Логика прыжка через смерть

Она уже успела отстать и постепенно отставала сильнее. Вначале она шла сверху, по берегу высохшей реки, но потом сухие деревья приблизились (она отломала веточку на память об этом мире), придвинулись совсем близко и ей пришлось спуститься. Несколько раз они видели раков, переползающих дно реки, и останавливались, пропуская их. Русло реки уже трижды сделало поворот, Коре узнавал места – отмели, ямы, островки, за следующим поворотом должен быть мост.

В лесу явственно хрустнула ветка. Человек или зверь? – подумал Коре. – В любом случае этот лес не совсем пуст. Это называется идти прямо в пасть, в пасть неизвесто кому. В моей памяти нет никакой информации о хишниках. А лес должен кончиться за следующим поворотом реки.

– Все, я устала, – сказала Оксана. – Или мы отдохнем, или я умру прямо здесь.

– А как же раки?

– Пускай они меня съедят, тебе ведь меня не жалко.

Она села на песок, больше не думая о чистоте балахона. Чем хуже, тем лучше.

Останусь здесь и умру с голоду. Потом меня съедят раки, а он спокойно вернется домой и повесит мою фотографию над роялем. Лучше ту фотографию, которая снята в Сочи, в прошлом году. Но у него нет рояля? – ради такого дела купит.

– Послушай меня, женщина, – сказал Коре.

– Оксана.

– Все равно не мужчина, так что нет разницы. Дело очень серьезное.

Напрягись, подумай и вспомни о чем тебе говорит слово «Кельвин». Ну!

– Ни о чем.

– Подумай еще раз. Возможно, это слово тебе что-то напоминает. Ну кто так старается! Не вижу капель пота на лбу!

– Напоминает, – сказала Оксана. – Это слово напоминает градусник. Мы так в школе учили.

– Уже легче.

– Правда?

– Ага. Большая разница – примерно как голый в космосе и как в космосе в набедренной повязке. Попробуем еще раз. Как ты убираешь в доме?

– Мою полы.

– Бедняжка. И ты так спокойно об этом говоришь. Что такое мышь?

– Маленькая крыса.

– Еще что?

– Знаю! – обрадовалась Оксана. – Мышь – это ручка у компьютера.

– Лет, лапочка. Мышь – это робот для уборки помещений.

– Спроси еще что-нибудь.

– Где ты сейчас?

– Во сне.

– Кажется, достаточно. Понимаешь, женщина, мне должны были прислать другого человека вместо тебя, мне должны были прислать человека с инструкциями. Но ты ведь ничего не знаешь. А без инструкций мне здесь нечего делать. Как я могу выполнить задание, которого не знаю?

– Ты меня убьешь или отпустишь?

– Сейчас это одно и то же. Зачем тебя убивать если ты тоже ничего не знаешь?

– Ничего.

– Поэтому пользы от тебя никакой, а забот много. Жаль, что нельзя отправить тебя домой.

– А если попробовать?

– Попробуй, – сказал Коре. – Возьми эту штучку, вот так, и поверни ключ. Но ничего не произойдет. Аппарат еще не активирован.

Оксана повернула ключ. Ничего.

– А что же делать?

– Подождать двадцать три часа.

– Тогда будем ждать. Только я не хочу ждать в лесу. И в маленьком домике я тоже не хочу – ты очень страшный, когда близко. Особенно в темной комнате. Мне вчера уже снился кошмар. И на той неделе тоже.

– А хорошо бы поесть, – сказал Коре.

Он сказал это просто чтобы что-нибудь сказать. Есть совсем не хотелось.

– Хорошо бы.

– Только нечего.

– Ты же мужчина.

– Давай, я наловлю раков, – предложил он.

– Спасибо, сам их кушай. Я лучше с голода умру.

Она представила себя в виде скелета, обтянутого пергаментной кожей, еще живого скелета с распухшим животиком, если умираешь от голода – животик почему-то распухает. Представила и почти согласилась на раков.

– Тогда я пойду поохочусь, – сказал Коре.

– Ты думаешь, что в лесу кто-то живет?

– А почему бы и нет?

– Ты даже не знаешь, на кого будешь охотиться. Это же глупо.

– Почему не знаю? На мамонта, например.

– И ты хочешь меня оставить одну?

– Хватит ныть.

– Ладно, хватит, – согласилась Оксана.

12

Он поднялся по довольно крутому склону и вошел в лес. Склон был песчаным, из настоящего мягкого песка, не переплетенного травами и корнями. Песок как из химической лаборатории. Высота склона – примерно с четырехэтажный дом. Места знакомы, но вспоминаются обрывками. Поверх одной памяти записали другую. Все то же самое, что было в окрестностях Ыковки. Здешний лес когда-то был сосновым, похоже. Ну и пейзажик на этой планете. На твоей собственной.

Следы. Много следов. Такие следы не могло оставить ни одно земное млекопитающее. Глубокие, сантиметра по четыре и узкие. Эти существа плохо приспособлены для передвижения по песку. Цепочки следов идут по четыре. Это больше похоже на след неколесного механизма, чем на след живого существа.

Допустим. Но что-то знакомое есть в этих следах. Знал ли я их в той жизни?

Он присмотрелся к стволам. На стволах деревьев царапины. Но царапины не поднимаются высоко. Вот здесь метра полтора. Точно, не выше. Значит, жители этого леса не умеют лазить по деревьям.

Жаль, никакой информации. Память дырявая, как бублик. Помню, что в этой жизни я не ходил по лесам, но не помню почему. Хотя в таких лесах и делать нечего.

Он услышал шорох за спиной. Это не были шаги человека. Шорох постоянно перемещался и перемещался довольно быстро. Судя по звуку, крупный зверь или предмет. Коре стоял, не оборачиваясь, чувствуя спиной приближение опасности. Оно движется слишком быстро, не сбежишь. Но на стволах деревьев нет царапин. Еще несколько секунд… Пора!

Он прыгнул и схватился пальцами за сук, – не совсем удачно – подтянулся, перехватил гладкий ствол руками, в последний момент успел схватиться за сучок повыше.

Под ногами проскочило странное существо, угловатое, с этажерку величиной и даже похожее на этажерку, проскочило и снова ушло в глубину леса. Нет, с голыми руками лучше здесь не охотиться. У него же зубчатые клешни.

Сучок был острым. Вообще-то, должен был поранить руку. Не поранил – просто повезло.

Снова послышался тот же звук, но теперь он приближался сразу с нескольких сторон. Собрались в стаю. Посмотрим, как поможет им стая, если они не умеют лазить по деревьям, – подумал Коре и на всякий случай передвинулся чуть выше.

Сразу четыре «этажерки» выскочили из-за деревьев и одновременно ударили по стволу сосны. Полетели щепки. «Этажерки», не останавливаясь, отскочили и ушли под деревья. Им на смену пришли еще четыре. Существа двигались очень слажено и, похоже, разумно. Еще несколько таких ударов и сосна переломится. Посмотрим, хватит ли вам ума меня поймать.

Коре поднялся еще выше – туда, где начинались ветви, и попробовал их прочность. Одна отломилась и полетела вниз. Высота метров восемь и внизу песок. Вполне безопасно. Сосны стоят редко – когда моя будет падать, она не зацепится верхушкой, точно упадет. Нужно сделать так, чтобы она упала в сторону реки.

«Этажерки» ударили еще раз и ствол затрещал. Сосна хрустнула и начала валиться. Верхушка с переплетенными ветвями медленно прошла начало плавного полукруга – верхушка всегда идет медленно вначале. Ветви хлестнули воздух над склоном; Коре сорвался и полетел вниз; у самого берега зарылся в песок.

Ничего себе. Впрочем, прыгать с песчаного склона совершенно безопасно, с любой высоты. Наклонная песчаная стена затормозит падение.

Он посмотрел вверх и стал вытряхивать песок из волос. Волосы слишком длинны. Я бы никогда не стал носить такие. Да, это ведь не мои, это парик. Куплю себе другой. Тело и мое, и не мое. Все навыки сохранны. Я легко подтянулся, как на стендовой тренировке – значит, мышцы, суставы и связки мои.

Но волос нет и вообще тело не мое, хотя по росту и комплекции похоже.

«Этажерок» не было. Навряд ли они смогут спуститься по такой крутизне.

– Ты весь в песке, – сказала Оксана, – что не мог поаккуратнее спуститься?

Обязательно было лететь кубарем, как мальчишка?

– Пошли отсюда, – ответил он. – За тем поворотом лес заканчивается, а потом уже по прямой до села. Что значит слово «кубарем»?

– Не знаю.

– Тогда как ты можешь им пользоваться?

– Тоже не знаю.

Переломленная сосна пошевелилась, треснула сучьями и покатилась вниз по склону.

– Что это? – спросила Оксана.

– Это они, которые перегрызли ствол.

– Это что, звери вроде бобров?

– Да, похоже.

Он остановился, раздумывая. За поворотом, у моста послышался шум мощного мотора.

– Сюда едут, – сказал он.

– Нужно прятаться?

– Теперь уже поздно. Стой где стоишь.

Он стал рядом.

Звук нарастал, мотор гудел с надрывом. Сейчас из-за поворота появится огромная машина, не меньше танка, во всяком случае. Возможно боевая. Будем надеяться, что местные жители не слишком к с е н о ф о б и ч н ы.

13

Машина появилась и Коре не сразу понял, что он видит перед собой. Глаза уже привыкли к почти черно-белому миру и маленькая зеленая машина казалась нереальной, слепяще-яркой.

– Что это? – спросила Оксана. – А я видела такую! Я видела такую в детстве!

Несколько кусочков памяти стали на свои места, образовав фрагмент мозаики.

– Эта машина класса Запорожец, – ответил Коре, – Очень древняя марка.

Разновидность: Запорожец недавно покрашенный.

– Может, ты даже знаешь, кто за рулем?

– Так, местный алкоголик. Специалист по технике безопасности на задымленных объектах. Когда я его видел в последний раз, он был безобидным. Нам повезло.

– А вдруг это не он?

– Пша никому не доверит свой Запорожец.

Машина посигналила издалека. Казалось, даже звук сигнала был удивленным.

– Он не ожидал нас здесь увидеть.

– Конечно, не ожидал. Люди в этом мире не ходят по лесам.

Запорожец подрулил и остановился. Человек по имени Пша опустил стекло – стекло было не меньше сантиметра в толщину и опускалось очень медленно, с противным скрипом. Корпус Запорожца был широк и тяжел – похоже, его бронировали местные кустари.

– Ты что здесь делаешь? – спросил Пша. Он выглядел смущенным.

Есть контакт. Он сразу меня узнал и заговорил на ты. У них это фамильярная форма обращения. Так, кажется. Судя по первой реакции, сомнений в моей аутентичности нет. Я хорошо его знал в здешней жизни. Хорошо бы вспомнить его программы и кодировки, хотя бы основные. Специалист по безопасности обязательно будет кодирован. Как бы не напороться.

– Решил погулять с девушкой. Имею я право на личную жизнь?

– Такого я даже от тебя не ожидал, – сказал Пша, – садитесь. Откуда эта сосна?

– Это… – начала Оксана.

– Это я дразнил зверюшек, – перебил ее Коре.

– У тебя всегда было с головой не в порядке.

– Вот и я тоже самое говорю, – влезла Оксана. – Там же звери!

– Звери?

– Ну да, звери.

Пша взглянул на нее с недоверим.

– Что-то не так?

– Вы забыли поздороваться.

– А, здрасте.

– З д р а с т е, – медленно и с каким-то недоверием к слову произнес Пша.

Оксана представила себе зверей – громадные, клыкастые, шерсть дыбом, загривки как у буйволов, глаза налиты кровью, и когтями гребут землю. А из пастей капает слюна. Морды как у бульдогов, но еще шире.

– Ты знаешь, девочка, это на него похоже, – сказал Пша, – такого авантюриста как твой Арей, я в жизни не видывал. Может, хоть ты его прикрутишь. А ты как сюда попала?

– Из города, – сказала Оксана.

– А как же ты из города добралась?

– Молчи, – вмешался Коре.

– Не хотите говорить, ну и не нужно. Мне, старику, ваши тайны не очень-то нужны. Ты, девочка, наверно испугалась? Выпить хочешь?

– Хочу, – ответила Оксана.

Пша достал бутылку из-за сиденья. В бутылке была прозрачная жидкость. Оксана сделала три довольно смелых глотка и даже не поморщилась.

Очень опасно. Там наверняка яд для неизмененного человека. Впрочем, я ведь не знаю особенностей ее организма.

– Что это? – спросил Коре.

– Местное производство. Сам не хочешь?

– А ты?

Пша заколебался.

– Я все-таки на работе.

– Ничего не случится от одного глотка.

– Ладно, – он отхлебнул из бутылки и заткнул ее резиновой пробкой. Такие пробки были в древних кабинетах химии.

Все в порядке, – подумал Коре, – это действительно Пша. Люди остались понятными, а это самое главное.

Оба кресла в машине были матерчатыми и сильно потертыми. В материи торчала булавка с белой головкой. Оксана выдернула булавку, глупо усмехнулось (уже опьянела) и отдала булавку Коре. Он согнул ее в пальцах и проверил остроту.

Булавка не колола. Не может быть.

Он поднес булавку к глазам и присмотрелся к острию. Обыкновенный металл.

Острый металл. Только что эта булавка была воткнута в материю. Но она совершенно неспособна проколоть мою кожу. Вот это здорово…

– Да, совсем забыл, – сказал Пша, – твоя жена тебе просила передать… Вот только забыл… Что-то про машину. Ты же собирался ее продавать?

– У меня нет жены и нет машины, – сказал Коре и напрягся.

Насчет машины я помню не очень хорошо, но по какой-то причине у меня не должно ее быть. Вот, здесь почти нет дорог и вообще нет хороших дорог, поэтому все машины в окрестности можно пересчитать по пальцам. зато в городе машин хватает. Помню, здесь ходил трамвай. Трамвай – это прибор, движимый примитивным электротоком.

Он снова уколол булавкой кресло. Острая, по-настящему острая, но руку не берет. Интересно, на каком принципе может работать такая вещь? Может быть, перестраиваются молекулярные цепочки?.. Да, но сделать такое в обыкновенной булавке, а потом куда попало ее воткнуть – это уж слишком. А мне говорили, что они отстают технически. Хорошо бы забрать такую с собой – наши специалисты много бы дали за…

– Нет, так нет, – ответил Пша.

Оксана удивленно посмотрела на одного, потом на второго.

– Да, я точно забыл, это она Остику жена, тебе просто знакомая.

– Кончай меня проверять, – сказал Коре, – я не знаю никакой жены Остика и самого Остика не знаю. Зато знаю, что у тебя в багажнике лежит картинка – череп с костями, который ты вешаешь на заднее стекло машины. А к корпусу ты подключаешь шестьсот двадцать вольт. Еще я знаю, что Еня строит города из спичек, что Бульдозер на всех наезжает, а себя считает суперменом, что мальчик Петя гуляет с дочкой сторожа Никодима – точнее, она с ним гуляет, даже выгуливает его, она девочка с характером, знаю, что самая большая дура на свете зовется бабкой Березухой и живет в Ыковке. У тебя будут еще вопросы? Я не все правильно сказал? Или ты еще принимаешь меня за кого-то?

Все это он помнил, только не помнил связей между именами и событиями.

– Слава Христу, – сказал Пша.

– Слава Христу, – ответил Коре автоматически и понял, в чем была ошибка. Есть стандартная формула приветствия. А Оксана сказала просто «здрасте».

Машина остановилась.

– Правильно, – сказал Пша, – почти правильно. Остика точно нет, я тебя проверял. Но к машине я подключаю тысячу вольт. Шестьсот двадцать я подключал три года назад. Твои сведения чуть-чуть устарели. У меня вот что есть – это служебный, я ведь сейчас на службе.

Он достал кусок металла, напоминающий оружие, – прямоугольная ручка с круглой массивной трубкой, – такое может стрелять механически или на принципе взрыва, – и положил руку с оружием себе на колени.

– Пусть тебя бог бережет, как Пша бережет свой Запорожец, – сказал Коре ту фразу, которая была в Ыковке поговоркой.

– Правильно. А теперь скажи какое сегодня число.

– Двадцать четвертое, – вмешалась Оксана, – нет, двадцать третье сентября.

– Третье, – сказал Коре. – Первый месяц лета.

– Да, – сказал Пша и убрал оружие с колен (машина снова тронулась), – это точно ты. Она тоже на том свете была?

– А откуда вы знаете? – удивилась Оксана.

– Сегодня не двадцать третье сентября и не третье первого месяца лета, а девятое августа. Ни один бы человек так не ошибся. Это во-первых.

– А во-вторых?

– А во вторых, – если ты не знаешь, то я тебя просвещу, – тебя убили три года назад. Ни больше, не меньше. Тебя не существует, тебя просто нет.

Никогда не ждал, что придется тебе же об этом сообщать. Говорят, хотели ограбить твою дачу, но грабителей так и не нашли. Да и не искали их как положено. Они пробрались к тебе ночью, ударили по голове, потом вкололи смертельную дозу лекарства, отвезли на бывшую лесопилку, – помнишь, там, где дорога между двух оврагов, – там разрезали и закопали. Когда резали, ты уже мертвым был. Тем случаем до сих пор детей пугают. Как, помнишь что-нибудь или нет?

Оксана покрутила пальцем у виска. Коре не сразу вспомнил значение этого жеста. Застрелиться? Сделать потише звук?

– Может быть, это был не я? Это был похожий человек. Например, мой брат-близнец, – нашелся он.

Почему бы и нет? При рождении у меня было еще двадцать девять братьев близнецов, – подумал он, – тридцать клонированных эмбрионов – нормальное число для детского инкубатора. Люди не хотят размножаться поэтому близнецов обычно штампуют большими партиями.

– Нет.

– Почему нет?

– Это только в фильмах появляются близнецы. В жизни их не бывает. И тебя проверили по отпечаткам пальцев. Хромец постарался. Это был точно ты. И я был на твоих похоронах. Это был ты.

– Что же теперь?

Оружие он держит крепко, но неумело. Можно будет рискнуть. Кажется, он был моим другом. Я не помню значения слова «друг». Но это теплое слово. Означает некоторый пережиток, хорошо распространенный раньше. И хорошо распространенный здесь. Кажется, каждый в Осии имеет друга. Что поделаешь, варварская страна.

– Ничего, – сказал Пша. – Я никому ничего не скажу. Ты же был моим другом. Но ты не слишком показывайся людям. Люди разные бывают. Если будет нужно, то приходи, я тебе помогу. Остальное меня не касается.

– У тебя разве нет базовой кодировки?

– Чего у меня нет?

– Ничего. Спасибо.

– Не за что.

14

…Толстая длинношерстая крыса вылезла из-под забора и медленно направилась к контейнеру с мусором, волоча по асфальту голый чешуйчатый хвост. Кончик хвоста был приподнят. Запрыгнула на контейнер и огляделась. Мимо шел человек и она подождала, пока человек пройдет. Потом проехали два мотоциклиста. Мотоциклисты бы ее не тронули, но на всякий случай крыса обождала еще. Она уже собиралась запрыгнуть в контейнер, когда на дороге показался яркий зеленый тарантас, подкатил совсем близко и остановился. Крыса спрыгнула с контейнера и лениво побежала к забору, дважды оглянувшись по пути.

С трудом протиснувшись в щель между кирпичами, крыса продолжила свой путь; она спокойно пересекла двор наискосок, пролезла под чугунной калиткой, перешла через дорогу и потрусила в том направлении, в каком чаще всего двигались ыковские крысы. Она шла к дому спичечника Ени.

Дом спичечника Ени отличался от остальных тем, что там размещался музей.

Музей назывался длинновато и непонятно: «Дом народной культуры номер шестьдесят». Именно такая высеска украшала крыльцо.

Сам Еня не отличался ничем особенным, кроме того, что имел две дачи вместо одной. Вторую дачу он использовал в очень благородных целях – там открыл он музей спичечного мастерства. В музее выставлялись работы только самого Ени, как самые лучшие произведения спичечного мастерства. Все работы были изготовлены из настоящих натуральных спичек, что стоило жутко дорого. Но время от времени Еня изготавливал работы на свышезаданные темы, чем и обеспечивал себе поддержку государства.

Еня всегда ходил на собрания и в церковь, вызывался добровольцем на уборку и обеззараживание территорий, участвовал в зянятиях по обороне от условного противника, голосовал открытым голосованием и обязательно за, еженедельно отмечал себя в списках органов порядка, имел две следилки – одну в спальном доме, а другую в музее, – в день каждого из госпраздников выходил на улицу и кричал, как сильно он предан национальным приоритетам, и исполнял многие другие необременительные обязанности – исполнял примерно, в назидание недисциплинированным осианам.

Спичечное мастерство, которому Еня был по-настоящему предан, состояло в постороении домиков, изб, коттеджей, церквей, соборов, замков, дворцов, сараев и заборов – в построении их из одних только спичек. Таких спичечных экспонатов музей имел уже четыре тысячи восемьсот сорок восемь. Четыре тысячи восемьсот сорок девятый, к сожалению, погрызли крысы – этот экспонат Еня клеил клеем собственного производства, клей оказался сьедобным и вот вам результат. У крыс, попробовавших клея, сразу возникала зависимость и они лезли в дом Ени, рискуя жизнью, чтобы пропробовать заветного вещества еще хотя бы раз. В доме Ени (а так же в музее) отбоя не было от крыс, потерявших всякий стыд и разум. В крысоловки они не попадались, потому что не интересовались едой и потому что были слишком умны. Некоторые крысы приводили с собой крысят и заставляли их попробовать дурманного зелья; крысята ложились на спину и дергали ножками, зато, когда вставали, у них был звериный блеск в глазах. И не одну взрослую крысу мог загрызть такой крысенок, если взрослые крысы мешали добраться до банки с клеем.

Короче говоря, уже добрая половина крыс в Ыковке была наркоманами (а остальные старались ими стать), а всему виной неосторожность Ени, любителя спичечного искусства. Даже сейчас, когда вся живность покинула Ыковку, крысы остались и не прекратили своих набегов.

Поголовье крыс в Осии постоянно расло. Эти разумные зверьки оказались неуничтожимыми и очень изобретательными по части способов выживать. Борьба с крысами велась в Ыковке уже несколько веков. И люди, и звери совершенствовались в этой борьбе. Как только люди находили новый удивительный способ уничтожения крыс, животные заставляли их об этом пожалеть. Никакие яды ыковских грызунов уже не брали, – пережив экологический коллапс, они изменились не меньше, чем люди, и приобрели полную нечувствительность к вредным веществам.

Некоторое время их пытались извести механическими способами, но в ловушки попадали только самые бестолковые, а самые разумные всегда выживали. В результате через несколько десятков крысиных поколений грызуны сравнялись в интеллекте с трехлетним ребенком и (как показывали наблюдения зоопсихологов) были способны даже к элементарному абстрактному мышлению. Они выбирали для жизни такие объекты, куда человек не мог проникнуть (внутренности правительственных компьютеров, например), имели простое разделение труда: на нянечек, воспитателей, воинов, старейшин и информаторов; загрызали бесполезных стариков и воспитывали бесстрашную и жестокую молодежь; ничего не боялись, действовали непредсказуемо и вдохновенно. Достижением последнего десятилетия были автоматические крысоуничтожители. Уничтожители представляли собою мелких, но очень юрких роботов, которые проникали в норы и уничтожали всех грызунов на своем пути. Крысы приспособились и к этому: они организовались в отряды под руководством старейших (в отрядах поддерживалась строгая иерархия) и начали нападать на людей. В одной Ыковке погибло семеро, а в районе около семидесяти.

Цифры не так уж и велики, но крысы никогда не выбирали жертву случайно – гибли в основном дети работников службы дератизации, то есть главных крысиных врагов.

Как только уничтожители были отозваны, нападения на людей прекратились.

На каждое новое наступление человека крысы отвечали контрнаступлением – они выводили из строя правительственные компьютеры, лишали поселки связи, портили системы коммуникаций, разгерметизировали подземные хранилища газа, нападали на больницы и родильные дома. Они добились того, что на крысу, идущую по улице, никто не нападал. Машина притормаживала, давая крысе перейти дорогу. Человек, увидевший крысу, пожирающую припасы, не бросал в нее камнем или палкой, а только кричал и махал руками. Люди стали считать, что обидеть крысу – плохая примета. Своего обидчика зверьки запоминали и преследовали его до тех пор, пока он не садился на поезд и не уезжал в дальние края. Но и в дальних краях такого иногда находили. Зоопсихологи объясняли усиление крысиных позиций тем, что грызуны мутировали в начале прошлого века и резко повысили свою жизнеспособность. Наступление крыс было медленным, но поступательным и бесповоротным, как наступление ледников. Однажды завоеванную позицию они никогда не сдавали. Процесс шел так медленно, что люди и не замечали, что с каждым годом позволяют грызунам все больше. Крысы заставили уйти из Ыковки все оставшиеся животные виды. В поселке осталось лишь несколько домашних кошек и собак.

15

– Приехали, – громко сказал Пша. – Сейчас я тебя прощаю, молодой человек, а в следующий раз оштрафую. Попробуй только выйти за стену без разрешения! Я все-таки начальник отдела безопасности. Мое дело следить, чтобы все были живы. А с кого спросят, если звери тебя слопают?

– А они разве едят людей? – спросил Коре.

– Не едят, конечно. Зачем же им есть, – загадочно ответил Пша.

Он подвел Запорожец к ограде, нашел табличку под сиденьем (такая знакомая табличка: улыбающийся черный череп с костями), повесил табличку на заднее стекло Запорожца. Вытащил из-под забора провод, отрегулировал напряжение и подсоединил провод к корпусу машины.

– Во! – сказал Пша. – Теперь снова будет шестьсот двадцать вольт! Пусть кто только попробует машину тронуть!

– Я вижу, ничего не изменилось, – сказал Коре.

– Конечно, не изменилось, – ответил Пша и вошел в дом.

Все есть в поселке Ыковке, все как у людей: есть водокачка, есть три теннисных корта и четыре игрока, которые садятся писать пульку после каждой третьей партии; самого разговорчивого игрока зовут Борей, есть два магазина и театр, в который наведывается труппа из города, в ту труппу сбежал от родителей Анников Ашка, родители возвращать его не стали, без Ашки легче жить; есть своя самогонщица (определите ее, если нужно, по столбу дыма над крышей), самогонщица – специалист по теологии, и есть алкоголик, правда, только один.

Алкоголика зовут Пша.

Ни в трезвом, ни в пьяном виде Пша не мешает жить окружающим. Самым злокозненным его поступком за всю жизнь была, смешно сказать, синусоида в метро.

Математическая точность той синусоиды была подтверждена двенадцатью свидетелями происшествия, а особенно свидетельницей Рисенковой, которая наблюдала Пшу с близкого расстояния. Рисенкова есть специалист по тригонометрическим функциям и методике их преподавания, так что в ее словах сомневаться не приходится. По словам этого свидетеля Пша вышел из электропоезда и пошел по пустой платформе в сторону ступенек. Как специалист по тригонометрии, Рисенкова сразу отметила, что траектория идущего представляет точную синусоиду с максимальным отклонением метра полтора. Свидетель с интересом ждала самого ответственного момента – восхождения по лестнице. Ей хотелось увидеть, как Пша упадет и в какую сторону, и скатится ли, а если скатится, то не сломает ли себе что-нибудь. Но Пша вступил на лестницу без колебаний, хотя его движение вперед и замедлилось. К несчастью, в этот момент подошла следующая электричка и выпустила следующую порцию людей. Один из людей – старичок в шляпе – попытался поддержать Пшу, но Пша отмахнулся. Старичок упорствовал, заглушая добротой тихий голос разума; он взял Пшу за куртку и слегка потащил; Пша снова отмахнулся, но не удержал равновесия и упал прямо на старичка, изрядно того примяв. Кто людям помогает, тот тратит время зря, – так пела известная героиня сериала.

Имеет Пша машину – не бог весть какая машина, всего лишь зеленый Запорожец и то старый, но Пша бережет машину как зеницу ока. Так в Ыковке и говорят: «пусть сбережет тебя судьба, как Пша бережет Запорожец». И правильно говорят. Область интересов Пши – гражданская оборона и техника безопасности на задымленных объектах. А Запорожец – это самая известная марка машины в Осии – Запорожец стали выпускать в две тысячи семидесятом и назвали его так из уважения к нацтрадициям: была, говорят, такая же знаменитая марка и сто лет назад.

Вернувшись, Пша решил немного выпить. Тонкой струйкой текла вода из крана и плясала в этой струйке мелкая грибная очистка (Пша жил один и грибы чистил собственноручно), играл блик солнца на потолке, играл, отраженный неровной водной поверхностью, и было так хорошо на душе, так хорошо, что, воробей, влетевший в веранду, чирикал о невозвратном детстве, муха, чертившая круг у лампы, зудела о потерянном счастье, рекодерик, оставленный включенным, бубнел о последней любви стихами Тютчева и голосом дородной немолодой дивы.

Пша уронил голову на руки и заплакал. Короче говоря, он был чуть-чуть пьян с утра. А воробьи с мухами ему просто приснились. Не видел Пша живой птицы без малого пятьдесят лет. Мухи в Осии перевелись немного позже.

Тараканы остались до сих пор и плодятся, как миленькие. Из них даже консервы стали выпускать, как из единственной настоящей живности. Говорят вкусно, но люди не особенно покупают. Спирт в Осии делают из нефти – получается как настоящий, и недорого. Из той же нефти с углем в придачу получают жир, вроде старого маргарина, на том жиру пекут искусственные пряники. Едят в основном таблетки и пластики. А из овощей – грибы, которые разводят в подземных гриботронах на компосте из мусора.

16

Оксана помолчала, покачиваясь, глядя на носки своих черных резиновых сапожек. Она была вмеру пьяна. Хорошо, что жива. Поменьше бы таких экспериментов.

– Ну вот мы и влипли, – сказала она наконец. – Сколько нам еще осталось?

– Еще двадцать часов, – ответил Коре, – сейчас идем ко мне, заходим, закрываемся изнутри и сидим тихо, как мышки. Я думаю, что за двадцать часов ничего не случится.

– Потом смотаемся?

– Вот именно.

– Куда?

– Разбредемся по домам. Дома – это единственное более-менее безопасное место.

– Что ты там рассматриваешь? – спросила Оксана.

Коре подошел к столбу и читал рекламную листовку с фотографией.

– А это личико я знаю, – сказал Коре. Иша… Да, его точно так и звали. Мы с ним во втором классе вместе учились. Он учился не со мной конечно, но с моим телом. Он был отличником, а мое тело разгильдяем. Когда тело его встретило в следующий раз, он уже продал душу дьяволу. Здравствуйте Ихаил Ерманович. У, какая у вас биография! Оказывается, вы закончили школу за три года – ну, это уж совсем неправда. Мне ли этого не знать. А теперь вы собираетесь победить на выборах… Ну да, сначала вундеркинд, потом гениальный юноша, потом слава родной науки, профессор в двадцать четыре года. Профессор института паронормальных явлений. ИПЯ. Вот это называется приятной неожиданностью. И здесь, оказывается, такой есть. Интересно, они только пытаются связаться с умершими или занимаются более практическими вещами?