- Царский подарок. А хозяйственное мыло не захватили случайно?
      - Нет. - Красинский растерянно шарит по карманам. - Не догадался. Ваше уже кончилось?
      - Не начиналось. Мы его просто забыли во Владивостоке.
      - И как же?..
      - Приноровились. А эскимосы давно обходятся без него.
      - Я вижу, у вас неплохое настроение. - Красинский с Ушаковым идут вдоль берега, садятся на перевернутую байдару. - Рассказывайте обо всем, с подробностями. Мне интересно. И в Москве ждут подробностей...
      Быстро летит время. Кажется, всего несколько минут назад приземлился Красинский, а вот пора расставаться.
      Все население острова Врангеля на берегу. Летчики фотографируют эскимосов у самолета. Нанаун держится за пропеллер, он о чем-то расспрашивает механика. Гостям дарят по моржовому клыку.
      Красинский смотрит на часы.
      - Время... Постараюсь залететь к вам через год. Будет большой трансарктический перелет. Под моим руководством.
      - Мимо нас? - спрашивает Ушаков.
      - Маршрут такой: Владивосток - Николаевск Петропавловск-на-Камчатке - Уэлен - мыс Северный. Оттуда попробуем заскочить на остров Врангеля. Не забуду и мыло.
      - И фотопластинки. Еще неплохо бы несколько пластинок для патефона.
      - Будет исполнено. Привезу, Георгий Алексеевич. А потом полечу дальше. Нижне-Колымск, остров Большой Ляховский, бухта Нордвик... С мыса Челюскина - это самое интересное - слетаем на Северную Землю...
      - На Северную Землю! - почти закричал Ушаков. - Вы туда собираетесь?
      - Да. С 1914 года никому не удавалось...
      - Это я знаю. Значит, опоздал.
      - Куда вы опоздали?
      - Да на Северную Землю. Я хочу в экспедицию туда. Сразу после острова Врангеля.
      Красинский с удивлением смотрит на Ушакова.
      - Но, Георгий Алексеевич, вы еще не объехали вокруг острова Врангеля. Не составили его карту.
      - Будет карта, обязательно будет. И в этом походе я собирался... Я думал, эта поездка станет репетицией поездок по Северной Земле. Мы вот что решили: зимой, в темное время, создать продовольственные базы. Вдвоем с Павловым. Тогда не опасно отправляться в далекий маршрут. Хоть метели, морозы - не страшно. Мы будем спокойны: неподалеку есть запас продовольствия, топлива.
      - Неплохо задумано, - Красинский погрузил пальцы в свою бороду. - А знаете... Вы не опоздаете.
      - Так вы же сами летите.
      - Ну и что? В лучшем случае посмотрим на Северную Землю сверху, может быть, сядем в каком-то одном месте. А для серьезного исследования нужна настоящая экспедиция. Нужно там пробыть год или два. Самолеты вам не конкуренты. Так что готовьтесь спокойно, репетируйте.
      Красинский обнял Ушакова. Всем помахал фуражкой.
      - Счастливой зимовки. Через год к вам придет судно. И самолет, и судно - ждите гостей.
      Ревут моторы. Хлопают дверцы кабин. Машины скользят на поплавках подальше от берега, разбегаются...
      Люди на берегу долго смотрят, как удаляются самолеты - тающие в синеве неба точки. Еще год без известий с материка. Или - два, если по каким-либо причинам Красинский не прилетит на остров, не пробьется сквозь льды пароход.
      Легко ли выдержать эти два года?
      - С каким удовольствием я улетел бы вместе с Красинским, - тихо говорит доктор. - Мне ведь не надо готовиться к походам по Северной Земле.
      Глава пятая
      ВОКРУГ ОСТРОВА
      НАХОДКА АНАКУЛИ
      Мартовское солнце опять гуляет по небу. Отраженное кристаллами снега, льда, оно забирается в каждый уголок.
      Март - месяц рождения нерп. Так говорят эскимосы.
      Еще одна весна на острове Врангеля. Для переселенцев - особая весна.
      Давно забыты страхи, давно не вспоминают эскимосы о возникшем было решении уйти с острова. Разве найдешь еще такое место, где было бы столько дичи, зверя? Где будет у них такой умилек, как Ушаков? Он - настоящий друг. Он честен, добр, всегда научит тому, что знает.
      Эскимосам хочется помочь умилеку. Они рассказывают ему, как лучше сшить одежду из шкур, как без компаса ориентироваться в походе, как строить дом из снега.
      Умилек собирается в какую-то экспедицию. Какая-то Северная Земля... Да разве их земля - не самая северная? Но если хочет умилек, пусть едет.
      Ушаков в самом деле готовится к экспедиции на Северную Землю. Серьезно готовится. Забота об эскимосах отпустила, с ними все в порядке. Теперь главное - набраться опыта для будущих походов и во всех мелочах отработать тот план, ту идею, которая осенила его прошлой весной.
      Идет генеральная репетиция.
      Вернее, второй этап ее. Первый был в дни полярной ночи. В стылое сумрачное время развез Ушаков с Павловым - и эскимосы, кстати, ездили с ними - продовольствие по нескольким точкам предполагаемого маршрута.
      Оказалось, вполне по силам такие поездки. Реальное, стало быть, это дело - создание складов в пору, непригодную для экспедиционных работ. И выяснилось также, что Ушаков уже умело, наравне с эскимосами, ведет упряжку, наравне с ними охотится.
      Кое в чем, по мнению эскимосов, он превзошел их. Ничего и никого не боится. В пургу не страшно ему в палатке, он там даже читает. Перекроил эскимосскую одежду. Да, они согласны, что она вроде бы удобнее для походов, только вот трудно решиться, отказаться от привычного, завещанного отцами и дедами покроя.
      А как быстро умилек разделывает медведя! Как точно стреляет в осторожных весною нерп!
      Правильно сделали они, что поехали с ним на остров Врангеля.
      И Ушаков рад, что ему удалось попасть сюда. Генеральная репетиция... Репетиция не только экспедиции на Северную Землю, но и походов по другим арктическим землям...
      Хороша вторая весна. Все идет по намеченной программе. Веселое настроение у него самого и у эскимосов.
      Море света, голубое небо - такого неба не увидишь нигде, кроме Арктики. Прекрасный санный путь.
      Весенний воздух чуть-чуть кружит людям голову.
      В такие дни хорошо проветрить ярангу. Поднят полог, пыльные шкуры разбросаны на белом снегу. Ребятишки, закутанные в меха, вертятся под ногами, норовят устроить из шкур санки.
      Женщины вытряхивают шкуры, покрикивают на мужчин, которые курят в стороне. Лентяи, ишь, расселись на солнышке!
      Мужчины слушают женщин вполуха. Не мужское это дело - трясти пыль. Они только что вернулись с охоты - били на льду нерпу.
      Охотникам есть что рассказать друг другу.
      В их плавную беседу врываются пулеметные очереди женских голосов. Тра-та-та-та! Как это женщинам удается так быстро и без пауз сыпать словами?
      Три упряжки готовы к походу. Три человека проверяют, прочно ли уложены на нартах вещи. Ушаков, Павлов и Анакуля прощаются с жителями поселка. Путь их долог - вокруг острова.
      Подскакивает на буграх велосипедное колесо, пристроенное к нартам. Растет на счетчике число пройденных километров. В блокноте - рисунки, цифры.
      Остановка - взяты азимуты.
      Еще остановка - зарисованы очертания мыса.
      Щелчок затвора - фотоснимок поможет потом восстановить эпизод путешествия.
      Заполняются страницы дневника. Тут подробности работы, сведения о погоде, описание прибрежных льдов. Павлов вспомнил сказку, и она записана. Дневник - это и собеседник, и хранитель сокровенных мыслей, и хронолог научных наблюдений.
      Это конспект будущей книги о жизни на острове Врангеля, о походах по берегам его и долинам, об охоте, обычаях эскимосов. В нем дорога каждая карандашная строчка.
      И геологический "дневник" тоже важен. Только вот весит он... В мешке уже немало обломков скал, камней, подобранных на берегу. Они позволят судить о геологическом строении острова, о его полезных ископаемых.
      Анакуля не одобряет увлечения Ушакова камнями. Вечером, на привале, он поднимает мешок, кряхтит. Мол, очень уж тяжело.
      - Что ты мне не сказал? Я бы тебе натаскал этих камней у дома, говорит он.
      - Мне другие нужны. Со всего острова.
      - Зачем? Камни везде одинаковые.
      - Не везде, Анакуля. Вот соберем их, отдадим геологу. Он посмотрит и скажет: ага, тут надо поискать уголь. Или строительный материал. Зачем возить сюда кирпич из Владивостока, если есть своя глина? Или олово, вольфрам заметит. Приедет экспедиция, скажут: Анакуля, покажи, где взял этот камень. Поедут с тобой, все осмотрят и вдруг откроют месторождение.
      Анакуля доволен таким поворотом дела. Он с уважением посматривает на мешок с камнями.
      - А еще мы поможем ученым узнать прошлое нашего острова. Ты видел в тундре бивни мамонта? Как они попали сюда?
      - Не знаю, умилек.
      - По льду пришли? Нет. Значит, когда-то остров соединялся с Чукоткой, была одна земля. Потом суша, где сейчас пролив Лонга, опустилась, ее залила вода.
      - Ты знаешь, что так было?
      - Я так думаю. Ученые скажут точно. И опять наши камни подскажут. Если они похожи на камни с материка, вдруг и подтвердится наша догадка.
      - Умилек, - оживился Анакуля. - Земля, говоришь, опустилась. Подняться она сумеет?
      - Конечно.
      - Снова остров соединится с Чукоткой? Будем ездить к родственникам, да?
      - Ты уж очень торопишься. Мы не доживем. И дети наши, и внуки.
      - А быстрей нельзя?
      - Нельзя, Анакуля. Человек не в силах заставить землю опускаться или подниматься. Предсказать - дело другое. А для этого сколько знать надо! Особенно прошлое нашей планеты. Вот слушай, я тебе расскажу одну историю. Сто лет назад по берегам Северного Ледовитого океана путешествовал человек. Звали его Фердинанд Врангель.
      - Кай! - вскрикнул Анакуля. - Наш остров тоже зовут так.
      - В том-то и дело. Слушай. Он искал землю в океане. Он очень хотел ее найти. Врангель был смелый, сильный. Он шел по льду, не боялся ничего. Льды, вода не пустили его. Один чукча сказал ему: в океане в ясные летние дни видны горы. А однажды, давно это было, туда поплыла байдара с людьми. Вернулась она или нет, никто не знает.
      - Погибла, наверное. Это ведь простая байдара, не железная. У нас тоже люди погибали в море.
      - Про байдару ничего неизвестно. Может быть, и добрались те люди до острова. Если они жили здесь, что-то осталось от них. Вещи какие-нибудь.
      Анакуля встревоженно глядит на Ушакова.
      - Предположим, ты бы нашел эти вещи. Ученые на руках стали бы тебя носить. Археологи, есть такие ученые. И все узнают: задолго до того, как пришел сюда первый корабль, на острове жили люди.
      - Умилек, - хрипло говорит Анакуля. - Я нашел.
      - Что ты нашел?
      - Нашел этих людей, они тут.
      - Живые люди?
      - Нет, умилек, - заторопился эскимос, стал рыться в своем мешке. Сейчас, сейчас тебе покажу. Вот.
      На темной ладони Анакули лежит наконечник копья из моржовой кости.
      Ушаков хватает его, долго рассматривает.
      - Где ты нашел? Что там еще было? Да ты знаешь, какую важную вещь нашел? Это подарок из прошлых веков. Значит, тот чукча говорил правду. Где ты взял наконечник?
      - Там, - немного испуганно отвечает эскимос - На западном берегу.
      - Можешь показать место?
      - Наверное, смогу. - Голос Анакули не очень уверен.
      - Ты вспомни, обязательно вспомни. Ничего больше там не было?
      Анакуля улыбается, радостно чешет в затылке.
      - Было. Плохие вещи. Ты бы увидел, не взял. Обломок деревянного копья. Лопатка деревянная. Маленькая лопатка, я ее детям отдал.
      Павлов хватается за голову.
      - Ивась, что? Нельзя было отдавать?
      - Ладно, ладно, продолжай. Были другие вещи?
      - Весло старое, бусинка одна попалась... Там в земле бревна, кто-то жил. Землянка, наверное.
      - Анакуля, поведи нас на это место. Очень важная находка.
      - Я не знал, что это важно. Ехал на собаках, была гора. Застряла нарта. Тащу ее, вижу, куски дерева. Стал смотреть, нашел наконечник, бусинку, лопатку...
      Анакуля не знает, радоваться ему или нет. Место находки он помнит плохо.
      - Поищу, - говорит эскимос и лезет из палатки за снегом для чая.
      Он совсем не помнит то место. Какая-то гора, а гор много. Застряла нарта, собаки не могли ее тащить. Он слез и увидел.
      Ему не хочется огорчать Ушакова. Умилек так обрадовался находке. Анакуля возвращается в палатку, думает немного и объявляет Ушакову:
      - Возьми себе наконечник из кости. Пусть ученые носят тебя на руках. А лопатку дети сломали. Плохая была лопатка, старая. Ты не жалей.
      Ушаков укоризненно качает головой.
      - Давайте спать, - предлагает он. - Вдруг ты вспомнишь во сне!
      Сам он долго не может заснуть. Что еще найдут они на этом острове? Жилище древних людей все равно обнаружат. Через пять, десять или через двадцать лет. Остров со временем изучат вдоль и поперек.
      Главное - надо начать, зацепиться за что-то. Это и есть работа исследователя, идущего первым.
      Тем-то и хорош остров Врангеля - всевозможными находками, "белыми" своими пятнами.
      Тем-то и хороша Северная Земля - ее вообще никто как следует не разглядел.
      И еще могут быть земли в Арктике, о которых никому не известно. Хватило бы сил - всю жизнь искать новые острова, изучать их, составлять карты, мчаться на нартах по нехоженым землям.
      СВАДЬБА ПО-ЭСКИМОССКИ
      Как непохоже все на прошлогоднюю поездку!
      Каждое утро - хорошая погода. Собаки взвизгивают от нетерпения, им самим хочется в путь, хочется быстрого бега под ярким, но холодным пока солнцем. Морозец, синее небо, тишина... Павлов уже разжег огонь в палатке, Анакуля проверяет упряжки. Ушаков, не вылезая из спального мешка, рассматривает старую схему острова Врангеля.
      Сплошных линий, показывающих берег, на ней не много. Большая часть побережья помечена пунктиром. Надо все уточнить, а кое-где и заново составить карту.
      - Медведь! - кричит Анакуля. - Два медведя. Давай винчестер.
      Ушаков и Павлов вылетают Из палатки, мчатся за Анакулей. Но их кросс, кажется, напрасен. Медведи быстро прячутся в торосах.
      - Умилек, - Анакуля тычет пальцем вниз и смеется, - ты... ты...
      Георгий Алексеевич смотрит на ноги. Они босые. И Павлов выскочил из палатки босиком. А мороз - не меньше двадцати градусов.
      Они бегут к палатке, суют ноги в теплые еще спальные мешки. Анакуля уже икает от смеха.
      - Беги еще, фотку буду делать, все будут видеть.
      - Да-а, Георгий Алексеевич, - говорит Павлов, растирая ступни. - Со стороны выглядели мы... Посудите сами, разве нормальный человек побежит в мороз босиком?
      - Так то нормальный, Ивась. А мы - охотники. Нам нужно подкормить собак мясом.
      - Вас медведь испугался, - веселится эскимос. - Такого человека не видел - нога красная...
      И снова три упряжки идут берегом острова Врангеля, щелкает за спиной Ушакова велосипедный счетчик. Утесы мыса Уэринга. Мощные, великолепные обнажения порфиров. Еще один камешек летит в мешок. После черно-серых глинистых сланцев, преобладающих на острове, приятно смотреть на коричневые порфиры утеса. И сам мыс выглядит красиво. Поднялся высоко над морем, изрезан волнами - в нем арки, гроты, а наверху башни, балконы...
      Коса Бруч. Галька со снегом, плавник, следы белых медведей. Ушаков рисует очертания косы. За ней неоглядное пространство льда. Георгий Алексеевич идет от берега в море, доходит до огромной льдины. Высота ее сто двадцать восемь метров. Чуть ниже мыса Уэринга. А насколько красивее. Глыба льда нежно-голубого цвета.
      - Умилек! - слышит он издалека.
      Раздается выстрел.
      Надо возвращаться на берег. Там еще одна упряжка. Аналько. Он заметил их, объехал утес и теперь приглашает в гости. Вот так. Теперь можно быть далеко от бухты Роджерса, от поселка и попасть в ярангу на чай. Как хорошо, что эскимосы расселились по острову. Вся суша - их родной дом, обжитая земля...
      Сколько кружек он уже выпил? В яранге - Аналько, его немногословные соседи Тагъю и Етуи. Север суров, он выковывает характеры твердые. Здесь не услышишь: я счастлив увидеть тебя, мне приятно с тобой побеседовать. Северный человек коротко поздоровается, пригласит к очагу, накормит, уложит спать. Чаще всего - без лишних слов. Так и сегодня. Но глаза говорят то, что не слетит с языка.
      - Что слышно от черта тугныгака?
      Аналько подхватывает шутку:
      - Заболел. Не выходит из яранги. Жалуется - никто не боится его.
      - А не говорил черт, что у меня важное дело к Етуи?
      Все смотрят на Ушакова. Шутит он сейчас или говорит серьезно?
      В самом деле, важное у Ушакова к Етуи поручение. Он должен выполнить просьбу Анъялыка.
      "Некому мне шить штаны, - жаловался Анъялык. - Некому следить за жирником. И детей рожать некому".
      Он просил Ушакова найти ему жену.
      Была на острове одна девушка, дочь Етуи. Кто ни сватался, не шла замуж. Не соглашался отец. Согласия дочери или сына эскимосы не очень-то спрашивают. Отец все решает. Нет отца - слово за братьями. Нет братьев, дядя скажет "да" или "нет".
      Етуи жалел дочь. На материке понравился ей эскимос, который пас оленей в тундре. Олений человек. Такой человек нужен в яранге охотника, добывающего морского зверя. Самое вкусное мясо - оленье. Самая лучшая одежда - из оленьих шкур.
      В первый год на острове Врангеля девушка тихо плакала, вспоминала своего пастуха. Теперь, заметил Ушаков, девушка поглядывает на Анъялыка. Можно посватать ее.
      Придется умилеку стать сватом. Анъялык сам бы мог прийти и попросить девушку в жены. Но он боится рисковать. Он надеется, что Ушакову не откажут.
      "Умилек, Етуи возьмет от тебя подарки, отдаст мне дочь".
      Утром Ушаков идет в ярангу Етуи. Тот понимает, почему умилек захватил с собой оленью шкуру, табак, красивый поднос, голубые бусы. Понимает, но делает вид, что принимает просто гостя. На подарки вроде бы не обращает внимания. Нельзя нарушать обычай сговора. Сейчас будет чай, будут разговоры о посторонних вещах.
      - Я пришел, - начал, стараясь следовать обычаю, Ушаков.
      - Ты пришел. Что видел на небе?
      - Мало облаков. Можно спокойно ехать на охоту. Как твоя охота в этом году, Етуи?
      - Пятнадцать песцов поймал. Пора ехать к тебе на склад, брать товар. Патроны брать, муку. Есть мука?
      - Все есть. Твои собаки не болеют?
      Етуи оживился. Он любил собак и любил поговорить о них. Рассказал Ушакову целую историю о том, как одного пса из его упряжки собаки искусали до смерти. Так и думал - умер пес. А он день пролежал в стороне, приполз к яранге. Отъелся, затянулись раны - и снова в драку.
      Ушаков откашлялся.
      - Етуи! Ты знаешь, у Анъялыка нет жены. У тебя есть дочь. Анъялык смелый охотник, он уже добыл двадцать песцов. Он хорошо стреляет нерпу, моржа, он много берет товаров на складе. Но пусто в его яранге. Нет жены, нет детей, некому подарить бусы. Он смелый и сильный на охоте, а в своей яранге скучает, плохо ест. Такая жизнь не нравится ему. Плохо спит Анъялык.
      Етуи сидит с каменным лицом и молчит.
      - Отдай свою дочь Анъялыку. У них будут дети, твои внуки. Оставить подарки, Етуи?
      Обычай таков: если подарки остаются, сговор состоялся. Если отец молчит, надо собирать подарки и уходить.
      - Ну, оставь, - соглашается Етуи. - Пусть лежат.
      Ушаков смахивает со лба пот. Ну и работенка - сватать невесту. Легче проехать на нартах сто километров.
      - Пусть приезжает Анъялык. - Етуи наконец-то оборачивается к дочери и спрашивает ее: - Ты хочешь?
      Это больше для Ушакова вопрос. Етуи сам все решил. Девушка смущенно улыбается, краснеет и опускает голову.
      - Хочет, хочет, - отвечает за нее Етуи. - Анъялык будет жить здесь. Ты говоришь, он хорошо охотился в этом году?
      Ушаков вылезает из яранги, просит Анакулю съездить в поселок за Анъялыком. Предстоит еще один ритуал: встреча жениха с невестой. Девушка закроет перед Анъялыком дверь. Тот должен будет "выломать" ее. Девушка может запирать дверь и два раза, и три.
      Но не это смущает Ушакова. "Анъялык будет жить здесь", - сказал Етуи. Что он имел в виду? Жить в яранге рядом с Етуи или в яранге самого Етуи? Раньше считалось, что муж должен долго работать на отца своей жены. Нноко работал за жену три года, Паля - четыре, Таян - почти пять. Рекорд поставил Кивъяна: восемь лет.
      На третий день приезжает Анъялык. Рот у него до ушей.
      Он идет к яранге невесты. "Выламывает" дверь. Ушаков смотрит - не заставит ли невеста повторить эту процедуру.
      Судя по всему, она не собирается искушать судьбу. Анъялык остается в яранге.
      СЕВЕРНАЯ БАНЯ
      В дорогу, в дорогу, в дорогу. Если ты путешествуешь, если есть у тебя цель: составить карту, найти новый кусочек суши или разгадать тайны прошлого; если в походе чувствуешь: жизнь прекрасна, потому что дано тебе многое увидеть первому, подарить это увиденное миру, если это так, то - в дорогу.
      Неплохо побыть в гостях, отдохнуть от тесной палатки, метелей. Но проходит день, другой, и невозможно уже сидеть, лежать, разговаривать. Забыты неудобства пути, и кажется вовсе нетрудно штурмовать горы, пробиваться через торосы.
      Тундра Академии расстилается перед Ушаковым, Павловым и Анакулей. Да, теперь она будет называться так - тундра Академии, в честь ученых страны. Справа море, забитое льдом, слева - кочковатое пространство земли, кустики обожженной ветрами и хрупкой на морозе прошлогодней травы. Это пространство замыкают далекие горы, то вспыхивающие на солнце, то темные, когда солнце скрывается в облаках.
      Уже есть на карте бухта Давыдова, утес Миловзорова, гора Трехглавая. Есть остров Находка и бухта Песцовая. Ее предложил назвать Песцовой Анакуля. Он нашел на ее льду и по берегам много следов песца.
      Пройдена почти половина пути. Двадцать дней, не считая задержки у эскимосов, тянут собаки нагруженные нарты вокруг острова. Около трехсот километров уже позади, и береговая линия описана, положена на карту. Всякое было за эти двадцать дней. Застревали в снегу, на себе перетаскивали снаряжение - там, где не могли пройти собаки с нартами; бились с торосами, а в тихие, ясные дни скидывали лишнюю одежду, загорали на солнце.
      Сегодня рядом с продовольственной базой застал туман. Он наплыл, окружил, сразу все отсырело. Ехать дальше нельзя. Вместо солнца мутное, едва различимое пятно, ничего не видно в десяти метрах. Ходить опасно. Рассеянный свет скрадывает пригорки, ямы, обрывы. Идешь, идешь, все вроде бы ровно, и вдруг под ногами пустота - летишь вниз. Хорошо еще, если упадешь в мягкий снег. Лежишь и дивишься: в метре от себя не заметил обрыва! Вот как опасен в Арктике рассеянный свет. И не только в туманные дни. Облака тоже дают такой эффект.
      - Давайте устроим баню, - предлагает Павлов. - Самое время. Двадцать дней не мылись.
      Анакулю баня не интересует. Он противник водных процедур, тем более горячих. Умываться в походе его не заставишь. Анакуля готов объяснить, почему он не моется.
      - Жир защищает лицо. Помылся - кожа от ветра болит, обморозишься.
      В сильные холода Ушаков, как и эскимосы, не умывается и еще мажет лицо жиром. Но отказаться от бани?.. Сразу зачесалось все тело.
      Однажды Ушаков уже мылся в палатке вместе с Павловым. Сложным оказалось это дело. Палатку накрыли брезентом, разожгли два примуса, нагрели воды. Пола в палатке нет, под ногами снег. Такой же, как и на улице. Бросили на снег два куска фанеры - только-только бы встать.
      Ушаков тогда начал мытье с головы. Волосы мгновенно оледенели. Пришлось натягивать на мокрую голову шапку.
      Теперь решено мыться по-иному.
      Они дождались, когда туман разошелся немного, и нашли на галечной косе удобное место. Ровное, не заметенное снегом. Натаскали туда выброшенных морем бревен, разожгли огромный костер. Целый штабель бревен горел, согревая гальку. В банках и в чайнике грелась вода.
      - Ох, что будет, что будет! - предвкушал удовольствие Павлов. Парная. Веничек бы, березовый, духовитый.
      - Зачем веник? - не понял Анакуля.
      - Похлестать себя.
      Анакуля очень удивился:
      - Бить себя? Веником? За что, Ивась?
      - Не для тебя, Анакуля, это российское наслаждение. А какой запах у распаренного веника!
      Костер прогорел. Головешки, зола, уголь сметены в сторону. Быстро поставлена на место костра палатка. Можно мыться. Галька оттаяла и нагрелась, в палатке тепло.
      Ушаков раздевается и встает босыми ногами на крышку от ящика. Из-под ног пышет жаром. Льется на раскаленный пол вода из кружки. Горячий пар обволакивает тело. Какое блаженство!
      После бани они расстилают на теплой еще гальке брезент, забираются в спальные мешки. Чай пьют прямо в мешках.
      - Когда-нибудь построим на острове настоящую парную, - мечтает Павлов. - Попросим прислать с материка веников. Откроем клуб банелюбов.
      - Все будет на острове Врангеля. Кино тоже. Анакуля, ты спишь?
      - Нет, умилек.
      - Тепло?
      - Жарко. Пол греет.
      - Теперь поедешь на охоту, разжигай костер и спи на горячей гальке.
      - А где дрова взять? Дрова не везде есть.
      - Это ты верно заметил.
      - Эскимосы без дров могут в тепле сидеть. Лампа керосиновая - и тепло. Или жирник. Можно рубашку снимать. В снежном доме. Вот я вам покажу, - вертится в спальном мешке Анакуля. - Я вам построю снежный дом. Иглу он называется по-эскимосски.
      На следующий день, к вечеру, Анакуля попросил не раскладывать палатку. Он прошелся по снегу, прислушиваясь к скрипу. В одном месте остановился. Снег там издавал сухой, хрустящий звук.
      - Здесь будет иглу.
      - Долго ты будешь строить?
      - Не замерзнете. Немного помогать надо. Смотри.
      Анакуля достает с нарт широкий и длинный нож. Вырезает большие снежные кирпичи. Выкладывает их кругом. Получается круг диаметром примерно в три метра.
      - Теперь режь такие, подавай мне. - Анакуля начертил на снегу фигуру, похожую на трапецию.
      У Ушакова нож Анакули, Павлов достал пилу. Кирпичи они подают эскимосу, который стоит внутри круга. Он быстро растет, постепенно сужаясь к центру. Уже ясна форма будущего дома - шатер.
      - Давай, давай! - покрикивает Анакуля. - Не надо такой толстый кусок. Делай тонкий сейчас.
      Сам он ловко орудует ножом поменьше, подрезает снежные трапеции, подгоняет их друг к другу.
      - Стой немного.
      Анакуля прорезает у основания дома отверстие.
      - Потом тут закроем. Подавай снег через отверстие.
      Вскоре Анакуля вылезает из дома.
      - Все? - Ушаков смотрит на часы. Прошло чуть больше двадцати минут.
      - Нет, умилек. Сейчас будет все.
      Анакуля строит с удовольствием, легко и быстро. Из поданных Ушаковым и Павловым кирпичей соорудил в иглу возвышение. Сделал под дом подкоп. Вход оказался ниже уровня пола.
      - Теперь все, - гордо объявил эскимос. - Заходи.
      Заходить? Это невозможно. В дом надо ползти. Вместо двери Анакуля приладил откидывающийся мешок. На возвышение из снега набросал шкур, положил спальные мешки.
      - Холодно? - спросил он.
      - Да не жарко.
      - Смотри дальше.
      Анакуля достал свечу.
      - Может, камелек разожжем?
      - Живи, как эскимос.
      Он зажигает свечу. Через несколько минут Ушаков чувствует, что в снежном доме становится теплее. Вот уже можно снять шапку. Под потолком воздух совсем теплый. Там снег чуть-чуть оплывает, покрывается тонкой зернистой корочкой льда.
      Еще через несколько минут можно снимать кухлянку. Стены арктической хижины поблескивают. Анакуля протыкает в потолке дырку.
      - Тепло есть, воздух есть, стена крепкая. Живи, спи, чай пей. Хочешь совсем жарко, топи печку.
      Павлов устанавливает походный камелек, растапливает его. В иглу тепло. У входа на полу минусовая температура, а на снежном возвышении не зябко и в рубашке. Теплый воздух поднимается кверху, греет. Часть его выходит в дырку, но это не страшно.
      - На Аляске эскимосы строят большой иглу. Там дети бегают. Голый по пояс ходи, не мерзни. Строят один иглу, второй, третий, роют ход, сверху закрывают его. Хочешь в гости? Иди под снегом. Пурга, а ты иди, везде тепло.
      Анакуля устраивается спать, потом вскакивает:
      - Умилек, сколько я строил?
      - Минут двадцать пять.
      - Быстро?
      - Быстро.
      - Хорошо тебе?
      - Очень хорошо. Я теперь тоже буду строить снежные дома. Спасибо, ты научил.
      Ушаков в самом деле доволен. Он узнал, как можно сложить теплый дом в Арктике. Чего-чего, а снегу на Севере много. Двадцать пять минут - и жилище готово.
      Вдруг на Северной Земле придется строить такие иглу?
      Все то, чему научится он на острове Врангеля, пригодится в походах по Северной Земле... Надо готовиться, надо верить, что Северная Земля дождется его и Павлова.
      В МЕДВЕЖЬЕЙ КВАРТИРЕ
      - Три иглу прошли, - говорит Анакуля вечером.
      На следующий день он уточняет:
      - Четыре иглу проехали.
      Так считает он переходы. День кончился - привал: Анакуля с товарищами строит снежный дом. Утром покидают его, едут двадцать или тридцать километров, наносят на карту извилистый берег - и снова рождается из снежных кирпичей жилище.
      - До бухты Роджерса десять иглу, - эскимос уже соскучился по семье. И десять мешков камней. Даже пароход не увезет твои камни, умилек.
      Геологических образцов скопилось немало. Они не помещаются на нартах Ушакова. Приходится нагружать нарты Павлова и Анакули. Ушаков в геологии не специалист, но кажется ему - среди образцов есть кусочки каменного угля. И обломки горного хрусталя попались. Вот только нечем обрадовать Скурихина. Тот надеялся найти на острове золото. Нет, не блестят в камнях желтые крупинки.
      Зато в гальке, на самом берегу моря, попался обломок янтаря. Коричнево-желтый обломок - окаменевшая смола, словно привет из дальних краев, где растут сосны и ели, где в теплый летний день голова кружится от нагретой хвои и смолистая ветка в костре взрывается салютом искр.
      Почему так часто в походах вспоминается родное село, тайга?
      Во сне он видит раскидистые кедры, заросли папоротника, слышит грустноватый голос кукушки, и чудится - ноздри щекочут запахи парного молока, душистого домашнего хлеба.
      Что будет сниться ему, когда он вернется на материк, станет жить среди лесов и полноводных рек?