— Механическое? Ммм… да.

“Боже милостивый! — подумал Фурлоу. — Неужели он хочет внедрить какое-то сумасбродное психоаналитическое устройство? И сейчас подготавливает почву?”

— Паутина объединяет всех Чемов, — продолжал Келексел. — Мы все — единый организм. Поэтому мы постигли то, о чём ты и не подозреваешь, несчастный. У вас кет ничего подобного, поэтому ты слеп.

Фурлоу был глубоко задет. “Механическое устройство!” Неужели этот болван не понимает, что имеет дело с психологом? Фурлоу сдержал гнев, сознавая, что лучше не рисковать, и сказал:

— Я слеп? Возможно. Но не настолько слеп, чтобы не видеть, что любое механическое устройство для психоанализа — бесполезная подпорка.

— О! — Келексел был поражён этим заявлением. — Бесполезная подпорка? Паутина? Ты и без того понимаешь людей? — спросил он.

— Да, и очень неплохо, — ответил Фурлоу.

Келексел сделал несколько шагов в глубину комнаты.

Он испытующе посмотрел на Фурлоу. Похоже, что туземец хорошо знает себе подобных. Это явно не пустое хвастовство. Но может ли он узнать мысли Чема, понять их?

— Что ты можешь сказать обо мне? — поинтересовался он.

Фурлоу вгляделся в квадратное, внимательное лицо. Он расслышал просительную интонацию в заданном вопросе. Ответить нужно осторожно.

— Возможно, — сказал он, — ты так долго выполнял роль какой-то отдельной части, что уже почти СТАЛ этой частью.

“Выполнял роль части?” — удивился Келексел. Он попытался переосмыслить услышанное. Но ничего не пришло ему на ум. Он сказал:

— Моё механическое устройство исключает для любого из нас возможность ущерба.

— Каким безопасным тогда должно быть ваше будущее, — заметил Фурлоу. — Как уверенно вы должны себя чувствовать. Зачем же тогда ты здесь?

“Зачем я здесь?” — подумал Келексел. Он вдруг понял, что причина его поведения слишком рациональна. Он уже пожалел о своём порыве. Никакого морального превосходства над Фурлоу он не получил.

— Бессмертный Чем не обязан давать объяснения, — сказал он.

— Ты действительно бессмертен?

— Да!

Фурлоу понял, что Келексел говорит правду. В его госте было нечто, не допускающее мысли о притворстве. Неожиданно Фурлоу догадался, зачем Келексел появился здесь. Но как объяснить это ему?

— Бессмертный, — сказал Фурлоу, — я знаю, зачем ты здесь. Пресытился жизнью и похож на человека, карабкающегося на отвесный утёс. Чем выше ты залез, тем дольше тебе падать — и тем сильнее притягивает глубина. Ты пришёл сюда, потому что боишься катастрофы.

Келексел выделил одно слово — “Катастрофа!”

— С Чемами не происходит катастроф, — насмешливо заметил он. — Чемы — разумные существа, обладающие высшим интеллектом. На низшей ступени разум может стать причиной катастрофы. Но затем это исключено. Все, что происходит с Чемом с момента появления на свет, способствует достижению совершенства.

— Как все продумано, — сказал Фурлоу.

— Конечно!

— Какая непревзойдённая чёткость, — продолжал Фурлоу. — Дайте человеку жить подобной жизнью, и тогда она станет эпиграммой. Правда, после его смерти может выясниться, что эпиграмма неверна.

— Но МЫ не умираем!

Келексел ухмыльнулся. В конце концов этот Фурлоу оказывается таким наивным, его аргументы так легко опровергнуть. Согнав с лица усмешку, он произнёс:

— Мы совершенные существа, которые…

— ТЫ не совершенен, — сказал Фурлоу.

Келексел изумлённо воззрился на него, вспоминая, что и Фраффин говорил нечто подобное.

— Мы ИСПОЛЬЗУЕМ вас для собственного развлечения, — сказал он. — Мы живём вашей жизнью, когда наше существование кажется нам слишком пресным.

— Ты явился сюда, чтобы узнать о смерти, поиграть со смертью, — решительно произнёс Фурлоу. — Ты хотел бы умереть, но боишься смерти!

Келексел в шоке смотрел на Фурлоу. “Да, — подумал он. — Поэтому я здесь. Этот знахарь видит меня насквозь”. Он кивнул против своей воли.

— Ваше механическое устройство — это замкнутый круг, змея, держащая во рту свой хвост, — сказал Фурлоу.

Келексел сумел найти силы, чтобы возразить:

— Мы живём вечно, и это реальность!

— Реальность! — воскликнул Фурлоу. — Реальностью можно считать всё, что угодно.

— Мы на голову выше вас…

— Тогда зачем ты пришёл просить у нас помощи?

Келексел тряхнул головой. Гнетущее чувство приближающейся опасности овладело им.

— Ты никогда не видел, как действует паутина, — сказал он. — Как же ты можешь судить…

— Я видел тебя, — ответил Фурлоу. — И мне известно, что любая механическая система ограничена пределами познания. А истину нельзя загнать внутрь круга. Истина подобна бесчисленным лучам, уходящим в огромное пространство бесконечной вселенной.

Движение рта Фурлоу завораживало Келексела. Обжигающие слова словно стекали с его губ. Как никогда, Келексел сожалел, что он здесь. Сейчас он готов был бежать сломя голову, как будто стоял в преддверии ада.

— Со временем с такими системами происходят любопытные вещи, — говорил Фурлоу. — Изначально прямая линия вашей философии со временем начинает замыкаться в круг. Но вы не замечаете этого и не осознаете опасности. Вам кажется, что вы идёте по верному пути. Тем временем вы сворачиваете все дальше и дальше в сторону, создаёте новые теории, чтобы объяснить предыдущие и вязнете в них все глубже и глубже.

— Но у нас все в порядке, — возразил Келексел. — Твои доводы не для нас.

— Если ты однажды добился успеха, это не означает, что он неизменно будет сопутствовать тебе, — сказал Фурлоу. — Мы не останавливаемся на достигнутом. Мы пробуем применить полученное знание в других условиях. Все, что ты рассказал о Чемах, выдаёт тебя. Ты думаешь, что тебе известны ответы на все вопросы. Но всё-таки ТЫ здесь. Ты в ловушке. Подсознательно ты понимаешь, что ты в замкнутой системе, из которой не вырваться. Ты обречён ходить по кругу… до тех пор, пока не погибнешь.

— Чемы не погибают.

— Зачем же ты тогда пришёл ко мне?

— Я… я…

— Люди, которые существуют в замкнутой системе, напоминают крутящуюся гусеницу, — продолжал Фурлоу. — Они следуют за ведущим, всегда следуют за ведущим по его липкому следу. Но первый в этой цепи пристраивается в затылок к последнему — и все в ловушке. След становится все отчётливее, пока вы продолжаете двигаться по той же тропе. И этот след служит для вас указанием, что вы на верном пути. Вы живёте вечно! Вы бессмертны.

— Да!

Заметив, как Келексел следит за каждым его словом, Фурлоу понизил голос.

— И тропинка всегда кажется вам прямой, — сказал он. — Глядя вперёд, вы видите короткий её участок и не способны заметить, что она поворачивает. Поэтому она остаётся для вас прямой.

— Какая мудрость! — презрительно фыркнул Келексел. — Удивительно, что она не спасла твоего драгоценного безумца, твоего Джо Мёрфи!

Фурлоу сглотнул. “Зачем я спорю с ним? — подумал он. — Какую кнопку он нажал, чтобы заставить меня делать это?”

— Не так ли? — настойчиво спросил Келексел.

Фурлоу вздохнул.

— Ещё один порочный круг, — ответил он. — Мы все ещё метафорически сжигаем евреев за то, что они разносят чуму. В каждом из нас сидят Каин и Авель. Мы бросаем камни в Мёрфи, потому что он олицетворяет дурную половину. Он больше Каин, чем Авель.

— У вас зачаточные понятия о добре и зле, — сказал Келексел. — Было ли злом… УНИЧТОЖИТЬ Мёрфи?

“О, Боже! — подымал Фурлоу. — Добро и зло! Первичное и вторичное!”

— Это не вопрос добра и зла, — произнёс он. — Это реакция из самой глубины сознания. Это… как поток… или ураган… Это происходит… когда ПРОИСХОДИТ!

Келексел оглядел простую комнату, обратил внимание на кровать, предметы на ночном столике. Там был портрет Рут! Как он смеет хранить память о ней? Но кто из них имеет большее право? Неожиданно комната стала отвратительной, страшной. Он захотел поскорее уйти прочь. Но куда ему было идти?

— Ты прибыл сюда в поисках лучшей философии, — сказал Фурлоу, — не сознавая, что все эти теории — пустая трата времени, маленькие ходы, прогрызенные червями в древней глыбе.

— Ну а ты… ты…

— Кто может лучше знать о ходах червя, чем сам червь? — спросил Фурлоу.

Келексел облизнул губы.

— Где-то должно скрываться совершенство, — прошептал он.

— Должно ли? Что это будет? Постулат совершенной психологии и совершенная личность в этих условиях. Ты ходишь по своему нескончаемому замкнутому кругу, но вот в один прекрасный день ты с ужасом обнаруживаешь, что круг не завершён. Он может оборваться!

Сейчас Келексел слышал малейший звук, тиканье будильника отдавалось у него в голове.

— Вымирание, — произнёс Фурлоу, — вот где лежит предел вашего совершенства, обманчивость вашего рая. Когда ваша совершенная психология излечивает совершенный объект, она оставляет его внутри замкнутого круга… одного. — Он покачал головой. — Напуганного.

Он внимательно взглянул на Келексела, заметил, что тот дрожит.

— Ты пришёл, чувствуя непреодолимое влечение к предмету, вселяющему в тебя ужас. Надеялся, что у меня найдётся панацея, какой-нибудь примитивный совет.

— Да, — ответил Келексел. — Но как ты можешь мне помочь? — Он прищурился. — Ведь ты… — Он обвёл рукой комнату, не находя слов для того, чтобы описать убогость существования этого туземца.

— Ты помог мне принять важное решение, и я за это тебе благодарен, — произнёс Фурлоу. — Я живу на моей планет е и могу принадлежать себе, я намерен наслаждаться жизнью. Если же я существую для юга, чтобы удовлетворять прихоти какого-то сверхсущества, которое хочет видеть моё унижение, — я не доставлю ему этого удовольствия.

— Есть ли такое сверхсущество? — прошептал Келексел. — Осталось ли оно после… после…

— Собрав все достоинство, которое у меня есть, я выяснил это… для себя, — сказал Фурлоу. — Это мой выбор, моё решение. Вряд ли я смог бы до конца прожить отпущенное мне время, не приняв такого решения.

Келексел посмотрел на свои руки, на потемневшие ногти, сморщившуюся кожу.

— Я живу, — проговорил ок. — Все ещё живу.

— Но ты так и не осознал, что жизнь — ПРОМЕЖУТОК между двумя ступенями, — с упрёком заметил Фурлоу.

— Промежуток?

Фурлоу кивнул. Сейчас он говорил и действовал, полагаясь на инстинкт, вступив в борьбу с опасностью, которая не была до конца ясна.

— Жизнь — это движение, — сказал он, — и весь её азарт в самом существовании. Только идиот не способен понять, что осуждённый на смерть не умирает дважды.

— Но мы не умираем, — с мольбой в голосе проговорил Келексел. — Мы никогда… — Он замотал головой, сак больной зверь.

— Однако, существует утёс, на который ты карабкаешься, — заметил Фурлоу. — И не забывай о бездне, которая влечёт тебя.

Келексел закрыл глаза руками. Каким-то непостижимым, таинственным образом этот знахарь попал в самую точку.

Колеблющаяся тень за спиной Келексела привлекла внимание Фурлоу. Увидев появившуюся в дверном проёме Рут, он остолбенел. Рут стояла пошатываясь, держась за дверной косяк. Тусклыми глазами она смотрела мимо Фурлоу, на Келексела.

— Рут, — шёпотом произнёс Фурлоу.

Её рыжие волосы были собраны на затылке, перевязаны сверкающими зелёными бусами. На ней была длинная зелёная мантия, стянутая на талии поясом из драгоценных камней. Что-то странное, чужое появилось в её облике. Заметив её выпирающий живот, Фурлоу понял, что она беременна.

— Рут, — позвал он, на этот раз громче.

Она не обратила на него внимания, сконцентрировав горящий яростью взгляд на спине Келексела.

— Я хочу, чтобы ты умер, — тихо сказала она. — О, как я хочу, чтобы ты умер. Пожалуйста, умри, Келексел. Сделай это для меня. Умри!

Келексел опустил руки и медленно с достоинством повернулся. Ну вот, наконец она совершенно свободна и видит его, не подвергаясь воздействию манипулятора. Так вот какова её реакция, её истинное лицо. Время неслось с сумасшедшей скоростью, все его прошлое было, как один удар сердца. Ока хотела его смерти. Во рту Келексела появился горький привкус. Он, Чем, облагодетельствовал эту простую туземку, а она желает его смерти.

Выполнить ли то, что он задумал? Он ещё мог сделать это, но триумфа уже не получалось. По крайней мере, в глазах Рут. Он протянул к ней руку, но рука тут же бессильно повисла. Бесполезно! Он видел по глазам, как сильно изменились её чувства.

— Пожалуйста, умри! — шепнула она.

С лицом, потемневшим от гнева, Фурлоу рванулся вперёд.

— Что ты сделал с ней? — крикнул он.

— Стой, где стоишь, — произнёс Келексел, вытянув руку.

— Энди! Стой! — воскликнула Рут.

Он повиновался, услышав испуг в её голосе.

Рут дотронулась до живота.

— Вот, что он сделал, — хрипло сказала она. — И потом, он убил мою мать, отца, разрушил тебя и…

— Пожалуйста, без насилия, — сказал Келексел. — Вы не можете причинить мне вреда. А я могу уничтожить вас обоих.

— Он может, Энди, — тихо сказала Рут.

Келексел посмотрел на выпирающий живот Рут. Какой странный способ производить на свет потомков!

— Ты не хочешь, чтобы я уничтожил твоего дружка? — спросил он.

Она молча покачала таловой. Господи! Что собирается делать этот безумный маленький монстр? В его глазах застыла такая ужасная сила.

Фурлоу взглянул на Рут. Как странно она выглядит в своей зелёной накидке, украшенная этими большими камнями. И беременная! От этого… Этого…

— Интересно, — заметил Келексел. — Фраффин считает вас некоей точкой отсчёта в нашем развитии, надеется, что с вашей помощью мы сможем подняться на новую ступень. Может, к окончательному совершенству. Похоже, что он и не подозревает, насколько прав.

Он наблюдал, как Фурлоу отступил, подошёл к Рут. Когда Фурлоу попытался обнять её за плечи, Рут оттолкнула его руку.

— Келексел, что ты собираешься делать? — спросила она.

— То, что ещё никогда не делал ни один Чем, — ответил Келексел. Он повернулся к ней спиной, прошёл к кровати Фурлоу, поколебавшись, разгладил покрывало.

Увидев его у постели, Рут с ужасом подумала, что он собирается использовать манипулятор, заставить её лечь с ним, а Энди — смотреть на них. “О Господи, только не это!” — взмолилась она.

Келексел, не глядя на них, сел на край постели. Она была мягкой, покрывало — тёплым и пушистым. Бельё слабо пахло потом туземца, запах показался Келекселу эротичным.

— Что ты собираешься делать? — прошептала Рут.

— Вы оба должны оставаться на своих местах, — сказал Келексел.

Он сосредоточился на работе своего сердца.

“Это должно получиться, — подумал он. — Омоложение научило нас чувствовать каждый нерв, каждый мускул своего тела. Это должно получиться”.

Вначале он ничего не ощущал. Но вдруг почувствовал, как сердечный ритм замедляется, очень незначительно, но замедляется. По мере того, как он обретал контроль над собой, промежутки между ударами сердца росли. Он попытался настроить ритм в такт дыхания Рут: вдох — удар, выдох — удар.

Но сердце вдруг пропустило удар!

Паника охватила Келексела. Он ослабил нажим, пытаясь вернуть сердце к нормальному ритму. “Нет! — испуганно подумал он. — Я не этого хотел!” Но им уже завладела другая сила. Что-то громадное и всесокрушающее сдавило его грудь. Он видел открывшуюся чёрную бездну и был на том утёсе, о котором говорил Фурлоу. Он пытался ухватиться за что-нибудь, удержаться от погружения в небытие.

Где-то далеко, в тумане, который окружал его, раздался голос Рут: “С ним что-то случилось!”

Келексел осознал, что он лежит на спине в кровати Фурлоу. Казалось, его сердце плавится от боли. Сквозь невыносимую боль он ещё различал удары: удар — боль, удар — боль, удар — боль…

Он почувствовал, как медленно разжимаются пальцы, которыми он цеплялся за поверхность утёса. Бездна зияла под ним. Ветер засвистел в ушах и он низвергся во тьму. Голос Рут долетел и потерялся в пустоте: “Боже! Он умирает!”

И отдалённым эхом, последним эхом перед небытием в его голове зазвучали слова Фурлоу: МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ.

Фурлоу склонился над кроватью, пощупал пульс на виске Келексела. Ничего. Кожа была на ощупь сухой, гладкой и холодной.

“Может быть, они устроены не так, как мы, — подумал он. — Может, пульс надо искать где-то в другом месте”. Он проверил правое запястье. Рука была мягкой и пустой. Пульс не прощупывался.

— Он умер? — прошептала Рут.

— Думаю, да.

Фурлоу уронил безжизненную руку на постель, поднял глаза на Рут.

— Ты велела ему умереть, и он умер.

Странное чувство, похожее на сожаление, промелькнуло в её сознании. “Неужели я убила его?” — подумала она.

— Мы убили его? — произнесла она вслух.

Фурлоу посмотрел на неподвижную фигуру. Он вспомнил свой разговор с Келекселом — Чем ожидал получить какую-то сверхъестественную поддержку от первобытного “знахаря”.

“Я ничего не дал ему”, — подумал Фурлоу.

— Он был сумасшедший, — прошептала Рут. — Они все сумасшедшие”

“Да, у него была какая-то особая форма безумия, и он представлял опасность, — сказал себе Фурлоу. — Хорошо, что ж помешал ему. Он мог убить нас. Неужели они все такие?”

Он восстановил в уме рассказ Келексела о Чемах. Видимо могут появиться и другие существа. Как они поступят, когда обнаружат двух туземцев рядом с мёртвым Чемом?

— Что мы будем делать дальше? — спросила Рут.

Фурлоу откашлялся. Что она подразумевает? Может быть, искусственное дыхание? Но он понимал, что это было бесполезно. Чем сам захотел умереть. Он посмотрел на Рут, как раз вовремя, чтобы заметить ещё двух Чемов за её спиной.

Не обращая на него внимания, они подошли к телу Келексела.

Фурлоу был поражён бесстрастным выражением их лиц. Одна из них, в зелёной накидке, как у Келексела, была лысой круглолицей женщиной, телосложением напоминающей бочку. Она осторожно, но уверенно осмотрела Келексела. Чувствовалось, что это её работа.

Другой, с острыми чертами лица, крючковатым несом, одетый в чёрную мантию, дожидался. Кожа у него, как и у женщины, была металлического серебристого цвета.

Пока женщина проводила осмотр, они не обменялись ни единым словом.

Рут стояла, точно пригвождённая к полу. Она узнала Юнвик, встреча с судовым Врачом хорошо запечатлелась в её памяти. Мужчину-Чема сна никогда раньше не встречала, но не раз видела его изображение на приёмном экране в своей комнате, когда Келексел связывался с ним. Это был Директор Фраффин. Даже Келексел разговаривал с ним другим тоном. Увидев его впервые, Рут поняла, что никогда не забудет этого надменного лица. Для Рут сказанное было так же понятно, как если бы разговор шёл по-английски, но скрытый смысл ускользал от неё.

Юнвик повернулась и обменялась взглядами с Фраффином. В глазах обоих читалась горечь поражения. Оба они хорошо понимали, что произошло здесь на самом деле.

Фраффин вздохнул. Расплывчатый сигнал о смерти Келексела дошёл до него через паутину Тиггиво, когда единство Чемов на мгновение распалось. Почувствовав эту смерть, её реальность, он отчётливо понял свою идентичность с умершим.

Эта мысль ужаснула его. Конечно, каждый Чем во вселенной ощутил эту смерть, понял, что произошло, но Фраффин знал, что лишь немногие могли извлечь из неё урок.

Умирая, Келексел победил его. Фраффин понял, что он проиграл и ему нет спасения, даже если они с Юнвик сейчас скроются на своём катере в космических глубинах. Фраффин знал, что в небе над ними находятся сейчас в летательных аппаратах многие из его экипажа, не осмеливаясь подлететь поближе. И они понимали, что Первородные потребуют, чтобы им предоставили тело. Ни один Чем в наружной вселенной не успокоится, пока тайна не разрешится.

Здесь умер первый из бессмертных Чемов, первый за все бесконечное Время. Планета скоро будет наводнена фаворитами Первородных, и все секреты — раскрыты.

Первородные Чемы! Это открытие потрясёт вселенную Чемов. Мог ли кто-либо предполагать подобное!

— Что… убило его? — отважилась спросить Рут на языке корабля.

Юнвик бросила на неё тусклый взгляд. Несчастная дурочка! Что она может понимать в делах Чемов?

— Он убил себя сам, — мягко сказала она. — Это единственно возможная смерть для Чема.

— Что они говорят? — спросил Фурлоу. Ему показалось, что он сказал это слишком громко.

— Он убил себя, — ответила Рут.

“Он убил себя”, — подумал Фраффин. Он взглянул на Рут, прекрасное, чистое, экзотическое создание, и неожиданно почувствовал какую-то странную связь с ней и остальными её собратьями, “У них нет другого прошлого, кроме того, которое дал им я”, — подумал он.

Смутно знакомый запах проник в его ноздри, запах едких солёных ветров Картараджа. Вся его жизнь была подобна пустыням Картараджа.

Он знал, что Первородные подвергнут его изгнанию, он будет обречён на одиночество. Это было единственное наказание, которому они подвергают Чемов, независимо от преступления.

“Сколько времени я смогу выносить это, прежде, чем последую по пути Келексела?” — спросил он себя.

— Я предупреждала тебя, что этим кончится, — тихо сказала Юнвик.

Фраффин закрыл глаза, не желая её видеть. Он сейчас видел лишь своё будущее. Он видел его, как через кровавую завесу, через кровь, которая питала жадного оракула, сидящего в нём. Ему предоставят всевозможные машины, устройства, все — кроме Чемов или любого другого живого существа.

Но воспоминания об этой планете будут скрашивать его одиночество. Его мысли скакали, как скачет плоский камешек по водной глади. С каждым касанием поверхности затерянные в вечности воспоминания возвращались к нему: дерево, лицо…, мелькающие лица. Вот дочь Каллима-Сина, выданная замуж (по указке Чемов) за Аменофиса-третьего три тысячи пятьсот лет назад…

И факты: он вспомнил, что Царь Кир предпочитал не править, а заниматься археологией. Дурак!

И места: стена в пыльной деревеньке около пустынной дороги, местечко Маквайяр. Стека, называвшаяся могучий Ури, которую он видел в последнем… Тиграт-Паласар прошёл пред его мысленным взором, через ворота Иштар, по улице Процессий. Парад продолжали Сеннашериб, Шалманязер, Исем-Даган, Синсарра-Искан; все они плясали под дудку Чемов.

Фраффин чувствовал, что его собственный разум был единственным вместилищем для созданных им существ, заповедником, где они жили — уголок, полный голосов, лиц, и целых рас, которые прошли, не оставив никакого следа, кроме отдалённого неясного шёпота… и слез.

Все кружилось в его голове. “Я вижу жизнь глазами!” — подумал он.

Его память вернулась к времени Шебы, он видел её город верблюдов, который смог противостоять легионам Аелия Галла. Сейчас этот город разрушен так же, как Картарадж и сам Фраффин, остались лишь обвалившиеся стены, кучи мусора, песок, молчаливые камни — развалины, ожидающие своего Царя Кира, который откопает пустые черепа.

“Аурум эт феррум, — подумал он. — Золото и железо”.

Откроется ли ему смысл того, что происходит с ним перед тем, как наступит забвение?

“Мне нечем теперь занять свой разум, — подумал он, — и ничто больше не сможет отвлечь меня от скуки”.