любовью с одной из моих людей прямо передо мной. Его парни поверят, что такой человек способен на все!»

Тихая улыбка тронула губы Чен-Лу.

Рин, смотрящая в заднюю часть кабины, видела лишь смутно угловатые черты шефа МЭО. «Он сильный, – думала она. – А я так устала».

Она опустила голову на колени Хуана, как ребенок, ждущий ласки, спрятала руку за его спину. Тело его горело, как в лихорадке. Ее рука на его спине нащупала выпуклый металлический предмет в куртке Хуана. Она провела пальцами по его очертаниям, узнала ружье… нет, оружие для ладони.

Рин убрала руку и села. Почему он носит оружие, которое скрывает от нас?

Хуан продолжал дышать глубоко, как в забытьи. Слова Чен-Лу кричали в уме, предупреждая его, призывая к действию. Но вмешалось опасение.

Рин пристально смотрела вниз по течению, размышляя… сомневаясь. Кабина плыла в дорожке лунного света. Холодные вспышки, как светляки танцевали в темноте леса с обеих сторон.

Хуан, вспоминая слова Чен-Лу, думал: «Все во вселенной течет, как река. Почему меня мучают сомнения? Я мог бы повернуться и убить этого ублюдка, или заставить сказать его правду о себе. Какую роль играет во всем этом Рин? Голос ее в разговоре с ним выражал гнев. Все во вселенной течет, как река».

Взгляд во внутрь самого себя давался Хуану с трудом, вызывая страшную внутреннюю дрожь, которая двигалась по направлению к страху. «Те существа там за бортом, – думал он, – время на их стороне. Моя жизнь, как река. Я плыву – моменты, воспоминания… ничего вечного, никаких абсолютных истин».

Он почувствовал озноб, головокружение, и в сознание его вошли удары собственного сердца. Он застонал, как будто просыпаясь, и сел.

Рин коснулась его руки. – Как ты себя чувствуешь? – В ее голосе была забота или что-то другое, чего Хуан не мог узнать. Отчуждение? Стыд?

– Мне… так тепло, – прошептал он.

– Воды, – сказала она и подняла бачок к его губам. Вода была прохладная, хотя Хуан знал, что она должна быть теплой. Часть ее побежала по подбородку, и тогда он понял, как слаб, несмотря на энергетический пакет. Усилие проглотить воду потребовало от него ужасающих затрат энергии.

«Я болен, – думал он. – Я действительно болен… очень болен».

Он откинул голову на спинку сиденья, пристально посмотрел через прозрачную полосу балдахина. В сознание его проникли звезды – резкие пучки света, которые выступали через проносящиеся облака. Движение кабины, вызванное резким порывом ветра, послало звезды и облака в край угла обозрения Хуана. Это ощущение вызвало чувство тошноты, он опустил взгляд и увидел мерцающие огни на правом берегу.

– Трэвис, – прошептал он.

– А-а? – И Чен-Лу хотелось узнать, как долго Хуан уже не спит. Неужели я был одурачен его дыханием? Не сказал ли я много лишнего?

– Огни, – сказал Хуан. – Вон там… огни.

– А-а, там. Они уже идут за нами довольно долго. Наши друзья там идут по нашему следу.

– Какая здесь ширина реки? – спросила Рин.

– Метров сто, или около этого, – ответил Чен-Лу. – Как они видят нас?

– А почему бы им не видеть при такой луне?

– Не следует ли дать по ним залп, просто чтобы…

– Береги боеприпасы, – сказал Чен-Лу. – После такой заварушки, как сегодня… ну, нам не выдержать еще одну такую.

– Я что-то слышу, – сказала Рин. – Это опять стремнина?

Хуан рывком сел. Усилие, которое потребовало от него это движение, устрашило его. «В таком состоянии я не смог бы справиться с машиной, – думал он. – И сомнительно, что Рин или Трэвис знают, как ею управлять».

Он стал улавливать шипящий звук.

– Что это? – спросил Чен-Лу.

Хуан вздохнул и опустился назад. – Отмели, что-то в реке. Вот тут, влево. – Звук стал громче: ритмичные удары воды о вытянутую плоскость… и пропадал за ними.

– Что бы случилось, если бы правое крыло ударилось о что-то подобное? – спросила Рин.

– Конец турне, – сказал Хуан.

Завихрение повернуло кабину, начало качать ее взад и вперед – медленным, настойчивым движением маятника – кругом, назад, кругом… Движение шло по зыби, и толчки маятника прекратились.

Проходящие в темноте джунгли, огни, клонили Хуана в дремоту. Он знал, что не сможет оставаться в бодрствующем состоянии, если жизнь его зависит от этого.

– Сегодня ночью вахту буду держать я, – сказала Рин.

– Вахту и ничего более, – сказал Чен-Лу.

– Что вы хотите этим сказать?

– Просто то, чтобы ты не спала, моя дорогая Рин.

– Идите к черту, – сказала она.

– Ты опять забыла: я не верю в черта.

Хуан проснулся от звука дождя и темноты, которая медленно вползала в серый рассвет. Свет усилился, и он смог различать стальные полосы дождя, выделяющиеся на фоне бледно-зеленых джунглей слева от него. Другой берег был отдаленной серой массой. Это был дождь монотонной ярости, который дробью обрушивался на балдахин и устилал реку бесчисленными крошечными кратерами.

– Ты проснулся? – спросила Рин.

Хуан сел, нашел, что чувствует себя освеженным, в голове его стоит удивительная ясность. – Сколько продолжается этот дождь?

– Примерно с полчаса.

Чен-Лу кашлянул, наклонился вперед близко к Хуану. – Я уже на протяжении нескольких часов не вижу признаков наших друзей. Может ли быть так, что им не по вкусу дождь, подобный этому.

– Мне не нравится этот дождь, – сказал Хуан.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила Рин.

– Река собирается превратиться в ревущий ад.

Хуан взглянул вверх на тучи налево. Они низко тянулись над деревьями. – Если вообще когда-либо и появятся поисковые группы, в таком аду они наверняка не смогут увидеть нас.

Рин облизала языком губы. Неожиданно она почувствовала эмоциональную пустоту, и тогда она поняла, как сильно надеялась на то, что их найдут. – Как долго еще будет лить этот дождь? – спросила она.

– Четыре или пять месяцев, – сказал Хуан.

Завихрение повернуло машину. Береговые линии промелькнули перед взором Хуана: зелень, заглушенная до пастели потоком дождя. – Кто-нибудь был снаружи?

– Я был, – сказал Чен-Лу.

Хуан повернулся и увидел темные мокрые пятна на одежде шефа МЭО.

– Там ничего, кроме дождя, – сказал Чен-Лу. Правая нога Хуана стала затекать. Он потянулся вниз и увидел, что энергетический пакет исчез.

– Ночью у тебя начались мышечные спазмы, – сказала Рин. – Я сняла его.

– Я действительно, наверно, поспал. – Он коснулся ее руки. – Спасибо, няня.

Она убрала руку.

Хуан взглянул удивленно, но она повернулась и смотрела в окно.

– Я… собираюсь выйти, – сказал Хуан.

– Ты чувствуешь достаточно сил? – спросила она. – Ты был довольно слаб.

– Я в порядке.

Он встал и направился к люку, а оттуда на понтон. Теплый дождь освежал лицо. Он стоял на краю крыла, наслаждаясь свежестью.

В кабине Чен-Лу сказал:

– Почему бы тебе не выйти и не поддержать его за руку, Рин?

– Вы отъявленная мразь, Трэвис, – сказала она.

– Ты его любишь немного?

Она гневно повернулась к нему. – Что вы от меня хотите?

– Сотрудничества, дорогая.

– В чем?

– Как бы ты посмотрела на то, чтобы стать владелицей шахты изумрудов? Или, может быть, алмазов? Большее богатство, чем тебе когда-либо приходилось вообразить.

– Плата за что?

– Когда наступит момент, Рин, ты будешь знать, что делать, а тем временем сделай этого пограничника послушным и податливым, как воск.

Она молча снесла взрыв злобы и резко отвернулась. А про себя подумала: «Наши тела выдают нас. Вот такие Чен-Лу мира приходят, нажимают на кнопки, сгибают и скручивают нас… Я не буду делать этого! Я не буду! Этот Хуан Мартиньо прекрасный парень. Но зачем он носит в кармане оружие?»

«Я бы мог убить ее сейчас, а Джонни столкнуть с крыла, – подумал Чен-Лу. – Но этим судном так трудно управлять… у меня нет опыта в таких делах».