Все лагуны океана связывались между собой длинными тянущимися от одного келпа к другому каналами, и наземные жители Пандоры нередко пользовались этими келпопроводами для перевозки под водой как грузов, так и людей. Подобный способ доставки был намного быстрей и безопасней, чем транспортировка того же груза по поверхности. Люди путешествовали по келпопроводам, защищенные своими подводными костюмами, а общались друг с другом посредством сонара. Этот синий келп уже давно заинтересовался людьми и частенько подслушивал их невыносимо медленные разговоры.

Людям нравились лагуны: вода в них всегда была теплой и чистой и водилось много рыбы. Этот синий келп оставался диким, то есть не был пока порабощен Службой контроля над течениями и не подвергался действию электрострекал директора. Это ему удалось благодаря своеобразной мимикрии: он старался скрывать свои огни и внешне вел себя, как десятки других келпов, уже прошедших обработку Контроля. До сих пор ему удавалось дурить людей, и теперь он остался единственным свободным келпом на многие мили вокруг.

Для постройки своей лагуны келп нередко использовал химические соединения, извлеченные из тел утонувших или похороненных в море людей. Смешивая их, он эмпирическим путем создал реактив, легко отпугивающий от его владений любого незваного гостя. Помимо химии, этот келп неплохо разбирался в чтении радио— и световолн, а также звуковых волн, которые издавали проплывающие неподалеку люди.

Те же, кто осмеливался коснуться его листьев, тут же впадали в буйство и, попав в плен жутких галлюцинаций, сами бросались в море. Немало их утонуло, пока келп довел эксперимент до конца. Теперь его окружал порождавший миражи химический щит, и любой человек, заплывший в пограничные воды, тут же в страхе спасался бегством, не в силах выдержать обрушившегося на него иллюзорного бремени страстей человеческих.

Своей территорией келп считал воды, находившиеся в пределах его обзора. Но Флэттери, посылавшего своих прихвостней на покорение свободных келпов, он все еще боялся: в результате деятельности Контроля естественная искусная хореография келпов превратилась в марш роботов. «Лоботомированные» келпы были принуждены тупо выполнять функции клапанов, гонявших течения по океану.

Синий келп неустанно собирал и анализировал запахи и выделения, терпеливо копя информацию об этом необычном вине из ДНК, носящем марку «человек».

И в результате он однажды пришел к выводу, что его сознание пробудилось не само по себе, а из-за воздействия извне. Он открыл для себя, что был лишь одним из множества келпов многих Аваат — которые вместе формировали один общий большой Мозг. Он не раз находил в людской памяти упоминания об этом. И большая часть Мозга была погублена. Или же с ней была утрачена связь. Или обрублена.

Это открытие потрясло келп так же, как любого, кто узнал бы, что его нынешнее сознание составляет лишь малую часть того, которым он обладал прежде. А если представить себе, что утрата уже невосполнима, то впереди ждет лишь депрессия. Но однажды эта депрессия может перейти в ярость. И келп, назвавший себя Аваатой, впал в ярость.

Право самоочевидно. Оно нуждается не в защите, а только в щепетильных свидетелях.

Уорд Киль, главный судья (покойный).

Беатрис Татуш очнулась от муторного сна, в котором она тонула посреди келпа. Но тут на выручку ей пришла субмарина, толкавшая носом катер.

Собранная со вчерашнего вечера сумка плюс портфель послужили ей на жесткой скамье в зале ожидания отличной подушкой. Журналистка сморгнула остатки сна с ресниц и откашлялась. Здесь, в каюте морян, Беатрис постоянно снились кошмары о том, что она где-нибудь тонет. Но этот сон пришел что-то слишком рано.

О эта немилосердная тяжесть воды…

По спине пробежали мурашки. С чего бы? Здесь достаточно тепло. Температура на станции всегда поддерживается на должном уровне. Но вспомнив, что ей придется сопровождать до орбиты эти ужасные мозги, Беатрис почувствовала нервную дрожь. А еще этот сон… Одна только мысль о лишенном тела мозге, предназначенном лишь для того, чтобы двигать корабль сквозь пустоту от звезды к звезде, уже вызывала у нее онемение конечностей и ощущение, словно по позвоночнику провели кусочком льда. Хорошо хоть, что на орбитальной станции тоже есть кондиционеры. Через несколько часов, строго по расписанию, она уже будет там. Осталось несколько часов. Но земля больше не притягивает ее — жить по-настоящему можно только в космосе.

Почему-то знание того, что станцию окружает вакуум, нисколько не удручало ее. Сама она происходила из семьи островитян, кочевников. И была первым представителем своего рода, после четырехсот лет дрейфа ступившего на твердую землю и оставшегося на ней жить. Островитяне доверились континенту намного раньше морян, до сих пор ютившихся в своих подводных селениях. Никакая логика не могла помочь Беатрис удержаться от паники при одной мысли о давящих на нее сверху миллионах килограммов воды.

Постоянная сырость (несмотря на все кондиционеры) раздражала небо, горло и носоглотку. Хотя… на борту баркаса должно быть еще хуже. Большинство работавших под водой специалистов вышло из морян, а им повышенная влажность абсолютно не мешает. Да уж, нелегко было общаться с ними, пока она работала на глубине. Беатрис тяжело вздохнула — ее кораблик подал голос, а это значит, что ей нужно быть на месте уже через несколько минут. Гул мотора катера означал, что специальная команда пригнала его к подводному порту и удерживает в точке рандеву.

Над головой загрохотали сотни гулких шагов, и Беатрис зажмурилась, словно это могло спасти ее от нахлынувших образов местных работяг. У этих и морды были отъевшиеся, и мяса на костях не в пример больше, чем у беженцев из лагерей. Да и в глазах у них светилась надежда, а не отчаяние. Хотя, честно говоря, у тех, кто влачил свое существование в лагерях, в глазах не отражалось ровно ничего. Они были тусклы, и в них не было заметно ни проблеска хоть какой-либо эмоции.

«Представь себе что-нибудь прекрасное, — приказала себе Беатрис. — Что-нибудь вроде сверкокрыла, парящего на фоне заката».

Ох как она не любила плавать на этих жестянках! По ее подсчетам, она продрыхла в зале ожидания часов пять, пока наверху служба охраны гиперперелетов ежовыми рукавицами прощупывала пассажиров судна, их багаж и истинные намерения. Надо будет после этой «ревизии» проверить, все ли из ее оборудования на месте (спасибо Бену за выучку! ). Выделенная начальством аппаратура головидения была настолько ветхой, что им с Беном пришлось озаботиться приобретением собственной, дорогой, но зато надежной. Для охранников, обязательно имеющих родню на «черном рынке», аппаратура такого класса могла стать серьезным объектом искушения. Беатрис снова вздохнула, вспомнив Бена и подлые фокусы таможенников.

«Я знаю, что за „Боем с Тенью“ прячутся он и Рико, — призналась она себе. — У них свой, особый стиль, и, как бы они его ни маскировали, я-то их узнаю в любом образе».

Где-то год назад, когда «Бой с Тенью» нагло прорвался на их канал, перекрыв другие программы, Беатрис чуть было не подошла к Рико. Но потом одумалась: они явно имеют причины, по которым избегают приглашать ее. Чтобы скрыть обиду, она с головой погрузилась в свою работу. Теперь ей казалось, что она поняла, почему получила отставку.

«Им был нужен кто-то на другой стороне баррикад, — подумала она. — Я — их последний джокер».

Вчера ее срочно вызвали на замену Бена в «Новостях» и подсунули текст: «…Бен Озетт… работает над сенсационным материалом в Сафо…» Но она-то знала, что он работает лишь по звездодням (как и все последние шесть недель) в ставке директора. А «материал» — это Криста Гэлли. И вся «сенсация» готовится под неусыпным надзором Флэттери.

«Он был там, когда Криста исчезла, однако его имя не упоминается ни в одной сводке. Но ведь он тоже исчез. И головидение почему-то это скрывает!»

Беатрис стало страшно. Приказ скрыть отсутствие Бена придавал всей ситуации какую-то жуткую окраску.

Ей-то казалось, что и Бен, и Рико, и она сама уже притерпелись к тому, что мир вокруг них рушится. «Мы — свидетели, которым хорошо заплатили, — говаривал Бен. — И это мы — глаза и уши народа».

«Нет, мы — прожектора, — зло смеялся в ответ Рико. — Мы не свидетели, мы прожектора!»

Беатрис покорно прочитала в эфире навязанный ей текст, поскольку времени на вопросы не было. Только теперь она поняла, насколько обдуманным было решение ее товарищей. За ней никто не охотится. У головидения были огромные возможности, и она дала себе слово, что использует их все до единой для того, чтобы не дать Бену сгинуть.

«Но ведь он сейчас уже больше не свидетель, — остерегла она сама себя. — Он собирается разрушить этот мир».

Ах, как она его любила! И как долго! Когда-то. А может, когда-то им просто было хорошо вместе, а лишь теперь она поняла, что любит его? Нет, страсть тут уже давно ни при чем… Просто-напросто они плечом к плечу прошли через столько чужих бед и обид, что тем, кто этого не видел, просто не понять подобного братства. Но потом появился Дварф Макинтош. Именно в тот момент, когда Беатрис уже твердо решила, что больше никогда… И вновь страсть накрыла ее с головою.

Беатрис поморгала, чтобы унять в глазах резь хронического недосыпа. Заставила себя сесть (чертовски неудобная железная скамья! ) и прикрыла ладонью глаза, чтобы защитить их от резкого света лампы. Рядом раздался деликатный кашель: это охранник. Как бы ей хотелось оказаться в своем офисе на орбите уже сейчас! Без всяких там перелетов и формальностей. Ее офис находился всего в паре десятков метров от штаба Контроля над течениями и от резиденции доктора Дварфа Макинтоша. Теперь ей хотелось думать только о Маке и о том, что их разделяет всего пара часов полета на челноке.

Беатрис устала. И начала она уставать уже много недель назад. И уже чувствовала, что больше не в силах тянуть лямку, что уже больше не может без отдыха. Но с тех пор, как директор заставил ее разрываться между «Новостями» и проектом, у нее не было ни секунды, чтобы присесть хоть на минутку и осознать свою усталость. А сегодня ей предстоял эфир сразу в трех программах.

Самые совершенные механизмы из построенных человечеством трудились, чтобы отвезти ее на орбиту. Когда Беатрис впервые взлетела над Пандорой, она осознала всей кожей: никто и никогда не сможет достать ее здесь, в ее офисе на орбите. Даже сам Флэттери.

Сирена над головой взвыла еще раз, и в ее голосе Беатрис послышалась тоска почти живого существа. Последний звонок. Почему-то ей снова вспомнился таинственно исчезнувший Бен. А может, его уже нет в живых? Он больше не был ее любовником, но тем не менее он был отличным парнем! Беатрис потерла глаза.

Но тут в зал ожидания вошел капитан охраны — молоденький красавчик с длиннющими ресницами. Он вежливо, но без намека на улыбку склонил голову:

— Обследование закончено. Приношу вам свои извинения. Теперь вам следует подняться на борт.

Беатрис встала со скамьи и только сейчас заметила, как ужасно помялся во время сна ее наряд.

— Мне до сих пор не вернули мою аппаратуру и записи. Мне может нагореть, если…

Капитан прервал ее тираду, поднеся палец к губам. На руках у него было всего по три пальца (включая большой), и Беатрис попыталась сообразить, на каком именно острове он родился и зачем его создали именно таким.

«Оркас? Камано?»

Он широко улыбнулся, демонстрируя отличный набор острых клыков, — по слухам, такая улыбка была отличительным признаком частей особого назначения, которые сами себя окрестили Челюстями.

— Ваши вещи уже на борту, — сообщил капитан. — Вы настолько знамениты, что мы легко опознали ваш багаж. Вам будут выделены отдельная каюта и собственный телохранитель.

— Но…

Но он уже подхватил ее за локоть и повлек к выходу.

— Мы задерживаем отправку. Ради проекта, поторопитесь.

Как только они оказались в переходе, охранник тут же подпихнул Беатрис к ближайшему шлюзу.

— Минуточку, — возмутилась она. — Я думала, что…

— На борту вас ждет ваша работа, — ухмыльнулся капитан. — Я уполномочен сообщить вам, что вы выходите сегодня в специальном выпуске «Новостей» сразу по прибытии на орбиту. Короче — еще до ланча.

И он протянул ей диктофон, который она привыкла носить на поясе у бедра.

— Вся необходимая вам информация здесь, — и капитан широко улыбнулся.

Только сейчас до Беатрис дошло, что он действительно печется о ее комфорте. Хотя один взгляд на его зубы уже лишал ее всяческого комфорта. Как журналист, она была готова вывалить ему на голову сотни «зачем» и «почему» о его смертоносных подразделениях, но обычное житейское здравомыслие заставило ее прикусить язычок. Телохранитель встретил ее у шлюза. Он был тоже молод, но коренаст и сгорблен от обилия сумок с ее аппаратурой.

— Был счастлив познакомиться с вами, — раскланялся капитан, а затем поднес ей стило и конверт: — Будьте так любезны. Моя жена просто обожает вашу программу.

— Как ее зовут?

— Анна.

«Анне на долгую память» — наскоро начертала Беатрис и расписалась с множеством пышных завитков. Не глядя на благодарственные расшаркивания капитана, Беатрис направилась к челноку. И не успела устроиться как следует в кресле, как тот стартовал.

Религия не есть любовь. И объект веры никогда не может существовать сам в себе. Помните: люди любят людей, и наоборот. Богов же люди боятся.

Дварф Макинтош, келпмастер,

Служба контроля над течениями.

Рассвет принес Бену осознание нового поворота в его жизни. Он понял: для того чтобы расшевелить обывателей Пандоры, он будет эксплуатировать возникший вокруг Кристы ореол святости не менее бессовестно, чем это делал Флэттери на головидении. Но теперь он, Бен, использует Кристу против директора. При этом он понимал, что ей это будет стоить многого — она должна будет пожертвовать всем: своей причастностью к человеческому роду и своей женственностью. Но ведь и он сам тоже заплатит. И еще как! Самым дорогим… Но, как бы ни повернулось, Бен поклялся себе, что возникающая между ними любовь до последней секунды останется неприкосновенной. Должен же быть какой-то выход…

Проклятье!

Нет, ничто не должно помешать ему выполнить то, что он задумал. Первый раз в жизни он работал по собственному сценарию. Накануне они с Кристой смотрели «Вечерние новости», и его нисколько не удивило, а скорее даже слегка развеселило то, что его место заняла именно Беатрис.

«Добрый вечер, леди и джентльмены, — зачастила она. — Меня зовут Беатрис Татуш, и я сегодня заменяю уехавшего на журналистское расследование в Сафо Бена Озетта. Самая главная новость на сегодняшний час: Криста Гэлли похищена из Теплицы. Восемь вооруженных террористов, которые скорее всего имеют принадлежность к Теням…»

«Она наверняка уверена, что помогает мне», — пронеслось в голове у Бена.

Но вряд ли это можно было назвать помощью. Сам Бен был отнюдь не в Сафо, а что касается восьми вооруженных до зубов террористов… Они с Кристой просто ушли из парка. Беатрис добросовестно читала скормленный ей кликой директора текст. Она слишком оторвалась от земли, витая на орбите, чтобы самой разбираться в земных делах.

Бену было забавно думать о том, что творилось сейчас на головидении. По документам, головидение принадлежало «Мерман Меркантил», но Флэттери давным-давно закупил это коммерческое сообщество со всеми потрохами. В ход пошли все способы: от подкупа до шантажа и убийств. Бен посвятил этой истории целый выпуск «Боя с Тенью». А дальше последовал его собственный первый ответственный поступок — словно стронул лавину: теперь от разбуженных им сил зависела его собственная жизнь, жизнь Кристы Гэлли и… обобранного до нитки всемогущим директором населения всей Пандоры.

Сейчас они вместе с Кристой неплохо спрятались. Более того, он осмелился коснуться ее — и жив до сих пор. Он даже целовался с ней — и жив! Даже сейчас Бену приходилось сознательно сдерживаться — так хотелось убрать с ее губ упавший локон, поправить покрывало на оголившемся во сне плече и еще…

«Ты слишком молод, чтобы разыгрывать из себя старого козла, — упрекнул он сам себя. — Так не валяй дурака. А то очень быстро станешь мертвым дураком».

И все же он не мог не думать о том чудовищном совпадении, что свело его, одного из сотен тысяч обитателей этой планеты, именно с Кристой Гэлли да еще в одно время, в одном мире, в одной комнатке… Для того чтобы Бен и Криста встретились, понадобились тысячи лет полета в космическом пространстве от звезды к звезде, риск на грани аннигиляции… А ведь Аваата чуть было не погибла целиком: от нее остались лишь гены келпа. И то распыленные в населявших Пандору людях. А вдруг в один прекрасный день они все проснутся по команде и сработают вовсе не так, как хотели бы их человеконосители?

«Но почему? — гадал он. — Почему именно мы?»

Иногда Бену очень хотелось жить самой обычной жизнью. Не спасать больше общество. Спасать только самого себя. Однако его судьба повернулась иначе, и теперь было уже слишком поздно, чтобы попытаться хоть что-то изменить. А тут еще ко всему добавилась любовь. Да, он снова полюбил. И полюбил женщину, какой и вовсе быть не должно.

Конечно, по всем статьям Криста была более человеком, чем другие аваатане. Но что там в нее вложил келп, оставалось только догадываться, в том числе и самой Кристе. Теоретически она обладала поистине энциклопедическими знаниями, которыми могла пользоваться совершенно независимо от накачавшего ее ими первоисточника. По крайней мере, яйцеголовые из лабораторий директора считали, что дело обстоит именно так. За все пять лет, пока Криста являлась объектом изучения, она проявила индивидуальность только в одном. Однако именно об этом она не желала говорить и избегала любых вопросов Бена на эту тему.

Она утверждала, что приходится дочерью Ваате, а Ваата была известна как «святое дитя» поэта-пророка Керро Паниля и Ваэлы таоЛини. А сама Ваата была сотни лет назад зачата в человеческом теле, генетически запрограммированном келпом. Она явилась свету со всей его генетической памятью плюс с постоянной связью с информационным полем всех людей. А после она около двух столетий продремала в коме.

Но истинным ее отцом должен был бы считаться Дьюк, Хесус Льюис, биоинженер, лабораторно осеменивший материнскую яйцеклетку генами келпа. Тот самый, что некогда, экспериментируя с келпом, чуть было не уничтожил все человечество. Что касается Вааты, то она, пожалуй, была больше келпом, чем человеком. Со временем Ваата стала одним из главных богов Пандоры — символом единения человека с богами. Гласом божьим. И Криста Гэлли, в которую Бен так безнадежно влюбился, обладала в полной мере доставшийся ей от легендарных предков аурой власти, тайны, очарования и смертельной опасности. Да, любить такую женщину — нелегкое бремя.

Но Бен твердо верил, что келп — Аваата — является ключом к спасению всех населявших Пандору людей. Хотя общаться с разумным келпом… В этом было что-то непристойное. Но пора бы понять, что нынешние келпы сильно отличаются от тех, что встречали высадившихся на планету пионеров. Бен прочитал немало хроник и знал, что нынешние келпы — лишь обрывки некогда великого Разума. Именно поэтому верующие считали Кристу Гэлли воплощением замысла Авааты. Они тешили себя надеждой, что келпы пытаются найти с ними общий язык. И эта теория имела серьезную научную поддержку.

Но тогда чего же они хотят?

Жить!

И вдруг в мозгу Бена словно что-то вспыхнуло: кто-то подал сигнал тревоги. И ему показалось, что он почти узнал взывающий к нему голос. Он вслушался — но сигнал тревоги прекратился так же внезапно, как и возник. То, что спало в подсознании, пока просыпаться не собиралось.

Формирующие Аваату келпы отвечали за стабильность планеты в целом. После того как биоинженер Хесус Льюис убил в процессе экспериментов большую часть келпа, результатом было то, что континенты наехали друг на друга и смялись, словно туалетная бумага, а одна из лун Пандоры разлетелась в прах. Спустя пару столетий келпы вновь расплодились, а затопленные земли стали подниматься из-под воды. Люди научились жить на твердой поверхности ничуть не хуже, чем под водой. Тем горше было Бену сознавать, что человечество, которому бы расти и процветать на Пандоре, было вынуждено барахтаться в грязи.

«И в этом виноват только директор, — думал он. — И нечего пенять на келпы, коли у него рожа крива».

Но директор категорически отказывался признавать Аваату разумной. Он предпочитал использовать келпы как примитивный механизм, способствующий расширению судоходства и попутно управляющий погодой. Даже ослу было понятно, что рано или поздно такой подход к делу приведет к самым неожиданным результатам. На сегодняшний день келпы размножались на удивление быстро, и процент порабощенных Контролем над течением особей был до смешного низок.

«Келпы сопротивляются натиску Флэттери, — подумал Бен. — И я хотел бы, чтобы к тому моменту, когда они вырвутся на свободу, они действительно оказались разумными».

Тщательное расследование Бена относительно Кристы и изучение секретных материалов выявило причины столь специфического отношения Флэттери к келпам, одна из газет даже назвала его «феноменом Авааты». Бен пару раз беседовал с заваатанами, монахами холмов, использовавших келпы в своих ритуалах.

«Криста говорит, что директор должен быть как-то связан с келпом! — думал Бен. — И монахи мне то же самое говорили».

Девушка вновь заворочалась, и Бен понял, что скоро она проснется. И тогда увидит наконец забитые лотками и лавочками улочки и еще успеет наслушаться воплей торговцев: «Молоко! Соки!» и «Яйца! Лицензионные криксовы яйца!» Одно из небольших удовольствий, которого лишал ее до сих пор директор, — это общение с людьми. Но Бен понимал, что и сам приложит все силы, чтобы оградить ее от этого.

«До поры до времени, — напомнил он себе. — Однажды у нас с ней будет весь мир на двоих».

Из кофейни снизу доносились мирное звяканье фарфора, скрип мебели и металлический звон кофейного аппарата.

Бен прислонился к стене и с облегчением вздохнул. До сих пор он не смел себе признаться в одном: он рад, что до сих пор еще жив. И при этом он не только прикоснулся к запретной плоти Кристы Гэлли — он целовал ее! С тех пор прошло уже двадцать часов, а он до сих пор еще дышит! Стоило им оказаться за пределами действия охраны, как они немедленно поцеловались. И теперь ему оставалось только дожидаться, когда Криста проснется. И еще когда Рико стукнет в дверь условным сигналом. А что будет дальше — посмотрим….

Вечером вы говорите «будет ведро, потому что небо красно»; и поутру: «сегодня ненастье, потому что небо багрово». Лицемеры! Различать лице неба вы умеете, а знамений времен не можете?note 2

Иисус.

Первым, что увидела Криста Гэлли в то утро, когда она впервые проснулась на свободе, была сверкающая чашка в руке Бена Озетта. И ей сразу захотелось, чтобы эта рука коснулась ее, нежно скользнула по щеке и погладила обнаженное плечо. Но рука, придерживающая чашку на колене, оставалась неподвижной. Несколько минут Криста любовалась им, гадая, не заснул ли он на своем посту у ее ложа. Но тут же сама мысль о том, что можно так расслабиться, усевшись на предмет типичной для островитян «живой мебели» типа этого креслопса, заставила ее содрогнуться.

Снаружи доносились звуки, свидетельствующие о том, что Калалоч тоже пробудился. Криста слышала гул людских голосов и рокот моторов — тысячи людей шли и ехали на работу. А где-то в трущобах города-порта потягивались, стряхивая утренний сон, сотни бездомных, изгнанных с их благословенных островов.

Но Криста предпочитала прислушиваться к звуку, идущему от гораздо более близкого ей источника, — к теплому сонному дыханию Бена.

«Боже! — подумала она. — А вдруг я его убила?»

Она хихикнула, представив себе, как Бен сообщает в очередном выпуске «Вечерних новостей»: «Известный обозреватель Бен Озетт был зацелован насмерть…» Она до сих пор чувствовала на губах тепло и вкус этого поцелуя. Это был ее первый в жизни поцелуй, и он потряс ее до глубины души.

Но с виду Бен вовсе не выглядел умирающим. Оставалось надеяться, что антидот, который ей ежесуточно вводили люди Флэттери, до сих пор действует. Когда Бен прикоснулся к ней губами, она пошатнулась от обрушившейся на нее информации о прошлом и настоящем ее нежданного спасителя. И образы были настолько живыми, настолько четкими…

Лучше бы ей не знать всего этого: первый поцелуй Бена с прелестной рыжеволосой девчонкой, Беатрис Татуш… Криста ощутила себя ими обеими и многими другими еще. Из клеточной памяти она легко извлекла воспоминание о первом любовном опыте Бена, о его рождении, о потоплении острова Гуэмес, о смерти его родителей. И его воспоминания осели в ее клетках в ожидании, пока рано или поздно их не разбудят.

Но получив от одного поцелуя такой обвал информации, Криста слегка ошалела и потому не додумалась тут же в этом признаться. И сегодня ночью она видела его сны, его воспоминания. И она видела «Бой с Тенью» его глазами — единственный изрекающий правду орган на теле головидения, насквозь пропитанном фальшью. Она понимала, что Бен (как и она сама) одинок и живет только ради того, чтобы жизнь других людей стала лучше. Пожалуй, об этом она с ним поговорит. Ей не хотелось терять его. Особенно сейчас — когда они наконец-то отыскали друг друга. И уж конечно ей не хотелось стать причиной его смерти.

Бен не боялся прозванного в народе «зудом» эффекта, который вызывало ее прикосновение: шок и затем вполне возможная смерть. Говорили, что это следствие ее родства с келпами — те тоже убивали одним прикосновением благодаря особой химии организма. Но порой Кристу одолевали сомнения, так ли это. Антидот был изобретен лично Флэттери, который тщательно следил за тем, чтобы она ежедневно получала свою дозу. Тем не менее информация, полученная от Бена, не была ни приглушена, ни притуплена. Действовал ли вообще этот реактив? Может, это просто специально распущенные слухи, чтобы держать свору Флэттери на приличном расстоянии от нее?

В первый раз за всю свою сознательную жизнь Криста проснулась не для того, чтобы подвергнуться многочисленным экспериментам, сложным тестам и прочим исследованиям. В первый раз она почувствовала себя не объектом научных изысканий, не рабыней в позолоченной директором клетке, а самой собой — Кристой Гэлли. Да и спала она сегодня на удивление сладко, не то что в раззолоченных хоромах Флэттери. Побег, попытки скрыться и последовавший затем поцелуй дали ей ощущение, будто она заново родилась. Она чувствовала зверский аппетит, и доносившиеся с улицы запахи кофе, роз и сдобы рождали в ней ощущение полноты жизни.

Снизу потек аромат жарившейся на гриле дичи. О, как ей хотелось мяса! Оно было ей насущно необходимо! Эти придурки из лабораторий Флэттери долго и путано ей объясняли, что причиной этой потребности является ее особое, унаследованное от келпов строение генов и что потребность в протеине диктуется метаболизмом Авааты… Глупости! Ей просто охота жрать! А еще ей всегда хотелось фруктов, орехов и злаков. Стоило ей мысленно представить лист салата, как желудок начинал сладостно ныть, а рот наполнялся слюной.

Несмотря на то, что сюда они пробирались под покровом ночной темноты, Криста хорошо запомнила все повороты и извивы пути от Теплицы директора к конспиративной квартире островитян в Калалоче. Это напомнило ей о запутанных лабиринтах келпопроводов. И тем не менее единственное, что она могла сказать о своей дороге сюда, так это только то, что она долго блуждала по городу и что все эти перемещения происходили в непосредственной близости от моря.

Криста и отсюда слышала рокот волн — извечный пульс, задающий ритм жизни маленьким портовым лавочкам и базару, в течение дня наполнявшимся покупателями. Она слыхала о том, что пандорцы любят вставать с рассветом, зато потом никуда не спешат. Конечно, куда уж спешить еле переставляющему ноги от голода человеку? C органически образованных островов началось повальное бегство. Дрейф в океане стал слишком опасным по нынешним временам: слишком много земли поднялось на поверхность, слишком много келпов стало путаться под ногами. Но большинство переселившихся на континент гордо продолжали именовать себя островитянами и одеваться по традиции бабушек и дедушек. Но те островитяне, что Криста встречала до сих пор в лабораториях Флэттери, работали там исключительно подручными или изредка в охране. И все они ничего не рассказывали ей о той жизни, что ведут за пределами базальтового монолита стен резиденции директора. Некоторые из них явно проявляли неприязнь к Флэттери и симпатию к ней.

Криста натянула покрывало до самого подбородка и подставила лицо солнечному лучу. Она чувствовала себя легко рядом с Беном и была уверена в его скромности. Теперь она знала его прежнюю интимную жизнь во всех подробностях, и ей было страшно подумать о том, что он когда-нибудь догадается об этом. Криста почувствовала, как лицо заливает румянец. Она вспомнила его первую ночь с Беатрис и ощутила себя вуайеристкой.

«Люди — очень странные существа», — думала Криста. Бен притащил ее сюда, в эту комнатушку, уверяя, что здесь абсолютно безопасно. Тем не менее он всю ночь охранял ее сон, вместо того чтобы лечь рядом. А ведь все это время он был защищен от ее «смертельного прикосновения». И кроме того, тот поцелуй… Да то, что Бен на него отважился, уже дорогого стоило!

Отношения со всеми другими людьми (в том числе с директором) научили Кристу пользоваться собственной привлекательностью. Но Бен Озетт привлек ее сразу, с первого взгляда. У него были такие же, как у нее, зеленые глаза, разве что немного темнее. И этот поцелуй на сон грядущий она сохранит в сокровищнице своей памяти как один из самых драгоценных раритетов. А еще там же останутся и его воспоминания, отныне принадлежащие и ей в той же мере: его семья (ставшая теперь ее семьей), его любовницы…