- Выходит, не было никакой Шурочки, так? Ты просто соврал?
      - Ага, - ответил Серега.
      Она изумленно уставилась на него.
      - Но зачем?
      Серега пожал плечами.
      - Не знаю, - ответил он. - Закон жанра.
      Анжелка всплеснула руками, потом схватилась за голову.
      - Сере-е-ежка!.. - пропела она с возмущением и подлинной страстью. - Я тебя задушу, злодей!!! - Она протянула руки то ли обнять, то ли задушить ненаглядного, потом опять схватилась за голову и рассмеялась. - Я, дура, рыдаю над его Шурочкой, как последняя Дездемона, бегаю голая по Москве, как по степи, а у него жанр играет!.. Нет, это же надо же...
      Она долго не могла успокоиться и то прикладывала к скулам холодный бокал с вином, то ошарашенно любовалась своим кудесником.
      - О чем ты еще наврал - признавайся сразу!
      - Сразу не получится, - подсевшим голосом сказал Серега. - Только имей в виду - о главном не соврал. Все, что про себя рассказывал, про мать с отцом, в общем, все правда.
      Игорь бросился выручать друга.
      - Это какая Шурочка - караульная? Которая наяривала тебе по телефону марш Мендельсона?
      Серега кивнул.
      - Так она все же была? - опять изумилась Анжелка, глядя то на Игоря, то на Серегу; Игорь, заслонившись ладонями, перевел стрелку на друга:
      - Это сюда, пожалуйста... Это как вы решите, ребята, так и будет...
      - Давайте выпьем, - предложил Серега. - За тебя, Анжелка. За все твои сегодняшние разочарования.
      - У меня нет разочарований! - с жаром возразила Анжелка. - Я тебе говорила: ты можешь говорить, можешь молчать, все будет истолковано в твою пользу. Вы просто сбили меня с толку своей Шурочкой, я просто запуталась - где правда, а где эта.. эти.. законы жанра, короче.
      - Ты хочешь знать правду? - выпившим голосом спросил Серега, запил водку томатным соком и на секунду задумался. - Согласись, это немного неосторожно для первого свидания, но Игорь прав - нам действительно отступать некуда...
      Понеслось, подумал Игорь. А жаль: девушка не без странностей, конечно, но исключительных данных. Очень жаль.
      - Дело в том, Анжелка, что я человек слова, - признался Серега. - Слова, а не дела. Слова, а не правды. Для меня слово выше правды, больше правды, сильнее правды. Правд много, а точное слово всегда единственное. Его нельзя придумать из головы, его можно только родить. С него все начинается, им все заканчивается, да и держится все только на честном слове. И я ничего не умею, кроме слов. Это, по мне, и есть самое главное на земле дело.
      - Выше правды? - опасливо спросила Анжелка.
      - Выше, - Серега кивнул. - В начале было слово.
      - Нехило свистнуто, - заметил Игорь. - Ох, чувствую, потанцуем мы сегодня на славу...
      Он с укоризной оглядел зал, вальяжную публику за столиками - но ничего, кроме дорогих девушек и состоятельных мужчин, не увидел. Не увидел, можно сказать, и десятой доли того, что было явлено взору. А жаль. Право, было чем потешить глаз в аквариуме "Экипажа" - уж больно затейливая, даже с перехлестом подобралась публика. Прямо напротив Игоря, под резной кариатидой, подпиравшей то ли бушприт, то ли несущую балку, посасывала экзотические коктейли тусня: Органическая Леди, Электрическая Лиза, Верник-младший и Лена Ленская. В закутке на двоих с иголочки одетые молодые люди, Олежка и Боря, толковали о налоговых льготах на алкоголь, предоставленных Национальному комитету спорта. Все у них было еще впереди: восемь ножевых ранений у одного, тройной прыжок в Америку у другого, толпы разъяренных болельщиков за обоими. На палубе г-н Боровой рассказывал длинноногой красавице последний анекдот от Дымшица: красавица слушала, не забывая делать г-ну Боровому ослепительный чиз. Писатель Лимонов и поэт Сидоров пили "Courvoisier". Модная девушка-режиссер Тина Баркалая, наряженная в бабушкины наряды и дедушкины ботинки, оживленно болтала сразу на два конца: с сильно возмужавшими отпрысками знатных фамилий, похожими на тени забытых предков, - Калатозовым, Кулиджановым, Параджановым - и очаровательной Катенькой Купершмит, читавшей за столиком по соседству свежий номер журнала "Знамя". А между столиками порхали официантки - дивная Маша с глазами испуганной газели и серьезная Фекла, простая американская девушка Фекла с простой американской фамилией Толстая...
      Ничего этого Игорь, естественно, не увидел; даже Машины газельи глаза не разглядел, а только маленькую, очень такую трогательную попку.
      - Правда в том, что ты видишь перед собой ничто, пустое место, - говорил между тем Серега, по-собачьи старательно заглядывая Анжелке в глаза. - Даже не служителя слова, как хотелось бы, а прислужника. Последыша тех, кто умел. Вот как если цыгану на базаре сказать, что он прямой потомок древнейшей касты магов и ведунов... Он-то и сам это знает, такое наверняка аукается в крови, должно аукаться - знать можно, а соответствовать уже нельзя, нечем соответствовать и нечему, так что на поверку он обыкновенный базарный ром, мечтающий о подержанном "мерседесе"... Вот так и я: захудалый последыш служителей угасшего культа. Они умели завораживать смерть, заговаривать время, через слово им дано было откровение - а я что? - сижу на базарной площади, обманываю доверчивых девушек в наперсток. Знать - знаю, чувствовать чувствую... иногда очень даже хорошо чувствую, какая страшная сила таится в слове, но - соответствовать уже не могу. Нечем...
      - Со мной ты сотворил чудо, а не фокус, так что не прибедняйся, возразила Анжелка. - И вообще, я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Больше, чем можно сказать словами.
      Она неожиданно протянула руку, коснулась его подрагивающих пальцев и улыбнулась. Он удивленно взглянул на нее своими серыми, по-собачьи распахнутыми глазами - и улыбнулся в ответ. У Анжелки на шее, над левой ключицей, затрепетала жилка. Она видела, с каким трудом дается ему прямое общение; видела капли пота, проступившие на висках. Видела, как проваливаются глаза, ныряя за словом куда-то в себя, вовнутрь - лицо без глаз застывало гипсовой маской - потом выскакивают обратно, не сразу обретая осмысленное выражение. Они говорили вразнобой, глаза и губы. Он уходил в слова, оставляя глаза без присмотра, и они предавали его - так было. Это совсем не то, подумала она, холодея. Это совсем не так, как по телефону.
      А жилка вибрировала. Анжелка прихлопнула ее ладошкой, другой рукой продолжая стискивать Сережкины пальцы. Что-то они говорили друг другу, но она перестала слышать слова. Душа в душу, как по телефону, не получалось. Сосущая пустота разверзлась в солнечном сплетении и быстро поднималась по горлу неисчерпаемого прежде колодца. Это было совсем другое общение. Слова, слова, слова сыпались как горох. Они не описывали и десятой доли того, что происходило с ними. Они, скорее, камуфлировали действительность, прикрывали ее маскировочной сетью слов, раскрашенной изысками оборотов. Он не хотел, не умел, выпадал - а больно было и ему, и Анжелке.
      Его надо отвратить от слов, подумалось ей. Приохотить к общению. Он похож на ночное существо, которое выволокли на свет: шипит, отбивается, паникует, вот-вот цапнет и улизнет. Она еще крепче стиснула его пальцы.
      - Хочешь, я скажу тебе, что было до слов? - спросила Анжелка. - До самого первого слова был мрак, пещеры, а в пещерах огонь. И люди без всяких слов понимали голод, холод, страх, тепло очага. И женщины с мужчинами понимали друг друга без слов.
      - Браво! - не удержался Игорь. - Вот это не в бровь, а в глаз!.. Ох, ребятки - чувствую, потанцуем мы сегодня на славу...
      12.
      Они вышли на крыльцо "Экипажа", выстланное зеленым, искрящимся под фонарем ковролином, - дворовый ветер швырялся из темноты горстями снежного праха - и мимо желтого "ситроена" Лимонова побрели к своей колымаге.
      - Куда едем? - спросил Игорь, когда сели в машину.
      - Может быть, в "Птюч"? - Серега посмотрел на Анжелку. - Там облупленные мальчики-девочки танцуют по одиночке, как стадо зомби - жуткое зрелище, кислотный кайф...
      - Нет уж, спасибо... Мне что-нибудь попроще, где парами.
      - Нет вопросов, - ответил Игорь. - Едем к ЛИС'Су. Проще только на Казанском вокзале.
      Они поехали.
      - А можно, я подниму стекло? - спросила Анжелка, имея в виду стекло, отделявшее салон от водителя.
      - Запросто, - сказал Игорь. - Только учти, мы очень быстро доедем.
      Анжелка хмыкнула, нажала кнопочку - стекло поехало, отрезая им с Серегой отдельную каюту с текучим Садовым кольцом за иллюминаторами.
      - Вот так, - заметила она многозначительно.
      Серега напрягся. Она сняла свою прикольную шапочку, придвинулась и пожаловалась:
      - Мне пару раз показалось, будто ты убегаешь куда-то далеко-далеко...
      - Мне тоже, - он кивнул. - Дурацкое ощущение. Как будто сам от себя убегаю...
      - Не убегай, пожалуйста, - попросила Анжелка. - То есть в разговорах пожалуйста, хоть в Америку, а по жизни не убегай. Я ни о чем другом не стану тебя просить, только об этом: не трусь, не бросай меня, мы только вместе... вместе можем выплыть, понимаешь?
      Он хотел отпрянуть, такое было движение, но Анжелка цепко держала его за рукав.
      - Очень тебя прошу, - сказала она.
      - Этого можно было не говорить, - враз охрипнув, упрекнул он. - Может, я сомневаюсь в себе по каким-то другим параметрам, но как пес, как мужчина... Да я зубами тебя вытащу, если будут связаны руки!.. Я пойду по дну с тобой на плечах, лишь бы тебе дышалось... Я никогда тебя не брошу, Анжелка!
      - Не бросишь? - переспросила она.
      - Клянусь.
      - Клянись! - Распахнув косуху, она вздернула джемперок вместе с маечкой. Поцелуй меня в сердце!
      Сережка припал, поцеловал грудь под нежное основание и выпрямился, засверкав левым глазом.
      - Не знаю, попал ли, - признался он. - Там так много всего...
      - Попал, - заверила Анжелка; они потянулись друг к другу и запечатали клятву бездонным, от Самотеки до Уголка Дурова, поцелуем.
      У ЛИС'Са, даром что суббота, народу было немного - человек триста-четыреста, что по масштабу вертепа отдавало безлюдьем и запустением. Тары-бары-рестораны, дискодромы и казино, разбросанные по футбольному полю крытого стадиона, утопали в адском грохоте музыки и дымах, пронизанных лазерными лучами; вспышки стробоскопа, полыхавшие сваркой, озаряли безлюдное высокоавтоматизированное производство - веселящего газа? - а мрачные трибуны циклопического сооружения казались не пустыми, но вымершими: так, должно быть, веселились на развалинах Колизея вестготты.
      Они сидели за столиком на краю дискодрома, а Игорь уже танцевал с какими-то девушками в обтягивающих черных платьях, переминающимися с ноги на ногу вокруг сложенных на полу сумочек. Я хочу танцевать, закричала Анжелка, хочу растанцеваться, я полтора года не танцевала на людях; Сережка, что-то крича в ответ, потащил ее на площадку. Со стороны, наверное, они смотрелись не очень: Мальвина и Буратино, имитирующие живую пластику, две деревянные куклы в грохочущем вертепе Карабас`са Барабас`са. Сережка очень старательно, уморительно дергался, улыбаясь смущенной, чуть виноватой улыбкой; глядя на него, Анжелка невольно сбивалась с ритма - хотелось не танцевать, а смеяться, обнимать его и любить.
      Зато Игорь танцевал здорово. Он прибился к ним, бросив черных девушек, Анжелка легко подстроилась под его пластику и почувствовала, что танцует. Сережка увял, стушевался, отправился на скамью запасных, за край дискодрома. "Ничего, - сказала себе Анжелка. - Я немножко".
      Она была тростинкой на ветру музыки, нотой "ля", рождественской елкой, украшенной серебряными цепочками и тяжелыми золотыми шарами. Жесткий царапающий ритм - бумц, бумц - ломал и захлестывал тело, она боролась с ним, отдавалась ему и думала о Сережке. Он скрючился в ней, как младенец в утробе, которого еще носить и донашивать, носить и донашивать в утробе прямо под сердцем, - а она так надеялась разродиться еще сегодня.
      Бог знает, сколько она плыла, выгребая по течению музыки, пока краем глаза не зацепилась за пустоту. Сережка исчез, только сумочка висела на стуле. Анжелка, досадуя на его легкомыслие, показала Игорю, что Сережки нет, и пошла к столику. Они сели, осмотрелись по сторонам, Игорь жестом успокоил ее: все нормально, расслабься. Он никак не вписывался в их сказку: высокий, уверенный в себе голубоглазый брюнет, снисходительно державший дистанцию, при этом запросто, по-хозяйски инспектирующий ее взглядом, даром что друг. У тебя взгляд как палка, сказала Анжелка. Он не расслышал.
      Закажи бутылку шампанского, попросила она. Только не "Мартини", а настоящего, вон того - "Моэт и Шандон". Игорь расслышал, но все же переспросил. Она достала из сумочки пачку денег, отсчитала двести долларов, а пачку, на глаз не похудевшую, кинула обратно. Игорь разве что не нырнул следом - затем, справившись с изумлением, откинулся и расхохотался. А ты мне нравишься, крикнул он. Ты действительно бумц высокого класса, теперь я за Серегу спокоен. Прибереги баксы на свадьбу, это бумц как будущий шафер, бумц, друг семьи.
      Он пошел к стойке, извлекая на ходу портмоне, потом вернулся, показал на часы и выкинул десять пальцев - десять минут. Анжелка оглянулась. Бармен кивнул, приятно осклабился, показал на ведерко, в котором охлаждалось шампанское. Боже, какая скука, подумалось ей. Какая тоска, какая ледяная пустыня... Куда он пропал?
      Похоже, ты его очень бумц, сказал Игорь. Анжелка кивнула. Он дал мне слово, объяснила она. Игорь, пытаясь расслышать, подсел ближе. Он одушевил меня, сказала она, вывел из лабиринта. Игорь поморщился, пожал плечами, насмешливо взглянул и произнес: бред. Вот именно, согласилась Анжелка. В переводе на ваш собачий язык действительно бред. А у него получилось.
      Потом она запаниковала по-настоящему. Мне страшно, сказала она. Я тяну, а он не вытягивается. Я устала, а он выскальзывает из рук. Я немею без него, мне страшно. Помоги, если можешь.
      Она заставила Игоря обойти бары и туалеты, а сама побежала ловить Сережку на выход. Охрана у турникета только пожимала плечами. Она пошла на стоянку, заметила тень возле "линкольна", обрадованно позвала: "Сережка!" - тень метнулась, истаяла, но это был не Сережка, совсем другой человек. Анжелка подбежала, подергала дверные замки, заглянула внутрь и пошла обратно. Вы бы приглядывали иногда за машинами, посоветовала она охранникам на воротах. Поснимают дворники с "мерседесов" - до пенсии не расплатитесь.
      А Игорь, ругая последними словами себя, Серегу, его валютную подружку, с неслыханным понтом расколовшую его на шампанское, обошел по кругу всю дискотеку, даже заглянул в казино: среди игроков Сереги быть не могло, а среди зрителей запросто. Но - не было. Какой-то пьяный болван в малиновом пиджаке щедро рассыпал фишки по зеленому полю рулетки - и два кона подряд выигрывал. Знакомая девушка Ксения по маленькой играла в "блэк джек"; помахав Ксении, он пошел на выход и на выходе столкнулся с троицей - Андреем Владимировичем Блохиным собственной персоной и двумя гоблинами по обе стороны от Андрюши. Троица уставилась на него, потом Андрюша кивнул, поздоровался, перекинув телефон в левую руку, и мимо Игоря направился в казино. Не чуя под собой ног, Игорь поспешил в бар, где охлаждалось шампанское. Что-то в лице Андрюши напугало его до дрожи в коленках. Он должен был удивиться, встретив Игоря в казино, съязвить, подколоть, отреагировать - он же, холодный гад, просто переступил через него, как через спиленный столб. Потом, вспоминая встречу, Игорь понял, что потрясло, что четко было отмечено подсознанием: они уставились на него все трое, Андрюша и гоблины, которых он видел впервые в жизни, - они все трое одновременно отреагировали на Игоря. Но это потом.
      Анжелка сидела за столиком, перед ведерком, из которого торчало горлышко откупоренной бутылки - слезы текли по щекам, она размазывала их ладошками и запивала шампанским. Игорь подсел, подал чистый платочек и объяснил: нужно быстро, быстро делать ноги, Анжелка. Не знаю, предупреждал ли тебя Серега, но у нас очень стремная ситуация с одной командой, и эта команда здесь.
      Анжелка кивала, но Игорь чувствовал, что она не врубается.
      - Где ж этот кретин, - пробормотал он.
      - Там, на стоянке, какой-то тип крутился около "линкольна", - сказала Анжелка.
      - Блин, сказал Игорь. - Обложили, гоблины.
      Он взял у Анжелки пятьдесят долларов - мельче купюры не нашлось - подошел к охраннику, пасущемуся с рацией по периметру плясок, описал Серегу и попросил поискать через коллег по всему эфиру. Купюра, опущенная в карман блейзера, автоматом зажгла в глазах интерес. Переговорив по рации, охранник показал на трибуну, Игорь взглянул вверх и увидел человечка под крышей. Спасибо, братан, пробормотал он.
      - Вон твой воробушек, - сказал он Анжелке.
      Они полезли по бесконечной лестнице: Игорь первым, за ним Анжелка с бутылкой шампанского и бокалом. Музыка, свет, тепло остались внизу - настоящее восхождение - вокруг обнаружилось серое, холодное, бездушное пространство бетона. Серега, оцепенев, смотрел на них пустыми глазами. Игорь добрался до него первым, отдышался, потом сказал:
      - Это твоя последняя гастроль, гарантирую. Таким, как ты, самое место на телефоне. Теперь слушай сюда. По твоей милости, придурь, мы вляпались в кучу дерьма. И если не хочешь, чтобы нас соскребали совками...
      Серега пустыми глазами смотрел на Анжелку, карабкающуюся по ступенькам.
      - Надо быстро, очень быстро линять из этого балагана. Здесь Андрюша, мать его в задницу, а с ним мордовороты типа варяжских. Надо сматывать, Серый, притом без машины, потому что твоя замечательная подружка видела на стоянке какую-то подозрительную возню...
      Анжелка вскарабкалась, прошла нижним рядом, поставила им в ноги бутылку шампанского и бокал.
      - Ты давал слово, - сказала она с упреком. - Обещал не бросать. Ты клялся.
      Серега кивнул.
      - Ну да, ты человек слова...
      - Я не человек слова, - ответил он. - Я вообще не человек. Я буква "о". Боль, тоска, любовь, пустота, ничто. Сплошное круглое "о", похожее на сплошной ноль. Нельзя жить с буквой, Анжелка, тем более похожей на ноль. Мне твое счастье дороже клятв.
      - Кончайте базар! - возмутился Игорь. - Потом разберетесь, кто, блин, какая буква...
      - Я палочка перед всеми твоими нулями, - отважно сказала Анжелка. - Вот выберемся отсюда, я тебе покажу...
      Стали думать. Серега сказал, что без машины стремно.
      - Здесь такие пространства вокруг - без машины не выбраться. Что ты там видела, Анжелка?
      - Какой-то человек крутился возле "линкольна", увидел меня и убежал... Они могли заминировать машину!
      - Запросто, - согласился Игорь.
      - Не факт, - возразил Серега. - Заминировать машину на охраняемой стоянке у ЛИС'Са не так-то просто. Скорее, могли установить датчик слежения. В любом случае это можно проверить. Дай-ка ключики.
      - Не говори ерунды, - возразил Игорь. - Берем тачку и едем на тачке.
      - Дай ключики, - повторил Серега. - И учти: охотятся за тобой, а не за нами. Можешь ехать на тачке, если хочешь. Только имей в виду, что тачка остановится по первому требованию, если ее подрежут хлопцы на "оппель-асконе". А мы с Анжелкой поедем на "линкольне".
      - Вот так, да?
      - Я вытаскиваю Анжелку, - объяснил Серега. - Могу и тебя, если не будешь дергаться.
      Игорь подумал, взглянул на Анжелку - та смотрела на Сережку во все глаза и понял, что возражать бесполезно.
      - Ладно, - сказал он, передавая ключи. - Только не пори горячку, герой. Проверь машину досконально, потом заводись.
      Они пошли вниз.
      - На выходе жмитесь к охране и ждите меня, - говорил Серега. - Я проверяюсь, подъезжаю, прыгаете на заднее сиденье - и вперед, с песней по жизни... А шампанское? Шампанское забыли!
      - Плевать, - сказал Игорь. - Анжелка нам еще купит - правда, Анжелка?
      - Запросто, - пообещала Анжелка. - Тебе - бутылку шампанского. Сережке все остальное.
      - Это не слабо, - согласился Игорь.
      - Что значит не слабо?! - возмутился Серега. - Это больше, чем ты можешь себе представить, - правда, Анжелка? Ты в мою девушку не хами, пожалуйста...
      Они спустились вниз, благополучно прошли по тоннелю до гардероба и разобрали одежку.
      - Дай-ка свою тужурку, чувак, - сказал Серега, отбирая у Игоря дубленку.
      - Зачем? - не сразу догадался Игорь - а догадавшись, отобрал дубленку обратно. - Нет уж, фигушки. Тебя, пацана, грохнут, потом дубленку не отстираешь.
      - Я серьезно.
      - Может, еще трусами и тельняшками поменяемся? - возмутился Игорь. - Давай без патетики, Серый: давай собранно, внимательно, без патетики.
      - Будь осторожней, Сереженька, - напутствовала Анжелка. - Я тебя очень люблю, помни об этом. Ты для меня не буква "о", а буква "ё", самая кайфовая буква на свете, самая...
      Она шепнула ему на ухо, какая - Сережка заулыбался, поцеловал ее, вышел за турникет и в дверь. Воздух сиял: туман просеивал свет фонарей, распыляя его пушистым слоем серебристых ионов. На стоянке не было ни света, ни тени, сплошь сияние воздуха, тусклый блеск машин и асфальта. Он выключил сигнализацию, дважды обошел вокруг "линкольна", пнул задний бампер и отскочил, потом открыл дверцу, вставил ключ и, не садясь, включил зажигание. Потом достал фонарь из багажника и гусиным шагом прошелся вокруг "линкольна", осматривая колеса, крылья, ощупывая испод. По уму, наверное, надо было разостлать ветошь и осмотреть днище, но глуповато как-то это выглядело бы на стоянке у ЛИС'Са, да и ребята заждались; Серега сел, завелся, послушал мотор, работавший как часы, и поехал.
      Он успел вырулить за ворота стоянки, успел просигналить, чтобы они выбегали, а больше не успел ничего: ослепительная буква "ё" лопнула в голове и высыпалась из глаз, он полетел куда-то вниз, мир вздыбился и прихлопнул сверху асфальтом. Сверкнуло и бабахнуло так, что толстая стеклянная дверь вестибюля рассыпалась бисером. Охрана залегла. Анжелка рванулась на улицу, увидела падающие на асфальт звезды, горящий остов машины, развернутый поперек проезда, закричала и побежала к костру, едва не пробежав мимо Сережки. Его выбросило метра на три, куртка горела. Она стала сбивать пламя ладошками; подбежал Игорь, накрыл Серегу дубленкой, потом осторожно, вместе с дубленкой перевернул на спину. Вокруг кричали люди, ревели на стоянке машины. Одной ноги у Сереги не было, другая запуталась в полуоторванной штанине, но он был в полном сознании и смотрел то на Игоря, то на Анжелку ошарашенным правым глазом, а левый, вся левая половина лица была стерта в кровь.
      - Я накрылся, - отчетливо сказал он. - Плывите, ребята.
      Игорь кивал, дрожащими руками пытаясь разорвать на себе сорочку, чтобы наложить жгут.
      - Скидавай и трусы, чего уж, - сказал Серега. - Теперь все можно.
      - Ты говори, говори, - бормотал Игорь, пытаясь затянуть жгут - ему подали жгут из автоаптечки - пытаясь наложить жгут на бедра, но Серега захрипел, застонал, Игорь не выдержал и заорал на толпу: - Врача, живо!
      - Потерпи, Сереженька, - умоляла Анжелка. - Потерпи, миленький!..
      Она лежала на боку, придерживая двумя руками его голову и разбухая через дубленку его кровью: они вдвоем плыли на дубленке по луже крови, все остальное было в тумане.
      - Не плачь, - проговорил он. - Мне не больно. Только скажи, чтоб не трогали.
      Анжелка кивала, подвывала и целовала его, чувствуя, как тяжелеет окровавленная голова, как тяжело удерживать ее даже двумя руками.
      - Скажи, чтоб не трогали...
      Его единственный правый глаз закрылся.
      - Держись, Сереженька! Сереженька! Миленький!..
      - Отпусти, - прохрипел он изменившимся голосом. - Отпусти меня, Анжелка... Плыви...
      Потом ему все-таки наложили резиновые жгуты, но он уже ничего не чувствовал.
      Послесловие
      Хоронили Серегу в Конаково, рядом с матерью и сестренкой. Гроб был роскошный, море цветов - денег приказано было не жалеть. На кладбище Анжелка вложила ему в руку сотовый телефон. Так и похоронили.
      Поминали в отцовском доме, вычищенном и выскобленном до неузнаваемости. Бедный Серегин отец, которому Анжелка обещалась быть вместо дочери, сидел вместе со всеми. На кухне хозяйничал столичный повар, вышколенные официанты дышали гостям в затылки, и гости сидели скованно-чинно, пока не помянули как следует. Потом расслабились, заговорили-загоревали наперебой: Игоревы подружки, армейские кореша, сослуживцы. Анжелку никто не знал, но очень жалели за горе и незадачливую любовь... И смотрели прозрачными глазками кумушек, как увивается вокруг лихоборской принцессы Игорь.
      А Игорь не увивался - Игорь ухаживал за Анжелкой именно так, как положено ухаживать за невестой погибшего друга. С маленьким "но": он был потрясен уровнем Анжелки не меньше, чем Серегиной гибелью. Теперь казалось, что он почувствовал этот уровень сразу: еще до того, как их доставили в отделение и вся милиция встала на уши, проведав, какая такая Анжелка Арефьева проходит свидетельницей по взрыву. Еще до того, как к отделению подкатил шестисотый мерседес с мамашей. Еще в той жизни, где они разговаривали с Серегой.
      Анжелка за эти дни стала прозрачной и твердой, как камень оникс. Единственным, с кем она разговаривала человеческим голосом, был Серегин отец. С остальными, в том числе с Игорем, она говорила безжизненным голосом без эмоций, дрогнувшим только раз, под конец поминок, когда Игорь поведал ей о Блохине Андрее Владимировиче и зловещем ЗАО "Варяг".
      - ЗАО "Варяг"... - пробормотала Анжелка и удивленно переспросила: - ЗАО Варяг"?
      - ЗАО "Варяг", - подтвердил Игорь. - А что, ты их знаешь?
      - ЗАО "Варяг", - задумчиво произнесла Анжелка. - Тридцать процентов...
      - Все, - сказала она через минуту. - Мне пора в Москву.
      Наскоро распрощавшись с гостями, она обнялась с отцом Сережки и отбыла в Москву на мамином "мерседесе" с мигалкой.
      - ЗАО "Варяг", - сказала она по телефону Вере Степановне. - Заводы металлоконструкций. Сережка работал на таком заводе в Печатниках.
      - Думаешь, они? - спросила Вера Степановна.
      - По этому заводу работал некто Блохин.
      - Я узнаю, доча, - пообещала Вера Степановна. - Ты только не убивайся так, Христом Богом молю... Блямба, да что за жизнь такая скотская...
      Андрюша всплыл по весне, когда прочищали шлюзы на Яузе.
      Через неделю после поминок Анжелка встретилась с Дымшицем и все ему рассказала.
      - Ты можешь ее прекратить? - спросила она.
      - Это серьезное дело, душа моя, - ответил Дымшиц. - Но, в принципе, у меня все готово... В особенности, если ты поможешь с детальками...
      Через месяц после их встречи в "Известиях" прошла серия разоблачительных статей о связях банка "Лихоборы" с преступным миром. Была в статьях и конкретика, и прелюбопытнейшие детальки. Вкладчики банка, заодно и пайщики Лихоборского ЧИФа запаниковали, тысячная толпа осадила правление - покруче, чем в незапамятные времена, когда на месте правления стоял винно-водочный магазин. Веру Степановну под белы рученьки препроводили с Чистого переулка в Лефортово. Впору было говорить о полном разгроме лихоборской империи, если бы не другое "но": Лихоборский торговый дом, записанный на Анжелку, выстоял, а на счетах фонда и банка ко дню ареста не было ни рубля.
      Отец и сын Белозеровы вошли в правление "Варяга" как доверенные лица Анжелки. Покрутившись среди акул большого бизнеса примерно с полгода, Игорь продал нагатинскую квартиру, купил в Швеции яхту и в одиночку отправился вокруг Европы в Черное море. Анжелка обещалась навестить его где-нибудь в районе греческих островов, с грустью отмечая, что даже такого вроде бы устойчивого парня зашибло общение с ее суженым.
      Сама она звонит иногда Сереге, но девушка-оператор всякий раз отвечает: "Абонент временно недоступен. Перезвоните позже, пожалуйста".
      Ее можно встретить в пассажах: она вышагивает по сверкающим мраморным плитам, как по тонкому льду, телохранители держатся чуть позади и сбоку, а в задумчиво-холодном лице Анжелки не отражается ничего, кроме главной маминой заповеди: доча, будь готова к любым потерям. Она готова. Она опять, как до Сережки, умеет разговаривать только с вещами. С десяти до половины одиннадцатого Анжелка по-прежнему бегает вокруг пруда, ближе к двенадцати ужинает в "Экипаже", но ни с кем, кроме официанток и барменов, не общается. В квартиру на Патриарших вхож только дядя Володечка, вновь ставший ее личным шофером. На выходные он возит ее к Сережкиному отцу в Конаково. Там она ловит рыбу, парится в бане, листает Сережкины книги и не мешает мужчинам общаться между собой. А еще Анжелка купила себе компьютер и по ночам осваивает забавную штуку под названием Internet.