С округлившимися глазами Дейсейн повернулся к Бурдо и увидел удивление в карих глазах негра. Эти глаза вместе с высыпавшими на его лице светло-желтыми веснушками очаровывали. Внимание Дейсейна привлекла банка. Он заглянул в нее.

Там ничего не было.

Дейсейн испытывал странное ощущение – словно его память быстро прокручивалась назад подобно обратной перемотке магнитофонной записи: вот его рука торопливо запихивает содержимое ложки из банки в рот. Смутное воспоминание о проглатывании пищи.

Сейчас он понял, что же стучало внутри него – это стучало его сознание. Больше он не чувствовал голода.

«Мое тело делало это, – подумал Дейсейн. Его охватило чувство удивления. – Мое тело делало это».

Паже из безвольных пальцев Дейсейна взял пустую банку и ложку. Бурдо помог Дейсейну вернуться в постель, натянул поверх его простыни и поправил их.

«Мое тело сделало это», – снова подумал Дейсейн.

Словно бы произошло переключение внутри него, и с мыслью, что влияние Джасперса слабеет, его сознание прояснилось.

– Ну вот, – произнес Паже.

– А как же быть с бинтами? – спросил Бурдо.

Паже осмотрел повязку на щеке Дейсейна, наклонился ближе и понюхал ее, потом выпрямился.

– Возможно, сегодня вечером, – сказал он.

– Вы поймали меня в ловушку, не так ли? – спросил Дейсейн и пристально посмотрел на Паже.

– Ну вот, он снова бредит, – заметил Бурдо.

– Уин, – начал Паже, – я знаю, что у тебя есть кое-какие личные дела. Почему бы тебе сейчас не заняться ими и оставить меня одного с Джилбертом? Постарайся вернуться к шести.

– Я могу позвонить Вилле и попросить ее…

– Не стоит беспокоить дочь, – перебил его Паже. – Иди и…

– Но что если…

– Никакой опасности не существует, – поторопился заверить его Паже.

– Как скажете, – вздохнул Бурдо. Он направился к двери, ведущей в коридор, на секунду остановился в дверях и внимательно посмотрел на Дейсейна, потом вышел из комнаты.

– Что вы хотите сообщить мне такого, чего не должен слышать Уин? – спросил Дейсейн.

– Ну вот, он снова бредит, – повторил Паже фразу Бурдо.

– Наверное, что-то…

– Да нет у меня никаких тайн!

– И тем не менее вы попросили его наблюдать за мной… потому что он особенный, – заметил Дейсейн. Он глубоко вздохнул, чувствуя необыкновенную ясность в мыслях и встревоженность в сознании. – Уин оказался… безопасным для меня.

– Уин живет собственной жизнью, а вы вмешиваетесь в нее, – сказал Паже.

– Он…

– Почему же Уин оказался безопасным?

– Это вам так кажется, а не мне, – возразил Паже. – Уин спас вам жизнь, когда вы чуть было не упали с лестницы. Вот вы и прониклись определенной…

– Он приехал в Сантарогу из внешнего мира, – перебил его Дейсейн. – Когда-то он был таким же, как и я.

– Многие приезжают сюда из внешнего мира, – заметил Паже.

– И вы тоже?

– Нет, но…

– Как же в самом деле действует эта ловушка? – спросил Дейсейн.

– Да нет никакой ловушки!

– Что же Джасперс делает с людьми? – спросил Дейсейн.

– Задайте себе этот вопрос.

– В техническом смысле… доктор?

– В техническом?

– Да. Что же делает Джасперс?

– Ясно! Помимо всего прочего, он ускоряет катализ химических реакций в нервной системе с участием 5-гидрокситриптаина и серотонина.

– Изменения происходят в клеточном комплексе Гольджи?

– Не только. Джасперс вызывает разрушение системы блокировки сознания, в результате чего открывается возможность образного мышления и начинается процесс развития сознания. Вам начинается казаться, что у вас память становится лучше, она… развивается. Но это происходит, конечно, только в момент осуществления реакции – побочный эффект скорости, с которой…

– Образное мышление, – повторил Дейсейн. – А если человек не в состоянии управлять всеми видами памяти? Ведь люди бывают и совершенно неприятные, скандалисты… а некоторые воспоминания способны вызвать психическую травму…

– Да, случались и неудачи.

– Влекущие за собой опасные последствия?

– Иногда.

Дейсейн инстинктивно закрыл рот и сделал глубокий вдох через ноздри. По чувствам ударил резкий запах Джасперса. Он посмотрел в сторону ящика с банками, лежавшего на соседней кровати.

Джасперс. Заряд сознания. Опасная субстанция. Наркотик, таящий в себе зловещее предзнаменование. В сознании Дейсейна проносились самые разные фантазии. Он повернулся и с удивлением заметил блуждающий взгляд на лице Паже.

– Вы не можете обойтись здесь, в долине, без экспериментов, не так ли?

– спросил Дейсейн.

– А кому бы этого хотелось?

– Вы надеетесь, что я останусь, чтобы помочь вам разобраться в ваших неудачах.

– Конечно, это надо сделать.

В Дейсейне вспыхнул гнев.

– И что же мне думать? – вскричал он. – Я не могу избавиться от запаха…

– Успокойтесь, – прошептал Паже. – Сейчас не время волноваться. Все пройдет, а вы даже не заметите этого.

«У каждого общества – свои основы химии, – подумал Дейсейн. – Свой собственный аромат, нечто, представляющее огромную важность, но видимое лишь его членами».

Сантарога пыталась убить его, Дейсейн знал это. И тут мелькнула мысль: «Что, если эти попытки были вызваны тем, что у него был другой запах?» Он уставился на ящик, стоявший на постели. «Невозможно! Не может быть такого простого объяснения!»

Паже подошел к ящику, отодрал небольшой кусочек наклейки от банки и дотронулся языком до него.

– Этот ящик с продуктами находился в хранилище. Эта бумага – органическое вещество. А любое органическое вещество, пройдя определенную обработку, пропитывается Джасперсом. – Он бросил клочок бумаги в ящик.

– Я тоже стану, как этот ящик? – спросил Дейсейн. Ему казалось, что у его ног примостилось некое призрачное существо, и он не мог избавиться от мыслей об этом создании. Внутри него шевельнулось то древнее существо, напомнив о своем существовании. – Я тоже стану…

– Выбросьте эти мысли из головы, – перебил его Паже.

– Я тоже стану одной из ваших неудач? – договорил свой вопрос Дейсейн.

– Я же сказал вам, перестаньте!

– Почему?

Дейсейн сел на кровать, охваченный страхом и гневом, в сознании его проносились различные предположения, и каждое казалось хуже предыдущего. Сейчас он казался себе беззащитнее и уязвимее убегающего от ударов кнутом.

Потрясенный этим так неожиданно пришедшим воспоминанием, Дейсейн рухнул на подушку. «Почему именно в этот момент я вспомнил этот случай? – спросил он себя. Перед его глазами встал случай из далекого детства, вынырнувший из глубин памяти на поверхность сознания. Он вспомнил боль от удара хлыста по спине.

– Вы не относитесь к тому типу людей, на которых Джасперс действует неудачно, – сказал Паже.

Дейсейн с ненавистью посмотрел на пахучий ящик.

– «Джасперс!»

– Вы из той породы людей, которые могут пойти очень далеко, – продолжал Паже. – Почему, как вы думаете, вы оказались здесь? Только ли из-за этого дурацкого отчета о состоянии рынка? Или из-за Дженни? Конечно же, нет. Ответ не может быть таким простым. Поймите, Сантарога призывает к себе определенных людей, и они откликаются на ее зов.

Дейсейн искоса поглядел на него.

– Вот я и прибыл сюда, чтобы предоставить вам, сантарожанцам, возможность прикончить меня, – заметил Дейсейн.

– Мы не хотим убивать вас!

– Помните, вы говорили, что, возможно, я прав, а уже в следующую минуту утверждаете совершенно обратное.

Паже вздохнул.

– У меня есть одно предложение, – сказал Дейсейн.

– Говорите.

– Вам оно не понравится, – заметил Дейсейн.

Паже пристально посмотрел на него.

– Что у вас на уме?

– Вам будет страшно сделать это.

– Я не…

– Это что-то вроде клинического теста, – перебил его Дейсейн. – Но, как мне кажется, вы будете искать любой предлог, чтобы не допустить проведения этого теста или же его остановку. Вы будете пытаться сделать вид, что не понимаете меня. Вы попытаетесь ускользнуть от…

– О Господи! Что у вас на уме?

– И, возможно, вы сумеете сделать это?

– Что именно?

– Отказаться от моего предложения.

– Не пытайтесь загнать меня в угол, Джилберт.

– Ну, хорошо, слушайте, – произнес Дейсейн. Он поднял руку, останавливая Паже. – Я хочу, чтобы вы позволили мне загипнотизировать вас.

– Что?

– Вы слышали, что я сказал.

– Зачем?

– Вы родились здесь, – начал Дейсейн, – вы с самого рождения привыкаете к влиянию этого… заряда сознания. Я хочу заглянуть в глубины вашего подсознания, увидеть, какого рода страхи вы…

– Из всех сумасшедших…

– Я не какой-то там любитель-шарлатан, просящий вас подвергнуться гипнозу, – перебил его Дейсейн. – Я – клинический психолог, хорошо знакомый с гипнотерапией.

– На что вы надеетесь, когда…

– Что такое человеческий страх? – снова не дал договорить ему Дейсейн.

– Это как свет маяка, указывающий дорогу домой. Проникните в эти страхи – и вы познаете его подспудные мотивы. За любым страхом таится насилие огромной…

– Чепуха! У меня нет…

– Вы же врач. Вам об этом известно лучше, чем кому-либо.

Паже молча уставился на него. Вскоре он признал:

– Да, конечно, каждый человек испытывает страх смерти. И…

– Больше, чем это.

– Вы считаете себя каким-то богом, Джилберт? Вы просто ходите вокруг да около…

– Ответьте мне, «взлетит ли орел по твоей команде и совьет ли гнездо среди высоких скал»? – начал Дейсейн. Он покачал головой. – Чему вы поклоняетесь?

– А… вот оно что – религия. – Паже облегченно вздохнул. – Тебе не нужно бояться ужаса ночи, ни стрелы, днем летящей; ни чумы, крадущейся во мраке; ни разрушения, опустошающего все в округе в полдень. Вы это хотите услышать. Что…

– Нет, не это.

– Джилберт, я не настолько невежественен в этих вопросах, как вы, наверное, себе вообразили. Если я соглашусь на ваше предложение, то можно расшевелить такое…

– И что же именно?

– Мы оба знаем, что это невозможно предсказать заранее.

– Вы проводите эксперимент от имени общины… группы, общества, которое не хочет, чтобы я лез в его дела, – произнес Дейсейн. – Так чему же на самом деле поклоняется это общество? С одной стороны вы говорите: можете смотреть и изучать все, что только пожелаете. А с другой – захлопываете двери. В каждом действии…

– Неужели вы в самом деле верите, что кое-кто из нас пытался… убить вас… ради безопасности общины?

– А разве нет?

– Неужели не найдется других объяснений?

– Каких же?

Дейсейн пристально смотрел на Паже. Вне всякого сомнения, доктор был встревожен. Он избегал взгляда Дейсейна, руки его при этом двигались бесцельно, а дыхание участилось.

– Общество никогда не верит, что оно может умереть, – сказал Паже. – Из этого следует: общество, как таковое, никогда никому не поклоняется – если оно не может умереть, то никогда и не предстанет перед Высшим Судом.

– И в таком случае, – продолжил Дейсейн, – оно может вытворять такие мерзости, какие отдельному человеку никогда бы и в голову не пришли – его бы просто стошнило от одной только мысли об этом.

– Возможно, – пробормотал Паже. – Возможно. Ну хорошо. Почему вы решили проверить меня? Ведь я никогда не пытался причинить вам зла.

Дейсейн, ошарашенный этим вопросом, отвел взгляд в сторону. За окном сквозь зелень деревьев он увидел полоску холмов, которые окружали Сантарогу. Он чувствовал себя пленником этой гряды холмов, запутавшимся в паутине собственных мыслей.

– А что вы скажете о людях, которые пытались убить меня? – резким тоном спросил Дейсейн. – Они что, подходящие объекты для исследований?

– Мальчик – возможно, да, – ответил Паже. – Мне все равно придется исследовать его.

– Пити, сын Йорика, – заметил Дейсейн. – Один из неудавшихся экспериментов, да?

– Не думаю.

– Еще один человек с раскрепощенным сознанием… как я?

– Вы запомнили это?

– Тогда вы говорили, что внешний мир умирает, что вы отгородились от него здесь… с помощью Джасперса.

– Да, тогда я вам многое рассказал, сейчас я это припоминаю, – заметил Паже. – Действительно ли ваше сознание сейчас полностью раскрепощено? Вы уже можете видеть то же, что и мы? Стали ли вы таким же, как мы?

Дейсейн внезапно вспомнил голос Дженни в телефонной трубке: «Будь осторожен». И страх в ее словах: «Они хотят, чтобы ты уехал».

В ту же секунду Паже снова превратился в его сознании в серого кота в саду, вспугнувшего птиц, и Дейсейн понял, что он по-прежнему одинок, он не соединился ни с кем, ни с какой группой. Он вспомнил озеро, то особенное восприятие ощущений – когда он чувствовал все свое тело, общее настроение всей компании, которое он разделял с ними.

И тогда он начал вспоминать все беседы, которые вел с Паже, по-новому оценивая их. Он чувствовал, что в данные секунды внутри его сознания началась перестройка его мироощущений, которые производила Сантарога.

– Я дам вам еще немного Джасперса, – сказал Паже. – Возможно, тогда…

– Вы подозреваете, что я незаметно для себя дрожу от волнения? – перебил его Дейсейн.

Паже улыбнулся.

– Сара продолжает использовать фразы, которые имели хождение в прошлом, – сказал он, – до того, как мы урегулировали наши отношения с «Джасперсом»… и внешним миром. Но не стоит смеяться над ней и ее стилем речи. Она сохранила невинный детский взгляд.

– Который отсутствует у меня.

– У вас все еще остались кое-какие догмы и предрассудки тех нелюдей, – сказал Паже.

– К тому же я услышал и узнал слишком много о вас, сантарожанцах, чтобы мне позволено было уехать, – заметил Дейсейн.

– Неужели вы так и не попытаетесь стать? – произнес Паже.

– Стать кем? – Этот сумасшедший, почти шизофренический разговор с Паже выводил Дейсейна из себя. «Болтовня! Раскрепощенное сознание!»

– Только вы знаете это, – ответил Паже.

– Знаю что?

Паже в ответ лишь пристально посмотрел на Дейсейна.

– Я скажу вам, что я понял, – произнес тот. – Я знаю, что вы в ужасе от моего предложения. Вы не хотите узнать, почему Вина насыпала яд для тараканов в кофе. Вы не хотите знать, почему Клара Шелер отравила свое жареное мясо. Вы не хотите знать, по чьей подсказке меня столкнули с пристани на озере и почему пятнадцатилетний мальчик пытался пронзить меня стрелой. Вы не хотите узнать, почему Дженни отравила яйца. Вы не собираетесь расследовать, почему меня едва не раздавила машина в гараже или сгорел мой грузовик. Вы не хотите…

– Ну хватит!

Паже потер подбородок и отвернулся.

– Ну, что я говорил: вам все же удалось это, – заметил Дейсейн.

– «Iti vucati», – пробормотал Паже. – «Существует аксиома: каждая система и каждая интерпретация становятся ложными, когда появляется другая система, более совершенная и, значит, верная». Интересно, может, поэтому вы и прибыли сюда – чтобы напомнить нам банальную истину: не существует утверждений, свободных от противоречий.

Он повернулся и пристально посмотрел на Дейсейна.

– О чем вы говорите? – спросил тот. В тоне и манерах собеседника Дейсейн увидел неожиданное спокойствие, которое вызвало у него беспокойство.

– Внутренняя просвещенность всех живых существ начинается со своего «я», – начал Паже. – И это «я» невозможно свести к некоторой изолированной области в памяти, основанной на восприятии символов. Будучи сознательными существами, наши мысли являются проекциями нашего «я» на чувственное восприятие. Но бывает так, что наше «я» сбивается с пути – то наше «я», которое воплощает в себе отдельную личность или совокупность индивидуумов. Интересно…

– Прекратите свои попытки отвлечь меня своей дурацкой болтовней, – перебил его Дейсейн. – Вы пытаетесь сменить тему разговора, избежать…

– …пустоты, – закончил за него Паже. – Да, да. Пустота – очень уместное слово. Невозможно воспринимать Эйнштейна как только математика. Всякое феноменальное существование – преходяще и относительно. На самом деле не существует ничего реального, заслуживающего внимания. Каждую минуту любая вещь превращается в нечто иное.

Дейсейн приподнял голову над подушкой. Неужели старый доктор сошел с ума?

– Действие само по себе не может дать результата, – продолжал Паже. – Вы мыслите в абсолютных категориях. Однако поиск любой закономерности есть плод ложной фантазии. Вы пытаетесь при помощи пальцев отцедить мыло от воды. Реальность восприятия – признак заблуждения.

Дейсейн покачал головой. Его собеседник говорил полную чушь.

– Я вижу, что вы смущены, – продолжал Паже. – Вы на самом деле не понимаете, какая в вас скрыта интеллектуальная энергия. Вы ходите по узким тропам. Я же предлагаю вам новые орбиты…

– Да перестаньте вы, – прервал его Дейсейн. – Он вспомнил озеро, хриплый женский голос, говорящий: «Это единственное, что можно сделать». И ответ Дженни: «Мы и делаем это».

– Вы должны привыкнуть к условному мышлению, – сказал Паже. – Только в этом случае вам удастся осознать относительность собственного существования и стать выразителем относительной истины, которую вы пытаетесь постичь. У вас есть способность к этому. Я вижу это. Ваш дар предвидения насильственных действий, направленных на…

– Какой бы эксперимент вы ни проводили надо мной, вы ведь не прекратите его, не так ли? – спросил Дейсейн. – Вы все будете давить на меня, давить и…

– Кто это давит? – удивился Паже. – Разве не вы оказываете самое сильное давление на…

– Черт бы вас побрал! Замолчите!

Паже молча смотрел на него.

– Эйнштейн, – пробормотал Дейсейн. – Относительность… абсолютность… интеллектуальная энергия… феноменальный… – Он замолчал, когда его разум вдруг заработал со скоростью компьютера подобно тому, как это уже было с ним, когда он решился перелететь на грузовике через провал в мосту.

«Скоростная работа ума, – подумал Дейсейн, – напоминает охоту за подводными лодками – в сознании. И успех зависит от количества задействованных тобою поисковых отрядов и скорости их передвижения».

И так же быстро, как возникло это ощущение, оно исчезло. Но это было самое сильное потрясение в его жизни. Правда… в этот раз его необычный дар не предупреждал его о непосредственной опасности.

«Узкие тропы», – повторил Дейсейн про себя. Он с удивлением посмотрел на Паже. В его словах был скрыт какой-то подтекст. Может, именно так сантарожанцы и думают? Дейсейн покачал головой. Вряд ли. Ему это казалось невозможным.

– Могу я рассказать поподробнее? – спросил Паже.

Дейсейн кивнул.

– Вы, должно быть, заметили, мы провозглашаем свои относительные истины в несколько бесцеремонной манере. – Условное мышление не допускает никакого другого подхода. Ведь оно подразумевает взаимное уважение. И это резко отличается от подхода к рыночным отношениям людей, пославших вас сюда шпионить за нами. У них есть…

– Как быстро вы можете думать? – спросил Дейсейн.

– Быстро? – Паже пожал плечами. – По мере необходимости.

«По мере необходимости», – повторил про себя Дейсейн.

– Могу я продолжить? – спросил Паже.

И снова Дейсейн кивнул.

– Мы заметили, – начал Паже, – что та нечистоплотность, которой отмечено наше время, проникла и на телевидение – с этим вы согласитесь, не раздумывая. И теперь остался один короткий шаг к мысли о том, что сейчас размещаются потоки измерительных приборов и создаются подслушивающие группы бригад. Я не сомневаюсь, что это уже сделано – это так очевидно. А теперь задумайтесь на секунду над тем, как воротилы большого бизнеса относятся к тем, кто выполняет подобного рода работу, и к тем, кто посчитал, что ему негоже заниматься ею.

Дейсейн прокашлялся. Вот в чем суть обвинительного акта, выдвинутого сантарожанцами против внешнего мира. «Как вы используете людей? С достоинством? Или же их способности вы используете для достижения собственных целей?» Внешний мир все больше и больше начал казаться Дейсейну, как место вызывающей раздражение пустоты и умышленно льстивых речей.

«Я уже действительно начинаю видеть все, как сантарожанцы», – подумал Дейсейн. В его сознании возникло чувство победы. Ведь ради этого он и был послан сюда.

– Не удивительно, – продолжал Паже, – что закон военного времени используется и сейчас, в мирное время, в рекламе и политике – ведь, знаете, это тоже своего рода война – сами проблемы остаются теми же. Вне зависимости от поля битвы лучшее оружие – математика дифференциальных уравнений.

«Армии, – подумал Дейсейн. Он сфокусировал свой взгляд на двигающихся губах Паже, внезапно удивившись перемене темы разговора. Неужели Паже сделал это преднамеренно? Ведь они разговаривали о невидимой стороне жизни Сантароги, ее страхах…

– Вы дали мне пищу для размышлений, – сказал Паже. – Я на некоторое время оставлю вас одного, и посмотрим, смогу ли я придумать что-нибудь конструктивное. У изголовья вашей кровати находится кнопка вызова. На этом этаже нет дежурной медсестры, но в случае необходимости кто-нибудь быстро поднимется к вам. Время от времени они будут заглядывать к вам. Может, вам бы хотелось что-нибудь почитать? Я мог бы что-нибудь передать.

«Что-нибудь конструктивное? – подумал Дейсейн. – Что он имел в виду?»

– Как насчет нескольких номеров нашей газеты? – спросил Паже.

– Принесите мне бумагу и ручку, – попросил Дейсейн. – И да, эти газеты.

– Очень хорошо. Постарайтесь отдохнуть. Кажется силы постепенно возвращаются к вам, но не переусердствуйте.

Повернувшись, Пахе вышел из комнаты.

Вскоре появилась рыжеволосая медсестра с кипой газет, блокнотом и темно-зеленой шариковой ручкой. Она положила все это на прикроватную тумбочку и сказала:

– Поправить вам постель?

– Нет, спасибо.

Дейсейн вдруг поймал себя на том, что ее лицо ему кого-то поразительно напоминает… да, Эла Мардена.

– Ваша фамилия Марден, – сказал он.

– Итак, что еще нового? – произнесла она и, когда он ничего не ответил, вышла из комнаты.

«Так, я ее достал!» – подумал Дейсейн.

Он взглянул на кипу газет и вспомнил, как по всему городу безуспешно искал газетный киоск. А сейчас они попали к нему с такой легкостью, что потеряли часть своей привлекательности. Дейсейн соскользнул с кровати и встал. Слабости в коленях он почти не ощущал.

В поле зрения попал ящик с консервами.

Он прошел к нему и, порывшись, обнаружил банку яблочного повидла, после чего тут же опустошил ее, пока не исчез запах Джасперса. Во время еды он надеялся, что теперь к нему вновь вернется тот уровень с необыкновенной ясностью и скоростью мышления, что он пережил на мосту и на короткое время, разговаривая с Паже.

Яблочное повидло утолило его голод, оставив какое-то смутное беспокойство – но и только.

«Может, со временем влияние его уменьшается? – подумал он. – И с каждым разом требуется все больше и больше этой ерунды? А, может, он просто начинает акклиматизироваться?

Так что же, поймали они его на крючок?»

Дейсейн вспомнил Дженни, смотревшую на него умоляющим взглядом, но это был обманчивый взгляд. «Заряд сознания. Что во имя Бога сантарожанцы открыли?»

Дейсейн посмотрел в окно на вереницу холмов, проглядывающих сквозь листву деревьев. Где-то внизу горел невидимый отсюда костер – его дым спиралью поднимался над горным кряжем. Дейсейн уставился на этот дым, увидев в том огне какой-то загадочный мистицизм; он почувствовал себя первобытным охотником – этот дым словно бы явил ему, его душе, знак из далекого генетического прошлого. И не было никакого страха. Наоборот, он как бы воссоединялся с какой-то частью своего «я», которую он отрезал от себя еще в детстве.

«Меня тянет исследовать свое детство», – подумал он.

И в этот момент он понял, что сантарожанцы так и не лишили его первобытного прошлого – оно скрывалось внутри его мембранного разума.

«Я становлюсь сантарожанцем, – подумал Дейсейн. – Насколько же далеко зайдет этот процесс, прежде чем я поверну его в обратную сторону? Ведь у меня есть долг перед Селадором и теми, кто направил меня сюда. Когда же я это сделаю, решусь на этот шаг?»

Но вместе с этой мыслью пришло глубокое отвращение к возвращению во внешний мир. Но ему придется вернуться. Он почувствовал приступ тошноты, подкатившей к горлу, в висках застучало. Дейсейн вспомнил о раздражающей пустоте внешнего мира, составленной из осколков жизней, где эгоизм прикрывался бутафорскими нарядами, где почти не осталось ничего, что могло бы вызвать душевный подъем и воспарение.

«У жизни во внешнем мире нет прочного фундамента, – подумал Дейсейн, – невозможно связать воедино все отдельные события. Есть лишь только пустая сверкающая дорога, по бокам которой мелькают столбы-указатели, которые действуют гипнотически, отвлекая внимание от дороги. А за сверкающим полотном – только безликие строения из досок… и полное запустение.

Я не могу вернуться, – думал Дейсейн. Он прошел к кровати и упал на простыни. – Мой долг… я должен вернуться. Что же это творится со мной? Неужели я пробыл здесь слишком долго и дождался наконец?

Неужели Паже наврал ему насчет влияния Джасперса?»

Дейсейн перевернулся на спину и прикрыл ладонью глаза. «В чем же заключается химическая сущность Джасперса? От Селадора здесь помощи ждать было нельзя – это вещество невозможно было перевезти во внешний мир.

Я знал это, – подумал Дейсейн. – Я все время знал это».

Он убрал руку с лица. Вне всякого сомнения: он пытается избежать ответственности. Дейсейн посмотрел на двери в стене напротив него: кухня, лаборатория…

Из груди вырвался тяжелый вздох.

Он знал: лучший объект для исследования – сыр. В нем дольше всего сохраняется присутствие Джасперса. Лаборатория… и немного сыра.

Дейсейн нажал кнопку звонка у изголовья своей кровати.

Он вздрогнул, когда прямо сзади него раздался женский голос.

– Вам сию секунду требуется медсестра?

Дейсейн повернулся и увидел громкоговоритель, вмонтированный в стену.

– Мне бы хотелось немного сыра Джасперс, – ответил он.

– О… сейчас, сэр. – В женском голосе прозвучало восхищение, которое не могла скрыть электроника.

Вскоре рыжеволосая медсестра с теми же чертами лица, что и у Мардена, вошла в комнату с подносом. Она поставила поднос поверх газет на тумбочку.

– Вот доктор, – сказала она. – Я принесла заодно вам и немного сухого печенья.

– Спасибо, – поблагодарил ее Дейсейн.

В дверях девушка остановилась.

– Дженни обрадуется, узнав, что вы здесь.

– Дженни уже проснулась?

– О да! В основном во всем виновата ее аллергия на аконит. Мы выкачали из нее весь яд, и теперь она быстро идет на поправку. Она уже хочет встать. А это всегда хороший признак.

– А как яд оказался в еде? – спросил Дейсейн.

– Одна из студенток-практиканток по ошибке приняла его за капсулу с ЛСД. Она…

– Но каким образом яд оказался на кухне?

– Это мы еще не выяснили. Несомненно, это какой-то дурацкий несчастный случай.

– Несомненно, – буркнул Дейсейн.

– Ну а теперь ешьте сыр и отдохните немного, – сказала медсестра. – Звоните в случае чего.

Дверь тут же захлопнулась за ней.

Дейсейн посмотрел на золотистый кусочек сыра. Резкий запах Джасперса бил в ноздри. Дейсейн отломил пальцами от него уголок и лизнул. Чувства Дейсейна внезапно обострились. Непроизвольно он запихнул весь кусочек в рот и проглотил. Он почувствовал приятный успокаивающий аромат. В один миг в голове все прояснилось.

«К чему бы это ни привело, – решил Дейсейн, – но мир должен узнать об этом веществе».

Он опустил ноги и встал с постели. В голове застучало. Он закрыл глаза и, почувствовав, как все перед глазами поплыло, схватился за кровать.

Головокружение прошло.

На подносе Дейсейн обнаружил нож для резки сыра и, отрезав кусочек от золотистого кирпичика, сумел остановить движение руки, уже направлявшейся ко рту.

«Тело действует автоматически», – подумал он. Он ощущал мощное принуждение выполнить эту команду, приказ своему телу, но сумел сдержаться… попозже, сперва – лаборатория.

Она оказалась оснащенной гораздо более лучше, чем он предполагал: приборов было немного, но здесь было все, что надо для проведения исследовательских работ – хорошая центрифуга, микротом, бинокулярный микроскоп с регулируемым освещением, газовая горелка, ряды чистых пробирок.

Дейсейн обнаружил емкость с дистиллированной водой и еще одну со спиртом. Раскрошив кусочек сыра, он смешал их со спиртовым раствором и, положив все это на предметное стекло, занялся исследованием под окуляром микроскопа.

Он увидел переплетающиеся между собой нити – молекулы сыра. После наведения резкости нити превратились в спирали продолговатой формы, напоминавшие клетки, которым не давали возможность нормально делиться.

Озадаченный Дейсейн откинулся на спинку стула. Строение нитей очень напоминало губчатую грибницу, что не противоречило его первоначальному предположению, что он столкнулся с каким-то новым, выведенным типом гриба.

Но что же за активный агент присутствует здесь?

Закрыв глаза, Дейсейн задумался и вдруг заметил, что его трясет от усталости.

«Не нужно перенапрягаться, – сказал он себе. – Ты еще не до конца вылечился. Для получения результатов некоторых экспериментов требуется время. С этим можно подождать».

Он вернулся к кровати и растянулся на простынях. Протянул левую руку к сыру, он отломил кусочек.

Дейсейн осознал свои действия, только когда проглотил сыр. Взглянув на крошки, оставшиеся на пальцах, он начал растирать их и почувствовал, как гладко скользит кожа, в которую было втерто масло. По всему телу пронеслась волна блаженства.