Конн оделся и направился к двери. Внезапно остановившись, он взял ее за руку и поцеловал.
      - Я никогда не забуду эту ночь.
      - Я тоже. Иди домой.
      Уже на пути домой под мелким моросящим дождем он вспомнил, что не дал ей денег. Конн возвратился и собрался постучать, когда услышал звуки плача, доносящиеся из темноты.
      Юноша молча достал три серебряных монеты из кошеля и положил их возле двери. Потом, надвинув капюшон, отправился домой.
      Когда лето подошло к концу, зерно было собрано и убрано в амбары, деревенские ребята отправились в лес вместе с отцами, чтобы запасти дров на зиму. Мальчики помладше собирали ветки для растопки в большие полотняные мешки и относили в деревню. Несколько команд взрослых выбирали деревья и валили их. В округе оставалось довольно много высохших деревьев, и их срубили первыми, а потом очистили от веток, чтобы старшие мальчики могли распилить стволы на чурбачки, которые потом скатывали с холма вниз.
      Коннавар и Браэфар распиливали такое дерево четырехфутовой двуручной пилой. Когда зазубренное лезвие вошло в ствол наполовину, они совсем взмокли. Правая рука Крыла, покрытая волдырями, была обмотана тряпкой, промокшей от крови. Браэфар был на год моложе Коннавара, на голову ниже и на двадцать фунтов легче. Казалось, природа подшутила над сыном могучего воина, Руатайна. Сын тонкого и изящного Вараконна рос с каждым днем, становясь все крепче и шире плечах, и его энергии и силе уже сейчас трудно было противостоять, а родной сын воина отличался хрупкостью сложения. Браэфар стыдился этого, ведь, хотя он бегал быстрее всех в поселке и стрелял не хуже других, он до сих пор плохо сражался бронзовым мечом и не мог побороть годовалого теленка. У него была мягкая кожа, и сколько он ни работал, сухих мозолей нажить не мог. Всякий раз, как он брался за пилу, ладони кровоточили.
      Юноши работали все утро, а когда приблизился полдень, отложили пилу и присели в тени раскидистого дуба, чтобы перекусить. По синему небу неспешно плыли облака, бросая тени на зеленые долины, а над вершинами гор показались тучи, обещая ближе к вечеру дождь.
      Братья поели хлеба с медом и запили его холодной водой из ближайшего ручья.
      - Что-то ты притих, - заметил Коннавар, выливая холодную воду из кружки на мокрые от пота золотисто-рыжие волосы.
      Браэфар помолчал, а потом произнес, не глядя брату в глаза:
      - Думаю, ты любишь Иноземца больше, чем меня.
      Слова удивили Конна. Его сводный брат никогда не жаловался и не любил ссор. Теперь юноша понял, почему в последние несколько недель Браэфар казался каким-то отчужденным.
      - Прости, Крыло, - ответил он. - Ты мой брат, и я очень люблю тебя. Но Бануин много знает о мире, а мне нравится учиться.
      - Чему он может научить? - горько спросил Браэфар. - Мы учимся пахать, разводить лошадей, скакать верхом, стрелять и сражаться. Мы учим великие песни риганте. Что еще нужно?
      Конн доел хлеб и слизал остатки меда с пальцев.
      - Ты знаешь, кто такой солдат?
      - Солдат? Нет.
      - Человек, который сражается круглый год.
      - Такой человек идиот, - ответил Браэфар. - Кто работает на его ферме, пока он сражается? Кто собирает урожай и кормит скот?
      - У него нет фермы. За то, что он воюет, ему платят золотом. А поскольку у него нет фермы, ему не нужно возвращаться в конце лета, чтобы собрать урожай. У людей Бануина целые армии солдат.
      - Тогда, - рассмеялся Крыло, - им очень скучно зимой, когда их враги отправляются домой.
      Конн покачал головой.
      - У их врагов нет дома. Потому что солдаты следуют за ними, убивают их и захватывают земли.
      - Но это глупо. Что ты будешь делать с землей, которая далеко от твоей?
      - Бануин говорит, что они заставляют побежденных, тех, кто выживет, платить дань победителю. Золотом, или зерном, или деревом, или скотом.
      - И все равно непонятно. Человек не может съесть слишком много хлеба. А скоту нужны пастбища. Предложи кто-нибудь отцу еще тысячу голов, он бы отказался. Им бы не хватило травы.
      Конн слегка рассмеялся.
      - Это сложно, я и сам до конца не понимаю. Но армии приходят в новые земли и покоряют их. Добычу они отвозят в каменные города, где живут правители. Там они создают еще большие армии и покоряют новые земли, и строят свои города, соединяя их каменными дорогами.
      - Каменными дорогами? Да ты смеешься надо мной!
      - Нет, - ответил Конн. - Бануин говорит, что в землях за морем есть каменная дорога длиной сотни миль. И через реки построены каменные мосты.
      - Не верю, - отрезал Браэфар. - Кто такой безумец, чтобы строить каменную дорогу? Зачем?
      - Чтобы повозки и армии могли передвигаться быстрее.
      - Думаю, он надул тебя, - сказал Крыло, поднимаясь. - Давай-ка вернемся к работе.
      - Как твоя рука?
      - Болит, но будет болеть меньше, когда мы закончим.
      Конн подошел к нему и крепко обнял.
      - Ты мой брат и лучший друг, Крыло. Ничто не встанет между нами.
      Браэфар высвободился из объятий Конна и взялся за пилу. Он обнаружил, что работа не улучшает настроение. Последние годы были для него тяжелыми отец становился все мрачнее, а мать отдалялась от детей. Теперь еще и Конн привязался к Иноземцу, и у Браэфара не осталось друзей. Особенно после того, как он выиграл соревнования по бегу на празднике солнцестояния. С тех пор Гованнан и его друзья не разговаривали с ним.
      Братья проработали еще два часа, а потом у Браэфара кончились силы. По рукам словно били деревянными палками, плечевые суставы болели. Но никто не устраивал передышки, и он изо всех сил старался не поддаваться усталости. Пила двигалась все медленнее и медленнее. Наконец он отпустил ее и пристыжено посмотрел на брата. Конн утер пот со лба и перешагнул толстый ствол.
      - Присядь, я помассирую твои мышцы.
      - Я чувствую себя дураком, - прошептал Браэфар.
      - Чепуха. Большинство ребят твоего роста собирают хворост. А ты делал мужскую работу и делал ее хорошо. - Коннавар положил руки ему на плечи и принялся мягко массировать затекшие мышцы.
      Пошел легкий дождик, и все работающие на вырубке устроили перерыв. Браэфар начал злиться. Потерпи он еще пару минут, и никто не заметил бы его слабости.
      По холму к работающим поднимались деревенские девушки с плетеными корзинами с едой и кувшинами яблочного сока. Конн массировал плечи брата все медленнее и медленнее, Браэфар поднял взгляд. Коннавар уставился на девушек. Зрение у Крыла было слабее, чем у старшего брата, и он не мог различить лиц.
      - Она там?
      - Там, - отозвался Конн, садясь рядом с ним.
      Когда девушки подошли поближе, Браэфар тоже разглядел ее. Ариан разговаривала со своей черноволосой сестрой Гвидией, и обе смеялись. Дождь затих, и солнце начало пробиваться сквозь облака. Волосы Ариан вспыхнули на солнце золотом. Как будто произошло чудо.
      - Она такая красивая, - сказал Конн.
      Некоторые девушки подошли к братьям, другие к возлюбленным. Остальные собрались в центре вырубки, поставив на землю корзины. Ариан осмотрелась по сторонам, ее холодный взгляд скользнул по двум юношам на бревне. Конн тихо выругался.
      - Она все еще не разговаривает со мной.
      - Почему?
      - Мы с ней должны были встретиться три дня назад, но Большой Человек сказал, что на верхнем пастбище видели волка, и мы отправились проверять. Я опоздал всего на час, однако ее на условленном месте не оказалось. С тех пор она и не разговаривает со мной.
      - Может, поедим? - предложил Браэфар, чтобы сменить тему.
      - Нет. Я не голоден. - Конн поднялся и отошел к ручью. Как только он сделал это, к Крылу подошли Ариан и Гвидия.
      - У тебя рука кровоточит, - заметила черноволосая девушка, присаживаясь рядом на ствол.
      - Заживет, - ответил Браэфар.
      Над вырубкой пронеслась тень. Подняв глаза, юноша увидел пролетевшего над головой ворона. Птица медленно опустилась на ветку на краю вырубки.
      - Наверное, ждет, когда ему бросят крошки, - сказала Ариан. Приподняв льняную тряпицу, закрывающую корзину, она протянула Браэфару кусок яблочного пирога.
      - Это мой кусок, - сказал Гованнан, подходя к ним. - Почему ты раздаешь мою еду? - Он вырос в высокого и широкоплечего юношу с квадратной челюстью и глубоко посаженными темными глазами.
      - Твоя еда у Гвидии, - ответила Ариан. - Мирия попросила меня отнести корзину Коннавару и Крылу.
      - Тогда сначала должны были принести мою! - Юноша вырвал корзину из рук младшей сестры. - Мужчин кормят раньше детей, не так ли маленькое Крылышко?
      Браэфар примиряюще улыбнулся. Гованнан был старше его на два года и куда выше. Кроме того, он славился вспыльчивостью.
      - Оставь его в покое, - вмешалась Гвидия, и сердце Браэфара упало. Ну почему девчонки не понимают? Его бы не тронули... а теперь она вмешалась, и добром все не кончится.
      - А что я такого сказал? Кроме правды? Посмотрите на него. Он похож на девочку, и его бедная маленькая ручка вся в крови.
      - Это говорит о том, как старательно он работал. - В голубых глазах Ариан вспыхнула ярость.
      Помолчи, молил ее про себя Браэфар. Ты делаешь только хуже!
      - Может быть, я несправедлив к нему, - продолжал Гованнан, - и на самом деле он маленькая девочка.
      Схватив Крыло за шиворот, юноша заставил его встать, дернул за штаны и стащил их. Жестоко рассмеявшись, Гованнан сказал:
      - Нет, не девочка, верно, но и мужских волос у него нет.
      В этот момент сына кузнеца рванули за ворот, и кулак Конна с размаху врезался ему в лицо. По разбитой скуле потекла кровь. Гованнан упал. Перекатившись по траве, он поднялся, сжимая кулаки, затем бросился на противника. Конн отступил в сторону и нанес удар в подбородок. Гованнан снова упал. Потом куда медленнее поднялся и начал осторожно приближаться. Опозоренный Браэфар натянул штаны и пошел прочь. Гвидия побежала за ним.
      - Я извиняюсь за своего брата. Он иногда ведет себя как идиот.
      - Это ты виновата! - сердито ответил Браэфар. - А теперь оставь меня в покое.
      А на вырубке продолжалась драка. Гованнана сбивали с ног несколько раз, но он не сдавался. Один глаз заплыл и из разбитых губ сочилась кровь. Он не нанес ни одного удара. Внезапно ярость оставила Коннавара. Он подошел к противнику и обнял его.
      - Хватит, Ван, перестань.
      Гованнан ударил противника в глаз. Брызнула кровь, и Конн отшатнулся. Брат Ариан врезал ему в правую скулу. Юноша покачнулся, а потом провел апперкот в лицо Гованнана, за которым последовал обманный удар справа, снова опрокинувший его в траву. Тот медленно, с большим трудом поднялся, преодолевая дрожь в ногах, шагнул к противнику, вновь замахнулся, но повалился вперед. Конн успел подхватить его и мягко опустил на землю. Ариан и Гвидия склонились к брату и принялись промакивать его раны лоскутами льна.
      - Ты просто злой задира, - сердито произнесла Ариан. Конна охватил гнев, но он смолчал, поднялся и ушел в лес. Над ним кружился черный ворон.
      ГЛАВА 4
      Безумно злой Коннавар шел по лесу, ломая на своем пути ветки и топча молодую поросль под ногами. Во всем виновата Ариан! Она намеренно не обращает на него внимания! По меньшей мере это невежливо и сильно злит. А уж когда Гованнан оскорбил Крыло, юношу и вовсе охватила ярость.
      Коннавар принялся подниматься наверх узкой оленьей тропой, обходя скальный выступ на пути к водопаду Ригуан. Купание, решил юноша, улучшит настроение. Кровь затекала в глаз, и он зажал рану пальцами. Его внимание привлекло движение у края леса, и Конн увидел, как черная ворона резко полетела к земле, будто сбитая стрелой. Заинтригованный, юноша свернул налево, прокладывая путь через редеющий подлесок.
      Старуха, завернутая в зеленый потрепанный платок, сидела на сером плетеном стуле. На коленях у нее лежала рыбацкая сеть, которую она чинила. Конн оглянулся вокруг в поисках дома или хижины, но вокруг не было ничего. Возможно, она живет в одной из пещер, решил он. Странно, что они раньше не встречались.
      - Пусть Даан будет милосерден к тебе, - поздоровался юноша.
      - Да не улыбнется тебе Таранис, - не поднимая глаз, ответила она сухим хриплым голосом.
      Странный ответ, однако Конн был вполне согласен. Кто хочет, чтобы ему улыбнулся бог смерти?
      - Принести вам воды, старая женщина?
      Она подняла голову, и юноша понял, что никогда не видел глаз темнее. Зрачок и радужная оболочка сливались, напоминая блестящую черную гальку.
      - Мне не нужна вода, Коннавар.
      - Откуда вы меня знаете?
      - Я знаю многое. Чего ты желаешь?
      - Не понимаю.
      - Понимаешь прекрасно, - упрекнула она, откладывая сеть. - У каждого человека есть тайное желание. Чего желаешь ты?
      Конн пожал плечами.
      - Быть счастливым, наверное. Иметь много сыновей и несколько прекрасных дочерей. Прожить до старости и увидеть, как растут мои сыновья и сыновья их сыновей.
      Старуха презрительно рассмеялась.
      - Ты выбрал самые банальные желания. Это не то, к чему стремится твое сердце, Меч Бури.
      - Почему я вас раньше не встречал? Где вы живете?
      - Неподалеку. А я тебя видела: видела, как ты плаваешь в озере, ныряешь в быстринах и бегаешь по лесу со своим сводным братом. Ты полон жизни, и жребий ждет тебя. Примешь ли ты его вызов?
      - Вы ведьма? - спросил он, помолчав.
      - Не ведьма, вот это я тебе точно скажу. Открой мне, чего желаешь.
      Сзади что-то шевельнулось, и Конн резко обернулся. Там стояла колдунья риганте Ворна. Она держала перед собой скрещенные руки, словно собиралась отвести удар, но смотрела не на него.
      Ворна пристально смотрела на старуху.
      - Пойдем со мной, Конн, - велела она. - Не отвечай на ее вопросы.
      - Ты боишься назвать свое желание, мальчик? - спросила карга, не обращая внимания на колдунью.
      Конн и в самом деле боялся, хотя не знал почему, а страх всегда вызывал у него прилив ярости.
      - Я ничего не боюсь.
      - Конн! Молчи! - предостерегла его ведьма.
      - Скажи! - взвизгнула старуха.
      - Я желаю славы! - закричал он.
      По поляне пронесся холодный ветер, и что-то вспыхнуло перед глазами юноши. Он отступил на шаг, моргая.
      - И ты ее получишь, - прошептал голос в его голове.
      - Тебе не следовало говорить, - печально покачала головой Ворна.
      Конн потер глаза и взглянул в бледное лицо колдуньи. Ее волосы с проседью спутались, плащ был испачкан и истерт. Она выглядела безумно уставшей.
      Конн перевел взгляд на старуху. Та исчезла.
      Не было ни плетеного стула, ни рыболовной сети. Только старый трухлявый пень и огромная паутина, сверкающая на солнце капельками росы.
      Страх перед сверхъестественным охватил его.
      - Кто она такая? - прошептал он, пятясь с маленькой поляны.
      - Лучше не называть ее имя. Пойдем, Коннавар. Мы поговорим в безопасности.
      Ворна жила в пещере примерно в миле от водопада. Внутри было просторно, на полу лежали толстые ковры, на западной стене висели крепко сколоченные полки. Стояла там узкая кровать, застеленная одеялом из овчины, и два стула, сделанные из вяза. По задней стене тек ручеек, собираясь ниже в озерцо, и через три естественных окна в камне проникал свет, так что солнечные лучи пересекались над головой, как золотые потолочные балки.
      Конн слегка нервничал, идя следом за ведьмой. Насколько он знал, ни один мужчина племени не был в доме Ворны-колдуньи. Привыкнув к полумраку, юноша разглядел, что на одних полках стояли кувшины и горшочки, на других лежала аккуратно сложенная одежда. Вокруг ни соринки. В углу стояла метла, а у озерца виднелись два ведра и тряпка. Конн огляделся. Ворна опустилась на стул и спросила:
      - А ты чего ожидал? Сушеные человеческие головы? Кости?
      - Не знаю уж, чего я ждал, - признался юноша, - но явно не этого.
      - Садись, Коннавар. Нам надо поговорить. Ты голоден?
      - Нет, - быстро ответил он, не желая выяснять, что может держать ведьма на перекус.
      - Женщина, которую ты видел, была духом - или богиней сидов, если желаешь. Слушай меня внимательно, и когда угадаешь, кто она, не называй ее имени. Одно это может принести несчастье. Как ты знаешь, есть три богини смерти. Она одна из них. Порой ее видят в облике старухи, порой - вороны. В мире душ она самая слабая из Старших Духов, однако когда речь идет о делах земных, самая злонравная из всех известных мне существ. Я впервые узнала о ее интересе к тебе, когда увидела ворона над домом Вараконна в ночь твоего рождения. Она вызвала молнию, которая сожгла меч, способный спасти твоего отца. Я видела ее вновь, когда твоя мать сказала Руатайну те ужасные и несправедливые слова. Видишь, Коннавар, она приносит несчастье и разбивает сердца. Когда она рядом, темные дела рождаются там, где прежде были только радость и смех. Знаешь ее имя?
      Конн кивнул. Все дети риганте знали о Морригу, приносящей ночные кошмары.
      - Но почему вы уверены, что это была она? Ворна вздохнула и откинулась на спинку стула.
      - Я колдунья и умею видеть такие вещи. Тебе не следовало говорить ей о своем заветном желании. У нее есть сила даровать его тебе.
      - Что в этом плохого?
      - Давным-давно одна женщина молилась ей, прося, чтобы ее полюбил самый красивый человек на свете - богатый, добрый и заботливый. Желание исполнилось. Он полюбил ее, но был уже женат, и братья его супруги приехали в ее хижину и разрезали ее и его на кусочки. Теперь понимаешь?
      - Но ведь я просил славы. Нет цены, которую я не заплатил бы за нее.
      - Как ты можешь быть таким глупым, Коннавар? - рассердилась Ворна. Чего стоит земная слава? Кормит ли она семью? Приносит ли мир душе? Слава уходит. Она неверная девка, которая меняет одного молодого человека на другого. Расскажи мне, что тебе известно о Калаванусе.
      - Во времена моего дедушки он был великим героем. Могучим воином. Он повел риганте против Морских Волков и убил их короля в поединке. У него был меч, сиявший, как огонь. Этот человек познал славу.
      - Да, познал. А потом состарился и одряхлел. И продал свой меч торговцу, чтобы купить еды. Жена оставила его, сыновья забыли о нем. Когда я в последний раз видела его, он плакал в своей хижине и вспоминал дни славы.
      - Я не буду, как он, - покачал головой Конн. - И не буду, как Вараконн. Враги не увидят мою спину, и люди не будут оплевывать мое имя. Бануин обещал мне железный меч. Я пойду с ним в битву. Это моя судьба.
      - Мне известно кое-что про твою судьбу. Не слишком много, но вполне достаточно, чтобы предупредить: тебе нужна более высокая цель, чем просто слава. Если ты не хочешь стать лишь еще одним воином вроде Калавануса.
      - Может, мне этого достаточно, - упрямо возразил он.
      - Но недостаточно для твоего народа.
      - Моего народа? - удивился Конн.
      Ворна помолчала, потом поднялась со стула и подошла к очагу. Свет из окон померк, и она сложила поленья в очаг, однако не зажгла его.
      - В прошлом году, - начала колдунья, - оголодавшая стая волков напала на львицу с пятью детенышами. Она яростно сражалась с ними, уводя от своих детей. Львица была готова умереть за них. Ей удалось убить семерых волков, но остальные четыре обошли ее. И когда львица вернулась в свое логово, детеныши были убиты и сожраны. Бесспорно, она заслужила великую славу. Однако чего это стоило? Ее раны не позволяли больше иметь львят. Она была последней из своего рода, простиравшегося к первым дням мира. Думаешь, ее заботило, что она убила семерых волков и храбрость ее непревзойденна?
      Ворна сделала странный жест правой рукой. В очаге вспыхнул огонь, отбрасывая пляшущие тени на стены. Со вздохом колдунья встала на ноги и подошла к полкам. Из маленькой коробочки на первой из них она достала золотую цепочку, на которой висел маленький красный опал.
      - Подойди ко мне, - велела Ворна.
      Конн повиновался. Он чувствовал, как от ее одежды пахнет дымом и совсем чуть-чуть лавандой и мятой. В этот момент страх перед ней навсегда исчез. Конн понял, что Ворна не только ведьма, которую все боятся. Она еще и стареющая женщина, одинокая и несчастная.
      Он заглянул ей в глаза.
      - Спасибо за помощь.
      - Мне не нужна твоя жалость, дитя, - тихо произнесла колдунья и застегнула золотую цепочку у него на шее. - Этот талисман защитит тебя от нее... Покажи мне нож, Коннавар.
      Он слегка поморщился. Ворна сказала нож, а не твой нож. Неужели знает?
      Конн медленно вытащил клинок из сделанных им самим ножен. Она взяла его тонкими пальцами.
      - Ты родился в сорочке, - произнесла колдунья. - Не спаси ты тогда олененка, остался бы в лесу навсегда и кровь твою выпили бы из вен. Ты догадался, что это существо было сидом?
      - Нет.
      - Нет, - эхом повторила она. - Они знали и об этом. Твои мысли были им открыты. Они волшебный народ. Сиды убивают без жалости, а иногда часами мучают жертву, но при этом могут позволить глупому ребенку жить, потому что он спасает олененка. И даже награждают его. - Вздохнув, Ворна вернула нож. - Иди домой, Коннавар, и обдумай мои слова.
      Риамфаду считали счастливым юношей, который всегда улыбается, несмотря на то что не может ходить. Женщины ценили его броши и браслеты, а мужчины дивились рукоятям мечей и пряжкам для ремней, которые он отливал из бронзы или серебра. Его отец, Гариафа, гордился мальчиком и постоянно хвалил его. Это хорошо говорило о старом ювелире, поскольку немногие мужчины, видя, как их сыновья затмевают их, были бы так же щедры на добрые слова.
      К семнадцати годам Риамфада сделал свою семью почти богатой. Бануин Иноземец отвозил его работы за море и продавал их там за невероятную, по мнению юноши, цену. Это позволило ему начать потихоньку работать с золотом.
      Мальчик родился в Год Уродства, когда двое из троих детей рождались парализованными или мертвыми. Согласно обычаю, их оставляли на холме, чтобы ночью они умерли. Среди них единственным выжившим ребенком оказался Риамфада.
      На рассвете пришла его мать, Виокка, прижала младенца к себе и поднесла к груди, дав ему напиться молока. Все думали, что она сошла с ума. Мать же не обращала ни на кого внимания. Собрался совет в полном составе и призвал Гариафу давать показания. Лысеющий сутулый ювелир стоял перед ними, защищая право жены растить собственного сына.
      - Он был в руках богов. Они не забрали его жизнь. Теперь она принадлежит матери.
      - Но как он может принести пользу нашему народу? - спросил Длинный Князь.
      - Так же, как и я. Для моего ремесла не нужны ноги.
      По требованию совета, вождь призвал Ворну, чтобы та изрекла предсказание. Она отказалась.
      - Вы можете призывать меня, только когда людям угрожает опасность. Этот ребенок никому не угрожает.
      Совет спорил долго, до середины ночи. Никогда еще не позволяли настолько увечному ребенку жить, это был первый случай в истории. Наконец, когда приблизился второй рассвет в жизни Риамфады, решение было принято. Одиннадцать против десяти проголосовали за то, чтобы Виокка растила своего сына.
      К шести Риамфада уже очень ловко лепил из воска и готовил формы для отливки. У него был верный глаз, а таланту мог позавидовать отец. К десяти он придумывал и делал сложные узоры и узелочки, создавая удивительно красивые броши. Каждый день Гариафа относил мальчика в мастерскую и сажал на стул с высокой спинкой. На увечные, бесполезные ноги клали шерстяное одеяло, а худое, болезненное тело прикрепляли ремнем, чтобы удержать на месте. Тогда он склонялся к столу и приступал к работе.
      И, как думали все, Риамфада был счастлив.
      Что, конечно же, не соответствовало действительности. Он редко по-настоящему радовался - даже когда создавал удивительные произведения, которые заставляли видевших их пораженно вздыхать. Риамфада никогда не был по-настоящему доволен плодами своих рук, что составляло важную часть его творческого гения. Если бы его спросили, когда он впервые испытал настоящую радость, юноша, не задумываясь, назвал бы один конкретный день, когда он научился плавать в озере за водопадом Ригуан.
      Однажды Риамфада сидел в мастерской, и на него упала тень. У окна стоял юноша со странными глазами - один зеленый, другой золотисто-коричневый.
      - Я Коннавар, - представился он.
      Риамфада знал его. В теплые дни Гариафа выносил его на луг рядом с мастерской, где отец и сын обедали на солнышке. Юноша часто видел, как бегали и играли деревенские ребята. К нему ни разу никто не подходил.
      - А я Риамфада. Что тебе нужно?
      - Мне хотелось встретиться с тобой. Все говорят о тебе.
      - Ну вот ты меня и увидел, - ответил молодой ювелир, возвращаясь к работе. Он обмакнул кисть в состав и нанес его на слепленный воск.
      - Что ты делаешь?
      - Наношу смесь из коровьего навоза и глины на воск.
      - Зачем?
      - Так я постепенно сделаю формочку. Когда слой глины станет достаточно толстым, я нагрею его, воск растает, а у меня останется готовая формочка для литья.
      - Понятно. Наверное, это требует много времени.
      - У меня есть время.
      Коннавар помолчал, а потом сообщил:
      - А я иду к водопаду. Купаться.
      - Отлично. Надеюсь, ты славно проведешь время.
      - Хочешь пойти?
      Риамфада выдавил улыбку.
      - Это было бы славно. Ты пока иди, а я закончу работу и тоже прибегу.
      - Бегать ты не можешь, - сказал Коннавар, не обращая внимания на сарказм, - а почему бы не поплавать? Ведь для этого нужно всего лишь держаться на плаву и двигать руками. Я сильный и мог бы отнести тебя к водопаду.
      - Зачем? Зачем тебе делать что-то для меня?
      - Почему бы и нет?
      - Ты меня не знаешь. Мы не друзья.
      - Это верно, но как узнать кого-то, если не разговаривать с ним? Пойдем, научишься плавать.
      - Не хочу.
      - Там очень красиво - солнце сверкает на воде, плавают серебряные рыбы, и ивы бросают тень на берег. Или ты боишься?
      - Да, - признался Риамфада.
      - Чего?
      - Что мне понравится. Что я буду счастлив там.
      - Боишься быть счастливым? - удивился Конн.
      - Уйди, оставь меня в покое.
      Однако Коннавар не ушел. Он постоял, раздумывая, а потом сказал:
      - Я понял. Ты думаешь, что надоешь мне и я тебя больше не понесу туда.
      На этот раз удивился Риамфада.
      - Ты проницателен.
      Гариафа, который до этой поры слушал разговор, вмешался:
      - Ты должен согласиться, сын мой. Он прав. Там очень красиво.
      Риамфада молча продолжал работать. Гариафа положил руку на плечо юноши.
      - Послушай меня, мой мальчик. Когда ты родился, я был уже немолод. У меня никогда не хватало сил отнести тебя в холмы. Хотя я жалею, что не попытался. Иди с ним. Ради меня.
      Риамфада посмотрел на Коннавара.
      - Сколько тебе лет? - неожиданно спросил он.
      - Почти шестнадцать.
      - Тогда почему сейчас? Где ты был все эти шестнадцать лет? Или не знал, что я здесь?
      - Знал, хотя, честно говоря, никогда об этом не задумывался. Теперь я сожалею. На прошлой неделе мы пошли к водопаду с моим братом, Браэфаром. Он упомянул тебя в разговоре. Сказал, что ты, к сожалению, не можешь ходить, но наверняка можешь плавать. Я размышлял об этом последние несколько дней и решил, что стоит попробовать.
      - Если это придумал твой брат, почему его нет здесь? Коннавар улыбнулся.
      - Браэфар у нас в семье главный мыслитель. У него полно хороших идей. Как проще убираться в доме, или ловить кроликов, или объезжать лошадей. Правда, воплощают его идеи другие люди. Он слишком занят - придумывает что-нибудь новое. Ну как, хочешь поплавать?
      - Да, - сказал Риамфада. - Хочу. Однако есть... вещи, которые тебе следует знать. Главное, я не могу контролировать мочевой пузырь. Я ношу прокладку из ткани, но она порой протекает. - Юноша знал, что краснеет, но понимал: лучше рассказать сейчас, чем опозориться потом.
      - Не беспокойся, - ответил Конн. - Меня это нисколько не опечалит. У меня в мешке есть еда и питье, и я силен, как бык. Пойдем. Солнце высоко и уже припекает, а в воде прохладно.
      Он не солгал, сказав, что силен, как бык. Он нес Риамфаду на плечах две мили, пока не взобрался на последний холм перед водопадом. Там началась ровная земля, и он побежал. Юному ювелиру не приходилось еще двигаться так быстро и подниматься столь высоко. Это чувство опьяняло.
      Достигнув склона, ведущего к озеру, Коннавар замедлил бег и, осторожно выбирая путь между камней, спустился вниз. Такой красоты Риамфада никогда не видел - сотни футов прозрачной голубой воды и белое кружево пены возле водопада. На дальней стороне ивы опустили длинные ветви в озеро; над головой летали яркие птицы. Коннавар посадил молодого ювелира на траву, прислонив спиной к стволу дерева. Потом он снял рубашку, сапоги и штаны. Риамфада увидел, что вся спина его зеленой рубашки залита мочой.
      - Не беспокойся, - улыбнулся Коннавар. - Мы постираем ее в пруду. А теперь давай разденем тебя.
      Следующие два часа Риамфада испытывал все возрастающую радость. Сначала он боялся, что вода накроет его с головой; Коннавар поддержал его и велел глубоко вдохнуть.
      - Воздух в легких будет держать тебя на плаву, а когда приходит время выдохнуть, делай это медленно и быстро вдыхай обратно.
      В конце купания Риамфада очень устал, хотя был безмерно счастлив. Юноша научился проплывать небольшие расстояния. Он передвигался собственными усилиями, а Конн плыл рядом.
      Новый друг вытащил его из озера, и они погрелись в последних лучах солнышка, высохнув на ветру.
      - Это был лучший день в моей жизни, - сказал Риамфада. - И я ошибался. Даже если я никогда не приду сюда, я всегда буду вспоминать его с радостью.
      - Ты еще придешь сюда. Не завтра, потому что у меня очень много дел, а послезавтра, если будет хорошая погода, я зайду за тобой.
      - Мне все равно, какая будет погода.
      - Значит, какая бы ни была погода.
      Они вернулись к дому Риамфады, когда начало темнеть. Гариафа и Виокка стояли в дверях, и на их лицах была написана тревога, но, увидев счастливое лицо сына, оба расплылись в улыбке.
      - Я плавал, - сообщил юноша отцу. - Правда, Конн?