11

Проснувшись, Дейсейн начал вспоминать сон – разговор с безликими богами.

«Вздымается навозная куча, и рушатся замки», – вспомнил он фразу, которую говорило во сне какое-то существо, и голос его эхом разливался в замкнутом пространстве. «Вздымается навозная куча, и рушатся замки».

Дейсейну показалось очень важным вспомнить весь этот сон. Да. «Я – человек, который пробудился ото сна», – это он пытался втолковать безликим богам. «Я – человек, который пробудился ото сна».

Сон представлялся в его памяти чем-то текучим, каким-то процессом, который был неотделим от его «я», совершавшим в нем безупречные с точки зрения нравственности поступки, но при этом испытывавшим и жестокие муки. И постоянно он чувствовал себя раздраженным и разочарованным чем-то. Он пытался сделать что-то, что изначально было невозможно. И все-таки, что же он пытался сделать? Ответ ускользал от него.

Дейсейн припомнил руку из темноты, которая предшествовала его сну. У него перехватило дыхание, а глаза широко открылись. Он лежал на кровати в комнате все с теми же зелеными стенами. За окном слева от него он мог видеть изогнутую красную ветку мадроньи, маслянисто-зеленые листья, голубое небо. И только в этот момент он обрел ощущения собственного тела: перевязанные руки болезненно заныли, лоб и правая щека тоже были в бинтах. Горло пересохло, а во рту ощущался кислый привкус.

И все же сон цеплялся за него – это было как бы некое бестелесное существо. Бестелесное. Смерть! Вот он – ключ! Он понял это. Дейсейн вспомнил, как Паже говорил об «общем инстинктивном опыте». Что общего между инстинктом и сном? Инстинкт. Инстинкт. Что такое инстинкт? Врожденное качество, проявляющееся на уровне нервной системы. Смерть. Инстинкт.

«Смотри внутрь себя, смотри внутрь себя, о человек», – говорили ему безликие боги в его сне. Сейчас он вспомнил это и ему захотелось презрительно рассмеяться.

Это был старый синдром «самокопания», болезнь психологов. Внутрь себя, всегда внутрь. Инстинкт смерти присутствовал там наряду со всеми остальными инстинктами. Познать себя? И в этот момент Дейсейн понял, что не сможет познать себя, не умерев. Именно на фоне смерти жизнь и может познать себя самое.

Справа от Дейсейна послышалось покашливание.

Он напрягся и повернул голову в сторону этого звука.

Уинстон Бурдо сидел в кресле рядом с дверью. Карие глаза мавра смотрели с тревогой.

«Зачем здесь Бурдо?» – подумал Дейсейн.

– Я рад, что вы проснулись, сэр, – произнес Бурдо.

В его раскатистом голосе послышались успокоительные нотки любящего поболтать в компании друзей. «Уж не поэтому ли Бурдо и находится здесь? – спросил себя Дейсейн. – Может, Бурдо выбрали для того, чтобы он успокоил и убаюкал жертву?

Но ведь я все еще живой», – подумал Дейсейн.

Если бы они хотели ему зла, то у них перед этим была прекрасная возможность для этого – когда он был беспомощным, без сознания…

– Который час? – спросил Дейсейн, и тут же болью напомнила о себе обожженная щека.

– Уже почти десять. Утро просто великолепное, – заметил Бурдо. Он улыбнулся, обнажая белые зубы на фоне темного лица. – Вы что-нибудь хотите?

При этом вопросе от возникшего внезапно чувства голода скрутило живот. Дейсейн не решался попросить завтрак. «Что может оказаться в любой еде, подаваемой здесь? – спросил он себя.

Голод – это нечто большее, чем просто пустой желудок, – заметил про себя Дейсейн. – Я могу обойтись и без пищи».

– Я хочу узнать, – начал Дейсейн, – почему вы оказались здесь.

– Доктору я показался самым безопасным, – ответил Бурдо. – Я ведь сам когда-то был чужаком из внешнего мира. И могу вспомнить, что это значит.

– Они и вас пытались убить?

– Сэр!

– Ладно… с вами происходили несчастные случаи? – Дейсейн задал вопрос по-другому.

– Я не разделяю мнение доктора относительно… несчастных случаев, – сказал Бурдо. – Когда-то… я считал… Но теперь я понимаю, что ошибался. Люди этой долины не желают зла никому.

– И все же вы здесь, потому что доктор решил, что вы – самый безопасный, – подчеркнул Дейсейн. – И вы не ответили на мой вопрос: с вами происходили несчастные случаи?

– Вы должны понять, – сказал Бурдо, – что когда вы не знаете, что происходит в долине, то вы можете попасть в… ситуации, когда…

– Значит, с вами действительно происходили несчастные случаи. Уж не для этого ли вы просили прислать вам в тайне от всех посылки из Луизианы?

– Посылки в тайне от всех?

– Да. А как еще расценить то, что вы ездили за ними в Портервилль.

– А, вы узнали об этом. – Бурдо покачал головой и захихикал. – Неужели вы никогда не испытывали ностальгии по сладостям, которые ели в детстве? Я полагал, что мои новые друзья вряд ли поймут меня.

– Так что, все дело только в этом? – усомнился Дейсейн. – А может, однажды утром вы проснулись, трясясь от страха, испугавшись того, что Джасперс, входящий в состав местной пищи, делает с вами?

Бурдо нахмурил брови, потом произнес:

– Сэр, когда я только прибыл сюда, я был невежественным ниггером. Теперь же я образованный негр… и сантарожанец. Я больше не заблуждаюсь, что я…

– Значит, вы все же пытались бороться!

– Да… я боролся. Но вскоре я понял, насколько это глупо.

– Заблуждение.

– Да, действительно: заблуждение.

«Вывести человека из заблуждения, – подумал Дейсейн, – значит создать вакуум. Но чем же тогда заполнить этот вакуум?»

– Скажем так, – начал Бурдо, – что когда-то я разделял ваши заблуждения.

– Это вполне нормально – разделять заблуждения общества, в котором ты живешь, – тихо заметил Дейсейн, скорее, больше самому себе. – Ненормально развивать придуманные тобой заблуждения.

– Хорошо сказано, – похвалил Бурдо.

Дейсейн снова подумал: «Чем же тогда заполнить вакуум? Какие заблуждения у сантарожанцев?»

С одной стороны, он уже понял, что они не способны заметить бессознательное насилие, создавшее несчастные случаи для чужаков. Вернее, большинство из них не способно на это, поправил он себя. Существовала вероятность, что Паже уже начал понимать это. В конце концов, он-то и дал указание Бурдо находиться в этой комнате. И Дженни… – «Не подходи ко мне! Я люблю тебя!»

Дейсейн начал видеть сантарожанцев в новом свете. В них была вычурность древних римлян… и спартанцев. Они были замкнуты в себе, недружелюбны, сдержанны, горды, пресекают любые попытки обмена идеями, которые могли бы… Он остановился на этой мысли, вспомнив о телевизионной комнате в гостинице.

– Та комната, которую вы пытались скрыть от меня, – начал Дейсейн. – В гостинице – комната с телевизионными приемниками…

– На самом деле мы не хотели скрывать ее от вас, – перебил его Бурдо. – В некотором смысле мы скрываем ее от самих себя… и от случайно попадающих в Сантарогу чужаков. Вот почему мы тщательно отбираем наблюдателей. Мы не можем игнорировать телевидение – ведь это ключ к внешнему миру и оно дает богов.

– Богов? – Дейсейн внезапно вспомнил свой сон.

– У них во внешнем мире очень полезные боги, – заметил Бурдо.

– А что такое полезный бог? – спросил Дейсейн.

– Полезный Бог? Это бог, который соглашается со своими почитателями. Понимаете, это дает возможность не быть завоеванным, побежденным.

Дейсейн, отвернувшись от Бурдо, уставился в зеленый потолок. «Победить богов? Может, именно поэтому, из-за неудачных попыток победить богов он и испытывал в своем сне постоянное разочарование?

– Я не понимаю, – пробормотал он.

– Вы все еще не избавились от заблуждений внешнего мира, – заметил Бурдо. – Там, во внешнем мире, они на самом деле не пытаются понять Вселенную. Да, они утверждают обратное, но в действительности они стремятся вовсе не к этому. Обратите внимание на то, что они делают. Они пытаются завоевать Вселенную. Боги – только часть Вселенной… даже боги, созданные людьми.

– Значит, раз вы не можете победить их, – начал Дейсейн, – то для того, чтобы не оказаться самому в роли побежденного, полезный бог соглашается с теми, кто совершает на него нападки. Правильно?

– А вы действительно сообразительны, как и говорила Дженни, – заметил Бурдо.

– Значит, чужаки во внешнем мире совершают нападки на своих богов, – продолжал Дейсейн.

– Все, кроме презренных рабов, в душе должны совершать подобные нападки, – сказал Бурдо. – Ведь вы пытаетесь изменить бога? Как по-другому можно назвать это, как не обвинением бога в том, что он не согласен с вами?

– И вы все это узнаете из телевизионных передач?

– Все это из… – Бурдо захихикал. – О нет, доктор Джил… Вы не будете возражать, если я буду называть вас доктором Джилом?

Дейсейн повернулся к Бурдо и увидел вопросительное выражение на лице собеседника. Доктор Джил. Если ответишь, что ты против, то тебя сочтут за упрямого идиота. Но Дейсейн чувствовал, что, дав согласие на это, он сделает шаг назад, сдаст позицию в важной битве. Однако он не видел видимых причин для возражений.

– Как вам будет угодно, – ответил Дейсейн. – Только объясните мне насчет телевидения.

– Это… наше окно во внешний мир, – начал Бурдо. – Весь внешний мир с его постоянной целесообразностью находится там, целый мир – это телевидение. И мы наблюдаем за ним благодаря…

– Постоянной целесообразности? – Дейсейн попытался приподняться на локтях, однако в результате добился лишь того, что заныли от боли его обожженные руки. Он упал обратно на постель, не отрывая взгляда от Бурдо.

– Ну, конечно, сэр. Внешний мир действует по принципу временной целесообразности, доктор Джил. Вы должны знать это. И всегда почему-то выходит так, что временное качество переходит в постоянное. Временный налог, вызванная необходимостью блиц-война, временная жестокость, которой придет конец, как только изменятся определенные условия… правительственные агентства, созданные для постоянного…

– Значит, вы следите за выпусками новостей и черпаете все из…

– Не только из новостей, доктор Джил. Из всего, и наши наблюдатели пишут сжатые отчеты, в которых… Поймите, телевидение показывает все, жизнь внешнего мира. Его жители – зрители. Они ждут, когда все само собой образуется, и не хотят сделать больше, чем нажимать на кнопку выключателя своего телевизора. Они хотят сидеть, откинувшись на спинку кресел, и ждать у моря погоды: вдруг им как-то повезет в жизни. Они смотрят ночные представления, а потом выключают свои телевизоры. Затем отправляются спать – что аналогично тому, как они выключают телевизор. Вся беда в том, что эти ночные представления часто заканчиваются позже, чем они думают. Это ведет к отчаянию – от их неспособности понять это, доктор Джил. А отчаяние в свою очередь ведет к насилию. И вот наступает утро почти для любого из этих бедолаг из внешнего мира, и тогда они осознают, что они ничего не приобретают в этой жизни, сколько бы они ни просидели у телевизора. Да этого и не может произойти, потому что они не принимают участия в жизни. Они никогда не поднимались на подмостки сцены, никогда не обладали ничем настоящим. Это все была иллюзия… заблуждение.

Дейсейн впитывал поток этих слов, их значение и подтекст. Он с ужасом ощущал истинность сказанного Бурдо.

– Итак, они полностью отключаются, – пробормотал Дейсейн.

– Это все телевидение, – заметил Бурдо.

Дейсейн повернул голову и посмотрел в окно.

– Вообще-то вам, доктор Джил, не мешало бы поесть, – произнес Бурдо.

– Нет.

– Доктор Джил, в определенных вещах вы кажетесь мудрым человеком, но вот что касается остальных…

– Не называйте меня мудрым, – прервал его Дейсейн. – Называйте меня человеком с большим жизненным опытом.

– Здесь самая лучшая еда, – продолжал увещевать его Бурдо. – Я пойду и сам приготовлю завтрак. Вам не нужно бояться.

– Я уже не раз обжигался, – заметил Дейсейн.

– Но в огне обжигаются горшки, доктор Джил.

– Уин, я восхищаюсь вами и вы внушаете мне доверие. Вы спасли мне жизнь. Не думаю, что от вас этого ждали, но вы сделали это. Вот почему доктор Паже и направил вас сюда. Но несчастный случай может произойти… даже с вами.

– Мне больно слышать это, доктор Джил. Я не из тех, кто одной рукой кормит кукурузой, а другой пытается запихнуть вам в глотку кочерыжку.

Дейсейн вздохнул. Он обидел Бурдо, но, с другой стороны… Внезапно Дейсейну пришла в голову мысль, что он сидит на какой-то особого рода бомбе. Сантарога прекратила нападения на него, вероятно частично, из-за его нынешней беспомощности. Но эта коммуна способна вернуться к созданию несчастных случаев, если ему вздумается позволить себе нечто, что запрещено здесь.

В этот момент Дейсейн желал лишь одного: оказаться подальше от этой долины. Он отчаянно хотел этого – даже понимая, что для исполнения этого желания он будет объявлен вне закона.

Дверь рядом с Бурдо открылась. В комнату боком вошла медсестра, толкая перед собой тележку. Она повернулась, и Дейсейн узнал ее: Дженни.

Забыв о своих ожогах, Дейсейн приподнялся на локтях.

Дженни посмотрела на него со странной болью в глазах. Ее полные губы были надуты. Длинные черные волосы, аккуратно зачесанные назад, были перехвачены лентой. Она была в белом халате, белых чулках, белых туфлях… без головного убора.

Дейсейн проглотил комок в горле.

– Мисс Дженни, – начал Бурдо. – Что это у вас там, на тележке?

Она ответила, не отводя взгляда от Дейсейна:

– Немного еды для этого сумасшедшего. Я сама приготовила ее.

– Я пытался заставить его поесть, – вздохнул Бурдо, – но он отказался.

– Вы не могли бы оставить нас наедине, Уин? – попросила девушка. – Я хотела бы…

– Доктор сказал, что мне нельзя…

– Уин, пожалуйста… – Она умоляюще взглянула на негра.

Бурдо замялся.

– Ну хорошо… поскольку это ты…

– Спасибо, Уин.

– Двадцать минут. Я буду тут, в коридоре, сразу за дверью, если понадобится, позовете меня.

– Спасибо, Уин. – Дженни снова перевела взгляд на Дейсейна.

Бурдо вышел из комнаты и тихо закрыл дверь за собой.

– Джен, я, – начал Дейсейн, однако девушка перебила его:

– Молчи! Тебе не нужно терять силы. Дядя Ларри сказал…

– Я не собираюсь есть здесь, – заявил Дейсейн.

Дженни топнула ногой.

– Джил, да ты просто…

– Да, я идиот, – закончил он за нее. – Но самое главное – то, что я еще жив.

– Ты только посмотри на себя! Посмотри…

– Как Гарри Шелер?

Немного помолчав, девушка ответила:

– Он будет жить. Останется несколько шрамов, как, впрочем, и у тебя, но ты…

– Они выяснили, что произошло?

– Это был несчастный случай.

– Всего-навсего? Просто несчастный случай?

– Сказали, что что-то сломалось в топливном насосе… слабый контакт в электропроводке одной из фар и…