Джордж Маккай (№2) - Досадийский эксперимент

Маккай переваривал эту информацию. Военачальники. Военное общество. Он знал, что сейчас зацепил край настоящего разногласия, которое привело Говачина к точке уничтожения Досади. К этой области нужно было подходить чрезвычайно осторожно. Маккай выбрал окольный путь.

– Кроме военных формирований, что является преобладающим занятием? Как они понимают вину и невиновность? Каковы их формы наказания, прощения? Как они…

– Ты не запутаешь меня, Маккай. Поразмысли, Легум: есть лучшие пути для ответа на такие вопросы.

Внезапно остановленный оскорбительным тоном Магистра Маккай замолчал. Он выглянул в овальное окно, понимая, что отброшен к обороне с исключительной легкостью. Маккай почувствовал нервное покалывание вдоль спины. Опасность!.. Золотое солнце Тандалура передвинулось гораздо ближе к горизонту. Горизонт – сине-зеленая линия, затуманенная километр за километром волосяными деревьями, чьи тонкие женские ветви качались и охотились в воздухе.

Немного погодя, Маккай повернулся к Аритчу. «Лучшие пути для ответа на такие вопросы!»

Было очевидным, куда направлены мысли Верховного Магистра. Экспериментаторы хотели, конечно, иметь возможность наблюдать за своим экспериментом. Они могли также влиять на эксперимент, но было очевидно, что существовали пределы этому влиянию. Население устойчиво к внешним влияниям. Предполагаемые осложнения этой досадийской проблемы обескураживали Маккая. О, Говачин всегда умел выкрутиться! «Лучшие пути!»

Аритч прочистил свои жаберные щели резким выдохом:

– Предвидя возможность, что другие осудят нас, мы дали право проверять нас Планете.

«Воплощенные дьяволы! Говачин подготовил такой резерв на их проклятой Планете! Конечно, все люди были созданы неравными и должны были учитывать свой собственный уровень!»

Маккай знал, что у него не было другого выбора, кроме как броситься в водоворот:

– Предвидел ли ты также, что будешь обвинен в серьезном нарушении прав разумных?

Аритч шокировал его кратким раздуванием челюстей, эквивалентом человеческого пожимания плечами.

Маккай позволил себе предупредительную улыбку:

– Я напомню Верховному Магистру, что ОН поднял спорный вопрос Планеты.

– Правда есть правда.

Маккай резко тряхнул головой, не заботясь о том, что это обнаруживало. Верховный Магистр, вероятно, не мог иметь такую низкую оценку его легумских умственных способностей. «В самом деле правда!»

– Я дам тебе правду: Согласование принимало закон, имеющий к этому прямое отношение, и Говачины подписывались под ним!

Даже произнося это, Маккай чувствовал, он делает именно то, что хотел от него Аритч. ОНИ УЗНАЛИ ЧТО-ТО С ДОСАДИ! ЧТО-ТО РЕШАЮЩЕЕ!

Аритч массажировал ноющие мышцы бедер, когда сказал:

– Я напомню ТЕБЕ, Легум, что мы заселяли Досади добровольцами.

– Их потомки никуда не вызывались добровольцами!

– Предки всегда предлагают своих потомков – для лучшего или для худшего. Права сенсоров? Осведомленное согласие? Согласование было так занято, строя закон на законе, создавая свою великую иллюзию прав, что ты почти упустил из поля зрения принцип управления Планетой: развивать наши способности. Люди, которые ни разу не бросали вызов, НИКОГДА НЕ РАЗОВЬЮТ СИЛ ДЛЯ ВЫЖИВАНИЯ!

Несмотря на опасность, Маккай знал, что должен настоять на ответе на свой первоначальный вопрос:

– Что ты узнал от твоего чудовища?

– Скоро у тебя будет окончательный ответ на этот вопрос.

Опять же получается, что он действительно мог следить за Досади. Но прежде всего следовало показать Аритчу ошибочность его подозрений в том, что Маккай ничего не знает о корне предположений. Спорный вопрос надо было задать в лоб:

– Ты не собираешься вовлекать меня?

– Вовлекать тебя?! – определенно, в голосе Аритча звучало удивление.

– Независимо от того, как ты используешь то, что узнал на Досади, ты будешь заподозрен в злых намерениях. Все, что станет известно кому-нибудь на…

– О, вот оно что. Новые данные дают новую власть.

– А ТЫ не запутаешь МЕНЯ, Аритч. В истории каждого вида есть много примеров, когда новые данные применялись катастрофически неправильно.

Аритч принял это без вопросов. Они оба знали подоплеку! Говачин не доверял власти во всех ее формах, тем не менее использовали власть весьма искусно. Мысли Маккая с трудом меняли направление. Чтобы разрушить Досади, Говачину придется утаить все, что он узнал, что бы это ни было. Маккай – не-Говачин, следовательно, ему нужно узнать все эти сведения, расставить сеть подозрений, которая должна быть наброшена. Исторически неправильное использование данных случалось между моментом, когда несколько людей узнавали важный факт, и моментом, когда этот важный факт становился общим знанием. Применительно к Говачину и Бюсабу это был «Пробел в Данных», источник постоянной опасности.

– Мы не хотим пытаться утаить, ЧТО мы узнали, – сказал Аритч, – только КАК мы это узнали.

– А это как раз чисто теоретический вопрос, либо вы разрушаете целую планету, либо каждую личность на ней!

– Ах да, чисто теоретический. Чего ты не знаешь, Маккай, так это того, что один из наших субъектов проверки на Досади уже начал (все самостоятельно!) курс событий, который разрушит Досади очень быстро, независимо от нашего участия в этом. Ты узнаешь все это, когда, как хороший Легум (которым ты, мы знаем, являешься), ты поедешь туда, чтобы испытать этого монстра.

9

От имени всего нашего святого собрания я обещаю три вещи святой конгрегации людей, находящихся под моим правлением. Во-первых, что святая религия, которую мы взаимно поддерживаем, будет всегда сохранять их свободу под моим покровительством; во-вторых, что я смягчу все формы жадности и несправедливости, которые могут проявиться во всех нас; и в-третьих, что я распоряжусь немедленно миловать во всех приговорах, так что мне и вам милостивый Господь сможет явить Свое признание.

Присяга Власти, досадийские документы Святой Конгрегации

Закончив молиться, Брой поднялся, нащупал позади себя стул и погрузился в него. Со всех сторон его окружала темнота. Комната защищалась пузырем, прикрепленным ко дну его Градуса. Толстые стены комнаты окружала вода, защищая его самок и их яйца. Доступ к пузырю был через люк в полу и витой затопленный проход из Градуса. Давление в пузыре не пропускало воду, но пространство вокруг Броя успокаивающе пахло Градусом. Это помогало усилить настроение, в котором он сейчас нуждался.

Только что Бог разговаривал с ним. Приподнятое настроение наполняло Броя. Бог говорил с ним, только с ним. Слова свистели внутри его головы. Сцены сменяли друг друга в его зрительных центрах.

«Да! Да! Демопол у меня в руках!!!» Бог был убежден и не скрывал этого.

Сегодня Бог показал ему ритуал, который Брой до этого никогда не видел. Ритуал был только для Говачина. Он назывался Лаупак. Брой увидел ритуал во всех его кровавых подробностях, чувствовал его ИСТИННОСТЬ, словно каждая клеточка принимала его.

Ответственность, искупление – это было уроками Лаупака. Бог одобрил выраженное Броем понимание.

Они общались посредством слов, которые Брой выражал молча в своих мыслях, но были и другие мысли, которые Бог не мог ощущать. Точно так же, как у Бога, несомненно, были мысли, которые не сообщались Брою. Бог использовал людей, люди использовали Бога. Божественное вмешательство с циничными обертонами. Брой выучил роль Электора во время долгого и мучительного ученичества.

Я ТВОЙ СЛУГА, БОГ.

По совету Бога Брой хранил в секрете его личное общение. Это соответствовало его цели подчинения, в то же время это, очевидно, соответствовало цели Бога. Хотя были моменты, когда Брою хотелось кричать: «Вы глупцы! Я разговариваю с голосом Бога!»

Другие Электоры сделали такую ошибку. Вскоре они потеряли свою власть. Брой, рассматривая собранный опыт нескольких жизней, знал, что он должен сохранить эту власть, если намерен был когда-либо бежать с Досади.

Как бы то ни было, глупцы выполняли его приказания (и, следовательно, Бога) без божественного выговора. Все было прекрасно. Он представлял подбор мыслей Богу… будучи очень осторожным всегда, где и когда бы он ни рассматривал собственные мысли. Случалось, Брой чувствовал Бога внутри себя, даже когда не молился, не готовился здесь, в темноте комнаты пузыря. Бог мог выглянуть из глаз Броя в любое время – мягко, тихо – исследуя Его мир и крепость этого мира через ощущения смертного.

«Я хорошо оберегаю Моего слугу».

Теплота этого заверения, которая тогда протекала через Броя, была похожа на тепло Градуса, когда он был все еще головастиком, цеплявшимся за спину матери. Это было тепло и чувство безопасности, которое Брой усилил с глубоким сознанием того, что пришло время другого Градуса; гигантский серо-зеленый взрослый самец Говачин, ищущий добычу в воде, жадно пожирающий тех головастиков, которые были недостаточно быстры, был вполне проворен для побега.

«Я был одним из быстрых».

Память того броска вперед, неистового полета в Градусе научила Броя, как вести себя с Богом.

В темноте своей комнаты-пузыря Брой содрогнулся. Да, пути Бога были жестокими. Вооружившись таким образом, слуга Бога мог быть так же жесток, мог преодолеть известный ему факт, что должен быть как Человеком, так и Говачином. Ему нужно быть единственным настоящим слугой Бога. Эту мысль он разделял.

«Берегись, Маккай. Бог сказал мне, откуда ты придешь. Я знаю твои намерения. Держись крепко на своем трудном пути. Ты рискуешь рассердить меня».

10

Инженерия поведения во всех ее проявлениях всегда вырождается в безжалостное манипулирование. Она доводит всех (тех, кто манипулирует и кем манипулируют) до смертельного «массового эффекта». Основное предположение, что манипулированием отдельными личностями можно достичь единообразного поведения, было разоблачено как ложное многими способами, но ничто так не свидетельствовало об этом, как Говачины на Досади. Так, они показали нам «Заблуждение Волдена» в предельной форме, объясняющее:

«Взяв любой вид, который воспроизводится смешением генов, так что каждая особь является уникальным экземпляром, все попытки наложить матрицу решений, основанную на предполагаемом единообразии поведения, окажутся смертельными».

Досадийские документы, справка Бюсаба

Маккай прошел через дверь для прыжка и, как помощники Аритча и сказали, пришел в себя на песке вскоре после досадийской середины утра. Он взглянул вверх, намереваясь составить свое первое мнение о Стене Бога и желая ощутить досадийское чувство огражденности. Все, что он увидел – тонкий серебристый туман – было неутешительно. Солнечный цикл был более определенным, чем он ожидал, и несколько звезд третьей величины должны будут появиться ночью, как он знал из виденных им голографических репродукций. Маккай не мог бы сказать, что он предполагал увидеть, но только не эту молочную завесу. Она казалась иллюзорной, слишком слабой для той силы, которую представляла.

Видимый солнечный диск напомнил ему о другом безотлагательном деле, но он отложил это дело до исследования окрестностей.

Высокая белая скала? Да, здесь она была слева от него.

Они предупредили его, чтобы он подождал возле этой скалы, где он будет в относительной безопасности. Ни при каких обстоятельствах он не должен был отклоняться от этой точки контакта.

«Мы можем рассказать тебе об опасностях на Досади, но слов недостаточно. Кроме того, на месте всегда обнаруживаются новые грозы».

Сведения, которые он узнал на заседаниях краткого инструктажа в последние недели, подкрепили это предупреждение. Скала высотой в два человеческих роста стояла всего в нескольких шагах отсюда, массивная и отталкивающая. Он передвинулся и прислонился к ней. Ноги постепенно увязали в песке. Он ощутил незнакомые едкие запахи. Нагретая солнцем поверхность скалы отдавала свое тепло телу через тонкий зеленый комбинезон, который его заставили надеть.

Маккай тосковал по своей бронированной одежде с устройствами для усиления мышц, но такие вещи не разрешались. В качестве компромисса была разрешена только уменьшенная версии его инструментального набора, и то с неохотой. Маккай объяснил, что содержимое должно разрушиться, если кто-либо другой попытается докопаться до секретов набора. Все же они предупредили, чтобы он никогда не открывал набор в присутствии местного населения Досади.

«Самая опасная вещь, которую ты можешь сделать, – это недооценить кого-либо из досадийцев».

Маккай, оглядываясь вокруг, видел не Досади. Далеко по ту сторону пыльного ландшафта, усеянного желтыми кустами и коричневыми скалами, он различал туманные пики Чу, поднимающиеся из своего речного каньона. Волны нагретого воздуха колебались над низким кустарником, придавая городу магический вид.

Маккай счел затруднительным думать о Чу в контексте того, что он узнал в течение курса инструктажа, который Говачин преподал ему. Те волшебные чистые пики простирались до небес из грязи, где «ты можешь купить все!.. все без исключения».

Помощники Аритча зашили крупную сумму досадийской валюты в складки его одежды, но в то же время заставили его вынести предостережения о «любой открытой демонстрации богатства», от которых волосы вставали дыбом.

Персонал дверей для прыжка дал большинство наиболее настоятельных предупреждений, добавив:

«Возможно, вам придется подождать несколько часов. Мы не уверены. Только оставайтесь недалеко от той скалы, где вы будете в относительной безопасности. Мы сделали защитные приспособления, которые должны работать. Не ешьте и не пейте ничего, пока не доберетесь до города. Вы будете немного больны от перемены питания некоторое время, но ваше тело должно приспособиться».

«ДОЛЖНО приспособиться?»

«Дайте ему время».

Маккай спросил об особых опасностях, к которым он должен быть наиболее бдительным.

«Держитесь подальше от любых местных досадийцев, исключая ваши контакты. Более того, даже не проявляйте угрозу к кому бы то ни было».

«Что, если я приму снотворное и вздремну?»

Посовещавшись, они ответили:

«Вы знаете, это могло бы быть самым безопасным поступком. Кто бы ни осмелился там задремать снаружи, скорее всего обречен, если только не находится под хорошей защитой. Конечно, будет определенный риск, но он всегда присутствует на Досади. Но любому из них, небрежному настолько, чтобы дремать там снаружи, нужно быть чрезвычайно хитрым».

Маккай опять огляделся вокруг. Пронзительный свист и низкий скребущий звук, как от песка по дереву, донесся с той стороны высокой скалы. Маккай тихо проложил себе кружной путь туда, где он мог увидеть источник этих звуков. Свистела желтая ящерица, почти сливающаяся с кустами, под которыми она притаилась. Скребущий звук исходил с той стороны, которая привлекала внимание ящерицы. Его источником, вероятно, была небольшая дыра под другим кустом. Маккай подумал, что он вызвал в ящерице только слабое любопытство к себе. Что-то возле дыры и исходящий из нее звук требовали много сосредоточенного внимания.

Что-то шевелилось в темноте дыры.

Ящерица притаилась, продолжая свистеть.

Черное создание размером с кулак Маккая появилось из дыры, метнувшись вперед, увидело ящерицу. Крылья взметнулись с боков незнакомца, и он прыгнул вверх, но было слишком поздно. С быстротой, изумившей Маккая, ящерица бросилась вперед, свившись клубком вокруг своей жертвы. В животе ящерицы открылась щель, скрыв черное создание. Издав последний скребущий звук, черное существо исчезло в ящерице.

Все это время ящерица продолжала свистеть. Все еще свистя, она вползла в дыру, из которой появилась добыча.

«Животные на Досади более редки, чем может показаться», – говорил учитель Маккая.

Ему захотелось сейчас же узнать, что он только что видел.

Свист прекратился.

Ящерица и ее добыча напомнили Маккаю, что, как он и был предупрежден, не было времени, чтобы подготовить его к каждой новой детали на Досади. Теперь он притаился и еще раз осмотрел ближайшие окрестности.

Крохотные прыгающие существа, похожие на насекомых, населяли узкую полоску тени у подножия белой скалы. Зеленые цветы открывались и закрывались на стеблях желтых кустов. Вся почва вокруг, казалось, состоит из песка и глины, но когда он пригляделся, то увидел прожилки голубых и красных оттенков. Повернувшись спиной к городу, Маккай увидел вдалеке горы: багряная ломаная линия на фоне серебряного неба. Дождь сокращал область видимости в том направлении. Он видел штрихи более темной зелени, простирающейся из глубин. Воздух имел горький привкус.

Маккай еще раз окинул широким взором окрестности, разыскивая какие-нибудь признаки угрозы. Он ничего не смог обнаружить! Он зажал в ладони инструмент из своего набора, небрежно прислоненного, и потянулся, поворачиваясь к Чу. Когда Маккай мельком взглянул на инструмент, тот показал ему сонарный барьер – заграждение из помех, мешающее звуковой локации – над городом. Рассеянно почесавшись, чтобы скрыть свое движение, он вернул инструмент в набор. Птицы летели в серебряном небе над сонарным барьером.

Маккай удивился: «Почему сонарный барьер?!»

Барьер мог остановить диких животных, но не людей. Учителя Маккая говорили, что сонарный барьер не пропускал вредителей-паразитов. Это объяснение не удовлетворяло Маккая.

«Животные более редки, чем кажется».

Несмотря на Стену Бога, солнце было горячим. Маккай поискал затененную сторону скалы. Расположившись там, он взглянул на маленький белый диск, прикрепленный к зеленому отвороту на левой стороне груди: ОР40331-D404. Это была стандартная надпись на Галаче, смеси языков Согласования.

– На Досади они разговаривают только на Галаче. Они могут выявить акцент в твоей речи, но не будут это исследовать, – так утверждали люди Аритча. Они объясняли, что этот значок определял Маккая как вольнонаемного рабочего, имеющего квалификацию в области чуть выше средней, но все еще участника Объединения Труда и подчиненного распределению вне своей квалификации. – Это ставит тебя на три иерархические ступени от края, – сказали они.

Это был его личный выбор. Дно социальной системы всегда располагало своими собственными каналами связи, изобилующими информацией, основанной на точных данных, инстинкте, материи снов и на том, что умышленно исходило из вершины. Что бы ни случилось на Досади, природа этого проявится в бессознательных процессах Объединения Труда. Находясь в Объединении Труда, Маккай мог перехватить этот поток проявлений.

«Я буду ткачом», – говорил он, объясняя, что это было хобби, которым он увлекался много лет.

Выбор позабавил его учителей. Маккай не мог понять причины их веселья.

«Это не имеет сейчас никакого значения. Любой выбор так же хорош, как и другой».

Они настояли, чтобы он сконцентрировался на том, что он делал в то время, изучая жестикуляцию на Досади. Действительно, это был лихорадочный период на Тандалуре после того, как Аритч настоял (с наиболее разумными аргументами), что наилучшим поступком для его Легума было лично отправиться на Досади. В ретроспективе аргументы оставались убедительными, но Маккай был удивлен. По некоторой причине, которую ему не удалось установить, предполагалось, что он будет привлекать меньше СВЕРХЗРЕНИЯ к эксперименту, наблюдая через инструменты и шпионские возможности Калебанца, который охранял место.

Маккаю все еще было непонятно, как они хотели заставить его таскать каштаны из огня, но было ясно, что они нашли способ.

Аритч таинственно пояснил:

«Ты являешься лучшим шансом Досади выжить и нашим собственным лучшим шансом… понять».

Они предполагали, что их Легум спасет Досади, одновременно реабилитируя Говачинов. Задачей Легума было победить ради своего клиента, но это должно было иметь очень странные подробности, с сохранением клиентом абсолютной власти разрушения над находящейся под угрозой планетой.

На Тандалуре Маккаю было разрешено время от времени немного вздремнуть. И даже потом его сон был беспокойным, часть его сознания с адской отчетливостью представляла, где он находился: преследующие и совершенно расстраивающие его непонятные шумы из-за стен – где-то булькала вода, всегда вода.

Когда он тренировался в качестве Легума, ЭТО БЫЛО ОДНИМ ИЗ ПЕРВЫХ его приспособлений: неопределенные ритмы беспокойной воды. Градус – главный бассейн и убежище для самок, место, где Говачин выращивал тех головастиков, которые выживали после хищного отбора самцом-родителем – Градус всегда оставался основным укреплением для Говачина. Существовала поговорка «Если вы не понимаете Градус, то вы не понимаете Говачина».

Как говорится, прямо в точку.

Но там всегда была вода, стоячая вода, нервирующе шлепающая о стены. Доносившийся звук был неритмичным, но это было абсолютным ключом к Говачину, спокойному, но в то же время всегда разному.

Для коротких дистанций плавающие трубки обеспечивали Говачину легкость. Длинные дистанции они преодолевали с помощью двери для прыжка или в свистящих реактивных автомобилях, которые передвигались на магнитных подушках. Прибытие и отбытие таких автомобилей беспокоило сон Маккая в течение всего периода аварийного курса на Досади. Иногда, отчаянно устав, его тело требовало отдыха, и он просыпался от голосов. А тонкая примесь других звуков – автомобилей, волн – делала подслушивание затруднительным. Проснувшись ночью, Маккай должен был напрягаться, чтобы уловить смысл. Он чувствовал себя шпионом, вслушивающимся в важные «нити, ищущим каждый нюанс в небрежных беседах людей за стенами.

Расстроенный, всегда расстроенный, он уходил в сон. И когда, как случалось изредка, все звуки прекращались, это приводило его в полную настороженность, когда сердце колотилось, удивляя тем, что не разрывалось.

А запахи! Какие воспоминания они пробуждали в нем. Мускусный запах Градуса, горькая настойка из экзотических семян, пронизывающая каждый вздох. Пыльца папоротникового дерева вторгалась со своими оттенками цитруса. А караели – крохотные лягушкоподобные животные-любимцы врывались в его сон при каждом восходе солнца со своими острыми ревущими ариями.

В течение тех ранних дней тренировки на Тандалуре Маккай чувствовал себя больше чем немного потерянным, окруженным угрожающими незнакомцами, постоянно сознавал важность дел, которые руководили его успехом. Но положение изменилось после беседы с Аритчем. Теперь Маккай был проверенным, испытанным Легумом, не говоря уже о прославленном агенте Бюсаба. Все же бывали случаи, когда настроение тех ранних дней возвращалось. Эти вторжения раздражали его, поскольку подразумевали, что он был вовлечен в опасное дело против своей воли, что Говачины тайно посмеивались над тем, как они подготовили ему несколько крайних оскорблений. Они не были выше таких шуток. Общая оценка Говачинов не-Говачинами гласила, что народ лягушачьего Бога был настолько окончательно цивилизован, что прошел полный круг к форме примитивной дикости. Взгляните хотя бы на образ жизни самцов Говачинов, убивающих их собственных новорожденных головастиков!

Однажды, во время одного из тех редких случаев, когда люди Аритча позволяли ему спать, Маккай проснулся, сел и попытался стряхнуть это давящее настроение рока. Он сказал себе правду: что Говачины льстили ему, относясь с уважением к его мнению, обходясь с ним с тем якобы религиозным почтением, которым они платили всем Легумам. Но не ускользнула и другая правда: Говачины холили его для своих Досадийских проблем в течение длительного периода времени, и они были менее, чем искренни с ним относительно этого длительного процесса и их намерений.

Были всегда непостижимые тайны в общении с Говачинами.

Когда Маккай попытался тогда опять заснуть, то в беспокойных снах ему виделась сосредоточенная чувствительная плоть (как розовая, так и зеленая), абсолютно обнаженная и совершенно беззащитная перед нападением гигантских самцов Говачинов.

Послание сна было понятным. Говачины, возможно, могли разрушить Досади тем же путем (и по подобным причинам), каким они отсеивали своих собственных головастиков – отыскивая, бесконечно отыскивая самых сильных и гибких из уцелевших.

Проблема, которую они взвалили на плечи Маккая, связывала его. Если слабое подозрение о Досади просочилось в Консент без сопутствующего оправдания, то Федерация Говачинов будет безжалостно затравлена. У Говачинов была ясная и достаточная причина, чтобы уничтожить улики – или позволить им уничтожить себя.

ОПРАВДАНИЕ.

Где его найти? В неуловимых выгодах, заставивших Говачинов поставить этот эксперимент?

Даже если он нашел это оправдание. Досади все равно вызовет шумиху в Консенте. Он станет предметом большой драмы. Более двадцати поколений Людей и Говачинов изолировались без предупреждения. Их единственная история взволнует бесчисленных существ. Пределы языка будут исследованы, чтобы выдавить последнюю каплю эмоциональной сущности из этого открытия.

Не надо было объяснять, что мотивации Говачинов пройдут через бесчисленные изучения и подозрения. Почему они действительно делают это? Что случилось с их первоначальными добровольцами?

Люди оглянутся назад на своих предков – как Людей, так и Говачинов. «Это то, что случилось с дядей Элфредом?» Будут исследованы видовые записи Говачинов. «Да! Тут есть двое – прошедшие без записи!»

Люди Аритча допускали, что «очень небольшое меньшинство» оформило этот проект и хранило его в тайне. Были ли они достаточно здравомыслящими, эта клика Говачинов?

Короткие промежутки сна Маккая всегда прерывались заискивающим Говачином, низко кланявшимся ему и умолявшим его вернуться сразу же к чрезвычайным заседаниям, которые готовили его к выживанию на Досади.

Эти чрезвычайные заседания! Спрятанные в каждом из них предубеждения поднимали больше вопросов, чем отвечали. Маккай пытался сохранить осмысленное отношение, но раздражение постоянно овладевало им.

Почему Говачины на Досади приняли на себя Человеческие эмоциональные характеристики? Почему Досадийские Люди принимали общественные формы? Действительно ли на Досади сознавали, почему они меняли правительственные формы?

Иронические ответы на эти частые вопросы бесили Маккая.

«Все станет ясным, когда вы узнаете Досади по собственному опыту».

Под конец он раздраженно затараторил:

«Вы действительно не знаете ответ, не правда ли? Вы надеетесь, что я найду его для вас!»

Некоторые подробные описания надоедали Маккаю. Слушая объяснения Говачина о том, что было известно о взаимоотношениях Броя, он обнаруживал себя отвлеченным людьми, проходящими в многочувствительный путь доступа снаружи области заседания.

Однажды Сейланг вышла в комнату и села в сторонке, наблюдая за ним с молчаливой жадностью, которая доводила эмоции Маккая до злости. Он страстно желал тогда голубую металлокаленую коробочку, но однажды торжественное посвящение накинуло мантию Легума защиты на него, и коробочка удалилась в священную нишу. Он не увидит ее больше, если только не вмешательство Кортарены. Сейланг оставила один из многих вопросов без ответа. Почему эта опасная самка Врева часто посещала его комнату без всяких приспособлений? Он подозревал, что они позволяли Сейланг наблюдать за ним посредством удаленных шпионских устройств. Почему она однажды решила войти лично? Чтобы дать ему понять, что за ним наблюдают?

Было что-то, что заставляло Говачин тренировать Вревов. У них были в будущем какие-то проблемы, которые мог решить только Врев. Они холили этих Вревов, как они холили его. Почему? Какие способности Вревов могли привлечь Говачинов? Чем эта самка Врева отличалась от других Вревов? Почему она была так предана? Что такое «Пари Врева»?

Это привело Маккая к другому пути, никогда достаточно не исследованному: какие человеческие способности привели Говачинов к нему? Упрямая настойчивость? Подоплека человеческого закона? Существенный индивидуализм Человека?

Не было удовлетворительных ответов на эти вопросы, не более чем на вопросы о Вреве. Тем не менее, ее присутствие продолжало занимать его. Маккай многое знал об обществе Вревов, не только общие сведения об их мирах. Кроме всего прочего, они были полноправными и значительными партнерами в Бюсабе. При выполнении заданий развивалось товарищество, которое часто подталкивало к доверительному обмену информацией. Кроме того факта, что Вревам требовалась триада для воспроизведения, он знал, что Вревы никогда не определяли заранее, кто из Триады будет кормить потомство.

Это составляло краеугольный камень Вревского общества. Периодически этот член триады обменивался на подобного из другой триады. Это обеспечивало их виду генетическое смешение и, что также важно, строило бесчисленные связи во всей их цивилизации. Каждая такая связь приносила необходимую поддержку в трудные времена.

Вревы на Вуро пытались объяснить это: «Возьмите, например, ситуацию, когда Врев убит, или, что еще хуже, лишен неотъемлемой сущности. Виновная сторона будет отвечать ЛИЧНО миллионам миллионов из нас. Где бы триадный обмен ни связал нас, нам необходимо ответить соответствующим образом на оскорбление. Ближайшей вещью, которая у тебя должна быть, как я понимаю, это – семейная ответственность. У нас есть повод для вендетты, когда такие оскорбления случаются. Вы не знаете, как тяжело было освободить тех из нас в Бюсабе от этого… ярма, этой сети ответственности».

Маккай был уверен, что Говачины знают это о Вревах. Эти ли характеристики привлекли Говачинов, или они выбрали невзирая на это, принимая решение из-за каких-то других качеств Вревов? Будет ли Врев-Легум продолжать разделять эту сеть семейной ответственности? Как это могло быть? Общество Вревов могло только оскорбить Говачина в лучших чувствах. Народ Лягушачьего Бога был даже более… эгоистичным и индивидуалистичным, чем люди. Для Говачина семья оставалась частной вещью, огражденной от незнакомца глухой стеной, которая исчезала, только когда вы входили в число избранных друзей.