Относительно вашего вопроса, наши друзья заверили меня, что вам с лёгкостью удастся снять здесь тихое жилище, где вас никто не побеспокоит. Особой жары в этом году, по-видимому, также можно не опасаться; по крайней мере, по сей день, солнечные дни здесь довольно редки.
      Мне не довелось узнать у г-на Хэкина, получил ли он ваше письмо; как-то я был на собрании в музее Гюиме (Guimet), где рассчитывал увидеть и его, но его там не было. Впрочем, учитывая то, что вы мне писали, нет ничего удивительного в том, что он не получил этого письма. Уже долгое время я не получал новостей непосредственно от Регини; что до Эволы, он регулярно высылает мне свой журнал. Один из друзей Регини, прибывший в Париж некоторое время назад, говорил мне, что его подход к католичеству значительно изменился за последнее время.
      Озеро Неми действительно находится недалеко от Рима; возможно, вы, как и я, слышали о том, что там намереваются произвести исследования с целью отыскания трирем Калигулы. Это озеро называли «Speculum Dianae» (лат. Зеркало Дианы — В. В.); и именно там находился храм Дианы, жрецом которого как раз и был «rex Nemorensis» (лат. Немийский царь — В. В.), к которому и относится процитированная вами фраза.
      Относительно Авалокитешвары, совершенно верно, что два перевода дополняют друг друга, как и то, что тот же символизм отражён в латинском слове «charitas» (так же как и в схожем с ним греческом charis).
      Приношу свои извинения, что на этом вынужден завершить мое послание; я тороплюсь закончить свою работу, но, несмотря на это, мне хотелось написать вам эти несколько строк, дабы избежать слишком долгого перерыва в нашей переписке. Пожалуйста, известите меня, если вы решитесь приехать в Блуа.
      Надеюсь, до скорого, и, как всегда, милостивый государь, примите мои покорнейшие заверения в сердечном почтении.
       Рене Генон
 
       Блуа, 15 августа 1927 г.
       74, улица дю Фуа
 
      Милостивый сударь,
      Я был глубоко огорчён, узнав из вашего последнего письма, что ваше здоровье по-прежнему далеко от хорошего; надеюсь, в ближайшем времени оно улучшится. К сожалению, погода значительно ухудшилась с того времени, как мы обосновались здесь: грозы, бури, почти нескончаемые дожди; это совсем не похоже на лето. Обычно, здесь стоит куда более приятная погода, и небо совсем не то, что в Париже; но в этом году солнца почти нет. Здесь нет ни гор, ни холмов, самое большее — пригорки; но совсем рядом с Блуа есть лес, так что можно подолгу гулять в окрестностях. Вот, пожалуй, и всё описание, которое я могу привести в ответ на вашу просьбу; в любом случае, если вы решитесь приехать, лучше сделать это после первых чисел сентября, так как до этого времени нас здесь не будет. Я буду очень рад наконец познакомиться с вами лично, если, конечно, состояние вашего здоровья не сделает эту поездку излишне для вас обременительной.
      Ваджра — это молния, но, должен все предупредить, что на данный момент и я сам затрудняюсь ответить в чем состоит истинный смысл Ваджраяны; я займусь этим исследованием по своему возвращения в Париж, поскольку здесь у меня нет для этого необходимых сведений.
      Я полностью согласен с вашим мнением относительно нынешнего состояния человечества в связи с Кали-Югой; собственно, о том же я пишу и в своей последней работе. С другой стороны, совершенно очевидно, что «инициация» доступна пониманию лишь в особых условиях Кали-Юги, вне которых она не обоснована. Столь же верно и то, что эти условия необходимо принять во внимание; поэтому, полностью соглашаясь с вами в принципе, я вынужден ещё раз подчеркнуть то, что было мною сказано относительно роли элиты. Впрочем, эта роль не обязательно должна быть связана с традициями религиозного рода; исчерпывающим доказательством чего служит даосизм; то же самое мы встречаем повсюду, пусть даже менее ярко выраженным образом (например, в Индии.) Со времен наступления Кали-Юги «инициация» существует на Востоке, так же как и на Западе; там она есть фактическая необходимость. То же относится и к символизму: использование символов, сравнимых с герметическими символами, также является общепринятым местом; и эти символы ничуть не противоречат символам природным, но напротив, вполне соотносятся с ними. Кроме того, символический характер любой манифестации позволяет придать и тем же историческим фактам, как и всему прочему, совершенно иное значение, нежели то, которым они обладают сами по себе; это к тому, что вы говорили о Данте; если угодно, его символизм является западным символизмом по своей внешней форме, но он столь же равнозначен восточным символам. Наконец, реальное противостояние между Востоком и Западом, возникает лишь тогда, когда последний утрачивает свою традицию, включая сюда понимание символизма: герметизм куда ближе к восточному духу, чем к современному западному. Возможно вскоре мы сможем поговорить об этом более продолжительно.
      С вашим мнением о Хэкине я полностью согласен: он очень любезен, но я не уверен, насколько он способен понять, о чём идёт речь. Что он не выслал вам книгу Щербацкого, это несомненно его забывчивость; он довольно рассеян.
      Вчера я получил письмо от Эволы, который по прежнему настаивает, чтобы я выслал ему несколько своих вещей для «Ur»; похоже, в конце концов, я решусь удовлетворить его просьбу. Он сообщил мне, что вышел первый том его «Теории абсолютного Индивида», но он не стал высылать его мне в связи с чересчур философическим характером этой книги, но, возможно, «Языческий Империализм», который должен появиться осенью, окажется более приемлемым, чтобы заинтересовать меня. Он знает о той книге, которую я пишу сейчас; предполагаю, что узнал о ней от вас, поскольку о её подготовке я не сообщал ни одному из своих корреспондентов в Италии, помимо вас; впрочем, это не имеет никакого значения, ибо я говорил о ней уже со множеством лиц. Неделю назад я отослал рукопись издателю; но, поскольку пока не получил от него никакого ответа, думаю, к своей досаде, что на этом дело еще не закончилось.
      Не сам Эвола, а Регини, говорил о том, что отношение последнего к католичеству изменилось за последнее время; похоже, я неверно выразил свою мысль в последнем письме или по рассеянности поставил одно имя вместо другого. В то же время, судя по вашим словам, возможно, это верно относительно их обоих; в любом случае, если вы сможете как-то повлиять на Эволу в этом отношении, это было бы хорошо; я думаю, он умён, но полон предрассудков всяческого рода; помимо того, мне думается, он желает достичь определённого положения в университетской среде, и это основательно осложняет его позицию.
      Примите мои покорнейшие заверения в сердечном почтении.
       Рене Генон
 
       Париж, 1 ноября 1927 г.
       51, улица Сан. Луи-ан-Л'иль (IVe)
 
      Милостивый сударь и любезный друг,
      Из открытки, посланной вами по приезду в Вараццу, мы с удовольствием узнали, что ваше путешествие завершилось благополучно; но следующее ваше письмо, пришедшее ещё до нашего возвращения из Блуа, к нашему огорчению, принесло нам куда менее благоприятные известия. Однако, поскольку в самом последнем вашем послании вы уже не возвращались к этому вопросу, нам хотелось бы надеяться, что ваше здоровье восстановилось.
      Несмотря на всё то, что мне было известно об Эволе, и, прежде всего, с ваших слов, я был немало удивлён его отказом поместить вашу статью; в таком случае, спрашивается, зачем он настаивает на том, чтобы я прислал ему свои работы, ведь он должен понимать, что всё, что я сделаю, будет столь же традиционно, а следовательно, вряд ли удовлетворит его. Я решительно не понимаю, как это может соотноситься с его взглядами; учитывая же то, что я охотно следуя вашей просьбе, собираюсь написать ему тексты совершенно особого рода, это, скорее всего (по крайней мере, мне так думается), положит конец его дальнейшим настояниям и даст мне причины, дабы отказаться от сотрудничества с его журналом. Впрочем, мне надо ещё ответить ему на его предыдущее письмо, присланное месяц назад, в котором он задаёт мне вопрос по теме, которую, сколько мне помнится, он уже обсуждал с вами. Я прикладываю это письмо, с просьбой к вам ознакомиться с ним и переслать его Эволе; извините, что я не наклеил на него марки, так как сейчас у меня под рукой нет почтовых итальянских марок.
      Я был бы очень рад прочесть вашу статью, если Эвола уже вернул её вам, и вы будете столь любезны, чтобы выслать её мне; но, даже не читая её, могу сказать заранее, что я уверен, что во всём соглашусь с вами.
      О каком латинском тексте вы говорили, упомянув, что перевод Регини вам показался сомнительным?
      Мне будет очень любопытно узнать, что скажет Эвола по поводу Миларепы; он, несомненно, будет задет тем, сколь низкое место там отводится магии, что, кроме всего прочего, вполне соответствует действительности.
      Я ничего не знаю об упомянутой вами поэме Аштхавакры (Ashthavakra); если вам не сложно, пришлите мне, пожалуйста, имеющийся у вас текст (путь даже это адаптированный перевод), тогда я, по крайней мере, сумею составить представление о чём идёт речь.
      Вот адрес, который вы у меня просили:

      M. Taillard, interprete judiciaire,
      5, rue Al-Djezirah,
      Tunis

      В брошюре, присланной мне Жоссо (Jossot) нет ничего интересного, за исключением нескольких бесед с Кейреддином (которого он обозначает только инициалом), и обзора, уже знакомого мне, по учению Alaouias, к которым, как я уже говорил, сейчас принадлежит последний. Похоже, это братство пользуется всё большей популярностью; как мне стало известно, существует даже zaouia в Париже на бульваре Сен-Жермен, в двух шагах от меня; это, в частности, заставляет опасаться, как бы оно не стало слишком открытым и не сбилось бы с пути, подобно многим другим. По всей видимости, она работает также и в Алжире, и занята проблемой сближения христиан и мусульман, что, несомненно, крайне похвально; но приведут ли эти усилия к достойному результату?
      Журнал, на который ссылался Париз (Parise), это «Регнабит» («Regnabit»), его адрес следующий: 30, rue Demours, Paris (XVIIIe); я сотрудничал с ним регулярно с августа 1925 по май 1927, постоянно забываю об этом вам упомянуть. Но обратите внимание, как излагается история: этот журнал столь мало зависел от иезуитов, что последние сделали всё возможное, дабы воспрепятствовать его изданию. С другой стороны, я был вынужден прервать наше сотрудничество вследствие происков, которые затеяли круги, близкие Мартиену (Maritain); это слишком долгая история, чтобы излагать вам её во всех подробностях, да к тому же и малоинтересная по сути. Я намереваюсь когда-нибудь вернуться к вопросам символизма, которые я начал затрагивать в этом журнале, но на этот раз в виде полноценной книги; но когда я найду для этого время?
      Мои дамы посылают вам свои наилучшие пожелания, а я уверяю вас в своём неизменном сердечном почтении.
       Рене Генон
 
       Париж, 31 декабря 1927 г.
       51, улица Сан. Луи-ан-Л'иль (IVe)
 
      Милостивый сударь и любезный друг,
      Я получил два ваших письма и хотел тотчас же ответить, но в последнее время мне решительно не хватает свободного времени, поэтому я столь долго тянул с ответом, тем более, что мне хотелось написать вам как можно более подробно; но даже и сегодня я сумею вам ответить лишь на часть ваших вопросов, остальное же придётся отложить до следующего раза.
      Прежде всего скажу, что за последнее время Эвола писал мне дважды, и учитывая то, что вы мне сообщили в прошлый раз, я вижу, что он повторяет почти то же самое, что писал и вам. Не очень понятно, что он имеет в виду под «делом», которое он намеревается предпринять со своим журналом и книгой, причём речь идет не только об Италии, но и о соседних странах; ну что ж, это мы вскоре увидим… Он прислал мне также статью под названием «Антифилософский фашизм и средиземноморская традиция», которая была опубликована в «Фашистской Критике»; возможно вы её видели; в ней встречаются довольно верные вещи, особенно в первой части, но затем снова вылезает его «антихристианство», так что редакции журнала пришлось даже сделать примечание с оговорками относительно этого пункта. С другой стороны, я не могу толком понять, что он подразумевает под «средиземноморской традицией», и боюсь, что его представление об этом предмете несколько фантастично. Я до сих пор не смог найти времени, чтобы ему ответить; но я обязательно это сделаю в самое ближайшее время. Относительно сотрудничества с «Уром» я полностью согласен с вашей точкой зрения и, как и вы, не намерен соглашаться с теми ограничениями, которые он хотел бы нам навязать; к тому же, поскольку он умудряется увидеть повод для «полемики» там, где я менее всего настроен «полемизировать», я не очень понимаю, как бы мне удалось не выйти за установленные им рамки, которые по сути представляют собой ни что иное как крайне спорное суждение.
      В последнем номере «Покрывала Изиды» появилась маленькая заметка об «Уре», в которой говорится, что это издание посвящено исследованию психологии! Я не знаю, кто это написал, но он явно прочёл не больше одной статьи «Ура»; возможно, это недоразумение порождено выражением «наука о Я»; если бы Эвола увидел эту заметку, он вряд ли бы остался ей доволен.
      Два-три дня тому назад я получил открытку от Регини, который не давал о себе знать почти целый год; он сообщает, что собирается написать мне более подробно и объяснить причину своего затянувшегося молчания.
      Мою книгу напечатали только пару недель тому назад, хотя она должна была выйти ещё в ноябре; впрочем, было бы удивительно, если бы она появилась вовремя, ведь печатники имеют привычку всегда опаздывать; кроме того, решено пустить её в продажу лишь после январских праздников, поскольку новогодние праздники не самое благоприятное время для этого.
      Недавно я виделся с Хэкином и сказал ему, что вы были в Блуа на вакациях; он был расстроен тем, что вы не смогли заехать в Париж, так как ему очень хотелось бы снова повидаться с вами.
      Масон-Урсель написал для «Ревю Критик» (я не очень знаком с этим изданием, так как у меня есть только вырезка из него) небольшую рецензию на «Царя мира», которую мне хотелось бы привести вам дословно, ибо она заслуживает того:
      «Лейбниц любил говорить, что в схоластическом навозе можно отыскать золото; возможно его можно найти — даже у алхимиков — в той универсальной символике, которую проповедовали гностики, индусы, китайцы, каббалисты. К сожалению, Р. Генон не сумел извлечь этого золота, поскольку лишь критик может притязать на это. Он принимает за чистую монету всё традиционное, ничуть не сомневаясь в том, что всё соответствует всему; в этом он следует символистам. Он владеет информацией, но пользуется ею без разбора. По его мнению, критика есть вещь достойная презрения, дискредитирующая исследователя и совершенно излишняя для автора, отстаивающего метафизическую истину! Мы уже знаем об этом из других работ мсье Генона. То, что он принимает за силу и ясность, на наш взгляд, компрометирует ценность крайне обширных или, лучше сказать, курьёзных познаний этого востоковеда. Нас же пугает то, что в книге, не превышающей своим объёмом сотни страниц, автор притязает на раскрытие конечного смысла свастики, Аума и Ману, luz и Shekinah, Грааля, Магов и Старца Горы, всех бесчисленных загадок. Даже если кое-где его догадки верны, чего стоит результат без доказательства? и лишь чисто символическое свидетельство среди многообразия религий, философий?».
      Ну, что вы об этом скажете? Самое удивительное, что всего лишь несколько месяцев тому назад он убеждал меня, что всё более склоняется к тому, чтобы принять мою точку зрения! Похоже, что дело обстоит прямо противоположным образом: он всё дальше удаляется от неё, и, очевидно, не способен её понять. Для него нет ничего важнее «критики» и анализа, то есть того, что я считаю как раз несущественным; подобно своим коллегам он воображает, что всякая мелочь заслуживает многотомных рассуждений, переполненных всяческими сведениями. Если бы я считал необходимым ему ответить, то указал бы ему на то, что я крайне далёк от того, чтобы принимать «любую информацию без разбора», как он считает, и, более того, решительно отказываюсь принимать во внимание то, что исходит от официальных востоковедов; но это будет совершенно бесполезно; невозможно изменить ментальность этих людей, поэтому лучше продолжать идти своим путём, не заботясь о том, что они могут сказать или подумать.
      Мне никак не удаётся как следует заняться Вергилием; безусловно, там много мест довольно сложных для понимания, и я убежден, что, если будет время, стоит заняться исследованием его текстов с интересующей нас точки зрения; в любом случае, кое-какие из тех интерпретаций, которые вы мне указали, мне представляются вполне оправданными.
      Я не смог просмотреть те отрывки в книге П. Уоллеса, о которых вы упоминали, так как я одолжил эту книгу одному моему знакомому, который мне её пока не вернул; я вернусь к этому позднее, и тогда мы с вами продолжим этот разговор. Что до тех размышлений, которые я ранее высказывал по этому поводу, и ваших замечаний в связи с этим, то они точно соответствуют тому, что я имел в виду.
      Я говорил с Бако по поводу немецкого перевода стихов Миларепы; он знаком с ним, но поскольку не очень хорошо владеет немецким, то не может оценить его точность; впрочем, ему показалось, что он не полон. Процитированные вами отрывки действительно не отличаются особой ясностью, их не мешало бы снабдить комментариями, но мог ли это сделать переводчик? Вы несомненно правы относительно серединной артерии, она не может быть ни чем иным как sushumna, «ветер» же, вероятнее всего, соответствует пране; я даже спрашиваю себя, не имеет ли смысла соотнести то место, где говорится о «пяти ветрах», с пятью вайя (vayus), которые являются модальностями праны. Смысл мудры именно тот, на который вы указали; что до Дхармадхату, буквально «семя Закона», то, насколько мне известно, это одно из обозначений Будды, но это не очень проясняет смысла той фразы, в которой встречается это слово. Ваджра же, как вам известно, означает одновременно «молнию» и «алмаз»; впрочем, этот вопрос требует дальнейших изысканий.
      У меня пока не было времени, чтобы проверить текст Бхагавадгиты; я отметил тот отрывок, о котором вы говорили; обещаю заняться им в ближайшее же время.
      Заранее благодарю вас за ту ведийскую поэму, которую вы обещали мне прислать; надеюсь, вы не будете торопить меня с её возвращением, поскольку сейчас у меня совершенно нет времени для чтения. Благодарю вас также за сделанные вами замечания по поводу текста и его перевода в прозе; но мне будет трудно найти его, так как я никогда не посещаю библиотек.
      Sakshi означает «свидетель» или «наблюдатель»; думаю, что sakshipurusha следует понимать как эквивалент «двух птиц на древе», которые «смотря, не едя», что соответствует личности, тогда как то, что ест (то есть вовлечено в действие со всеми вытекающими отсюда следствиями) — это jivatma или индивидуальность. Перевод данной шлоки на первый взгляд мне показался точным; когда у меня будет время, я проверю это более тщательно.
      Буква Kha скорее символизирует атмосферу, а также небо, нежели воздух как элемент. Обозначение Агни «трёхформный» может иметь много значений; возможно, что в данном случае оно относится к небесному огню, земному огню и жизненному огню. Те три цвета, о которых вы говорили, обычно чаще соотносят с гунами, чем с элементами: саттва, белый; раджас, красный (этот же смысл присущ корню rauj), тамас, чёрный (точность). Ваше мнение относительно 0 между 3 и 2 (вместо единицы) мне представляется совершенно верным или, по меньшей мере, вполне удовлетворительным как толкование. Что до отрывков из комментария, указывающих на определение мукти в зависимости от разных школ, то к этому я также предпочел бы вернуться в ближайшем письме, так как, боюсь, что сейчас я мог бы дать вам неверное толкование.
      Я доволен, что Тейяр ответил вам и прислал снимок Кейреддина; если вы, как и собирались, сделаете его копию, я был бы очень рад также получить её. Забавно отметить, что в тот же день, когда я получил ваше письмо, пришло и письмо от Жоссо, где он также упоминает Кейреддина; он говорит, что тот умер как раз перед тем, как согласился дать ему наставление; но я не знаю, смог бы Жоссо на деле воспользоваться его учением. Я буду очень вам благодарен, если вы сообщите мне о следующем ответе от Тейяра; упоминаемый им Шейх — это, несомненно, Шейх ben Alioua, глава Alaouias. У меня есть краткое изложение учений этой школы, составленное секретарем Шейха Si Mohammed El Aid, с французским переводом, выполненным Тейяром; если вам интересно, могу выслать копию. Кажется, я уже говорил вам, что сегодня в Париже существует их центр, однако доступ в него открыт только арабам и кабилам; я намеревался установить с ними связь, но пока не было случая, хотя он находится совсем рядом со мной; я обязательно загляну туда, так как он может оказаться интересней, чем то отделение, которое сейчас образуется для европейцев, о чём, кажется, я тоже уже упоминал; доступ для европейцев нередко становится причиной искажения учения.
      Простите, что не смог ответить на все ваши вопросы; постараюсь больше не задерживаться так надолго с ответом.
      Надеюсь, что вы покинули горы прежде, чем начались холода, которые могли бы повредить вам.
      Мои наилучшие пожелания в наступающем году; дамы также желают вам всего наилучшего, я же сердечно пожимаю вашу руку.
       Рене Генон
      Чуть не забыл поблагодарить вас за любезно присланные марки.