Но экипаж Козырева не смог завести двигатель танка, и рота Старикова, с одним танком на привязи, вскоре подъехала к танкам бригады. Навстречу Игорю от группы офицеров, прихрамывая, вышел Короткое, схватил за плечи, сжал.

— Ну, Стариков! Ну, Ромео хренов! А! — он хлопнул его по плечу. Повернувшись к ротным и взводным, спросил: — Каков? Молодец! Упрошу комкора, чтобы орден дал! Слово при всех даю!

Игорь непонимающе смотрел на них, на возбужденного Короткова. Что случилось-то, бой как бой. Все всё сделали как надо, как должно быть.

— Так, мужики! — Короткое обернулся к офицерам. — Танков тридцать ушло. Здесь осталось под восемьдесят. Еще семнадцать Стариков разбил. Итог: похоже, мы ухайдакали танковую дивизию! Поэтому сейчас предлагаю с ходу ворваться в Байернфельд и устроить там Юрьев день!

Но «Юрьева дня» не получилось. Развернутый Манштейном зенитный дивизион, спрятанный за домами, в сараях и палисадниках, встретил кантемировцев огнем с предельной дистанции. Пришлось отступить. А следом подошла 13-я танковая бригада, 43-я мотострелковая бригада, то есть почти весь Кантемировский корпус. Подошли танки Т-28 10-й отдельной бригады. Потом еще пехота, батарея противотанковых пушек, зенитчики. Воздух прорезало звено «ЯКов», затем еще и еще. Кризис кончился, и теперь началась гонка, кто первым сосредоточит большее количество войск. Удастся ли фашистам прорваться еще раз, или они положат здесь множество солдат, а целей своих не достигнут?

Ночевать остались в поле, у танков. Наутро сюда же перебазировался штаб корпуса, следом приехали командующий 3-й танковой армией генерал-майор Катуков и командующий 2-й гвардейской армией генерал-лейтенант Рокоссовский. Собрали совещание. Вопрос на повестке один — как уничтожить немецкие войска, вклинившиеся на освобожденную нами территорию.

Здесь же и всплыл приказ Манштейна о расстреле всех пленных офицеров и «жидов». Опрос пленных и доклад лейтенанта Осадчего подтвердили это чудовищное по своей жестокости распоряжение немецкого командования.

— А ну, подать сюда Ляпкина-Тяпкина!

Рокоссовский, обычно спокойный и рассудительный, рассвирепел.

— Кто здесь есть из «Осназа»? Пишите приказ, чтобы послезавтра здесь сидел этот подлец Манштейн!

Вызвали Чернышкова. Рокоссовский предложил ему в усиление любую часть, только чтобы он взял, и непременно живым, Манштейна.

— Мы этого гада судить будем! Перед всеми его подчиненными судить будем!

В ходе обсуждения и родился план операции на уничтожение Байернфельдской группировки противника. План незамысловатый, в общем-то. Сначала удар гвардейскими минометами. С этой новинкой немцы пока не знакомы. И хоть жалко городок, но что поделать, не надо было давать приют таким зверям. Потом в атаку идет 43-я бригада, усиленная танками Т-28. Она прорывает первую полосу обороны на левом фланге. Артиллерия в это время гасит любую активность на левом фланге и в центре. Потом пехота поворачивает вправо и начинает зачистку окопов и траншей первой линии обороны. 12-я, а за ней и 13-я бригады входят в прорыв. 12-я бригада охватывает город слева, уничтожает танки противника, остатки дивизии «Череп». 13-я бригада отрезает полосу обороны от города, частью сил помогает уничтожать ее, а частью охватывает город справа, уничтожая танки «Черепа».

Этот бой, скорее всего, спугнет Манштейна, и тот рванет на север по шоссе на Пльзень. А вот там-то его и должны выловить осназовцы. Чернышков от предложенного взвода танков 13-й бригады отказался. Выпросил взвод из роты Старикова, мотивируя тем, что уже взаимодействовал с ними в бою, а это дорогого стоит.

Манштейн, получив разнос от Гитлера и приказ прорвать оборонительные позиции русских, а также дивизию «Рейх» в пополнение, назначил атаку на 11 часов пополудни. На час раньше, чем планировалась атака армейской группы Рокоссовского. Впереди — остатки 3-го танкового полка дивизии «Мертвая голова», по бокам — панцеры «Рейха», в центре — пехота на бронетранспортерах. Задача прежняя — уничтожить русских и выйти на коммуникации войск Жукова.

Как жаль, что нет возможности провести хорошую артподготовку. Подлец Паулюс не предусмотрел в этой операции действительных прорывов, а значит, и участия тяжелой артиллерии. В операции задействованы только противотанковые пушки да зенитные дивизионы, тоже способные уничтожать бронетехнику, и еще как уничтожать! А вот нормальной полевой артиллерии нет. Она вся под Бреслау.

Танковые колонны по команде генерала двинулись в узость между двух холмов, который с другой стороны перекрывали русские позиции.

Коротков, отправив с осназовцами взвод под командованием Старикова, готовил свою бригаду к бою. Когда много начальников рядом, делай, что скажут, и не вякай. Майор, он и есть майор. Когда генералы смогут услышать майоров? Это, конечно, самый простой путь, в лоб, на зенитки. А почему бы не кинуть в тот проходик, по которому сейчас в тыл к немцам просачивается Стариков с осназовцами, обе бригады? Перехватили бы рокадную дорогу, намяли бы бока тыловикам. А там, глядишь, и фрицы в городе лапки кверху подняли бы. И что это еще за «чудо-оружие» такое, БМ-13, на которое столько надежды? Нет никакого чудо-оружия, есть только чудо-богатыри, как князь Суворов любил нас, солдат, называть.

Коротков взглянул на часы. Через полтора часа наступление. К нему всё и все готовы. Подбитые вчера танки эвакуированы в тыл, на ремонт. Немецкие, на всякий случай, взорваны. Погибшие похоронены с почестями, хотя какие это почести, жидкий пистолетный салют. Хорошо, хоть могилки у всех свои. Не в общую яму положили, как бывало иной раз в Гражданскую войну. Раненые солдатики отправлены в госпитали. А здоровые — вот они. Что ни говори, любая победа как-то меняет человека. Придает сил, возвышает. Если еще вчера многие из них, особенно из последнего пополнения, мандражировали перед боем, то теперь этого не видно. Все герои! И поди разбери сейчас, кто сколько танков подбил. Посчитать, так не семьдесят девять, включая самоходки, а все три сотни наберется, не меньше.

Он еще раз в бинокль осмотрел окрестности, пытаясь засечь (понятно, что безуспешно) замаскированную противотанковую пушку, пулеметное гнездо или, на худой случай, хоть какое-нибудь шевеление на позициях врага. От этого занятия его оторвал один из штабных посыльных.

— Товарищ майор, разрешите обратиться! — Короткое свысока посмотрел на молодого солдатика. Откуда их только берут, таких длинношеих и нескладных?!

— Что там еще?

— Товарищ майор, там батарея БМ-13 пришла, вас спрашивают!

Комбриг почти бегом ломанулся, любопытно ведь, что еще за БМ-13. Колонна машин, с дюжину. Грузовики. На шасси ЗИС-22 трубчатая конструкция, прикрытая брезентом. Навстречу капитан-артиллерист со счастливой улыбкой на детском лице.

— Товарищ майор, командир дивизиона гвардейских минометов капитан Платов. Приказано подбросить огоньку на вашем участке. Будем соседями!

— Это что еще за хрень такая?! Это и есть их хваленое чудо-оружие?!

Артиллеристы тем временем сдернули брезент — ряд рельсов, раскладные упоры, домкраты.

— А где стволы? — Короткое был в полном недоумении. Не знал даже, как реагировать на эту обструкцию, и на этого неумеренно счастливого капитана.

— Да подождите, не торопитесь! Нам приказано только один залп дать, не больше. Больше не понадобится...

— Из этого?! — майор обвел рукой рельсы.

— Сейчас, увидите...

Но Короткое еще раньше увидел, как из Байернфельда в атаку пошли десятки, а может, и сотня танков.

— Ну вот, началось. Знаешь, капитан, валите со своим чудо-оружием отсюда в тыл, что ли, сейчас здесь жарко будет, и совсем не до вас...

— Знаешь, майор, достал ты меня... и прошу не указывать мне, где размещать вверенное мне подразделение. Вот подпустим эти танки поближе, чтоб кучнее легло, а потом сам считай, сколько мы их набьем, а сколько твоя хваленая бригада.

— Бывай.

— Пока! — И развернувшись к своим артиллеристам, скомандовал: — Заряжай!

— Своих предупреди, — крикнул Короткову, — сейчас такой концерт будет, что чертям тошно станет! Чтобы в штаны не наложили...

Майор хотел сказать в ответ что-нибудь едкое, но только махнул рукой. Тут же его вызвали к телефону.

— Это Перерва. Коротков, немцы пошли в атаку.

— Вижу!

— Задача меняется. Пусть сейчас их накроют БМ-13, и только потом выступаем мы.

— Товарищ генерал, а вы сами эти БМ-13 видели?

— Видел. И в бою видел.

— Но что-то хлипко они выглядят для боевой техники.

— Не дрейфь. Когда они начнут, уверен, и ты их оценишь.

Когда немецкие танки проползли половину пути, когда уже наши танкисты высматривали через прицелы, куда бы засандалить бронебойным, когда отчетливо стало видно, что там не только танки, но еще и бронетранспортеры с пехотой, тогда-то и заходила земля под ногами. Миллионоголосый рев, с чем тебя сравнить? Огненные стрелы сорвались с направляющих и устремились туда, где, как на ладони, словно игрушечные, катились панцеры.

Море огня! И каждая стрела добавляла свою каплю в него. Секундой позже из-за дальних позиций прошла еще одна стая огненных, словно кометы, стрел, добавив еще красно-черного в эту апокалипсическую картину. И еще раз! Танкисты, открыв люки и рты, завороженно смотрели на этот танец смерти...

Первым порывом Короткова было пойти, извиниться перед тем капитаном, но тот, как и его подчиненные, лихорадочно переводил в походное положение свою боевую технику. Скручивали провода, опускали домкраты, накрывали брезентом грузовики. Через несколько секунд первая машина, гремя гусеницами, сорвалась в тыл, за ней вторая, третья. А снаряды тем временем продолжали рваться, под ними была погребена еще одна легенда, дивизия «Рейх».

— Вот это да! — сказал сам себе Короткое, а в рацию прокричал другое:

— Танкисты-кантемировцы! Воины-богатыри! В атаку! Вперед! За Родину! За Сталина!

Манштейн следил за атакой, и, когда дивизию накрыло, он даже не стал ничего говорить, ничего выяснять. Сел в машину и махнул рукой, вперед: мол, в Берлин. Он не видел, как навстречу танкам «Рейха», по полю двинулась стальная лавина русских. Как деморализованные эсэсовцы сдавались сотнями, оглушенные и растоптанные...

Он не смотрел назад и по сторонам, ушел в себя. Стальные челюсти Кантемировского корпуса захлопнулись сзади, сокрушая все преграды, а он ехал. И ехал бы, но нос его машины уперся в борт легкого танка, перегородившего дорогу.

Нагель нажал на тормоз, но остановить вовремя несущийся на полной скорости автомобиль не смог, и тормозящий «Мерседес» врезался в танк. Вырвался пар из разбитого радиатора, водитель воткнул заднюю передачу, и машина въехала багажником во второй танк, перегородивший дорогу сзади. Нагель, не долго думая, выскочил из салона, кинулся в кювет. «Мерседес» окружили солдаты в пятнистой форме. Появились три Т-34 и «Кюбельваген», и Манштейна довольно вежливо: иди, сука! — затолкали в него. И сорвались в обратном направлении.

Только Нагель остался в недоумении в кювете у разбитого «Мерседеса».

Спустя несколько дней пленных эсэсовцев выстроили на просторной поляне посреди Чешского леса. Впереди офицеры, сзади солдаты. Все без погон, ремней. В изодранной форме, перевязанные, грязные, небритые, окруженные множеством советских солдат-автоматчиков.

Вывели Манштейна. Следом вышел генерал армии Жуков. Специально приехал, когда ему доложили обстоятельства дела. Рядом переводчик, молодой парень в очках.

Жуков много говорить не стал. Что говорить, все понятно.

— Солдаты немецкой армии! Я знаю про вашу необразованность, поэтому напомню. Есть такой международный договор, Женевская конвенция об обращении с военнопленными. Вы под руководством и с ведома этого генерала, — он указал на Манштейна, — эту конвенцию неоднократно нарушали! Вами были допущены случаи расстрела раненых и военнопленных красноармейцев. Вами были допущены случаи издевательств и убийства женщин-военнослужащих. Вы взяли за правило по приказу этого генерала расстреливать командиров и политработников Красной Армии. В Женевской конвенции предусмотрено принуждение незаконными методами к выполнению ее положений. Поэтому этот генерал сейчас будет расстрелян по приговору военно-полевого трибунала Юго-западного фронта как военный преступник.

Жуков повернулся назад и кому-то что-то сказал. Двое офицеров НКВД подхватили Манштейна под руки и потащили на середину поляны, к месту, где была выкопана продолговатая яма. Нагнули генерала над ней. Сзади подошел еще один энкавэдэшник, достал пистолет, приставил его к затылку Манштейна. У того подогнулись колени, а лицо скривилось в гримасе страха.

— Привести приговор в исполнение!

Грохнул выстрел. Все опустили глаза. Труп Манштейна столкнули вниз.

— Генерал СС Кеплер! — громко сказал Жуков.

Вывели обергруппенфюрера СС Георга Кеплера.

— Тебе, генерал, поручается передать немецкой армии все, что здесь произошло. Ты дал слово офицера, что ничего не исказишь, что все расскажешь, как было. — И, обращаясь к пленным солдатам, добавил: — Его мы отправим за линию фронта. Для вас война уже кончилась, но я не хочу, чтобы другие немцы повторяли преступления и ошибки этой мрази. — Он указал рукой на незасыпанную могилу. — А ты запомни! — он снова обратился к Кеплеру. — Если такое еще повторится, расстрелян будет не только командующий, допустивший такое, но и все офицеры. А в следующий раз все, включая капелланов и поваров... до встречи, генерал.

Ни Гитлер, ни верховные штабы так и не поняли до конца, что же случилось с армейской группой Манштейна. Нет, они не попали в окружение, что было бы понятно, они просто исчезли. Сначала по дороге ушли две элитные эсэсовские дивизии и несколько дивизий попроще. И сразу же оттуда, это по тыловой-то дороге, вышел какой-то мехкорпус русских. Излишне говорить, сколько с таким трудом собранных грузовиков погибло под гусеницами советских танков. Линии обороны, с такими затратами и с таким напряжением созданные, были обойдены. Солдаты, которые должны были их оборонять, ротами сдавались в плен. Чуть ли не строем, с развернутыми знаменами. Оборона Южной Германии рухнула как карточный домик. Была только что, и нет ее. В предместья Берлина, в места постоянной дислокации дивизий «Мертвая голова» и «Рейх», Гитлер отправил Гиммлера, чтобы тот сорвал эсэсовские нарукавные повязки у ни в чем не повинных солдат, несущих гарнизонную службу. У Геббельса, когда он услышал об этом распоряжении, потемнело в глазах. Он даже попытался дважды упасть в обморок, но обошлось... А русские тем временем без боя заняли Штутгарт и Нюрнберг, партийную столицу Германии. На фюрера немецкой нации стало страшно смотреть. Как он сдал, как постарел!

— Стариков. Короче, это... — Короткое замялся, не зная как выразить то, что он хотел сказать своему ротному.

— Что, товарищ майор?

— Ты это. Вот что. Короче, танков у тебя мало. Бери «Эмку», поезжай-ка в Регенсбург. Там в резерве фронта положены на бригаду две Т-34М. Это послезавтра. А завтра найди себе занятие там. Там тот полк ближних бомбардировщиков... Ну, ты понял.

— Понял, товарищ майор! Спасибо!

— И вот еще... Там, на поле, я погорячился...

— О чем вы?

— О чем, о чем! Об ордене!

— Да ладно, я и думать об этом не думал.

— Ты понимаешь, мы тебя ценим и без ордена... Не за орден ценим людей, за их натуру!

— Да ладно, товарищ майор...

— Не ладно! Все дело в том, что не ладно! Всегда так — ладно, ладно, а люди... Все! Без обид!

— Да какие обиды?

— Да, еще. Когда вернешься, готовься к батальону.

— Что?

— А то! Я тебя отстаивал для нашей бригады, но Перерва на тебя глаз положил, а в 13-й много командиров погибло... Все, давай, иди. Вопрос почти решен. Перед отъездом в Регенсбург зайди ко мне.

Бреслау

Паулюс не привык отступать перед трудностями. Только в их преодолении, считал он, закаляется характер. Всякая работа должна быть сделана, и дело здесь не в немецкой пунктуальности, просто любое недоделанное дело настигнет тебя, и в самый неподходящий момент. Это качество ценили в нем его бывшие начальники. Это качество ценил в себе и сам Паулюс.

Что с того, что штабному офицеру поручено дело, которое привычно для любого лейтенанта в полевых войсках, но не знакомо штабисту. Есть методы, с помощью которых можно решить любые, на первый взгляд невыполнимые, задачи. И он этими методами владеет. Уж чему-чему, а думать в Имперском Генштабе учили.

Первое, на что обратил внимание Паулюс, прибыв в Бреслау, это схематичность, с которой русские шли в атаки. Слабенькая артподготовка. Выдвижение KB — кошмара немецкой пехоты. Вскрытие системы ПТО. Удар артиллерии по ней, и на пару дней затишье, прерываемое стуком МГ и ДШК.

Но Паулюса больше смутила не слабость обороны крепости Бреслау, а то, что дивизии, прикрывающие фланги, вообще в военном отношении были «Нулевыми». «Голубой» корпус испанцев. «Нате вам, да отстаньте» — от генерала Франко. Паулюс видел этих вояк в 40-м году. Ржавчина на винтовках весит больше, чем металл. Офицеры бьют солдат. Солдаты — безграмотные крестьяне и, видимо, в немалой степени поражены «красной заразой». Что начнется, когда Сталин по-настоящему врежет? Рядом дивизии Фольксштурма, а по правде сказать — жертвы объявленной Гитлером «тотальной войны». Пожилые дядьки, мальчишки. Вооружены чем попало. Тут и эрзац пистолет-пулеметы, тут и бутылки со смесью бензина с цементом. Форма — кто во что горазд. Если у испанцев есть хоть какой-то боевой опыт, у них его нет, как нет и причины умирать здесь. Поэтому побегут. Для Фольксштурма причина есть — защита Родины. Но нет боевого опыта. Русские танки как раскаленный нож масло прорежут эту оборону, а советская пехота возьмет на штык тех, кто останется в живых после танковой атаки.

Но ни Гитлер, ни штабы не дали власти Паулюсу над этими формированиями. Поставили над ними, ни за что не догадаетесь: Гиммлера — оберпалача Рейха. Понятно, что после столь провального начала войны у Гитлера мало причин доверять немецким генералам. Он уже неоднократно в своих застольных речах намекал на вероятное предательство с их стороны. Но любой капитан Вермахта принесет больше пользы, чем этот карлик с руками по локоть в крови. А Гиммлер четко разделил обязанности: ты, Паулюс, обороняй Бреслау, а на подчиненные мне войска не оглядывайся. Мол, еще посмотрим, как вы, генералы, воевать умеете. Может, не зря Гитлер про заговор поминал? Может, пора всех генералов заменить на штандартенфюреров СС?

Паулюс разделил оборону на сектора и зоны. Собрал совещание, на котором назначил персонально ответственных за каждый участок. Впервые в немецкой армии опрос предложений начал с самых младших по званию, а старшим приказал заткнуться. И сразу вылезло множество таких вещей, которые с высот генеральского кресла и не разглядишь. Особое внимание уделили инженерному оборудованию района обороны. В городе, разрушая многие целые дома, пробили рокадные дороги, чтобы можно было перебрасывать силы на угрожаемый участок. Часть войск откомандовали только для снабжения боеприпасами линейных батальонов и для вывоза раненых. В подвалах домов пробивались амбразуры. Подходы минировались. Минировались и дома, мимо которых могли пройти наступающие русские. Конечно, все осознавали опасность, ведь мощный снаряд может взорвать такой дом-ловушку раньше времени. Но приходилось идти на такой риск. Особое внимание Паулюс по предложению капитана-пехотинца обратил на связь, и десятки километров проводов легли в глубокие канавы, была создана дублирующая система связи всех огневых районов.

Сразу за городом, а также в районе Лигница Паулюс собрал подвижной резерв. Двадцать танков T-IV, две дивизии пехоты, дивизион самоходок. Про самоходки следует сказать особо. На броневые коробки плененных во Франции танков R-35 поставили 47-мм чешскую пушку. Снарядов заказать для них, как обычно, забыли. Паулюс приложил сверхчеловеческие усилия, он уже думал, что не сможет преодолеть бюрократическую машину Рейха и останется без снарядов. Но и у бюрократии есть свои плюсы. Что-то где-то скрипнуло, кто-то кому-то отдал указание, кто-то куда-то метнулся, и три вагона боеприпасов прибыли в Лигниц. Немного, конечно. Но против русских танков такие самоходки все равно долго не проживут. Опять же, если придется отступать, часть из них придется бросить — бензина нет. И запчастей тоже, поэтому пораженные машины, даже годные к восстановлению, тоже придется оставлять.

Да! Было бы бензина побольше, можно было бы подпереть сзади и Фольксштурм, и «Голубой» корпус. Можно было бы применить и тактику танковых засад, и многое другое. А что может противотанковая пушка против защищенных противоснарядной броней советских танков? Да и с высоты башни они лучше видят окрестности, чем замаскированные артиллеристы. А маскировка вся — до первого выстрела... Конечно, танковые засады! Здесь имеют шансы и более слабые танки. Да только нет нигде во всей Силезии бензина. Все высосали колонны бегущих на запад войск. Для боя не оставили...

Паулюс сам (все сам!) облазал траншеи, высматривая слабые места своей обороны. Сам побывал на всех огневых позициях противотанковой артиллерии, проверяя сектора обстрела, их перекрытие с другими. Сам спускался в подвалы и поднимался на чердаки. Дважды за неделю (не считая отражения дежурных атак русских) провел учения, в которых моделировал прорывы то одного, то другого сектора. Учился и учил других тому, что знала армия кайзера в Первую мировую войну и тот Вермахт, который исчез в первых приграничных сражениях.

А потом началось. Сначала первую линию обороны накрыла туча реактивных советских снарядов. 13, 2-см калибра, они несли не в пример снарядам ствольной артиллерии больше взрывчатки. Казалось, небо с грохотом обрушилось на землю, так дрожала она и стонала. Секундой спустя подлетели снаряды тяжелых гаубичных полков. Огневым валом перемололи они первую линию обороны и двинулись дальше, снося дома и погребая под ними огневые точки.

Под прикрытием этого вала в атаку пошли советские КБ и Т-34 при поддержке несметного количества пехоты. Оглохшие расчеты пулеметов и противотанковых пушек северо-восточного сектора первыми приняли на себя этот удар. Еще не успела осесть пыль после артподготовки, а территорию уже утюжили танки. Часть наступающих танков была переоборудована огнеметами — и метались горящими факелами солдаты Рейха, пока пулеметные очереди не срезали их... Ответные очереди срезали других, в светло-зеленой форме, короткими перебежками приближающихся к траншеям. Но танки не давали возможности поднять голову, и становились траншеи братскими могилами, когда над ними нависали русские пехотинцы, выметающие огнем ППШ любой намек на жизнь.

Но не зря Паулюс потратил время, отведенное ему судьбой на укрепление обороны. Ворвавшиеся клином с северо-востока русские оказались перед второй линией обороны. Когда стало очевидным направление прорыва, Паулюс перебросил туда все наличные резервы. Гаубицы начали стрельбу по заранее определенным квадратам, а соседние сектора обрушили пулеметный и противотанковый огонь. Множество танков, подавших в минные полосы, теперь стояло. Их пока не принимали во внимание. Весь огонь на движущиеся, с этими потом разберемся!

88-мм зенитка, знаменитая «ахт-ахт», творившая чудеса по всей Европе, сейчас ничего значительного сделать не могла. Все вроде бы просто — вот танк над маркером прицела, выстрел... Но легкий, хотя и скоростной снаряд, высекая сноп искр из лобовой брони, устремляется вверх. Специально ли, случайно, но наклон лобового листа Т-34 идеально соответствовал форме ее снаряда, и в ответ приходила очередь, косившая расчет, а за ней следовал разрыв осколочного, ставящий точку в судьбе орудия.

Но неожиданно стало понятно, что снаряды «ахт-ахт» способны пробить броню КВ. У Т-34 один лобовой лист. У KB лобовая броня сделана из двух, и второй, формирующий подбашенную коробку, несмотря на то что был толще, чем у Т-34, пробивался. Не всеми снарядами, одним из пяти-шести, но и это открытие окрылило немецких артиллеристов. Они уже не обращали внимания на юркие «тридцатьчетверки», по которым и попасть из такой дуры было сложно. Они сосредоточили огонь на КВ. Но оказалось, что советские танки не просто нужно остановить, даже поджечь мало. Их нужно уничтожать, бить до внутреннего взрыва. Неведомая сила (видно, страх перед злобными комиссарами) заставляла экипаж даже горящей машины вести огонь. А стрелять из стоящего танка не в пример удобнее. И точнее. Если не принимать во внимание удушливый дым и огонь, подбирающийся к снарядам.

И когда Паулюс выгнал в траншеи всех, способных держать оружие, включая коноводов, шоферов и хлебопекарную роту, натиск русских прекратился. Атакующая волна схлынула. Танки рывком дернулись назад под прикрытием дыма пожарищ. Даже не пришлось взрывать дома-ловушки. Это придало сил немецкой пехоте, и та через двадцать минут доложила, что траншеи заняты. Еще какое-то время разбирались с экипажами передовых советских танков, подбитых и обездвиженных запершимися изнутри. Они не сдались, и их взорвали вместе с машинами.

Генерал посмотрел на часы. Ему казалось, что прошла целая вечность, но этот бой длился всего два часа. Еще рано считать трофеи и головы поверженных врагов. Что это было? Главная атака или демонстрация? Отвлекающий маневр? А где тогда настоящий удар? Или мы все время преувеличивали силу Советов? Это все, что они могли предложить? Это разведка боем? В любом случае, информация о блестящей победе срочно была передана в Берлин.

При подсчете оказалось, что русские потери значительно ниже, чем у немцев. Хотя Паулюс не потерял ни одного танка, а русских вон сколько — одних KB и Т-34 двадцать восемь штук, но как сравнивать-то? Нет у Паулюса в городе танков. Не предназначены они для действий в городской тесноте. Вот пушек Советы повыбили действительно много. И еще пехоты.

В любом случае, первая победа несомненна!

Павлов сел на стул. Надо отдать должное Сталину, он все выслушал. Он одного понять не мог, как это Павлов не смог взять очередной город? Ну, пусть низкая облачность, не дающая штурмовикам и бомбардировщикам оказать давление на ближние тылы. Но ведь по его же, Павлова, словам противотанковая оборона фашистов строится именно на крупнокалиберных зенитных орудиях. Они бы в один миг уничтожили всю воздушную поддержку. И какая еще поддержка в условиях города? Это не по полям — по дорогам разгонять пехоту и грузовики. Короче!

— Товарищ Павлов. Мы с товарищами посоветовались и решили назначить вас командующим 4-й армией 2-го Западного фронта. Готовьте освобождение Западной Чехии от немецких оккупантов. Документы у Шапошникова.

— Товарищ Сталин, вы же знаете меня! — (Это меня-то, командующего фронтом, с победами прошедшего всю Польшу!) — Я всегда готов, если Партия прикажет...

— Партия приказывает.

Павлов немало положил советских солдат на подступах к Бреслау, но он смог выполнить одну из самых главных задач. Теперь у Генштаба и Ставки была почти полная картина расположения вражеской обороны. Теперь, используя инициативу, можно и выбирать, где ударить. Еще древние говорили, что тот, кто защищает все, не защищает ничего. Если оборона — это линия, по которой размазываются прибывающие резервы, то наступление — это кулак. Не в челюсть справа, так по печени слева.

Что тут у нас слева? Судеты? Хорошо. А мы туда пару горно-стрелковых корпусов кинем. Где там дивизия «Эдельвейс» и прочие горные лесничие? А справа? «Голубой» корпус испанцев? Готовьтесь, «голубчики», у нас к вам вопросы появились. И старые, еще с тридцатых, остались.

Уже известно, что командует ими Паулюс. Толковый, в общем-то, генерал, правда, если не принимать во внимание его дурь с «Барбароссой»... И где-то у него должны быть резервы. Не может не быть. Резервы оттянет на себя Плиев со своей конно-механизированной группой. И пусть чудит с ними в Судетах, а мы по испанцам вдарим, да в тыл (или во фланг) резервам. Что у вас там? Танковый корпус? Пехоты орда? Линии ПТО?

План Василевского у Сталина обсуждали только заинтересованные лица. И даже не все из тех, кому надлежало его претворять в жизнь. Сталин, Шапошников, Василевский, Жуков, Новиков. Определили задачи железнодорожникам, наркомату боеприпасов, внутренним войскам. Сталин после победы под Нюрнбергом по-новому взглянул на Жукова. Нет, он, конечно, ничего не забыл, но и понял, что для Жукова невыполнимых задач нет. Раз так, то вам и карты в руки, товарищ Жюков, кто вам нужен для уничтожения Бреславской группировки немцев?

Жуков первым назвал Рокоссовского. И уже через сутки Константин Константинович предстал перед Верховным Главнокомандующим и новоиспеченным командующим 1-го Западного фронта Жуковым. Рокоссовский не побоялся попросить время на изучение обстановки, нанесенной на карты не более двенадцати часов назад, чем озадачил и Сталина, и Жукова. А когда его через четыре часа снова пригласили в кабинет Сталина, заявил, что имеет план гораздо лучший, чем предложил Генштаб.

— Ви не поняли, товарищ Рокоссовский, — недовольно пыхнул трубкой Верховный, — ми вас вызвали не обсуждать план, а получить указания, как ви его будете выполнять.

— Я все понял, товарищ Сталин, но я считаю недопустимым реализовывать такой план. Ведь мой вариант потребует гораздо меньших жертв.

— Ты что хочешь сказать, что откажешься выполнять приказ Ставки?! — начал «закипать» Жуков.

— Позвольте, я объясню.

— Не позволю! Ты что, умнее всех здесь выискался?

— Так, товарищ Рокоссовский, ви возьмите свои карты, идите в соседнее помещение и хорошенько подумайте.

А думать есть о чем. Война немцами проиграна и фактически заканчивается. С юга Германия обрезана. Немецких солдат, бегущих в Швейцарию, настигают уже где-то у Женевского озера. Войска, зажатые в Греции, сдались. А главное — не допущен десант англичан. Из Югославии войска Йововича и Тито совместно с нашими перешли на Апеннины. И сразу выяснилось, что итальянские фашисты, коими наравне с немецкими нацистами пугала советский народ «Правда», воевать совсем не умеют. Милан, Турин, Венеция, Болонья... Какие сладкие плоды падали в руки солдат-освободителей без малейшего сопротивления! Немецкие, бывшие чехословацкие, укрепления были обойдены с юга и с запада. И сидят там в бетонных бункерах солдатики, а до них никому нет дела. В ближайшее время.