Сергей Герасимов

Искусство умирать

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

КАК ЭТО НАЧИНАЛОСЬ

1

Информация:

В двадцать первом веке по Земле прокатилось несколько устрашающих эпидемий.

Первой была эпидемия СПИДа, которая достигла своего пика к 2014му году. Уже давно замечено, что четырнадцатый год каждого века – год несчастий и ужасов. Но вирус СПИДа оказался всего лишь обыкновенным лентивирусом (lenthy virus), мутировавшим от довольно безобидного вируса, который поражал в свое время только мелких обезьянок и лошадей. Вакцина так и не была найдена, но эпидемия пошла на убыль сама собой и последняя смерть от СПИДа датировалась 2034м годом.

Раговоры о медицинской загадке к тому времени уже прекратились. Гром не грянул.

Следующей была эпидемия саркомы. Эпидемия развивалась не так быстро и не так заметно, исподволь (как будто змея, ползущая под одеялом), но к средине века человечество вдруг обнаружило, что оно стоит на пороге возможного вымирания. К тому времени генная инженения достигла умеренных успехов и уже предвкушала успехи крупные. Довольно быстро был сконструирован ген ANTISARC, испытан на доверчивых красноглазых мышках, на визгливых обезьянах и сразу же на человеке – сроки поджимали. Первая версия гена оказалась недейственной, зато вторая сработала. С этого времени каждый новорожденный проходил иммунизацию и человечество забыло о злокачественных опухолях. Но у каждой медали есть и оборотная сторона.

Первая версия гена ANTISARC, испытанная на нескольких сотнях добровольцев, оказалась способной с самовоспроизвозству. Ген проникал в безобидные бактерии кишечной палочки, живущие в желудке каждого человека, перестраивал их и бактерии начинали вырабатывать слабый яд. Человек, зараженный новым вирусом, постепенно слабел и терял интерес к жизни. Смерть наступала обычно на третьем-пятом году заболевания, независимо от лечения. Эта эпидемия распространилась просто мгновенно. Возникали общины, проповедующие массовые самоубийства. Возникали также общины, проповедующие новое искусство: отрешенность, хрупкость, тоскливую изысканность. Соответственно изменился идеал женской красоты.

Смерть стали изобразать с венком в руке, вместо косы. Люди уходили в старые шахтные штольни, чтобы переждать гибель человечества (всего несколько лет осталось), а потом выйти и создать новую расу. Создатели новых рас начали размножаться удивительно бурно, прямо в шахтах, и на вопросы журналистов отвечали, что выполняют свой вселенский долг. Но в этот раз вакцина была найдена. Правда, некоторые секты так и остались жить в штольнях, ожидая новой беды. И беда пришла. А мода на самоубийства не исчезла.

Беда была не нова. Еще каннибалы Новой Зеландии знали эту болезнь. Был у них такой обычай: победитель сьедал часть тела побежденного врага. Если побежденный был храбр, то сьедали сердце, если прожорлив – то печень, если побежденный был плодовит, то сьедали фаллос, а если побежденный был умен, то сьедали мозг, а череп чистили речным песком, высушивали на солнце и ставили на почетное место в хижине – из уважения к уму. (Самые умные черепа передавали по наследству, а на некоторых писали поучения, острым гвоздиком). Заболевали только те, которые сьедали мозг. Болезнь выражалась в припадках, судорогах и ярости. Агония напоминала бешенство. В двадцатом веке болезнь была завезена в Европу, но, так как никто в Европе не ел мозг своих врагов, то до поры до времени в Европе было спокойно. Вирус слегка мутировал и стал поражать скот.

Болезнь назвали «коровьим бешенством» и успокоились. Но медицина прогрессировала и создавала новые лекарства и вакцины. Для некоторых вакцин требовались частички мозга только что умершего человека. И вот только тогда коровье бешенство стало бешенством человеческим. Человек, получивший вакцину, испытывал те же припадки, что и древний каннибал. Вирус был выделен, опознан и тогда медики пришли в ужас – они имели дело с совершенно неведомой до сих пор формой жизни. Вирус не погибал при кипячении, не погибал в стерилизующих растворах, не погибал даже в кислоте. Он выдерживал нагрев до четырехсот восьмидесяти градусов. Он преспокойно сохранялся в расплавленном олове или свинце. Вместо углеродных цепочек вирус имел кремниевые.

Бороться с таким мощным врагом медицина не могла. Все заболевшие были отселены на несколько небольших островов – в современные лепрозории – и там умерли. Их останки были вплавлены в стальные блоки и погружены на дно океанов.

Такие останки были гораздо опаснее ядерных отходов. И, хотя расплавленная сталь гарантировала гибель вируса, а океанские глубины удваивали гарантию, эпидемия дала еще один всплеск, на этот раз психический. Группы людей вдруг воображали, что они заражены, начинали метаться и убивать всех вокруг. Всплеск психической эпидеми пришелся на две тысячи сто четырнадцатый. Давно замечено, что четырнадцатые годы несчастливы.

Занятое своими проблемами, человечество редко смотрело в небо. А в небе все чаще появлялись летающие блюдца. Первые сообщения о них появлялись еще в шестнадцатом веке. В конце двадцать первого блюдец развелось так много, что примерно каждый второй их видел. Многие встречали блюдца неоднократно. Были сняты фильмы, были и попытки контактов, но все же официальная наука блюдца не признавала. Военные ведомства занимались блюдцами в свободное от основной работы время и несколько раз эти блюдца сбивали. Все сбитые блюдца были беспилотными.

Военные сбивали блюдца не из страха и не из профессиональной гордости. Даже не из любопытства или удальства. Очень уж хотелось узнать, как они устроены и украсть некоторые технические секреты. Одно из блюдец неплохо сохранилось и военные порылись в технических устройствах, разбив при этом несколько стеклянных шариков. Как оказалось, в шариках был энергетический вирус. А когда спохватились, то было поздно. Уже давно было известно, что вещество и энергия – суть два проявления одного и того же, как будто лицевая сторона и изнанка. Если существуют вещественные вирусы, то почему бы не существовать энергетическим?

Но энергетическая форма примитивной жизни как-то не прижилась на Земле и вызвала только легкую сезонную лихорадку одновременно на всех материках. От лихорадки скончалось только несколько детей и стариков. После этого вирус исчез.

А самую страшную беду люди все же проглядели.

2

В последствии этот вирус был назван вирусом Швассмана, по названию кометы Швассмана 1, где он был впервые обнаружен. К концу двадцать первого века небольшая комета Швассмана 1 практически разрушилась. Было решено послать экспедицию, чтобы изучить то, что еще оставалось. В то время такие экспедиции были делом обыкновенным и никаких сложностей не предвиделось. Аппарат с восемью исследователями на борту прилепился к рыхлым остаткам кометы и изучение началось. Предполагалось вернуться на Землю через четырнадцать дней.

На третий день среди экипажа вспыхнула драка и двое из восьми были убиты.

Их замороженные тела поместили в капсулы и отправили в звездное пространство.

Случай был беспрецендентен. На следующий день драка вспыхнула снова, человеческие голоса, слышимые по лучу надпространственной связи, выкрикивали бессвязные слова и бессмысленные фразы. Компьютерный анализ показал, что все оставшиеся члены экипажа были больны. На их слова нельзя было полагаться. Но автоматика пока работала и передавала все параметры, включая четкую картинку.

К сожалению, большая часть информации о происшествии на Швассмана 1 была уничтожена по неясным, но очень веским причинам. Часть информации просочилась и стала легендой. Говорили, что люди с кометы Швассмана 1 уничтожили друг друга; осталось всего двое, запертых в разных отсеках корабля. Один из них отрезал себе язык и умер от потери крови, второй лег на пол и лежал, медленно разбухая.

Иногда он шевелился. Бесстрастная камера передавала картинку – человек все меньше был похож на человека. Он очень потолстел и увеличился в размерах.

Особенно удлинились ноги. Человек стал похож на огромного и малоповоротливого кузнечика. Он стал вставать с пола и передвигаться прыжками. Он жевал все, что попадалось ему на пути, даже дерево и пластмассу. А когда он стал совсем страшен, камера выключилась. Точнее, переключилась и стала передавать компьютерные мультфильмы, которые сама же и сочиняла. Импровизации были остроумны, но все с оттенком нездоровья. Казалось что техника тоже заразилась.

Все остальное неизвестно. Материалы о комете Швассмана были вначале засекречены, затем уничтожены, затем исчезли те люди, которые обеспечивали поддержку эксперимента с Земли. Остались только легенды.

3

Он любил женщин, особенно порочных женщин и злых, он любил ставить их на колени или смотреть на них со стороны; он любил кошек и держал в своем доме двух – одну серую, другую белую с черными задними лампками и черным дергающимся кончиком хвоста, будто приставленными к худому длинному телу. У второй кошки глаза были необычными – розового оттенка; это было признаком породы и стоило безумно дорого. Он любил вдыхать запах хороших духов и запах улицы после дождя; любил хорошо поесть и поэтому в последние годы его фигура уже потеряла былую стройность; он любил есть сырое мясо, нарезая его тоненькими, почти прозрачными ломтиками – для этого мясо нужно было хорошо заморозить и есть его он тоже любил замороженным, слегка присыпанным толченым перцем; достать настоящее мясо было нелегко, но он имел большие возможности; он любил обманывать, просто так, ради самого удовольствия обмана, удовольствия, похожего на легкую щекотку, и особенно любил обманывать в мелочах, дурачить людей, так чтобы они верили тебе, не догадываясь, что ты над ними смеешься. Любил свою работу и очень серьезно относился к ней, переживая при каждом даже небольшом проколе. Любил проводить вечера бездельничая – он лежал на веранде своего дома, в кресле или гамаке; любил рассматривать порножурналы и имел прекрасную коллекцию старых и древних журналов со всех концов света, любил выдумывать невероятные истории и рассказывать их случайным знакомым, любил случайные знакомства, любил фильмы о войне и о последних веках Рима, фильмы ужасов – там где убивают так много народу, что, кажется, люди превращаются в огромный человеческий фарш. Но больше всего он любил убивать сам.

Его звали Икемура и в нем не было ничего японского, кроме фамилии. Если бы его спросили, сколько людей он убил, он бы не смог ответить, ведь он давно сбился со счета.

Он совсем не походил на тех древних маньяков убийц вроде Синей Бороды Потрошителя или какого-нибудь Чикатилы – то были любители. Икемура не был.

Еще он любил опасность и поэтому часто появлялся в опасных местах. Сейчас он открыл дверь и вошел в бар, в одно из таких мест, куда редко кто приходит без охраны. В баре почти никого не было, большинство посетителей разошлись по игровым залам.

– Что вы хотели? – спросил его длинный, худой человек в форменном неновом пиджаке.

Икемура посмотрел ему в глаза и выдержал паузу чуть дольше обыкновенной паузы. Человек приготовился повторить свой вопрос.

– Играть, конечно, – сказал Икемура. Что, по-вашему еще я могу хотеть здесь?

– Какие ставки?

– Самые большие.

– Вы знаете, куда пришли?

– А я, по-вашему, похож на идиота?

Впрочем, он умел быть похожим на кого угодно.

– Тогда в девятую комнату, пожалуйста. И если ставка будет самой большой, то пусть будет поменьше крови, она плохо отмывается, – сказал человек в пиджаке и попробовал понять, на кого похож этот странный посетитель без оружия и без охраны; попробовал понять, но не смог.

– Сколько их? – спросил Икемура.

– Трое. Двое мужчин и одна женщина. Они еше не начинали игру. Вам повезло.

– Мне часто везет, иначе бы я не играл. Это тебе.

Он бросил металлический рубль и человек поблагодарил его жестом.

Икемура вошел и оценил ситуацию. Первый был невысокого роста, круглоголов, подстрижен очень коротко, так, что при каждом движении его головы под щетиной переливалась лысина, он был невысокого роста, широк в плечах, имел большие кулаки и дряблые веки. Лицо хмурое, тяжелое, с большим носом в и вдавленной переносицей. Пожалуй, не очень серьезный противник. Второй, сидящий за столом, был высокоросл, стройного сложения, жилист, с большим носом и жесткими глазами.

Этот может оказаться посерьезнее, мне нравится такой взгляд, – подумал Икемура, – но заранее не угадаешь.

Вот этот згляд. Он посмотрел в глаза второму и выдержал паузу.

– Ну? – спросила женщина.

Судя по интионации вопроса, глупа.

Это была женщина из тех, которые ему нравились. Умные ведь нравятся редко.

Сразу было видно кто она такая – из очень богатых, пресыщенных жизнью, любящих риск, может быть, любящих смерть, но не так сильно, как любил ее сам Икемура.

Из тех, которые любят топтать мужчин острыми каблучками. Из тех, которые умеют это делать и делают это постоянно – даже не ради удовольствия, а по привычке.

Ну что же, – подумал он, – сегодня ты проиграешь.

– Ты пришел играть или смотреть на нас? – спросила женщина. Сегодня ночью ей придется заговорить иначе. Пусть покрасуется, пока.

– А ты заткнись, стерва, – сказал Икемура спокойно и подошел к столу. На столе лежала нераспечатанная колода.

– Не говори так с женщиной, – сказал низкий.

– Ты мне не указ, – ответил Икемура, чувствуя всем своим существом, как накаляется обстановка. Он любил накалять обстановку до предела, до того самого предела, когда, казалось, каждое слово начинало звенеть и отдаваться почти болью в твоем сознаниии, и вот сейас будет этот взрыв, но… Но ему всегда везло.

Даже если взрыв происходил, его не задевало осколками. Ему удивительно везло.

– Там на что мы будем играть? – спросил высокий.

– На самые большие ставки.

– Что ты ставишь?

– Я ставлю двадцать тысяч рублей.

– Сколько? – удивилась женщина.

– Двадцать тысяч рублей.

– Покажи.

Икемура вытащил из внутреннего кармана пачку из двадцати оранжевых бумажек.

Высокий присвистнул. Он удивился не при виде такой суммы, хотя ни разу в жизни не видел двадцати тысяч сразу и даже не при виде столь крупных банкнот, он удивился тому, что человек, очевидно не имеющий оружия, и не имеющий при себе телохранителя, приходит вечером сюда и держит такие деньги просто во внутреннем кармане. Это было невероятно. Человек, который пришел играть, был либо сумасшедшим, либо…

– А как с вашей стороны? – спросил Икемура.

– Слишком высокая ставка. Но я пожалуй взялась бы, – сказала женщина, – но давайте, пусть это будет не двадцать, пускай будет четыре тысячи.

– Четыре тоже слишком много, – хмуро сказал невысокий. И все равно, ты же знаешь, что четырех не хватит.

– От тебя, дружок, мне не нужно денег, – ответил Икемура.

– Что же тогда? Я могу сыграть больше, чем на деньги.

– Понятно, здесь ведь играют на самые высокие ставки. Ты хочешь двадцать тысяч?

– Да.

– Тогда вот это.

Икемура вынул из кармана небольшой прозрачный коробок, напоминающий зажигалку.

– Что это такое?

– Это смерть. Вот этот шарик, видишь? Она в одном шарике из трех. Да, да, один из трех.

– Они все одинаковы.

– Тем интереснее. Проглотив этот шарик, человек умирает. Но не сразу, а через несколько минут. Если хочешь, мы сыграем на этот шарик.

– Как?

– Против двадцати тысяч.

– Тридцать, – сказал низкий.

– Зачем тебе это нужно? – вмешалась женщина. В ее голосе было привычное раздражение. Чувствовалось, что она привыкла держать людей в кулаке, но сейчас кто-то или что-то взяло в кулак ее саму.

– Сама знаешь, – ответил низкий, – меньше тридцати не хватит. Тридцать и не меньше.

– Ты так дорого ценишь свою жизнь?

– Просто мне нужно тридцать.

– Я согласен, – сказал Икемура, – пусть будет тридцать.

Он добавил еще десять банкнот.

– Начнем. Летнее утро!

Стены комнаты вспыхнули разноцветными огнями и и изобразили летнее утро в лесу.

Информация:

К началу двадцать второго века земная техника достигла громадных успехов.

В первую очередь, военная техника. Большинство достижений военной техники со временем теряли свой прикладной военный характер, так как изобретались различные способы противодействия, и переходили в облась обычной техники, бытовой.

Одним из таких изобретений была видеокраска. Видеокраска была изобретена военными в шестом году текущего века, недолго применялась в военных целях и после этого широко распространилась по всем континентам, и теперь практически каждый человек, имеющий свою квартиру или дом, одну или несколько комнат раскрашивал видеокраской.

Видеокраска была двух сортов – военная и обычная. Военная видеокраска могла выполнять дополнительный набор команд, боевых команд: «огненный шторм», «огненный смерч», «красное солнце» или команду «кобра». А также некоторые другие команды. Правда, в большинстве случаев комнаты раскрашивали обыкновеной видеокраской, хотя боевая была ярче. Видеокраска слушалась приказа любого человека, который находился в комнате, приказ воспринимался по интонации голоса.

По приказу видеокраска изображала любую желаемую картину. И могла не только создать картину в стереоизображении, но и передать звуки, запахи, могла создавать и гравитационные эффекты. Например, морскую качку или тряску при езде в автомобиле или воздушные ямы при полетах и даже перегрузку при полетах космических кораблей. Видеокраска создавала почти полную иллюзию присутствия в любом желаемом месте.

Икемура приказал: Летнее утро! – и комната окунулась в летнее утро.

– Не так ярко! – приказала женщина просто для того, чтобы что-то возразить, – свет солнца несколько ослабел.

Они начали играть.

Через полчаса низкий проиграл окончательно.

– Это нечестно, – сказал он. – Ты все время вытягиваешь большую карту.

– Ну что же тут нечестного? – сказал Икемура. – Просто мне везет.

– Так не бывает, – сказал низкий, – так не бывает, чтобы везло всегда.

Хотя бы раз ты должен был проиграть.

– Но, – ответил Икемура, глядя ему в глаза и наслаждаясь этим взглядом, – если бы я хотел тебя обмануть, я бы специально проиграл несколько раз, а так, просто судьба. Просто мне сегодня везет. Ты видишь, тебе не получить денег, теперь тебе придется проглотить этот шарик.

– Я не стану этого делать, – сказал низкий. – Я же сказал, ты играешь нечестно.

Он встал из-за стола. Впрочем, он был не таким уж и низким. Среднего роста. Так же, как и Икемура. И видно, привык к дракам. Один только нос многое говорит. Икемура тоже поднялся и отодвинул стул.

– Ты собирешься со мной драться? – спросил он. – Но это не даст тебе твоих тридцати тысяч.

– Я хочу играть еще.

– У тебя больше не на что играть. Скажи мне, а почему ты согласился играть на жизнь?

– Потому что, если я не отдам этих денег к завтрашнему утру, мне все равно не жить.

– Ах, так ты задолжал. Не надо влезать в долги, паренек.

– Я тебе не паренек.

Низкий попытался ударить, но Икемура ловко увернулся и удар прошуршал, даже не коснувшись его одежды. Удар был простым – из тех, которыми пользуются любители – Икемура даже не слишком старался, чтобы уйти от него.

– Ничего себе, – удивился высокий. – Это где же такому учат?

– Там учат, где тебя не было, – сказал Икемура и ударил приемом fgj .

Низкий свалился на пол и начал дергать ногами, как дергает хвостом рыба, попавшая на крючок.

– Ну-ну, мой мальчик, вставай, не все так плохо, – сказал Икемура. – Вот так, садись за стол.

– Но ты играл не честно.

– Разве? – сказал Икемура. – Я могу тебе доказать. Как ты думаешь, в этой комнате обычная краска или боевая?

– Боевая, – ответил низкий, – это сразу видно.

– Я вижу, ты разбираешься. Теперь послушай, что я скажу. Как ты думаешь, если я прикажу «огненный шторм», что случится?

Высокий приподнялся из-за стола.

– Прости парень, но у тебя не все дома. Говорить такие слова здесь. А если бы она сработала?

– Так что будет, если я прикажу «огненный шторм»? – спросил Икемура, даже не взглянув на высокого. Он чуть повысил голос, приближая его к интонации приказа.

– От нас останется один пепел.

– Вот. А теперь я приказываю: «Огненный шторм!»

Стены комнаты вспыхнули и вдруг погасли и стали совершенно черными.

Включились, загудев, люминисцентные светильники. Один из них мигал.

– Что это было? – спросила женщина. Она еще ничего не поняла.

– Что-то случилось с краской, она не выполнила команду. Я ведь сказал, что мне сегодня везет.

– Почему?

– Потому что такое бывает. Оружие отказывает иногда, – он говорил, глядя на своих противников, как сытый ленивый кот в мультфильмах. Лень была только на поверхности – внутри сердце билось радостно и быстро.

– Зачем ты это сделал?

– Я хотел показать, что мне везет и как сильно мне везет. Я не люблю, когда меня обвиняют.

– А если бы она сработала?

– Нет, ты ведь видел, что я всегда вытаскивал старшую карту. Сегодня мой день. Теперь, – сказал он, – я хочу посмотреть, как ты умрешь. Вот, глотай один из шариков, на выбор. Два из трех безвредны. Выбирай. Но ты все равно выбирешь тот, который задумал я.

Низкий взял прозрачную коробочку в ладонь.

– Она холодная, – сказал он.

– Это холодильник. А знаешь, что это за шарики?

– Яд, наверное.

– Нет, не яд. Это древний способ, очень древний способ, которым охотились северные народы. Здесь пластинка китового уса, свернутая в спираль. Она обмазана жиром, который застыл. Пока пластинка не распрямляется. Длина ее примерно пять сантиметров. Когда ты проглотишь этот шарик, жир растает в твоем желудке. Пластинка распрямится и проколет стенки желудка. Ты будешь умирать долго и мучительно.

– Мы так не договаривались.

– Как же. Я с самого начала поставил на стол эту коробочку. И ты проиграл.

Кажется, низкий понял, что ему не удастся уйти.

– Он мой брат, – сказала женщина. – Могу я что-то сделать для него?

– Если ты имеешь ввиду деньги, то нет. Мы ведь играли не на деньги. Но мне нравится твое тело. Я хочу сегодняшнюю ночь, и хочу делать с тобой этой ночью все, что мне вздумается.

– Я согласна, – сказала женщина. Если ты отпустишь его.

– Я отпускаю тебя, – сказал Икемура, – по просьбе дамы. Между прочим, по очень глупой просьбе – ты ведь все равно не найдешь тридцати тысяч до утра. И я забираю твою сестру. Я ухожу, а вы можете играть по мелочи.

Он взял женщину под руку и вышел из комнаты. Пройдя несколько шагов по коридору, он остановился.

– Как, – спросила женщина, – мы идем к тебе?

– Сейчас выйди и подожди меня у наружной двери.

– Зачем?

– Я приказал, а ты подчиняйся.

Женщина дернула хвостом волос и пошла, цокая каблучками.

Икемура стал ждать. Все люди одинаковы. Это произойдет сейчас или через минуту. Он стал на безопасном расстоянии от комнаты; даже если бы дверь открылась, его бы не задело вспышкой.

В комнате остались двое.

– Да, сказал высокий, – веселенький сегодня выдался вечер. А как он тебя ударил.

– Это боевой прием, – сказал низкий. Это наверняка секретный прием со знаком. Такому не учат никого, кроме членов групп. Правда есть еще эти, черные, ты знаешь, со стеклянными глазами – но их ведь всегда легко отличить от нормальных людей. И им здесь нечего делать.

– Но если он член группы, то что он делал здесь? Неужели ему мало своих развлечений?

– Да черт его знает. А как он сказал…

– Что сказал?

– Он увел твою сестру.

– С ней ничего не случится. И потом – она ведь и вправду стерва, пусть поиграет.

– Вот эти слова, я боюсь их повторять.

– Да наплевать, – сказал низкий, – значит, это в самом деле не боевая краска, он это знал. Краска никогда не выполнит эту команду.

– Ты уверен?

– Уверен, – сказал низкий. – Слушай: Огненный шторм!

Видеокраска взорвалась огнем и через несколько секунд от двух стоявших в комнате людей, от мягких стульев, от зеленого сукна и от колоды карт остался только пепел. Догорал, дымя и выплевывая язычки пламени, перевернутяй стол.

Комната медленно остывала и потрескивала, остывая. Световое лезвие вышло из щели в неплотно закрытой двери и оставило на противоположной стене полоску вскипевшего пластика.

Икемура заметил вспышку, слегка улыбнулся сам себе и пошел вслед за женщиной.

Он бросил на пол прозрачный коробок с тремя круглыми таблетками от зубной боли. Никакой смерти в коробке не было. Когда человек попадает в отчаянное положение, он может поверить во что угодно, даже в сказку о древней охоте с помощью китового уса. А ведь он поверил и согласился бы проглотить, надеясь, что вовремя сделанная операция спасла бы его от смерти. Из всех игрушек люди – самые интересные. Одна интересная игрушка еще остается.

Он уже представлял себе, что будет делать с женщиной этой ночью – прежде всего, он не узнает даже ее имени, такие мелочи женщин возмущают больше всего, а о том, как погиб ее брат, он расскажет ей только утром; он будет знать всю ночь, но не скажет ей. И еще будет много интересного.

Но судьба распорядилась иначе.

Он привел женщину в свой дом на четырнадцатую улицу, оставил ее в комнате второго этажа. Приказал накормить кошек. После этого спустлися вниз и проверил сообщения, переданные в его отсутствие. Первое же сообщение заставило его забыть о женщине и о том, что произошло недавно.

4

Сегодня у него было плохое настроение – сегодня ему снова расхотелось жить.

Орвелл откинулся на кресле и вдавил руками глаза. Надо повалять Ваньку, – подумал он, – это всегда помогает.

В начале двадцать второго века технология так резко рванула вперед, что теперь ее возможности стали безграничны. Практически безграничны. Технология была способна создать самый невероятный прибор или самое причудливое устройство.

Технология была способна создать даже искусственного человека, и скрестить его с настоящим. И это было только началом технологической революции. Совсем недавно вошел в моду Ванька – игрушка, снимающая усталось.

Ванька представлял собой три фигуры, размещенные в углах квадрата.

В первом углу стоял сам Ванька – человеческая фигурка на одной ноге и с тремя руками. Во втором углу – позрачная коробочка с мелким живым существом (обычно рыбкой, мышкой или воробьем). Коробочка полностью обеспечивала жизнедеятельность своего пленника. В третьем углу был механический диктофон, а четвертый угол был пуст. В Ваньку играли так:

– Ванька, голос! – сказал Орвелл.

Фигурка с тремя руками ожила, задвигалась и стала петь бессмысленную песенку, хлопая себя ладонями по лбу.

Появились в нашем веке людоедо-человеки…

Так начал петь Ванька. Игрушка была устроена таким образом, что, как только несколько случайных и полубессвязных строк давали подобие смысла, фигурка Ванька замирала. Зато начинала петь следующая фигурка. Воробей, мышь или рыбка испуганно открывали рот и продолжали ту же песню. И снова случайные строки вдруг совпадали по смыслу – животное прекращало петь и передавало эстафету диктофону. Диктофон передавал эстафету пустоте. Пустое пространство пело продолжение глупейшей песенки. Потом снова начинал Ванька – так песенка бегала по кругу. Как утверждали психологи, Ванька пекрасно снимал усталость и напряжение. Действительно снимал. Игрушка реагировала только на два приказа:

«Ванька, голос!» и «Ванька, молчать!». Отдыхать с помощью такой игрушки называлось «Валять Ваньку». Ваньки были во всех служебных кабинетах, во всех частных домах и квартирах, во всех развлекательных заведениях. Миниатюрные Ваньки устанавливались даже в автомобилях. Но пройдет несколько месяцев и новая модная игрушка вытеснит доброго веселого Ваньку.

Жили-были Ваня с Петей на неведомой планете… – продолжал чирикать воробей, довольно мелодично. Мелких животных специально выращивали в больших количествах, чтобы удовлетворить спрос на Ванек.

Каждое животное выдерживало гарантированные две недели такой жизни, а потом умирало и заменялось новым.

Как срубили все кокосы – занялись пномпеньским боксом.

Самый модный спорт теперь – надо пнуть сильнее пень! – спел воробей и закрыл клюв. Строчки совпали по смыслу, и теперь включился диктофончик. Орвелл слышал его, не различая слов. Он сидел с закрытыми глазами.

А когда повырастали, зубы вставили из стали.

Эти зубы как ножи – очень-очень хороши.

Смысл снова совпал и теперь песню подхватило совершенно пустое место.

Ничто произносило слова – совсем несложный трюк современной техники.

Ванька помогал; Орвелл чувствовал, что усталось уходит.

Телефон.

– Алло? – Орвелл поднял трубку, – вы никак не могли обойтись без меня?

Да, меня это интересует, но сегодня я занят.

Сегодня он действительно был занят. Дело в том, что случилось экстраординарное событие: вторая планета Бэты Скульптора перестала отвечать по лучу надпространственной связи. Перестала отвечать во всех диапазонах; перестали отвечать все станции связи. А станций было не меньше десятка.

Орвелл листал только что прибывшую информацию о планете. Большую часть записанного он знал сам. Но, когда случается чрезвычайное событие, может помочь любая мелочь. Орвелл бы никогда не простил себе, если бы он пропустил такую мелочь.

Вторая планета Бэты Скульптора была единственной, не считая Земли, где существовала разумная жизнь. Разумная жизнь на «Бэте» (так называли планету все, кто имел доступ к информации) прекратилась несколько столетий назад. Зато сохранились памятники истории, поистине великой истории народа, который уничтожил сам себя.

Древние обитатели Бэты имели цивилизацию, гораздо превосходящую земную. Они смогли пережить изобретение топора, пушки, ядерной бомбы, психотропного оружия, бомбы с кибернетическим мозгом и прочих прелестей, без которых не развивается ни одна культура. Но они пошли дальше: был создан аппарат, уничтожающий только опасного врага. Это было устройство небольшого размера, которое прикреплялось к любому оружию – к кибернетическому мозгу, к пушке, даже к луку с натянутой тетивой. Если приближался опасный враг, то оружие срабатывало на уничтожение; если приближался трус, предатель или просто ничтожный человек, оружие его иногрировало, оставаясь взведенным. После двух-трех столкновений вражеские армии просто разбегались по домам, потому что никто не хотел воевать. Оставались только слабаки и нерешительные.