– Случается, конечно, бывает и так. А все ж, – слегка уступила Варя и неодобрительно покосилась на шофера: «Ну ворчун! Дай вот таким грызунам волю, они современную молодежь с костями съедят».
– Нет, детушка, много непорядков. Не спорь! Ты чё? Ты еще маковка зеленая. А вот я старый пень. Помню, как было. Кулак почему справно жил? Или середний крестьянин? Люди были, детушка! Хозяин на обухе спал, чтоб зорю не проспать, поднять работников пораньше. А теперь? Встанут после коров, собьются возле правления и ждут-пождут, когда им Прохор Федосеич грузовик подгонит… Да везешь их, а они в кабину стучат, чтоб не тряско вез. Видишь ли, песенный стих обуял. Ревут на все ноля, будто, прости господи, не на работу едут, а свадьбу справляют…
«Сбегу я от него, ей-богу, сбегу! Контрик прямо какой-то! Все ему не так, все не этак. Про кулаков вспомнил! А что в «Истории партии» говорится?.. Самые лютые, самые озверелые эксплуататоры бедняцкого крестьянства. Вот сейчас доедем до Лоскутовки, скажу, что раздумала сегодня на станцию ехать, у тетки денек-другой погостюю. Пусть себе других попутчиков, старый пень, ищет», – решила Варя.
Ворча мотором и поскрипывая рессорами на крутом, разбитом в дожди, с вывороченными кусками битума подъеме, грузовик выкатился из лесистого лога, и перед Варей открылась даль неохватная, безбрежье пшеничной пашни и приречных лугов. От горизонта до горизонта зеленым огнем полыхала земля. Варя от такой рьяной зелени даже зажмурилась на миг. Завел под мохнатые брови свои глаза и шофер. Ни на одну секунду не терял он настороженности и, случалось, смотрел навстречу солнцу упрямо, не сгибая головы, а тут не выдержал такого горючего кипения зелени, наклонился.
Варя с минуту сидела с закрытыми глазами, а когда открыла их, грузовик плавно катился по асфальту, серой лентой рассекавшему это зеленое-презеленое царство.
«Пустыня Сахара, наверное, такая же пустынная и безлюдная, только вместо зелени желтизна песков», – подумала Варя, припоминая сочинение какого-то европейского путешественника, читанное еще в пятом классе.
Но насчет безлюдия в степи Варя ошиблась, взора не хватало ей, чтоб приметить сразу все подробности, которые существовали здесь на фоне слитности земли и неба.
Когда она, слегка изогнувшись, попыталась всмотреться в просторы, она увидела слева от себя самолет, который скользил в голубизне неба, пронизанной солнечными лучами. Он шел низко над землей, и казалось, что самолет то прикасается к полю, то, подпрыгивая, зависает на одном месте, как у стрекозы дрожат его крылья.
«Подкормка зерновых», – догадалась Варя. Она хотела обратить внимание шофера на самолет, сказать ему: вот какой работой занимается молодежь, которую он только что поносил. Летчик наверняка из молодых парней! Но шофер опередил ее.
– Глянь, детушка, глянь! – воскликнул он, толкнув ее локтем в бок.
Варя оторвала взгляд от самолета и стала смотреть вправо, куда была обращена рука Прохора Федосеевича.
– Видишь, нет ли? Глянь, скорее глянь! Ах, дьяволы, что придумали! Ах, что сотворяют!
Без особого труда Варя увидела в небе два вертолета. Под ними на невидимых из-за дальности тросах висели какие-то строительные конструкции, в несколько раз по размеру превышающие кургузые туловища машин. Вертолеты не спеша выгибали в небе кривую, тихо снижаясь и оглашая округу натужным рокотом.
– Чё это они подцепили, дядечка Прохор Федосеич? Прям чудеса, тащут по такой махине, – вытянув шею и не спуская глаз с вертолетов, сказала Варя.
– А кто ж их знает? Может, стройку какую затевают здесь, а может, еще что… – протянул шофер, и по голосу его Варя поняла, что он и сам всем этим и удивлен и озадачен не меньше ее.
К счастью, откуда-то со стороны, из-за взлобка, на тракт выскочил бензовоз. Увидев его, шофер засигналил, сбросил скорость, резко притормаживая.
– Стой, земляк! – закричал он, видя, что бензовоз не склонен терять время на остановку. Шофер бензовоза высунул голову, все-таки нажал на педаль тормоза, подымая с обочины тучку пыли.
– Чё тебе, Прохор, святая душа?! Чё белый свет баламутишь? – закричал шофер бензовоза, оказавшийся старым знакомым Никоноркина.
– Вертолеты-то, черти их уходи, они что, с ума спятили? Прут какую тяжесть! Чё они тут задумали, слышь, Андрюха?
– А ты чё, не слышал? В Лоскутовке животноводческий комплекс садят. Из центра приказ: сдать к зиме, на тысячу пятьсот коров!
Шофер бензовоза давнул на газ и помчался дальше, не желая больше тратить время на передачу новостей, о которых знала уже вся область.
– На тысячу пятьсот коров! Фю-фю-фю! – присвистнул Никоноркин. – Их надо, детушка, коров-то, собрать.
Он настолько был ошарашен этим сообщением, что минуту-две сидел не двигаясь, сняв руки с руля.
В колхозе «Родина» Никоноркин считался самым осведомленным человеком. Все главные новости привозил первым он. В районном центре на базе Сельхозтехники обиталось немало всякого люда. Заглядывали сюда и областные руководители, наведывались ответственные работники из Москвы. Однажды Никоноркин, въехав на обширный двор базы, увидел толпу людей, окружившую какого-то человека. Никоноркин примкнул к толпе. Вскоре он понял, что человек в добротном пальто с бобровым воротником и в ондатровой шапке – сам министр!
Часа два министр ходил по мастерским и складам, указывал на упущения, хмурился, когда видел непорядок, наставлял, требовал. И все по делу! Многое такое услышал Никоноркин, что и в газетах не вычитаешь! Приехал тогда Никоноркин в колхоз, и случись же как раз в тот день отчетно-выборное партийное собрание. Наслушавшись рассуждений министра о сельскохозяйственной политике партии, Никоноркин такую речь выдал, что первый секретарь райкома, участвовавший в собрании, не утерпел, воскликнул:
– Вот она, старая гвардия! Вот она, большевистская закваска! Не будь тебе, Прохор Федосеич, семьдесят, выдвинул бы тебя председателем в колхоз Ворошилова! Поднял бы!
Вспоминая сейчас об этом случае, Никоноркин недовольно покрякивал: «Поднял бы! Какой там поднял бы! О делах, которые творятся под носом, узнает, когда их уже видит каждый зрячий, а что, если и в самом деле пришлось бы покрупнее задачи решать…»
Варя догадалась, что Никоноркину почему-то не по себе. «Устал, годы у него большие», – подумала она.
– Чё, дядечка Прохор Федосеич, притомился? Может, вылезешь разомнешься или на травке полежишь? – сказала она сочувственным тоном.
Никоноркина словно укололи. Он крепче схватился за руль, сердито пробурчал:
– Ты чё, детушка! Я еще здоровее самого здорового. Коренным можно запрягать…
Он погнал грузовик с такой силой, что за дверцами кабины ветер засвистел.
Долго ехали молча. Встречных машин не было, логов и сильных выбоин тоже не встречалось, и грузовик с прицепом мчался как по воздуху.
Никоноркин продолжал молчать. «Ну и хорошо. О себе рассказал, а что про меня не успел расспросить, то невелика беда, к лучшему», – думала Варя.
Но подумала она так напрасно. Никоноркин заворочался, снова запыхал сигареткой и, будто их разговор не прерывался, сказал:
– А ты чья, девка, будешь в «Партизане»?
– Березкина я, дядечка. Может, знаете: Анастасия Прокопьевна, агрономша, моя мама. А папка мой Дорофей Петрович Березкин…
– Вот ты чья? Березкина! Да я твоих родителей с малых лет знаю и деда твоего знал. И бабку знаю… Олимпиаду Захаровну. – Никоноркин расплылся в улыбке, его пышные усы задвигались, и Варя почувствовала, что стала она для старого шофера и ближе и роднее.
– С дедом твоим, детушка… А как тебя кличут-то? А то я все детушка да детушка, а ты вон и соседка и внучка однополчанина. Неудобственно, Прохор Федосеич, у тебя получилось, – упрекнул он сам себя вполне серьезно, без улыбки.
– Варвара я. Варей все зовут.
– Варвара! Да у меня у самого дочка Варвара. Видишь, вот как. Разберись потоньше, так, может, мы с тобой еще родней окажемся, – усмехнулся Никоноркин.
– А все может быть. Моя родова вся из этих мест.
– И моя тоже, Варварушка!.. Так вот: с твоим дедом Петром Тимофеичем, как началась война, в армию нас в одночасье призвали. По-военному были мы с ним, конечно, неровня. Он как-никак председатель, а я что – крути, Гаврила, баранкой. Как появились в деревне в тридцать четвертом году автомобили, сел я после шоферской школы за руль и с тех пор как пришился к нему. Дар, видать, у меня к этому! И в армии, на фронте, тоже при машине был. Боеприпасы, горючку, вещевое и продуктовое довольствие подвозил. Столько, Варюшка, перевозил, что, если б сложить все на одном месте, гора б сделалась. Ну не об том хочу сказать. Про Петра Тимофеича, твоего деда, начал. Доскажу.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.