4

Ливень обрушился на долину перед самым наступлением темноты. Дейсейн в это время развалился в старинном массивном кресле в доме Паже, наложенная на плечо тугая повязка не давала ему двигаться. Напротив него, осуждающе поглядывая на Дейсейна, на мягкой подушке примостилась Дженни.

Так и не изменив своего решения, Бурдо отвез его в клинику, которая примыкала к дому Паже, и сопроводил его до дверей, ведущих в реанимацию, после чего оставил его и ушел.

Дейсейн не знал, что его ждет. Но все равно холодная профессиональная отчужденность, с которой Паже приступил к делу, явилась для него сюрпризом.

– Порванные связки и легкий вывих, – констатировал Паже. – Вы что же… пытались свести счеты с жизнью?

Дейсейн поморщился, когда на поврежденный участок накладывали тугую повязку.

– Где Дженни?

– Помогает готовить ужин. Мы сообщим ей о вашей идиотской выходке после того, как немного вас подлатаем. – Паже закрепил конец бинта. – Вы так и не ответили мне, что же это с вами произошло.

– Совал нос в чужие дела! – пробурчал Дейсейн.

– Теперь перестанете, а? – Доктор перебросил перевязь через голову Дейсейна и закрепил ее, фиксируя руку неподвижно. – Что ж, это должно хотя бы на некоторое время удержать вас от необдуманных поступков. Не двигайте лишний раз рукой. Думаю, не мне объяснять вам все это. Оставьте свой пиджак здесь. Отсюда есть крытый проход, который ведет прямо в гостиную – через вон ту дверь. Идите в дом, а я скажу Дженни, чтобы она составила вам компанию и развлекала вас до ужина.

Крытый проход имел стеклянные стены и был украшен горшочками с геранью. Дейсейн остановился, чтобы рассмотреть только что подстриженный газон, где рядами росли обыкновенные красные розы. Низко нависало потемневшее небо. И тут с ветром, сгибавшим ветки белых берез, росших чуть дальше роз, на землю хлынул ливень. Застигнутые непогодой люди ускорили свой шаг по березовой аллее. При каждом порыве ветра намокшие края одежды хлестали их по ногам.

Дейсейн невольно поежился, несмотря на то, что находился под защитой стеклянных стен. «Что я здесь делаю?» – подумал он. Он проглотил комок в пересохшем горле и поспешил к видневшейся уже недалеко двери дома и вскоре оказался в оббитой панелями гостиной, сплошь заставленной богатой мебелью. Он почувствовал слабый запах горящих углей. В плече все еще пульсировала тупая боль. Дейсейн прошел через всю комнату мимо буфета, сплошь заставленного отборным хрусталем, и осторожно опустился в глубокое мягкое кресло с зеленой обивкой.

Немного погодя боль на время отступила, и он почувствовал временное облегчение. Но потом в плече вновь запульсировала боль.

Дверь хлопнула… раздались чьи-то торопливые шаги.

Через арку слева от него в комнату ворвалась Дженни с покрасневшим лицом. Мокрые волосы слиплись у висков. На ней было простое платье оранжевого цвета – подобная расцветка казалась поразительной среди унылых тонов огромной гостиной. Со странным чувством отчужденности Дейсейн припомнил, что когда-то сказал ей, что оранжевый – его любимый цвет. Вспомнив это, он почему-то насторожился.

– Джил, Боже мой! – воскликнула она, останавливаясь перед ним с опущенными руками.

Дейсейн проглотил комок в горле.

Дженни смотрела на его разорванную рубашку, края бинтов, выглядывавших из-под нее, перевязь. Неожиданно она встала на колени и положила голову на его колени, прижимаясь к нему, и он увидел, что она плачет – бессловесные слезы сверкающим ручейком струились по ее щекам.

– Эй! – воскликнул Дейсейн. – Дженни… – Эти слезы, ее реакция на его ужасный вид – все это ошеломило его. Он чувствовал себя виноватым перед ней, словно каким-то образом он предал ее. Боль и усталость отступили на задний план.

Дженни взяла его левую руку и приложила ее к своей щеке.

– Джил, – прошептала она. – Давай поженимся… прямо сейчас.

«Почему бы и нет?» – подумал он. Однако оставалось ощущение вины… и вопросы, на которые он еще не получил ответа. Может, с помощью Дженни его заманивают в какую-то ловушку? Может, она даже сознательно играет свою роль? Осознает ли червь, насаженный на крючок, что он служит приманкой на форель?»

Слева от Дейсейна донеслось тихое покашливание.

Дженни немного отстранилась от него, но руку не отпустила.

Дейсейн посмотрел в ту сторону и увидел Паже. Доктор переоделся, и сейчас на нем был голубой смокинг, в котором он еще больше напоминал истукана. Большая голова слегка наклонилась вправо, как бы насмешливо, однако темные глаза внимательно разглядывали его.

За спиной Паже, в столовой, горели свечи в янтарных настенных канделябрах. Дейсейн видел огромный овальный стол, накрытый ослепительно белой скатертью, он был сервирован на три персоны серебряными приборами и хрустальной посудой.

– Дженни? – произнес Паже.

Девушка со вздохом выпустила руку Дейсейна и прошла к зеленой тахте, потом уселась на нее, поджав ноги.

Дейсейн почувствовал запах жаренного с чесноком мяса. И тут же понял, что проголодался. Пребывая в возбужденном состоянии, он без труда различил соблазнительно острый запах Джасперса.

– Мне кажется, нам следует поговорить о вашей предрасположенности к несчастным случаям, – произнес Паже. – Вы не возражаете, Джилберт?

– Разумеется, нет, – ответил Дейсейн. Он сидел, внимательно наблюдая за доктором. В голосе Паже чувствовались нотки настороженности и нерешительности, скрывавшиеся за нежеланием хозяина дома вовлечь гостя в разговор, который мог бы встревожить его.

– Часто ли с вами происходили несчастные случаи, которые влекли за собой различные неприятности? – спросил Паже. Говоря это, он прошел по комнате и подошел к кожаному креслу за спиной Дженни. Усевшись в него, он через плечо Дженни посмотрел на Дейсейна, и у того внезапно возникло подозрение, что доктор не случайно выбрал именно это кресло.

– Ну так как? – произнес Паже.

– Почему бы нам не обменяться вопросами? – спросил Дейсейн в ответ. – Сначала вы отвечаете на один мой вопрос, потом я – на ваш.

– Да, в самом деле, почему бы и нет? – На лице Паже появилась задумчивая улыбка, вызванная одному ему известной шуткой.

Дженни казалась встревоженной.

– Ну, и каков ваш первый вопрос? – спросил Паже.

– Сделка так сделка, – произнес Дейсейн. – Сначала я отвечу на ваш вопрос. Вы спрашивали у меня насчет несчастных случаев. Нет, до сих пор они обходили меня стороной. Во всяком случае, до моего появления в Сантароге. Хотя, постойте, один припоминается – падение с яблони, мне тогда было восемь лет.

– Итак, – заметил Паже, – вы ответили и теперь задавайте свой вопрос.

Дженни нахмурилась и отвела взгляд в сторону.

Дейсейн почувствовал, как внезапно пересохло в горле, и каким-то скрежещущим голосом произнес:

– Скажите мне, доктор, при каких обстоятельствах погибли мои два предшественника-исследователя?

Голова Дженни резко повернулась.

– Джил! – в гневе воскликнула она.

– Успокойся, Дженни, – произнес Паже. Его левая щека нервно подергивалась. – Вы на ложном пути, молодой человек, – проворчал он. – Мы – не дикари. В этом нет необходимости. Если мы хотим, чтобы кто-то уехал, то он уезжает.

– И вы не хотите, чтобы я уехал отсюда?

– Дженни не хочет этого. И это ваш второй вопрос. Теперь ваша очередь отвечать.

Дейсейн кивнул. Он пристально смотрел на Паже мимо Дженни, краем глаза замечая и ее. «Да, – подумал он снова, – Паже все рассчитал и устроился так, чтобы я видел их обоих».

– Вы любите Дженни? – спросил Паже.

Дейсейн сглотнул, потом взгляд его скользнул ниже, и он увидел мольбу в глазах Дженни. Паже знал ответ на этот вопрос! Так почему же он задает его?

– Вам прекрасно известно, что я люблю ее, – ответил Дейсейн.

Дженни улыбнулась, однако две слезинки сверкнули на ее ресницах.

– Тогда почему вы ждали целый год, чтобы приехать сюда и сказать ей это? – спросил Паже. В его голосе звучали гневные язвительные обвиняющие нотки, которые заставили Дейсейна сжаться.

Дженни повернулась и внимательно посмотрела на своего дядю. Ее плечи дрожали.

– Потому что я чертовски упрямый осел и дурак, – ответил Дейсейн. – Я не хотел, чтобы любимая женщина указывала мне, где мне следует жить.

– Значит, вам не нравится наша долина, – заметил Паже. – Возможно, вы измените еще это мнение. Может, вы позволите нам попытаться переубедить вас?

«Нет! – мысленно воскликнул Дейсейн. – Не позволю!» – Однако он знал уже возникший внутри него инстинктивный ответ, дерзкий и по-детски наивный. – Делайте все, что сочтете нужным, – пробормотал он.

Его ответ удивил его самого. Неужели это заговорили инстинкты, до того запрятанные глубоко внутри? Что же такого есть в этой долине, что держит его чуть ли не в постоянном напряжении.

– Ужин готов, – раздался женский голос из прохода под аркой.

Повернувшись в ту сторону Дейсейн увидел сухопарую бледную женщину в сером платье. Она была потомком первых поселенцев Америки – длинноносая, с настороженным взглядом и лицом, где каждая черточка, казалось, выражала неодобрение.

– Спасибо, Сара, – поблагодарил Паже. – Познакомься, это доктор Дейсейн, парень Дженни.

Ее глаза оценивающе оглядели Дейсейна, и, похоже, он ее удовлетворил.

– Еда стынет, – заметила она.

Паже поднялся из кресла.

– Сара – моя кузина, – произнес он. – Она из старинного рода настоящих янки и поэтому категорически отказывается обедать с нами, если мы едим засветло.

– Все у вас шиворот-навыворот, обедать в такой час, – проворчала она. – Мой отец всегда спал в своей постели в это время.

– И вставал на рассвете, – заметил Паже.

– Не стоит смеяться надо мной, Ларри Паже, – произнесла женщина и повернулась. – Идите к столу. А я принесу жареное мясо.

Дженни подошла к Дейсейну и помогла ему встать. Наклонившись, она поцеловала его в щеку и прошептала:

– Вообще-то ты понравился ей. Она сказала мне это на кухне.

– О чем это вы там шепчетесь? – поинтересовался Паже.

– Я сообщила Джилу мнение Сары о нем.

– О, и каково же оно?

– Она сказала: «Ларри не удастся запугать этого молодого человека с глазами, как у дедушки Сафера».

Паже повернулся и внимательно оглядел Дейсейна.

– Клянусь святым Джорджем, она права! А я и не заметил этого. – Он резко повернулся и направился в столовую. – Идемте, или Сара изменит свое хорошее мнение о вас. О нас самих она так не думает.

Дейсейну этот обед запомнился на всю жизнь. Раненое плечо ныло, непрекращающаяся пульсация боли заставляла его все время быть начеку, каждое слово или движение давались с неимоверным трудом. Рядом была Дженни – никогда ранее она не была такой милой, женственной и желанной. Тут же был и Паже, объявивший о перемирии на время еды и засыпавший Дейсейна вопросами о его учебе в университете, профессорах, их студентах, его амбициях. Между кухней и столовой постоянно сновала Сара, то и дело подносившая блюда – бормочущая тень, черты лица которой размягчались только при взгляде на Дженни.

«Когда здесь Сара, Дженни позволено все», – подумал Дейсейн.

Наконец, подали жареное мясо, приготовленное отнюдь не самым лучшим образом, горох с соусом Джасперса, картофельные оладьи, местное пиво с уже знакомым острым привкусом и свежие персики на десерт.

Пиво, поданное к ужину, сперва показалось Дейсейну незнакомым, однако вскоре он распознал букет различных ароматов, неуловимую смесь запахов и вкусовых ощущений, когда даже в сочетании, рождающем совершенно новые ощущения, на языке сохраняются и прежние отдельные составляющие. Все смешалось: запахи приобрели вкус, цвета усиливали ароматы.

Первым попробовав пиво. Паже одобрительно кивнул и сказал:

– Свежее.

– Еще бы, только час назад взяла, как ты и просил, – резко ответила Сара. И бросила странный, испытующий взгляд на Дейсейна.

Где-то после 9:30 Дейсейн начал прощаться с хозяевами.

– Я подогнал к дому ваш грузовик, – сказал Паже. – Вы как, в состоянии управлять им, или же мне сказать Дженни, чтобы она отвезла вас в отель?

– О, я доберусь сам, – ответил Дейсейн.

– Не принимайте таблетки от боли, которые я дал вам, пока не окажетесь у себя в номере, – заметил Паже. – Вы ведь не хотите съехать с дороги и врезаться во что-нибудь.

А потом они стояли на широкой веранде у фасада дома, уличные фонари отбрасывали влажные тени берез на газон. Дождь прекратился, но в ночном воздухе осталось ощущение влажности, от которой пробирала дрожь.

Дженни набросила пиджак Дейсейна ему на плечи. Она стояла рядом с ним, и лицо ее озабоченно нахмурилось.

– Ты точно уверен, что доберешься сам?

– Ты же должна знать, что я смогу управлять машиной и одной рукой, – заметил он и улыбнулся.

– Временами ты меня поражаешь, – произнесла девушка. – Не знаю, почему я так привязалась к тебе.

– Химия, – сказал Дейсейн.

Паже прокашлялся.

– Вот что меня интересует в этой истории, Джилберт, – начал он. – Что вы делали на крыше отеля?

Дейсейн внезапно ощутил укол страха – настолько неожиданно прозвучал этот вопрос.

«Какого черта! – подумал он. – Посмотрим, к чему приведет прямой и откровенный ответ».

– Я пытался узнать, чем вызвана такая засекреченность вашего телевидения, – сказал он.

– Засекреченность? – Паже покачал головой. – Ну, это просто мой любимый проект. Они занимаются анализом идиотской инфантильности телевидения, собирая данные для книги, которую я собираюсь написать.

– Тогда к чему такая секретность? – Дейсейн почувствовал, как Дженни вцепилась в его руку, не обращая внимания на страх, который он ощущал в ее реакции.

– Это не секретность, мы просто учитываем особую чувствительность людей, – сказал Паже. – Многие из них просто звереют от большинства телепередач. Конечно, нам приходится смотреть все новости подряд, хотя в основном это подслащенная ложь, к тому же тщательно перемешанная с крупицами правды.

В объяснениях Паже содержалась часть истины, Дейсейн понимал это, но вот что же он упустил при этом? Что же еще исследовали женщины в той комнате?

– Понимаю, – произнес Дейсейн.

– За вами остался должок в один ответ, – заметил Паже.

– Справедливо.

– Как-нибудь в другой раз, – заметил Паже. – Оставляю вас наедине. Спокойной ночи.

Потом он зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

Вскоре Дейсейн направлялся по улице на своем грузовике, ощущая тепло губ Дженни.

Около десяти часов он подъехал к перекрестку перед гостиницей, после секундного колебания он выбрал правую дорогу, ведущую в Портервилль. Принимая это решение, он руководствовался в первую очередь инстинктом самосохранения, хотя и успокаивал себя, что просто хочет некоторое время покататься в одиночестве… и поразмышлять.

«Что же это происходит со мной?» – подумал он. Мысли в голове уже не были необыкновенно ясными, как днем, его охватило беспокойство, от которого все сжалось внутри. Странным образом расширились рамки бытия, и это заставило его осознать, что он загнал свое «я» внутрь себя, сосредоточившись на одном лишь психологическом аспекте. Что-то подталкивало его сейчас сломать созданные им самим внутренние барьеры, и он видел, как за этими барьерами уже вырисовывается нечто, к чему он боялся повернуться лицом.