Траектория чуда

      Он-то нам и был нужен. Это оказался трехэтажный особняк стандартных для центра Москвы бело-желтых цветов, судя по архитектуре - постройки старинной. Однако видно было, что совсем недавно весь дом подвергся капитальному и весьма дорогому ремонту. Фасадная стена здания по обе стороны от темно-коричневой резной входной двери была вся улеплена блестящими желтыми табличками - вывесками с названиями фирм, располагавшихся в стенах этого особняка. На самой большой из этих табличек было выгравировано: "Российский региональный союз адвокатов. Адвокатская контора "Московский Законник". Да, арендовать площади в таком особняке могли позволить себе только о-очень солидные конторы. Мои опасения, вызванные неблагозвучным названием фирмы, улетучились, и я нажал кнопку переговорного устройства на входной двери. Домофон мелодично блямкнул, и тотчас же прожужжала и уставилась на нас черным блестящим, как маслина, глазом, миниатюрная камера вверху под козырьком. "Простите, вы к кому?" - раздался из динамика вежливый металлический голос. "Мы в фирму "Московский Законник", к господину Шуляеву", - ответила, прижавшись губами чуть не к самой решетке домофона, тетка Эльмира. "Проходите", - через секунду произнес тот же робо-голос. . Щелкнул электрический замок, и дверь приоткрылась. Я взялся за большую удобную латунную ручку с намерением галантно распахнуть дверь перед теткой, но обычное с виду деревянное дверное полотно на поверку оказалось толстенным и тяжеленным, так что открыть его мне стоило немалого труда. Похоже, дверь была не просто стальная, а бронированная, - к вопросам безопасности в особняке явно относились весьма серьезно. Сразу за дверью оказался просторный прохладный вестибюль, пол и стены которого были облицованы красивым бело-розовым мрамором. В глубине вестибюля начиналась ведущая на верхние этажи широкая мраморная же лестница, по обе стороны от которой стояли высокие кованые антикварного вида торшеры с завитушками. К лестнице вела, и дальше змеилась по ступеням старомодная бордовая ковровая дорожка. Все выглядело богато и в высшей степени респектабельно. Пока я глазел по сторонам, тетка Эльмира деловым шагом направилась вперед. Навстречу ей из-за деревянной конторки у входа на лестницу поднялся рослый детина, одетый по стандартной охранной манере - черный костюм и белоснежная сорочка и с черным же галстуком - селедкой. "Вы к кому?" - трубообразным басом, похожим на сигнал локомотива, угрожающе прогудел цербер. Тетка, как минуту назад перед дверью, по второму разу рассказала монстроидальному охраннику, к кому мы, но на этот раз пришлось еще и представиться. Охранник долго шелестел какими-то списками, пока, наконец, не пропустил нас, рукой, визуально тяжелой, как шлагбаум, указав на путь вверх по лестнице. Мы поднялись на второй этаж, и без труда нашли дверь с такой же, как внизу, табличкой "Московский Законник".
      Адвокатская контора занимала половину этажа. "Ай-яй-яй, сколько зелени слюнят адвокаты хозяевам здания ежемесячно!" - позавидовал я. Новенький, с иголочки, евроремонт, все обставлено стильной итальянской офисной мебелью. Круто, черт побери! И почему батя отдал меня в МВТУ, а не на юридический? А тем временем, как давеча внизу, навстречу нам поднялась на этот раз уже потрясающая брюнетка-секретарша с ногами длиною в жизнь. "Господа Неказуевы? - с обворожительной улыбкой обратилась к нам офис-дива. Присаживайтесь, я сейчас доложу Вадиму Львовичу". И она с грацией участницы гран-дефиле прошествовала, бесшумно ступая высокими шпильками по мягкому ковролину, к одной из трех дверей, выходивших в приемную, табличка на которой гласила: "Адвокат Шуляев Вадим Львович".
      - Он здесь главный, - шепнула мне тетка Эльмира, усаживаясь на одно из двух свободных кожаных кресел, видимо, специально предназначенных для ожидания клиентами аудиенции у господ адвокатов.
      Секретарша скрылась за дверью и, не пробыв там и десяти секунд, вышла и, сопроводив слова: "Прошу вас!" приветливым жестом, пригласила нас вовнутрь. Мы вошли в кабинет.
      Он оказался не таким большим, как я его себе представлял, но все же достаточно просторным для очень большой Т-образного стола для переговоров, пары книжных шкафов, заполненных цветными корешками многочисленных фолиантов, и прочей мелочи в виде гигантского телевизора Сони и напольных часов в мой рост высотой. За столом сидели три человека. Вернее, один упитанный и очень белолицый, лет сорока с небольшим, с маленькими глазками и прилизанными остатками волос вокруг огромной лысины, сидел за столом на председательском кресле с высокой спинкой. Видимо, это и был хозяин кабинета адвокат Шуляев. Одет он был в белоснежную сорочку с дорогущим даже на вид галстуком с золотой заколкой. Второй - старый и высохший, своей худобой и жилеткой в мелкую полоску под сюртучного вида пиджаком страшно напоминал дядю Сэма с карикатур Бориса Ефимова или Кукрыниксов семидесятилетней давности. Он сидел рядом со столом на стуле, к которому сбоку была прислонена трость с золоченым набалдашником,. Так, должно быть, это господин Бернштейн из Швейцарии. Третий - моих лет чернявый смуглый живчик крепкого сложения с Челентановскими ужимками подвижного лица, немного не по сезону одетый в толстый твидовый пиджак, сидел на столе, облюбовав для своего седалища край толстой деревянной столешницы. Интересно, а это что за тип? Всех их троих, таких разных, объединяло одно, - они внимательно смотрели на нас с теткой Эльмирой. Мы остановились у входа, как в храме. Висела пауза, только чуть слышно шумели кондиционеры под потолком, да тикали часы. Наконец, пухлый председатель, слегка привстав в своем кресле, соблаговолил к нам обратиться:
      - Прошу вас, господа, - сказал он, жестом приглашая нас садиться на стулья, стоявшие к этой тройке лицом, как будто для экзаменующихся перед авторитетной комиссией. - Итак, это у нас господа Неказуевы, Эльвира Всеволодовна и Глеб м-м... Аркадьевич?
      Голос у него был высокий и с какими-то ларингитными привизгами. Хотя эти слова он произнес, обращаясь с легким полупоклоном к мумифицированному дяде Сэму, тетка Эльмира приняла их на наш счет, и активно закивала, начала поправлять, что только она, дескать, Эльмира, а не Эльвира, и по мужу Чайковская, а не Неказуева, но ее никто не слушал. "Что за черт, ни здрасьте тебе, ни добрый день!" - моментально начал заводиться про себя я, раздражаясь на барство хозяев кабинета и на теткину бестолковость, однако решил до поры сдерживаться, и послушно уселся рядом с теткой. Дядя Сэм как бы в ответ на слова пухлого слегка наклонил голову, и в выцветших стариковских глазах его мелькнул живой интерес. Пухлый продолжил, обращаясь все так же к мумифицированному:
      - Мы тщательно изучили все бумаги господ Неказуевых, и сделали вывод, что они имеют все основания претендовать на родство с миссис Ольгой и, соответственно, на ее наследство. Мы хотели только, если вы помните, сличить ксерокопии представленных нам ранее документов с оригиналами, которые должна была принести Эльмира Всеволодовна, и, главное, убедиться в наличии знака.
      Слово "знак" он произнес с пиететным благоговением в голосе. Бернштейн опять кивнул. Интересно, мумия только понимает по-русски, или и говорить может тоже?
      - Да, я привезла все бумаги, - важно начала тетка Эльмира, но Шуляев беспардонно перебил ее:
      - Лорик, возьми бумаги, пусть в техническом их сейчас же посмотрят.
      Живчик в пиджаке, которого Шуляев назвал чудным именем Лорик, перестал сверлить нас глазами, оторвал задницу от стола и подошел к нам. Тетка суетливо закопалась в ридикюле, извлекла оттуда пачку бумаг, по-стариковски упакованных в пожелтевший полиэтилен, и протянула их ему. Лорик взял бумаги и вышел. У него была крепкая шея, треугольный торс, а двигался он легко и бесшумно, как кошка, - все это выдавало в нем недюжинную тренированность.
      - Вот только процедура, так сказать, осмотра знака, - продолжил, несколько запнувшись, Шуляев, - представляется мне не совсем проработанной.
      И тут во всей своей красе выступила тетка Эльмира:
      - Вам нужно увидеть татуировку? Никаких проблем!
      С этими словами она встала со стула, вышла на середину комнаты, повернулась к сидевшим в партере спиной и артистически широким жестом сдернула с плеч свою белую шаль. Ткань, подобно мулете в руке опытного тореро, нарисовала в воздухе замысловатый вензель, и упала на пол, а тетка застыла в картинной позе, обхватив себя руками за плечи. Ее бежевый балахон, спереди закрытый под горло, сзади, оказывается, имел вырез чуть не до талии. В этом наряде, в своей широкополой шляпе тетка выглядела сейчас, как Грета Гарбо или Марлен Дитрих в свои лучшие годы. Даже я был зачарован, на господина же Бернштейна теткин полустриптиз произвел, видимо, совершенно убойное впечатление. Он даже привстал со своего стула, опершись на свою трость, а дальше по инерции и вовсе поднялся и, легкий, как сухой лист, влекомый ветром, засеменил к неподвижной, как античная статуя, тетке. Однако во время этого короткого путешествия он успел извлечь из кармана своего старомодного полупиджака - полусюртука какую-то бумагу. Я наблюдал за этой сценой, так сказать, не из зрительного зала, а из-за кулис, и поэтому видел только, как, достигнув статуи тетушки, швейцарский дядя Сэм принялся сличать что-то, нарисованное на его бумаге, с достославной наколкой на тетушкиной спине, да так внимательно, что зрачки его глаз метались туда-сюда с немыслимой скоростью. Через минуту, видимо, полностью удовлетворенный результатами своих исследований, он неожиданно вскричал старческим фальцетом на хорошем русском: "Совпадает по всем пунктам!", и победно вскинул вверх руку с зажатой в пальцах бумагой. А потом началось совсем уж невообразимое. Бернштейн не без труда наклонился до пола, поднял теткину шаль и водрузил ее обратно ей на плечи, причем для этого ему пришлось подниматься на цыпочки. Затем он галантно поцеловал тетушке пальцы и, поддерживая ее за эти пальцы, как в старомодном менуэте, сопроводил на место, усадив опять на стул рядом со мной. Неузнаваемо изменился и пухлый Шуляев. Лунообразное лицо его вместо давешнего безразличия лучилось теперь такой любезностью и дружелюбием, что в этих солнечных волнах можно было просто захлебнуться. Все это время я сидел молча, в этой интермедии чувствуя себя статистом, но уже начиная понимать, что, кажется, в моей жизни начинает происходить что-то архиважное. А тетка Эльмира была невозмутима, и только улыбка легкого торжества витала на ее губах.
      Бернштейн же, прекратив приплясывать по кабинету в шаманском танце, вернулся, наконец, на свое место. Из кожаной папки с золотым тиснением, лежащей не краю Шуляевского стола, он извлек еще одну бумагу, уже официального вида, водрузил на нос - подумать только! - пенсне и, вернув себе прежний серьезный вид, открыл было рот, но тут отворилась дверь, и в кабинет вошел Лорик. "Оригиналы полностью совпадают с ксерокопиям", произнес он, но Шуляев махнул на него рукой, - дескать, и так ясно, не мешай! Бернштейн, стоя, начал читать по бумаге, и голос его звучал уже твердо и громко. Не сговариваясь, мы с теткой Эльмирой тоже встали. Текст бумаги гласил, что в соответствием с законами Швейцарской конфедерации я, российский гражданин Неказуев Глеб Аркадьевич, как старший представитель мужского пола, объявляюсь в соответствии с завещанием гражданки США Ольги Апостоловой-Эдамс, скончавшейся такого-то числа 1979 года, единственным наследником суммы, отписанной завещателем своему без вести пропавшему племяннику Алексею, которое за вычетом всех налогов и расходов фирмы "Бернштейн и Сын", капитализации и процентов, к настоящему моменту составляет шесть миллионов пятьдесят две тысячи четыреста пятьдесят один доллар США, которую сумму означенный наследник может получить в любом виде, для чего ему необходимо прибыть в офис фирмы "Бернштейн и Сын" в Женеве... Дальше я ничего уже не слышал, все неожиданно поплыло у меня перед глазами, колени стали ватными, и я бессильно опустился на стул. Все сразу засуетились, Лорик схватил кожаную папку и начал усиленно обмахивать меня ею, подбежал Шуляев и холодными пальцами начал щупать мне запястье, видимо, пытаясь обнаружить пульс, а Бернштейн принялся зачем-то трясти мою руку в активном рукопожатии. Только тетка Эльмира, оставшись невозмутимой, пробасила у меня над ухом: "Глеб, мальчик мой, я же тебе говорила!" Странно, но именно теткин голос вернул меня к действительности. Да, она же на самом деле все мне говорила! И почему я только подумал, что денег несколько миллионов рублей, а не долларов? Я открыл глаза, обнял тетушку за шею и поцеловал. Все зааплодировали.
      Дальше встреча перешла в совершено неофициальное русло. Распили бутылку настоящей "Вдовы Клико", много говорили, шутили и смеялись. Один я сидел в состоянии легкой гроги, и мечтательно глядел на тетку Эльмиру, а все подшучивали надо мной и хлопали меня руками по плечу. Бернштейн, которого в обиходе Шуляев и Лорик называли просто мсье Серж, предложил продолжить торжество сегодня вечером в ресторане отеля Балчуг-Кемпински, где он жил. В восемь вечера он ждал нас у себя. Время было уже четыре, и тетка Эльмира сразу засобиралась, ведь нужно было еще разъехаться по домам, переодеться, и потом съехаться вновь. Мсье Серж попрощался с нами в высшей степени учтиво, а Шуляев - даже с некоторым почтением. Лорик вызвался нас проводить, и мы втроем отправились к выходу. Когда мы вышли из кондиционированной прохлады особняка на полыхавшую зноем улицу, вместе с прощальным рукопожатием Лорик протянул мне свою визитную карточку, сопроводив это действие каким-то малопонятным: "На всякий случай, а то вдруг чего..." Из визитки следовало, что Степанов Лориэль Шаликович является начальником службы безопасности "Московского Законника". Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.