- Тебе потребуется куда больше, чем просто лошади, Конн.
      - Знаю. Большая, хорошо дисциплинированная армия.
      - Ты не победишь их только силами риганте. Тебе понадобится помощь норвинов, паннонов и других, меньших племен.
      - Это меня и беспокоит, - кивнул Конн. - Все князи независимы.
      - Придется объединить их. На некоторых подействует лесть, на других мысль о прибыли, на третьих - грубая сила.
      - Не уверен, что за мной пойдут.
      - За тобой не пойдут, - вздохнул Риамфада. - А за королем пойдут.
      - За королем? На нашем острове нет королей. Последнего свергли сотни лет назад.
      - Тогда назовись Военным вождем или как хочешь, только объедини племена. Ты на самом деле станешь королем. Поверь, это судьба.
      Конн положил руку на худое плечо Риамфады.
      - Ты именно это хотел мне сказать.
      - Выполняй обещания, Конн, - прошептал избранник сидов. - Прощай.
      Последние слова откликнулись эхом, и юноша остался один. Он огляделся и увидел стоящего неподалеку Тагду.
      - Пора тебе вернуться в мир людей, Коннавар, - сказал сид.
      Ворна проснулась и поежилась. В спальне было холодно. Она странно себя чувствовала, даже голова слегка кружилась. Интересно, подумала бывшая колдунья, уж не простудилась ли я? Она села и откинула одеяло. Окно было закрыто, но сквозь щели в ставнях проникал первый утренний свет. Малыш Бануин еще спал, ровно дыша во сне. Поднявшись с постели, Ворна подошла к очагу и помешала угли, надеясь найти несколько тлеющих, чтобы разжечь огонь, увы, все погасло.
      "Надо было вечером собрать угли в кучу", - подумала она.
      Ворна ненадолго задержалась на пиру. Последние несколько дней она много работала, делая травяные отвары для заболевших детей. Один ребенок умер, но остальные пять пошли на поправку. Завернувшись в теплую шаль, женщина опустилась на колени у очага, положила на пепел немного растопки и чиркнула кремнем. Замерзшие пальцы не слушались, и разжечь огонь никак не получалось. Ее охватила ярость. Некогда она бы просто прошептала слово силы, и огонь бы запылал.
      Растопка вдруг вспыхнула, слегка напугав ее. Должно быть, искра все же получилась или угли были не такие холодные. Она подкинула еще хвороста, а потом положила поленья покрупнее. Бануин заворочался в колыбельке и заплакал. Она подошла к нему и погладила по головке. Лоб оказался горячим и потным. Не думая, она закрыла глаза и начала искать причину болезни. Да, все началось с носика, а потом перешло в легкие. Там болезнь начала развиваться вовсю. Сердечко малыша билось, а иммунная система пыталась отразить нежданного врага. Ворна сосредоточилась, даруя сыну свою силу, и почувствовала, как болезнь оставила его.
      Она открыла глаза. Ребенок был здоров. Мать вынула его из колыбельки и прижала к себе.
      - Вот и все, крошка моя. Мама здесь. Все в порядке. Неожиданно Ворна осознала, что произошло. Она вылечила сына.
      Сила вернулась. Не выпуская из рук Бануина, Ворна подошла к стулу у очага и опустилась на него. Потом прошептала Слово. Огонь немедленно погас. Она снова проговорила его, и он вспыхнул ярче прежнего.
      Бануин потянулся к ней ручонками. Ворна расстегнула ночную рубашку и поднесла к его груди. Малыш с жадностью принялся за еду. Потом она отнесла ребенка на кухню, поменяла подгузник и вымыла его. Он снова задремал, и мать положила его обратно в колыбельку.
      Что с ней случилось?
      Ворна вышла в главную комнату и щелкнула пальцами в направлении угасшего очага. Немедленно вспыхнул огонь. Она отправилась на кухню, насыпала в котел овса, добавила соли и молока, потом вернулась в большую комнату и повесила котел над огнем. Все это время вдова размышляла - почему же к ней вернулась сила. Это было очень хорошо и даже как-то естественно, но что-то изменилось.
      "Может быть, - решила Ворна, - не сила стала другой, а я".
      Она почувствовала чье-то присутствие, и стук в дверь нисколько ее не удивил.
      - Входите! - крикнула колдунья.
      В кресле у огня материализовалась Морригу и протянула сморщенные руки к пламени.
      - Холодно сегодня, - заметила она. - Как ты поживаешь?
      - Прекрасно. Хочешь овсянки с медом?
      - Нет, спасибо, - покачала головой Морригу, - но приятно видеть, что сегодня ты гостеприимна.
      Ворна улыбнулась, подошла к очагу и помешала кашу длинной деревянной ложкой.
      - У меня еще не было возможности поблагодарить тебя за спасение меня и ребенка. Это было очень благородно с твоей стороны.
      Морригу сунула палец в кипящую овсянку, а потом облизала его.
      - Недосолено, - заметила она.
      Ворна добавила еще щепотку соли и продолжала помешивать.
      - Почему ты сделала это?
      - Почему бы и нет? - отозвалась старуха. - Я делаю, что мне захочется. Могу спасти, могу убить, могу благословить, могу проклясть. Может быть, это был мой каприз.
      - А другой каприз - вернуть мне силу?
      - Нет, это было лишь выполнение просьбы... Я позавтракаю с тобой. Давненько не приходилось, последний раз еще до твоего рождения.
      - Тогда ты, должно быть, проголодалась, - рассмеялась Ворна.
      Морригу вытянула над столом руку. Немедленно появился горшочек меда.
      - Я люблю сладенькое.
      Они позавтракали в молчании, а потом Морригу махнула рукой, и горшочек с медом исчез. Ворна глянула на свою собеседницу. У нее было серое лицо и уставшие глаза.
      - С тобой все в порядке? - спросила она.
      - Отлично, - отрезала старуха.
      - Говоришь, выполнение просьбы?
      Морригу откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
      - Коннавар попросил Тагду вернуть тебе силу. Тот согласился. Ребенок помнит свои обещания. Редкое свойство, должна заметить.
      - Что ты от него хочешь?
      - А почему я должна что-нибудь хотеть?
      - Да ладно тебе, даже лишенная силы я не стала глупой. Сиды избегают людей, но не Коннавара. Ему подарили нож, излечили в землях кердинов. Предупредили об опасности, грозящей его возлюбленной. Вы приняли к себе дух его друга, а не отпустили бродить во тьме. Что в нем особенного?
      - А еще я послала на него медведя, - напомнила Морригу.
      - Верно, и я немало думала над этим. В те первые дни в пещере я делала все возможное, чтобы он выжил, но не могла помочь. Он должен был умереть, а вы не отпускали его душу. Теперь я это знаю. Точно так же, как знаю, что ты подговорила меня отказаться от силы, чтобы спасти его. Вы не хотите, чтобы он умер. Он нужен живым. Зачем?
      - Умная девочка, Ворна. Ты всегда мне нравилась. Коннавар действительно важен для нас. Не сам он, а то, что являет собой. А большего не скажу. Но тебе кое-что посоветую. Если ты ценишь своих новых друзей, не говори им о вернувшейся силе. Лечи их травами, а силу храни в тайне. Смертные так непостоянны в своей дружбе.
      - Ты не слишком-то нас любишь, верно?
      - Некоторых люблю, дорогая моя. Честное слово. С этими словами она исчезла.
      Утро было холодным и ярким, и Фиаллах проснулся рано, несмотря на вчерашнее веселье. Он вспомнил пир и темноволосую Гвидию, которая так радовала его своим обществом. Он спросил ее, почему она не замужем, хотя ей уже восемнадцать. Девушка объяснила, что подходящий человек еще не делал ей предложения. Это слегка смутило его. Потом он вспомнил Таэ, и как хороша она была на пиру. Фиаллах вздохнул и вышел из дома, вытащил из колодца ведро воды. Небо уже светлело. Он плеснул ледяной воды в лицо, потом провел мокрыми пальцами по светлым длинным волосам, любуясь пиками Друагских гор. Хорошая земля, решил воин. В этот ранний час на улице было немного людей. Натянув сапоги, Фиаллах побрел по деревне к пиршественному столу. Остатки еды убрали, не осталось даже костей. Это было разумно, потому что иначе волки или медведи могли прийти в деревню.
      - Доброе утро, - сказала Гвидия, выходя из кузницы. Ее темные волосы были собраны, и она надела синее, как небо, платье и шерстяную шаль цвета сливок. Как и он, девушка спала не больше двух часов, но выглядела свежей и бодрой, глаза блестели.
      - Ты рано встала, - заметил Фиаллах.
      - Я всегда встаю рано. Больше всего я люблю смотреть, как солнце встает из-за гор.
      - Я тоже. Не хочешь прогуляться?
      Она улыбалась и взяла его за руку. Они перешли через мост, добрались до конца деревни и поднялись в луга. В вышине Фиаллах увидел двух орлов, парящих над вершинами.
      - Хорошо быть орлом, как ты думаешь? - спросила Гвидия.
      - Никогда не думал об этом, - сказал он. Но мысль была прекрасна: парить над землей, раскрыв крылья. Они продолжили путь, глядя, как лучи солнца падают на землю.
      Неожиданно Фиаллах остановился, держа маленькую руку Гвидии в своей лапище. Он осознал, что на душу его снизошел мир и покой.
      - О чем ты думаешь? - спросила она.
      - Что я злой человек, - ответил он не раздумывая, и сам удивился своим словам.
      - На что ты злишься?
      - Сейчас - ни на что, потому что ярость моя ушла.
      - Трудно злиться, когда восходит солнце.
      - Кажется, ты права. Но почему?
      - Потому что мы в сравнении с ним ничтожны. Оно всегда поднималось по утрам и будет впредь, что бы мы ни делали. Солнцу нет дела до наших проблем.
      - Да, - сказал он. - Теперь я вижу, что это правда. А раньше не видел.
      - Не видел восход?
      - Не смотрел на него в твоем обществе.
      Она вспыхнула. Фиаллах взял ее за руку и коснулся пальцев губами. Они постояли в молчании, а потом она потянула его за собой.
      - Пойдем ко мне. Мама уже готовит завтрак.
      - А я подходящий человек? Темные глаза встретились с голубыми.
      - Тебе лучше поговорить с моим отцом.
      - Обязательно. Но сначала я хочу услышать ответ от тебя.
      - Ты подходящий человек. Я поняла это еще вчера.
      - Мне уже тридцать один. Ты не считаешь меня слишком старым?
      - Глупый, - улыбнулась Гвидия. - Пойдем, ты должен поговорить с моим отцом.
      Наннкумал был мрачным человеком, но когда Фиаллах попросил у него руки дочери, он широко улыбнулся. Гвидия и мать остались в доме накрывать на стол, а мужчины прошли в кузницу. Наннкумал помешал угли в очаге и подкинул дров.
      - Она славная девушка, - сказал он. - Сильная, верная, хотя немножко себе на уме.
      - Кажется, ты не удивился.
      - Дочка сказала нам еще вчера. Я беспокоился, что она могла ошибиться.
      - Вчера?
      - Мужчине никогда не понять мыслей женщины. Она пришла домой в радостном возбуждении и сказала, что встретила чудесного человека. Ночью я встал и увидел, что Гвидия сидит у окна, сказала, что ждет тебя. Совершенно на нее не похоже. Она отвергла нескольких достойных молодых людей. Говорила, что ждет Единственного. Так что заботься о ней как следует.
      - Даю тебе честное слово.
      - Тогда не будем больше говорить об этом. - Наннкумал подошел к полке в дальнем конце кузницы и снял с нее глиняную бутыль. - Мне кажется, самое время выпить, хоть сейчас и ранний час.
      Фиаллах сделал долгий глоток и удовлетворенно вздохнул.
      - Какой напиток!
      - Этому вину двадцать лет. Я хранил его как раз для такого случая. За тебя и Гвидию! - Кузнец отпил из бутыли, потом закрыл ее пробкой и поставил на место. - И раз уж ты здесь, я должен кое-что проверить. - Взяв кусок веревки, он измерил ширину плеч гиганта.
      - Что ты делаешь? - удивился тот.
      - Скоро узнаешь. Да, все верно. А то этот вопрос меня беспокоил.
      - Это что, особый свадебный ритуал в Трех Ручьях?
      - Нет. Потерпи, молодой человек. Узнаешь, когда встретишься с Коннаваром. А теперь пойдем и поедим.
      Два часа спустя Фиаллах, Наннкумал и его сын Гованнан отправились к Коннавару. Таэ не было дома. Она пошла в гости к матери мужа, Мирии. Войдя в дом, Фиаллах увидел отчима будущего князя и друида, брата Солтайса. Гигант бросил взгляд на Руатайна, и у него невольно забилось сердце. Тот был такой огромный, что невольно хотелось испытать, кто сильнее в драке. Первый воин риганте посмотрел на него и улыбнулся. Он чувствовал то же самое. Они походили на быков, готовых сразиться за стадо.
      Они пожали друг другу руки. Фиаллах знал, что Руатайн уже двадцать лет считается первым воином, и задумался, так ли хорош он в рукопашном бою.
      - Мой сын высоко ценит тебя, - заметил тот, а потом отошел в сторону и встал рядом с Конном.
      В последовавшем молчании Коннавар поднялся и подошел к сундуку в углу комнаты. Открыв его, он вытащил сверкающую кольчугу. Фиаллах глядел на нее с плохо скрытой завистью. Это была великолепная вещь из маленьких, аккуратно заклепанных колечек. Коннавар протянул кольчугу Руатайну, потом достал другую и отдал ее Гованнану и, наконец, извлек из сундука третью и вручил Фиаллаху.
      - Наденьте их, - попросил он.
      - Теперь видишь, почему меня волновала ширина твоих плеч, - сказал Наннкумал. - Конн сказал, что ты приблизительно такой же, как его отец. Ты немного больше, но кольчуга должна подойти, несмотря на это.
      Фиаллах натянул ее через голову. Она оказалась тяжелой и длинной, до колен. Спереди и сзади имелись разрезы, чтобы всаднику было удобно сидеть на лошади. Рукава достигали локтей, а капюшон, который воин немедленно надел, отлично защищал шею. Никогда у Фиаллаха не было ничего подобного. Он провел пальцами по маленьким колечкам. Они защитят и от стрел, и от ударов меча или ножа. Разрубить их можно разве что секирой. Он огляделся. Руатайн и Гованнан были одеты так же.
      - Я собираюсь, - объяснил Конн, - создать особый отряд, чтобы защищать наши земли. Каждый воин принесет клятву следовать моим приказам без рассуждений. В итоге нас будет пять сотен, и у каждого свой боевой конь. Придет день, и вы станете командирами отрядов. Если, конечно, согласитесь принести клятву.
      - А с кем мы будем сражаться? - спросил Фиаллах. - С соседями у нас мир.
      - Враг придет. Поверь мне. Армии Каменного Города пересекут море, и начнется резня, какой еще не знала наша история. Нам надо готовиться. Или мы падем, как племена за морем. Я видел их. Эта армия почти неуязвима. Они стоят строем, укрытые стеной бронзовых щитов. Я видел, как кельтоны бросались на эту стену, и тысячи падали мертвыми от колющих ударов коротких острых мечей. - Он помолчал, и в глазах отражался ужас. - А когда тургонцы уничтожили военную силу противника, они прошли по его землям, порабощая оставшихся. Кроме детей, которых просто убивали. Когда земля была очищена, они привезли поселенцев из собственной страны и построили каменные города. Чтобы победить их, нам надо научиться сражаться по-другому.
      В разговор вступил Гованнан. Он сильно изменился за год, лицо потеряло юношескую округлость. Бороды он по-прежнему не носил, а глаза на худом лице мрачно смотрели на собеседников.
      - Если они придут, как ты говоришь, Конн, то как пять сотен победят там, где проиграли тысячи?
      - Мы будем не одни. В армии будут пешие солдаты, кавалерия, лучники. Солдаты Каменного Города делятся на шесть отрядов, каждый из которых образует Пантеру. Голова - это элитные отряды, главная наступательная сила. Еще есть Когти. А сзади всего - Брюхо. Этот отряд отвечает за снабжение. Армию на вражеской территории постоянно надо кормить. Им нужно зерно, соль, мясо, сушеные фрукты. - Конн мрачно улыбнулся. - Именно здесь пригодятся мои всадники. Мы будем нарушать снабжение, уничтожать обозы. Они называют себя Пантерой. А мы будем Железные Волки, которые охотятся стаей. А еще нам придется запугивать тех, кто будет их снабжать. Поймите, что припасы им будут продавать другие племена. Они всегда так поступают. Когда они сражались с кердинами, их снабжали гаты и остры. Здесь будет так же. Они высадятся на юге и нападут, например, на норвинов. И как всегда попробуют заключить союзы с кениями и другими маленькими племенами. Теми, которые давно ненавидят норвинов. Они будут продавать зерно армии Каменного Города. А когда те обоснуются, то сами смогут обеспечивать продовольствие. - Он окинул комнату пристальным взглядом. - Ну как, вы поклянетесь мне?
      - Я да, - сказал Руатайн.
      - И я, - не отстал Гованнан.
      Фиаллах помолчал. Еще недавно он, несомненно, отказался бы. Но сегодня мысль о Гвидии наполнила его сердце радостью.
      - Я последую за тобой, Коннавар, куда ты прикажешь. До самой смерти. Слово мое крепко.
      * * *
      Маккус устал. Он провел много недель в седле, пока они с Коннаваром объезжали земли северных риганте, посещая маленькие фермы и деревни, серебряные и медные шахты, рыбацкие поселения на берегу. Спина постоянно болела, и от усталости он едва не падал с коня. Коннавару энергии было не занимать - молодость била в нем ключом. Маккус почти переступил рубеж половины столетия и с нетерпением ждал дня, когда уйдет на покой. Нет сомнения, что, когда Коннавар станет князем, он выберет другого первого советника, например, своего отца, Руатайна.
      Маккус собирался уехать в маленькую хижину в Друагских горах. Он построил ее для себя и жены двадцать лет назад. Они пережили там много счастливых моментов, а потом Длинный Князь призвал его в Старые Дубы и предложил ему роль первого советника. Сначала Лейе, его жене, не понравился город. Там было слишком шумно на ее вкус, и они переехали на маленькую ферму неподалеку. Там Лейа безраздельно властвовала. Ферма приносила неплохой доход, особенно когда она начала разводить свиней. В горах копченая ветчина редкое лакомство, а вкуснее Лейи никто бекон не готовил.
      Маккус поднялся с постели. Больное плечо немедленно дало знать о себе - будто в него воткнули раскаленную иглу. Слишком мягкая кровать. За стенами комнаты уже ходили хозяева дома, и чувствовался сытный запах жареного мяса. До него донесся голос Коннавара, потом женский смех.
      Он подошел к окну и распахнул его, любуясь каменистыми берегами и прозрачной водой Змеиного озера. Рыбаки не теряли времени и уже раскинули сети. На воде виднелось немало маленьких лодок. Маккуса пробрала дрожь. С севера дул холодный ветер. До Змеиного они ехали почти девять часов, да еще Коннавар засиделся далеко за полночь, беседуя с правителем.
      Маккус натянул рубаху, штаны и сапоги и вышел в Длинный Зал. За прямоугольным столом длиной двенадцать футов собралось человек двадцать, включая Коннавара.
      - Как ты спал? - спросил одноглазый правитель Арна.
      - Как дитя, - ответил он, садясь рядом. Они сражались вместе двадцать лет назад. В той битве Арна потерял глаз, зато Морских Волков победили. Маккус лично убил их главаря, огромного воина, размахивавшего двуручной секирой.
      - Значит, - добродушно сказал Арна, - ты считаешь, что этот ребенок будет хорошим вождем для риганте?
      Коннавар рассмеялся, не обижаясь на подначку. Маккус улыбнулся.
      - Юное тело, старая голова. Уж лучше он, чем старый дурак вроде тебя.
      - Ты и сам не молод, - ухмыльнулся Арна. - Помнишь того ублюдка с секирой?
      - А то.
      - Как думаешь, ты победил бы его сейчас?
      Маккус задумался, вспоминая, как силен был варский воин и как много риганте он отправил в мир иной.
      - Нет, - наконец проговорил он. - Не победил бы. Арна помрачнел.
      - Конечно, победил бы, - возразил он. - Ты стар настолько, насколько сам в это веришь.
      Маккус заглянул в единственный глаз старого правителя и прочел там страх. "С возрастом мы все глупеем", - подумал он.
      - Наверное, ты прав, - утешил он старого товарища, - но сегодня это заняло бы побольше времени.
      - Никогда не сдавайся, - с облегчением рассмеялся Арна. - В этом секрет вечной жизни. - Он помолчал, и Маккус напрягся, зная, что за слова прозвучат. - Я очень расстроился, когда узнал о Лейе. Она была прекрасной женщиной.
      Старая боль снова вернулась, и в горле появился знакомый ком.
      - Спасибо, - выдавил он.
      К нему подошла девушка и поставила перед ним миску с густым рыбным супом, положила ломоть свежего хлеба. Маккус поблагодарил ее и принялся за еду.
      Поздним утром они с Коннаваром покинули Змеиное озеро и поехали домой. Лошади не успели отдохнуть, и они медленно ехали по горной дороге.
      В полдень путники остановились, укрывшись от ветра за огромным камнем, и разожгли костер.
      - Арна высоко ценит тебя, - проговорил Коннавар. - Говорит, что не знает никого лучше тебя.
      - Он всегда любил преувеличивать.
      - И еще рассказал, как вы победили благодаря тебе.
      - Это была не битва, Коннавар. Мелкая стычка. - Маккус завернулся поплотнее в плащ и надел капюшон.
      - Почему ты не хочешь быть князем?
      Маккус знал, что юноша задаст этот вопрос, но по-прежнему не имел на него ответа.
      - Я думал об этом. Может быть, лет десять назад я и стал бы бороться за это. Не знаю, Коннавар. Это правда. Лейа всегда говорила мне, что я очень тихий и не люблю общества людей. Это неправда. Просто я предпочитал ее общество. А ты? Почему ты хочешь быть князем?
      - Я видел наступление зла. И хочу сразиться с ним.
      - Значит, ты ведом судьбой. Наверное, это ответ на твой вопрос. Меня никто и ничто не ведет. Я мечтаю уехать в горы и вернуться в старую хижину, где некогда жил с женой.
      - Что ты имеешь в виду?
      - То, что ты выберешь другого первого советника.
      - Я не буду искать нового, - рассмеялся Коннавар, - мне очень нужен ты.
      Маккус весьма удивился словам юноши, но они согрели его 'сердце. Он даже и не догадывался, как приятно быть нужным.
      - А как же Руатайн?
      - В некоторых вещах мы с ним слишком похожи. Оба чересчур импульсивны. Нет, только не он. Ты согласен остаться?
      - Не знаю, надо подумать... Летом мне исполнится пятьдесят. И старые кости уже болят.
      Коннавар подкинул дров в огонь.
      - Ты был добр к старому правителю Змеиного. Арна очень боится состариться.
      Маккус понимающе кивнул.
      - Он был прекрасным воином и, как и все молодые, не верил, что это когда-нибудь изменится. Старшие казались нам сделанными из другого теста. В некотором роде мы подозревали, что они старятся по своей воле. Мы были молоды и сильны и очень глупы. Перед нами расстилалась вся жизнь. Часто мы сидели у костра, ворча на стариков, которые правят нами. Говорили, что они устали и им не хватает решимости. И обсуждали, что будем делать, когда придет наше время. - Маккус рассмеялся. - А теперь я смотрю на молодежь, сидящую у костров, и знаю, о чем они говорят. Что до Арны, то все могло быть иначе, будь у него дети.
      - А у тебя есть дети?
      - Нет. У Лейи было три выкидыша.
      - Ты рассказал о том, каково быть юным, друг мой, а каково быть старым?
      Маккус задумался, а потом усмехнулся.
      - Два дня назад лошадь лягнула тебя в голень. Остался ли синяк?
      - Уже прошел.
      - Если бы лошадь лягнула меня, я ходил бы с синяком недели две. Когда сыро, у меня ноет плечо и рука плохо двигается. Зимой ветер продувает насквозь, и я ношу две рубашки. Короче говоря, я стал медленнее и слабее, чем раньше. Самое ужасное - это сознание собственной слабости. Оно лишает уверенности в себе. Да, я был добр к Арне. Если бы встретился с тем воином сегодня, он изрубил бы меня на кусочки за пару минут. Это тяжело признать, потому что я был Первым Воином, как и Руатайн.
      - А теперь ты первый советник.
      - Да, и рад этому.
      Слева донесся странный звук. Маккус резко повернулся. Плечо снова пронзила боль. Вниз по холму шел черный медведь.
      Он остановился и глянул в их сторону. Конн моментально поднялся и выхватил меч. Потом медленно отошел от огня на десять шагов. Маккус обнажил свой меч и встал рядом с юношей. Медведь посмотрел на них, а потом заковылял по своим делам. Первый советник бросил взгляд на Коннавара. Тот был бледен, но не двинулся с места.
      - Хорошо, что он не был голоден, - заметил старый воин, - а то решил бы пообедать нами.
      - Это была бы последняя ошибка в его жизни.
      Таэ жилось не слишком хорошо в крепости в Старых Дубах. Конна почти не было дома, он беседовал с вождями кланов, мелкими князьями, которые и должны были собраться на совет после отставки Длинного Князя. Это была древняя традиция - главы кланов выбирали нового правителя. Так повелось четыреста лет назад, когда свергли последнего короля, Галлса Жестокого. Конн был абсолютно не уверен, что его все поддержат, а потому старался убедить сомневающихся. Таэ было очень тоскливо, когда он уезжал по делам, хотя она проводила такие дни в седле, разъезжая по узким тропам Друагских гор. Земля отличалась удивительной красотой, и девушка с неизбывной радостью любовалась острыми горными вершинами, крутыми скальниками и прозрачными озерами, но она была молода и только что вышла замуж. Девушка отчаянно тосковала по супругу, больше, чем он по ней.
      Таэ не сомневалась в его любви, но он был одержим великой идеей настолько, что это ее пугало. А еще ей было неуютно там, где ее мать пережила величайшее душевное потрясение в своей жизни. У Таэ оставалось много счастливых воспоминаний о Старых Дубах - как они с отцом катались верхом, как она играла с детьми за стенами крепости, но последнее, что ей запомнилось - как мать кричала от боли и гнева, выбегая из Длинного Зала, а по лицу ее катились слезы. Таэ, как и Лизона, не смогла простить Длинного Князя за измену и ей было тяжело видеть его.
      В первое же утро он позвал ее к себе в комнату. Она молча выслушала его слова о том, как он горюет и как он любил Лизону. Но слова не доходили до нее, и девушка молча смотрела на усталого старика, терпеливо ожидая, когда он закончит свою исповедь и она сможет вернуться к Конну.
      - Я всегда любил тебя, дитя, и твою мать.
      Она хотела спросить, почему же он тогда спал со своей шлюхой, если так любил Лизону, но сдержалась.
      - У меня стало бы легче на душе, если бы ты простила меня.
      Это было чересчур, и решимость быть вежливой уступила место гневу.
      - Ты разбил сердце моей матери, а потом отослал ее. Если бы не это, она была бы жива и по сей день... Если ты закончил, я пойду к моему мужу. Мы собирались покататься верхом.
      - Я закончил, - печально сказал князь. Она поклонилась, резко развернулась и вышла из комнаты. С тех пор они не разговаривали наедине.
      Долгие месяцы она то тосковала, то безумно радовалась, когда приезжал Конн, увы, очень ненадолго. Сегодня он обещал ей, что они поедут кататься. Пришла весна, и с каждым днем становилось все теплее. Руатайн, приехавший продавать скот, рассказал им, что неподалеку есть озеро удивительной красоты. Таэ не терпелось поехать туда и провести половину дня наедине с Конном. Она бродила по укреплениям, одетая в зеленую тунику, обшитую по краям кожей, узкие штаны и сапоги. Конн все еще не приехал. Он уехал рано утром, чтобы навестить Арбонакаста, Паракса и ее кузена Легата, который разводил лошадей. Приходила пора лошадиной любви, и Конн хотел узнать, как поживают его жеребцы.
      Таэ увидела, что на укрепления поднимается брат Солтайс. Чернобородый друид помахал ей рукой и улыбнулся.
      - Как дела, прекрасная госпожа?
      - Отлично. А у вас, брат?
      - Я рад, что снова светит солнце. Тяжелая выдалась зима.
      - Да, - согласилась она. - Руатайн говорит, что у него погибло много скота.
      - Да, особенно плохо пришлось северным паннонам. Озера замерзли, и они не могли ловить рыбу. Дело дошло до голода. Длинный Князь послал им несколько телег зерна. Он добрый человек.
      Друид внимательно смотрел девушке в глаза, но она не поняла намека. Таэ и не думала прощать отца и не хотела обсуждать его добродетели.
      - Говорят, вы уезжаете на юг. Вы еще вернетесь к нам?
      - Да. Надеюсь, что да. В этом году собрание друидов произойдет у реки в землях гатов. Нам надо многое обсудить. Я жду этого с нетерпением. Давно не был за морем, но, насколько помню, гаты гостеприимны.
      - Мы будем скучать по вам.
      - Приятно слышать добрые слова, Таэ. Но больше всех будет скучать Длинный Князь. У него почти нет друзей.
      - Он заслужил все, что получил, - отрезала девушка. - Он предал мою мать. Не вижу, почему я должна простить его.
      - Ни почему, Таэ. Чтобы простить, не нужны причины. Но то, что произошло между твоими родителями, было их делом. Люди совершают ошибки. Такова наша природа. Он не хотел обидеть Лизону, и тем более тебя. Лизона жила в Семи Ивах, потому что хотела так, а не потому, что он ее выслал. Не стоит винить отца в ее смерти.
      - Это он тебя подослал?
      - Нет. Он бы разозлился, узнай, что я говорю в его защиту.
      - Я не испытываю к нему никаких чувств, кроме отвращения, - сказала Таэ. - И это не изменится. - Она отвернулась и посмотрела на юг, надеясь, что там покажется Конн. - Он обошел с ней вокруг дерева. Клялся и нарушил свои клятвы. Она не простила его, я тоже не прощу.
      - Ей вообще было несвойственно прощать, - сказал брат Солтайс. - Один из немногих серьезных недостатков.
      - Попрошу не критиковать мою мать, - резко сказала Таэ. Она спустилась с укреплений и отправилась в дом.
      ГЛАВА 15
      Ворна проснулась в волнении. Ее преследовали яркие и страшные сны. Темноволосый юноша со светлыми глазами стоял рядом с шестью другими мужчинами. Ему дали меч и лук. С оружия капала кровь. Падая на пол, капли обращались в блестящие золотые монеты.
      Колдунья чувствовала себя очень уставшей, словно сон отнял у нее все силы. Поднявшись, она переодела и покормила Бануина и отнесла его в дом Мирии. Жена Руатайна нередко присматривала за малышом, пока Ворна навещала больных, приносила им лекарства. По совету Морригу, она никому не рассказала о возвратившейся силе, хоть и использовала ее.
      Последний раз она пришла в дом пожилого мужчины, которого мучили боли в животе. Оказалось, что он умирает от болезни, впившейся в его тело слишком глубоко, чтобы могла идти речь об исцелении. Ворна сняла боль, а потом отвела его жену в сторонку и сообщила ей о приближающейся смерти мужа. Женщина приняла страшное известие с видимым спокойствием, но в глазах читалась мука.
      По пути к дому Мирии Ворну посетило видение. Сначала ей показалось, что она ослепла. Мир неожиданно потемнел, и колдунья споткнулась и остановилась. За тьмой последовал ослепительный свет, и она увидела дерево, сочащееся кровью. Молодой лев, спину которого покрывала серебряная чешуя, нападал на старого медведя. Мимо летела белая горлица. Лев ударил когтистой лапой, и птичка упала на землю. А в кустах ждало шестеро огромных волков с красно-огненными глазами. Как и у льва, их спины покрывала серебряная чешуя. Кровь, истекавшая из дерева, упала на землю, и твердь ее начала шевелиться, потом расступилась, и на свет явились телята. Они стояли и дрожали на холодном ветру. Волки облизывались, глядя на них с вожделением. Потом видение исчезло, и зрение вернулось к ней.