В желудке забурлило, и Дейсейн понял, как же сильно он проголодался. Он даже подумал, не сказать ли Саре об этом.

Как бы читая его мысли, Сара сказала:

– Могу поспорить, вы еще не завтракали.

Она окинула его взглядом с ног до головы.

– Похоже, вы спали в этой одежде. Все вы, доктора, похожи один на другого. Никогда не заботитесь о своем виде.

– Я действительно еще не завтракал, – признался Дейсейн.

– Не позавидуешь Дженни, если вы не измените кое-какие свои привычки, – хмуро заметила Сара, но смягчила свои слова улыбкой.

Дейсейн с удивлением заметил два ряда белых искусственных зубов на усеянном морщинами лице.

– У меня остался кусок яблочного пирога и немного крема Джасперса. Уверена, что вам это понравится.

Она повернулась и через столовую прошла сквозь вращающиеся двери в ослепительно сверкающую белизной кухню.

Дейсейна удивила эта улыбка, потом он вспомнил, как Дженни говорила, что он нравится Саре. И тут же, повинуясь мгновенному импульсу, Дейсейн прошел за Сарой на кухню.

– Уверен, что вы не любите обслуживать людей в гостиной, – предположил он.

– Людям всегда лучше есть там, где положено, – сказала Сара.

Она поставила тарелку на овальный столик возле окон, выходящих на сверкающий в лучах утреннего солнца цветочный сад.

– Садитесь здесь, молодой человек, – пригласила Сара. Она вылила густой крем из кувшина на золотистую корочку, образовавшуюся на поверхности пирога.

Дейсейн ощутил сильный аромат Джасперса. Его рука задрожала, беря ложку, которую Сара положила на стол для него. Дрожь исчезла, едва только он проглотил первый кусок пирога.

Это оказался сладкий яблочный пирог, и он успокаивающе подействовал на психолога.

С некоторой отстраненностью, которая его испугала, Дейсейн наблюдал за тем, как его рука направляет ложку к пирогу и спустя секунду новый кусочек оказывается у него во рту, а он не без удовольствия проглатывает его.

Успокаивающее действие.

«Я привык к этой эссенции», – подумал он.

– Что-то не так? – спросила Сара.

– Я… – Дейсейн отложил в сторону ложку. – Вы поймали меня в ловушку, не так ли? – прямо спросил он.

– О чем это вы говорите? – не поняла Сара.

– Что это… – он кивнул в сторону пирога, – делает со мной?

– Какие-то странные ощущения, верно? – спросила Сара. – У тебя перед глазами все время что-то мерцает?

– Я… – Дейсейн потряс головой. Ее слова казались ему бессмысленными. «У тебя перед глазами все время что-то мерцает!»

– Я позову доктора Ларри, – сказал Сара. Она бросилась ко второй двери на кухне, и он увидел, как она бежит по проходу к клинике.

Вскоре она вернулась вместе с доктором Паже. Лицо того озабоченно морщилось.

– Что она вам сказала? – спросил Дейсейн. Эти слова прозвучали глупо, он сам это понял, еще произнося их. Он оттолкнул в сторону руку Паже. Хмурое лицо врача, прищуренные глаза – он выглядел как разъяренный Будда.

– С вами, похоже, все в порядке, – сказал Паже. – Любые странные симптомы…

– Вы поймали меня в ловушку, – повторил снова Дейсейн. – Вот что я сказал ей. Вы поймали меня в ловушку. – Он указал на тарелку перед собой.

– Вот с помощью этого!

– М-да, – пробормотал Паже.

– Он просто борется с этим? – спросила Сара.

– Вероятно, – ответил Паже.

– Какая глупость! – воскликнула Сара.

– Такое иногда бывает, – заметил Паже.

– Я знаю, но…

– Да перестанете вы болтать обо мне, словно я – капля на предметном стекле микроскопа! – в ярости воскликнул Дейсейн и выскочил из-за стола. При этом он зацепил тарелку с пирогом, которая слетела на пол и разбилась.

– Ну, видите, что вы натворили! – укоризненно воскликнула Сара.

– Я – человек, – сказал Дейсейн, – а не нечто, вроде…

– Успокойся, парень, успокойся, – попытался утихомирить его Паже.

Дейсейн повернулся и бросился мимо Паже. Он должен был убежать куда-нибудь подальше от них, иначе бы он мог в ярости натворить дел. Сейчас Дейсейн вспомнил даже про оружие в заднем кармане его брюк.

«Проклятый Селадор!»

– Да погодите одну минутку! – крикнул ему Паже.

Дейсейн остановился в дверях и посмотрел на него.

– Вам нельзя уходить в таком состоянии, – сказал Паже.

– Не пытайтесь остановить меня, – угрожающе произнес Дейсейн. Он чувствовал холод огромного пистолета в заднем кармане.

Паже внезапно замолчал: он словно превратился в истукана, – мелькнуло в голове у Дейсейна, когда он окинул взглядом всю фигуру доктора, пристально глядевшего на него. Ему казалось, что Паже уменьшается в размерах, его фигурка становится отдаленной и таинственной, словно он видел его в перевернутый телескоп.

– Очень хорошо, – сказал Паже голосом, доносившимся откуда-то издалека.

Дейсейн медленно повернулся, переступил порог кухни и прошел через гостиную на улицу. Его ноги ступали по асфальту пешеходной дорожки перед домом, потом по полоске травы, пробивающейся на стоянке. Дверная ручка его грузовика показалась ему ледяной. Он завел двигатель, удивляясь своим ощущениям – он словно пребывал в каком-то сне.

Мимо проплывала улица, постепенно сужающаяся, появились указатели, покрытие дороги стало асфальтированным. Вот и гостиница. Он припарковался напротив длинного крыльца, слева от старого зеленого автомобиля… Что теперь ему делать, он смутно представлял себе, все казалось таким несущественным.

Вдруг Дейсейн словно пробудился от спячки и обнаружил, что правая его рука взялась за ручку парадной двери гостиницы… и дергает ее, дергает, но без какого-то результата. Его внимание привлекла табличка на центральной панели: «Закрыто».

Дейсейн уставился на нее: «Закрыто? Быть того не может!»

– Ваши вещи возле ступенек, доктор Дейсейн.

Дейсейн сразу же узнал этот голос – вечно раздраженного Эла Мардена: «Власть имущие… Секретность… Заговор».

Дейсейн повернулся, чувствуя, как обострилось его восприятие. Марден стоял на середине крыльца: рыжеволосый, с продолговатым лицом и зелеными глазами, крепко сжавший губы, вытянутые в прямую линию, которые могли выражать любую эмоцию, начиная от гнева и кончая насмешкой.

– Итак, вы изгоняете меня, – сказал Дейсейн.

– Отель закрыт, – сказал Марден. – Распоряжение департамента здравоохранения.

– И столовая, и ресторан? – спросил Дейсейн.

– Все закрыто, – резким, не терпящим никаких возражений тоном ответил Марден.

– И я могу просто вернуться туда, откуда я приехал, так? – спросил Дейсейн.

– Выбирайтесь сами.

– У вас ведь есть и другие отели, – произнес Дейсейн.

– Неужели?

– Должны быть.

– Должны ли?

Дейсейн внимательно посмотрел на капитана дорожной инспекции, испытывая то же чувство, что и несколько минут назад в доме Паже. Капитан начал уменьшаться.

– Вы можете уехать или вернуться в клинику доктора Паже, – предложил Марден. – Вероятно, они согласятся на это. – Как же далеко звучал этот голос!

– Вернуться к Паже, – повторил Дейсейн. – Откуда вы знаете, что я только что был там?

Марден ничего не ответил, его лицо удалялось все дальше и дальше…

– Быстро же у вас распространяется информация, – заметил Дейсейн.

– Когда это нам нужно.

«Может, в самом деле вернуться к Паже? – задал себе вопрос Дейсейн. Он улыбнулся, пытаясь не утратить ясность мышления. – Нет! Они не могли продумать все до конца. Не могли!»

Все так же улыбаясь, Дейсейн взял свой чемодан, стоявший у ступенек и прошел к грузовику. Забросив чемодан в кабину, он сел за руль.

– Лучше не отказываться от помощи людей, которые знают, как вам помочь, – крикнул Марден.

Сейчас на его лице возникло нечто похожее на беспокойство. Улыбка Дейсейна стала еще шире, и это согревало ему душу, когда он направил грузовик в центр города.

В зеркале заднего обзора Дейсейн увидел патрульную машину, ехавшую за ним. Ему не позволят припарковаться где-нибудь в городе, понял Дейсейн, и тут он вспомнил карту, висевшую на окне станции техобслуживания Шелера. На ней на западной дороге был указан государственный парк «Песчаные холмы».

Он ехал вниз по главной улице, а сзади сразу за ним следовала патрульная машина. Прямо впереди себя он увидел гигантскую станцию техобслуживания, а рядом со стоянкой – телефонную будку и так неожиданно свернул с главной дороги, что Марден проскочил мимо, а, когда полицейская машина, взвизгнув тормозами, подалась назад, Дейсейн уже успел выскочить из кабины грузовика и оказаться у будки.

Марден остановил патрульную машину на улице и стал ждать, внимательно глядя на Дейсейна. Казалось, что даже двигатель патрульной машины урчит неодобрительно. Дейсейн повернулся и посмотрел на станцию техобслуживания – там царила необычная суета: одни автомобили въезжали, другие выезжали… никто не обращал ни малейшего внимания на Мардена и того, за кем он следит.

Дейсейн пожал плечами, прошел в будку и закрыл дверь.

Он бросил монетку в щель и сказал дежурной телефонистке, чтобы она сообщила ему номер кооператива.

– Если вам нужна Дженни, доктор Дейсейн, то она уже ушла домой, – психолог уставился в телефонную трубку, ожидая, когда утихнет этот надменный женский голос. Они не только знали, кто звонит, но и то, с кем он хотел связаться!

Дейсейн внимательно посмотрел на Мардена, встретил взгляд его зеленых глаз, циничных зеленых глаз.

Гнев закипел внутри Дейсейна. Он попытался подавить его. Да ну их к черту! Да, он хотел поговорить с Дженни. И он поговорит с ней, как бы они ни пытались помешать этому.

– Я не знаю номер телефона доктора Паже.

В трубке отчетливо прозвучал вздох.

Дейсейн заметил телефонный справочник, висевший на цепи, прикрепленной к стенке будки, и почувствовал, как на него накатывает волна вины – бессмысленной, убийственной, давившей на психику. Он услышал, как оператор набирает номер.

Потом раздался голос Дженни.

– Дженни!

– О, привет, Джилберт!

Внутри Дейсейна все оборвалось – в ее голосе явно сквозила небрежность!

– Дженни, ты знаешь, они пытаются выдворить меня из долины? – спросил он.

Последовала пауза.

– Дженни?

– Я все слышала. – Та же небрежность и такой же отчужденный тон.

– Это все, что ты хочешь мне сказать? – В его голосе слышались и боль, и гнев.

– Джилберт… – После некоторого молчания она добавила: – Возможно, будет… лучше… если ты… ненадолго… просто на некоторое время… уедешь… далеко… отсюда.

Теперь он почувствовал напряженность, скрывавшуюся за выказываемой небрежностью.

– Дженни, я еду в парк «Песчаные холмы» и заночую там в своем грузовике. Они не смогут выдворить меня.

– Джилберт, не делай этого!

– Ты… хочешь, чтобы я уехал?

– Я… Джилберт, пожалуйста, возвращайся и поговори с дядей Ларри.

– Я уже говорил с ним.

– Прошу тебя. Ради меня.

– Если ты хочешь встретиться со мной, то приезжай в парк.

– Я… не осмелюсь.

– Ты не осмелишься? – в ярости повторил он. Чем же они запугали ее?

– Прошу тебя, не проси меня объяснить тебе, в чем дело.

Несколько секунд Дейсейн был в растерянности, потом сказал:

– Дженни, я отправлюсь в этот парк. Там все обдумаю. А после этого я вернусь.

– Во имя Господа, Джилберт… прошу тебя, будь осторожен.

– Конечно, я должен остерегаться, но чего же?

– Просто… будь осторожен.

Дейсейн ощущал тяжелый вес пистолета в кармане, и это наполняло его уверенностью, что он справится с любыми неведомыми опасностями этой долины. Вот в чем все дело – то, что эти опасности были расплывчатыми. Не имели какой-либо ясно выраженной формы. Какой смысл в пистолете, когда ему противостоит некая бесформенная угроза?

– Я вернусь, Дженни, – пообещал он. – Я люблю тебя.

Она заплакала. Он отчетливо расслышал ее всхлипывания, прежде чем связь прервалась.

Все еще дрожа от ярости, Дейсейн вернулся к грузовику, объехал на нем вокруг полицейской машины и направился к восточной дороге. Марден по-прежнему следовал прямо за ним.

«Пусть едет, сукин он сын!» – выругался про себя Дейсейн. Он понимал, что действует безрассудно и беспечно, но что-то говорило ему, что он поступает правильно. Он должен играть в открытую. Вот в чем все дело. В открытую. Возможно, тогда он сможет получить ответы на свои вопросы.

Он пересек реку по бетонному мосту. По левую сторону от него сквозь листву деревьев мелькали теплицы. Дорога вилась вверх среди деревьев, которые вскоре сменились кустарником. Дальше характер местности менялся. Он видел на горизонте холмы, поросшие деревьями, но перед ним протянулись невысокие бугорки с чахлым кустарником и бурьяном; редко где в низинах виднелись серые пятна грязи и пруды с черной водой, вблизи их вообще не росло ничего живого.

Над местностью витал запах серы, влажный и удушливый.

Дейсейн с внезапным чувством узнавания понял, где должны находиться песчаные холмы. Справа он увидел сломанную табличку, слетевшую с какого-то столба. Еще один столб наклонился под неестественным углом.

«Государственный парк „Песчаные холмы“ – желаем приятно провести время».

Две колеи уводили по песку вправо к территории, огороженной забором, со сторожкой, в которой с одной стороны не имелось дверей, а по углам располагались начавшие осыпаться каменные камины.

Дейсейн свернул на колею. Накренившись, его грузовик с трудом продвигался по территории парка. Он затормозил перед одним из каменных каминов и огляделся. Это место выглядело унылым и непривлекательным.

Визг колес и тяжелое урчание мотора слева привлекли внимание Дейсейна. Марден остановил патрульную машину рядом с ним и высунул голову в открытое окно.

– Почему вы остановились здесь, Дейсейн? – В его голосе звучали нотки раздражения.

– Это ведь государственный парк, не так ли? – спросил в свою очередь Дейсейн. – Разве есть закон, который запрещает мне расположиться на отдых здесь?

– Не паясничайте, Дейсейн!

– Если у вас нет ордера на мой арест, то я остановлюсь здесь, – произнес Дейсейн.

– Здесь? – Марден показал рукой на царившее вокруг запустение.

– Лучше здесь, чем в Сантароге, – заметил Дейсейн.

– Что вы пытаетесь этим доказать, Дейсейн?

Тот ответил капитану выразительным молчанием.

Марден в ярости убрал голову в салон автомобиля. Дейсейн заметил, как побелели костяшки пальцев, сжимавших руль. Вскоре он снова высунул голову и смерил Дейсейна пронзительным взглядом.

– Ладно, Дейсейн. Будем считать, что это ваши похороны.

Патрульная машина прыгнула вперед, развернулась вокруг места парковки, с ревом направилась, выбрасывая песок из-под колес, к шоссе, в сторону города.

Дейсейн подождал, пока-пыль не осядет, и лишь потом вылез из кабины. Забравшись в кузов, он проверил свои продуктовые запасы: фасоль, порошковое молоко и яйца, баночные сосиски, две бутылки кетчупа, банка сиропа и наполовину пустой ящик с блинной смесью… кофе, сахар… Со вздохом он присел на скамейку.

Из окна напротив были видны песчаные холмы и сторожка без дверей. Дейсейн потер лоб. Между висками стуком отдавалась боль – ушиб еще давал знать о себе.

Впервые с момента, как он решил направить свой грузовик в эту долину, Дейсейн задумался над своими действиями. Он понимал, что он поступал безрассудно. Все словно кружились в безумном забытом танце павана: Дженни, Марден, Бурдо, Паже, Вилла, Шелер, Нис… Да, безумном, но вместе с тем в нем заключался какой-то особенный смысл. Его ссадины и ушибы стали частью этой бессмыслицы.

И еще тут была машина Джерси Хофстеддера – почему-то это казалось ему самым значительным воспоминанием.

Ему представилось, что он снова погружается в озеро, идет на дно, пытаясь самостоятельно вынырнуть на поверхность жестокой правды перед самим собой. «Мы» – Дженни уже потеряла часть своего ужаса. Тогда «Мы» подразумевало пещеру и кооператив «Джасперс» – «Мы», терпеливо дожидавшееся, когда он примет решение.

Он понимал, что решение принял он сам. Как бы ни влияла та эссенция из тусклой красной пещеры на его психику, решение принял он сам. Так должно было быть – или же этот безумный танец потеряет весь свой смысл.

«Я все еще пытаюсь бороться, – подумал он. – Я все еще боюсь, что превращусь в одного из тех, лишенных осмысленного взгляда, кого я видел на сортировочном конвейере в здании кооператива».

Ему было еще немного не по себе, когда он вылез из кузова и встал на песке, но тут Дейсейн позабыл обо всем, ощутив тепло полуденного солнца. Какой-то ворон пронесся так близко от его головы, что он ощутил хлопанье крыльев.

Дейсейн наблюдал за полетом птицы, размышляя над тем, как же странно видеть здесь только одно живое существо – этого ворона. Никаких других птиц, только ворон, и такой же одинокий, как и он сам.

«А то, что я сделал… отрезало ли это мне путь назад?» – спросил он себя. И подумал, что если он примет решение, направленное против Сантароги, то он станет одиноким вороном – существом без рода и племени.

Вся проблема, как он понимал, была в том, что какая-то сила, скрывающаяся где-то глубоко внутри него, принуждала его составлять правдивые отчеты для тех, кто послал его сюда. Чистота его нового «я», измененного благодаря Джасперсу, настаивала на этом. Как и воспоминание о своем долге. Пойти на обман означало проявление бесчестия, падение его «я». Он почувствовал зависть к этому своему «я» – ни у одной его, даже самой маленькой частички, не было никаких темных пятен, все они имели свою значимость, без которой нельзя было обойтись.

Это его «я», прежнее, но виденное теперь под другим углом зрения, приобретя такую ценность, которую он не мог и вообразить себе, возложило на него ужасное бремя, Дейсейн понимал это. Он вспомнил безумие, сопровождавшее происшедшую в его сознании перемену, вызванную Джасперсом, те трудности, которые ему пришлось преодолеть, чтобы взобраться на эту вершину.

И в это мгновение он почувствовал снисходительность к собственным поступкам, совершенным совсем в недалеком прошлом, которая опутала его словно туман, вызывавший озноб, несмотря на всю жару полуденного солнца. Дейсейна передернуло. «Как же это хорошо, – подумал он, – не принимать никаких решений. Какой соблазн дать возможность этому беспокойному чувству внутри его сознания поднять свою древнюю змеиную голову, чтобы она проглотила все беспокойные мысли».

Его вид на жителей долины приобрел снисходительный оттенок. Несколько секунд они стояли рядом с ним, расположившись призрачными рядами – богоподобные властелины примитивных существ.

«А может, они проверяют меня, – подумал он. – Но тогда зачем Дженни говорит, что она не смеет приехать сюда к нему? И где дети?»

Рациональной частью своего разума он попытался ответить себе, способен ли он думать рассудительно, и пришел к выводу, что не уверен, что это так. «Сколько же из моих мыслей возникло в результате действия наркотика?» – спросил он себя.

В самые решительные моменты принятия решения необходимо сознавать это. На что он должен опираться, решаясь сделать свой выбор.

Никто не мог помочь ему в этом, он знал это. Ему предстояло самому в одиночестве заниматься поисками решения. Если он правдиво изложит все факты в своем докладе команде Мейера Дэвидсона, то тем самым обречет Сантарогу на гибель. Если же его доклад будет лживыми, то в своей душе он откроет путь бурному росту злокачественной опухоли, которая в конце концов приведет его к гибели.

Он уже в некоторой степени отрезал себя от Сантароги – подобно удару ножа, осознал Дейсейн. Бандероль с Джасперсом, которую он послал Селадору для анализа, постоянно появлялась в его мыслях. Именно тогда он начал отдаляться от Сантароги.

Да, это был жест, ничего более. Символический. Какая-то его часть уже в момент отправления бандероли знала, что она, какой бы продукт Джасперса там ни содержался, прибудет к адресату в разложившемся состоянии. Дейсейн понял, что он бросил открытый вызов сантороганской части самого себя.

«Поступал ли так Бурдо? – подумал он. – Какими посылками обменивался он с адресатом из Луизианы?»

Бандероль, отправленная Селадору, – это словно бросить камнем по воробьям. Он вспомнил, как мальчишкой бросал камни в кота, который находился слишком далеко от него, и камни не долетали. Серый кот. Он вспомнил, как внезапно смолкли птицы в тетушкином саду, заметив крадущегося серого кота… недолет камня.

Паже был этим серым котом.

Кот в саду посмотрел вверх, на мгновение удивленный звуком упавшего неподалеку камня, оценил ситуацию и продолжил охоту, выказывая негодующее презрение к ребенку, который находился слишком далеко, чтобы добросить до него камень.

Что же сделал Паже?

Внезапно на Дейсейна снизошло озарение, когда человек чувствует себя окрыленным. И в эту секунду он понял, почему он чувствует себя таким ужасно одиноким.

У него не было компании, родного местечка в этом деловитом улье-общине, возможности уйти от принятия собственных же решений, одолевавших его. Каковы бы ни были его решения, независимо от последствий, – это были его решения. Возможно, Селадора ждет позор за провал его агента. Возможно, менее щедрыми станут дотации, получаемые университетом от государства и частных лиц. Но все дело было в том – и это было главное, – что Сантарога могла быть уничтожена.

И все из-за какого-то решения, которое на самом деле было просто жестом, попыткой доказать что-то самому себе, попыткой одного одинокого человека, стоявшего среди пустынных песчаных холмов, чьи мысли витали в фантазиях, кружась вокруг одинокой вороны и серого кота.

Сейчас настал момент для позитивных действий, и единственное, о чем он мог думать, это снова залезть в кузов и поесть.

Когда он оказался в замкнутом пространстве кузова грузовика и занялся приготовлением яичницы, грузовик протестующе поскрипывал. Голод мучал Дейсейна, но ему не хотелось этой пищи. Он знал, чего он хотел – того, от чего он сбежал сюда, того, чего так жаждало его тело, и эта боль вскоре стала невыносимой, его сутью…

Джасперс.