Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сипстрасси: Йон Шэнноу (№1) - Волк среди теней

ModernLib.Net / Фэнтези / Геммел Дэвид / Волк среди теней - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Геммел Дэвид
Жанр: Фэнтези
Серия: Сипстрасси: Йон Шэнноу

 

 


— Тут слишком много ни в чем не повинных людей, которые могут пострадать, — сказал он. — Но будет и другой день.

— Надеюсь, — сказал Шэнноу ему вслед.

Всадники ускакали.

Остальные стояли как вкопанные. Шэнноу обвел их взглядом. Приветливая дружелюбность исчезла, сменилась страхом, граничившим с враждебностью. Только молодой Янус подошел к нему.

— Спасибо, мистер Шэнноу. Уповаю, вам не придется поплатиться за свою доброту.

— Если так, то пострадаю не я один, Стефан, — ответил Шэнноу и ушел в дом.

Последняя повозка уехала перед самыми сумерками. Войдя в большую комнату, Донна увидела, что Шэнноу сидит в кожаном кресле.

— Не надо бы вам было вступаться за меня, — сказала она, — но я вам очень благодарна.

Из

— Почему ты сказала, что насыплешь могильный холмик над отцом? — спросил он.

— Мне очень грустно, Эрик, но это правда. Флетчер приказал его убить. Мне очень грустно.

— Врешь! — крикнул он, обливаясь слезами. — Ты его ненавидела! А я ненавижу тебя! — Он повернулся и выбежал из дома.

— Эрик! Эрик! — позвала она и разрыдалась.

Шэнноу подошел к ней, крепко обнял и стоял так, пока слезы не перестали катиться по ее щекам, и всхлипывания не стихли. Он не находил слов утешения, а Иерусалим казался таким далеким!

Шэнноу сидел у соснового обеденного стола и смотрел, как Донна Тейбард на коленях выгребает из печки золу ровными машинальными движениями. Красивая женщина, и можно понять, почему Флетчер облизывается на нее. Волевое лицо гордой лепки, пухлые губы — рот, созданный для смеха. Сильное лицо, говорящее о характере, стойком в несчастии.

— Этот дар, — спросил он, — способность видеть далекое, откуда он у вас?

— Не знаю. Мой отец думал, что дело в Камне, но я не уверена.

— В камне?

— Пресвитер называл его Камнем Даниила. Он из Чумных Земель, и в руках начинал светиться: будто солнечные лучи пронизывали лед. Но он был теплый. В детстве я им часто играла.

— Почему ваш отец считал, что свои дары вы получили от этого Камня?

Она стряхнула золу с ладоней и села на пятки.

— Вы верите в магию, мистер Шэнноу?

— Нет.

— Значит, вы Камня не поймете. Когда отец держал его, хворые исцелялись, раны затягивались за единый миг без единого рубца. Пресвитером отец стал отчасти благодаря этому.

— А почему он называл его Камнем Даниила?

— Не знаю. Но настал день, когда Камень перестал светиться, и все кончилось. Он все еще хранится в старом доме моего отца. Там теперь живет Флетчер. Эш Берри рассказывал мне, что Флетчер все время вертит его в руках, но без толку. Пресвитер говорил, что сила Камня исчезла навсегда.

— Но теперь эта сила в вас.

— Только не целительная, не пророческая, не истинно магическая. Но я способна видеть близких мне, даже когда они далеко.

Некоторое время они молчали. Донна положила растопку в печь и подожгла. Когда огонь забушевал, она закрыла чугунную дверцу и обернулась к Шэнноу.

— Можно задать вам вопрос?

— Конечно.

— Почему вы рисковали жизнью, бросив им вызов? Их ведь было много.

— Риск был невелик, госпожа. Против меня был только один.

— Я что

— Если есть шайка, есть и вожак. Обезвредить его — и остальные не в счет. Флетчер не был готов умереть.

— А вы были?

— Все умирают, Донна. А я был бы рад отплатить вам за радушие. Быть может, Флетчер откажется от своих видов на вас. Уповаю, что так.

— Но сомневаетесь?

— Да.

— Вы были женаты, мистер Шэнноу?

— Час уже поздний, — сказал он, вставая. — Эрику пора бы вернуться домой. Поискать его?

— Простите меня. Я вас рассердила?

— Нет, госпожа. Мои тревоги — мои, и вашей вины тут нет. Вы видите, где сейчас мальчик?

Она закрыла глаза и вскрикнула:

— Господи! Они увозят его!

— Кто?

— Бард. И с ним еще несколько.

— Где они?

— Скачут на северо

Шэнноу осторожно помог ей встать и взял ее руки в свои.

— Я найду его и привезу домой. Не сомневайтесь.

Он вышел из дома, оседлал мерина и направил его рысью на север, огибая гребни холмов, чтобы не вырисовываться на фоне неба. И тем не менее ехал гораздо быстрее обычного. Он забыл спросить Донну, сколько с Бардом людей. Впрочем, значения это не имело. Двое или двадцать — действовать надо будет одинаково.

Он выехал из леса, опередив похитителей, и откинулся в седле. Их было пятеро, включая Барда. Флетчера он нигде не увидел. Поперек седла Барда без чувств лежал Эрик. Шэнноу глубоко вздохнул, стараясь совладать с пробудившимся в нем алым гневом — у него даже руки задрожали от напряженного усилия. Как всегда, он потерпел неудачу, и в глазах у него помутилось. Во рту пересохло, а в памяти всплыл библейский стих:

"И сказал Давид Саулу: раб твой пас овец у отца своего, и когда, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада… "

Шэнноу съехал с холма наперерез им и натянул поводья. Они развернулись цепью поперек тропы. Двое, Майлс и Поп, держали взведенные арбалеты. Руки Шэнноу взметнулись, правый пистолет изрыгнул дым и пламя. Поп свалился с седла. Левый пистолет выстрелил на долю секунды позже, и Майлс рухнул на землю. От его лица осталась только верхняя половина.

— Слезай, Бард, — сказал Шэнноу, наставив оба пистолета на лицо детины. Бард медленно соскользнул с седла. — На колени! Ложись на брюхо! — Великан повиновался. — Теперь ешь траву, как положено такому ослу, как ты.

Голова Барда злобно откинулась:

— К дьяволу…

Пистолет в левой руке Шэнноу подпрыгнул, и правое ухо Барда исчезло в фонтанчике кровавых брызг. Детина взвизгнул, наклонил голову к земле и начал рвать траву зубами. Два его уцелевших товарища сидели, не шевелясь и держа руки далеко от своего оружия.

Шэнноу внимательно следил за ними, потом перевел взгляд на два трупа и сказал:

— «То я гнался за ним и нападал на него, и отнимал из пасти его; а если он бросался на меня, я брал его за космы и поражал его, и умерщвлял его».

Два всадника переглянулись и ничего не сказали. Кто же не знал, что Иерусалимец безумен, а у них не было никакого желания присоединяться к своим товарищам на траве — ни к мертвым, ни к живому.

Шэнноу направил к ним свою лошадь, и они опустили глаза — такой яростью дышал он.

— Взвалите своих друзей на их лошадей и отвезите к месту погребения. И больше не попадайтесь на моем пути, ибо я срежу вас с Древа Жизни, как сухие сучья. Подберите своих мертвецов.

Он повернул лошадь, подставляя им спину, но у них и в мыслях не было напасть на него. Быстро спешившись, они перекинули трупы через седла смирно стоявших лошадей. Шэнноу подъехал к Барду, которого рвало. Рот у него был зеленым от травы.

— Встань ко мне лицом, Голиаф из Гефа!

Бард кое

— Мой гнев утих, Бард. Живи пока.

Детина стоял так близко, что ему ничего не стоило стащить Шэнноу с седла и голыми руками разорвать его на части, но он не смог бы, даже если бы сообразил, какой случай ему представился. Плечи у него поникли. Шэнноу многозначительно кивнул, и сердце Барда ожег стыд.

Эрик на седле Барда застонал и пошевелился.

Шэнноу взял его на руки и отвез домой.

Донна Тейбард просидела с Эриком больше часа. Мальчик был ошеломлен тем, что ему пришлось пережить. Очнувшись, он увидел Йона Шэнноу и два трупа, а в воздухе стоял запах смерти. Великан Бард трясся от ужаса, а у Шэнноу был такой страшный вид, какого Эрик и вообразить не мог. Домой он ехал за спиной Шэнноу, держась за рукояти пистолетов. И всю дорогу до дома видел перед собой два трупа: один лишь с половиной лица, а другой валялся ничком, и в спине его рубашки была большая дыра, прорванная осколками костей.

А теперь Эрик лежал в постели, совсем сонный после всех потрясений. Мать гладила его лоб и нашептывала ласковые любящие слова.

— Почему они убили отца?

— Не знаю, Эрик, — солгала Донна. — Они плохие люди.

— Мистер Флетчер всегда казался таким хорошим!

— Я знаю. А теперь спи. Я буду рядом.

— Мама!

— Что, Эрик?

— Я боюсь мистера Шэнноу. Я слышал, как они говорили, что он безумен, что он убил больше людей, чем чума. Они сказали, что он притворяется Христовым человеком, но настоящие Христовы люди его чураются.

— Он ведь привез тебя ко мне, Эрик, и наш дом остается нашим.

— Не оставляй меня одного, мама.

— Ты знаешь, что я никуда от тебя не уйду. А теперь спи. Набирайся сил.

Наклонившись, она поцеловала его в щеку, потом взяла лампу, в которой горело угольное масло, и вышла. Он уснул прежде, чем щеколда успела опуститься.

Шэнноу сидел в кожаном кресле и смотрел в потолок. Донна поставила медный светильник на стол, подошла к печке и подбросила поленья в огонь. Его голова наклонилась, и он перехватил ее взгляд. Глаза у него неестественно блестели.

— Вам нехорошо, мистер Шэнноу?

— Суета сует, — все суета! Что пользы человеку от трудов его, которыми трудится он под солнцем? — Шэнноу заморгал и откинулся на спинку кресла.

— Прошу прощения, — сказала она, накрывая ладонью его руку, — но я не понимаю, что вы говорите.

Он снова заморгал и устало улыбнулся. Его глаза утратили стальной блеск, и он выглядел бесконечно измученным.

— Нет, прощения должен просить я, Донна Тейбард. Я принес в ваш дом смерть.

— Вы вернули мне сына.

— Надолго ли, Донна? Всю жизнь я был камнем, упавшим в пруд. Сначала всплеск, во все стороны разбегаются волны… Но потом? Вода успокаивается, даже рябь исчезает, и пруд вновь такой, каким был. Я не могу защитить вас от Комитета. И Эрика тоже. Я ни на каплю не убавляю зла в мире. А порой, думается мне, и добавляю к нему.

Она сильно сжала его руку, заставляя посмотреть на себя.

— В вас нет зла, мистер Шэнноу. Поверьте мне! Я разбираюсь в этом. Когда я увидела вас, то испугалась, но потом успела вас узнать. Вы добры, вы деликатны и вы не воспользовались моим положением. Как раз наоборот: вы рисковали жизнью ради Эрика и меня.

— Это ничего не значит, — сказал он. — Моя жизнь ведь не великое сокровище. Я ею не дорожу. Мне доводилось видеть такое, от чего испепелилась бы душа другого человека — людоедов, свирепых дикарей, рабство, убийства развлечения ради. Я далеко ездил, Донна, и я устал. Прошлым летом я убил троих и дал клятву никогда больше не убивать. Меня нанимают избавить селения от разбойников и зачинщиков войн — и мне это удается. Но тогда глаза тех, кто искал моей помощи, обращаются на меня, и я вижу страх в этих глазах. И люди радуются, когда я уезжаю. Они не говорят: «Спасибо, мистер Шэнноу. Оставайтесь у нас, обрабатывайте свое поле». Они не говорят: «Мы ваши друзья, мистер Шэнноу, и никогда вас не забудем». Нет, они суют мне обменные монеты и спрашивают, скоро ли я отправляюсь дальше. А когда я уезжаю, Донна, разбойники возвращаются, и все становится прежним. Вода в пруду успокаивается, даже рябь исчезает.

Донна встала и подняла его из кресла.

— Мой бедный Йон, — прошептала она. — Идем со мной!

Она отвела его в заднюю комнату, раздела его в темноте, разделась сама и откинула одеяло на широкой кровати. Он нерешительно лег рядом с ней и не набросился на нее с яростной страстью, как она ждала, а лишь гладил ее кожу с тихой нежностью. Она обвила рукой его шею, пригнула его голову, пока их губы не встретились. Он застонал, и вспыхнула страсть.

Любовником он был неопытным, почти неуклюжим, совсем не таким умелым, как Томас Плотник, однако Донна Тейбард обрела с Шэнноу полноту радости, далеко превосходившую все, чем ее дарила опытность Томаса, ибо Шэнноу отдавал всего себя, ничего не утаивая, а потом заплакал, и его слезы лились на лицо Донны.

И она гладила его лоб, нашептывала ласковые любящие слова — и вдруг поняла, что эти же слова шептала Эрику час назад. И Шэнноу заснул, как заснул Эрик.

Донна вышла на крыльцо, прохладной водой из ведра смыла пот с тела, потом оделась и подошла к загону, наслаждаясь свежестью ночи.

Люди назовут ее распутницей: нашла себе мужчину так скоро после исчезновения мужа! Но она совсем не чувствовала себя распутницей. Нет, у нее было такое чувство, будто она только что вернулась домой из долгой поездки, и все ее близкие, все друзья встретили ее с распростертыми объятиями. Этой ночью Комитет ее не пугал. Все слилось в единой гармонии.

К ней подошел мерин Шэнноу и ткнулся мордой ей в руку. Она погладила его по носу, по шее и пожалела, что не может оседлать его и ускакать в холмы; пожалела, что у него нет крыльев, чтобы улететь с ней в небо высоко

Старый Джон охранял Ривердейл от демонов, и когда благодарные люди хотели назвать его Вождем, он пожелал стать Пресвитером, и никто не знал, что означает это слово, кроме самого Джона, а он только лукаво улыбался в ответ на вопросы. Пресвитер Джон сделал из мужчин боевой отряд, на всех холмах разместил дозорных у сигнальных костров, и вскоре разбойники научились держаться подальше от земель Ривердейла. За их пределами, в диких землях среди волков и львов, в крови рождался новый мир. Но здесь царил покой.

Однако Пресвитер был простым смертным и, хотя правил он сорок лет, силы его иссякли, и он утратил мудрость, раз позволил принять в Комитет таких людей, как Флетчер и Бард, и Енас.

Томас как

Флетчер нанимал пришельцев работать в его угольном раскопе, и многие из них были сущими зверями, хорошо знавшими обычаи мира за пределами Ривердейла. Им Флетчер покровительствовал, и в один прекрасный день — в конце прошлого августа — жители Ривердейла проснулись и узнали, что им придется жить при новых порядках.

Флетчер и четверо его подручных повесили Эйбла Джеррета, бедного фермера, за якшание с разбойниками. С ним они повесили старого странника. Сначала фермеры, скотоводы и все местные собрались обсудить, как разделаться с Комитетом, но тут Клеона Лейнера, выступавшего особенно рьяно, нашли в проулке за его домом избитым до смерти, и больше собраний не было.

Сорок лет самоотверженных трудов Пресвитера Джона были сведены на нет всего за три года.

Донна хлопнула в ладоши, и мерин Шэнноу метнулся в сторону. Если Шэнноу чувствовал себя всего лишь камнем, брошенным в пруд, что чувствовал перед смертью Джон?

Она представила себе худое бородатое лицо Шэнноу, глаза, полные муки, и сравнила его с тем, что помнила о Пресвитере Джоне. Старик был крепче Шэнноу, а потому и не столь смертоносен, но в остальном очень многое в Шэнноу понравилось бы Джону.

— Как мне не хватает тебя, Пресвитер! — прошептала она, вспоминая его рассказы о крылатых конях и героях.

2


Несколько дней на маленькой ферме никто не появлялся. Комитет не устроил карательного налета, и Шэнноу с утра до вечера помогал Донне с Эриком убирать кукурузу с небольшого поля и отрясать плодовые деревья в саду на краю западного луга. Вечером он седлал мерина и уезжал на лесистые холмы над фермой проверить, не покажутся ли на горизонте вооруженные люди.

С наступлением ночи Шэнноу ждал, пока Донна не звала его разделить с ней постель, и каждый раз он принимал ее приглашение, как нежданный дар.

На пятый день в послеполуденный час к ферме подъехал всадник. Заслоняя ладонью глаза от солнца, Донна узнала развалистую рысцу мула, принадлежащего Эшу Берри, даже раньше, чем разглядела самого дородного святого.

— Он тебе понравится, Йон, — сказала она Шэнноу, тоже глядевшему на всадника. — Он ведь придерживается старых обычаев, в Ривердейле таких святых несколько.

Шэнноу только кивнул в ответ, настороженно следя, как спешивается высокий толстяк. Темные кудрявые волосы. Открытое дружелюбное лицо.

Берри дружески потискал Донну в объятиях.

— Господь да будет с тобой, Донна. Мир дому твоему.

Его голубые глаза обратились на Шэнноу, и он протянул руку. Шэнноу взял ее. Пожатие было слабым, ладонь мягкой.

— Привет и тебе, брат, — сказал Берри лишь с легким намеком на улыбку.

— Зачем стоять на солнце? Идемте в дом, — предложила Донна, — яблочный сок в каменном кувшине, наверное, уже совсем охладился.

Шэнноу задержался на крыльце. Несколько минут он оглядывал холмы, а затем присоединился к ним.

— Томас еще не вернулся? — заметил Берри. — Ты, наверное, очень тревожишься, Донна!

— Он мертв, Эш. Флетчер его убил.

Берри отвел глаза.

— Недобрые слова, Донна. Я слышал, как ты его обвинила: без всяких оснований, вот что все говорят. Как ты можешь быть уверена?

— Не сомневайся, — сказала Донна. — Ты знаешь меня с рождения, и я не лгу. У меня есть дар видеть близких мне, где бы они ни были. Я видела, как его убивали.

— Мне известен твой… дар. Но ведь был случай, когда ты увидела, что Пресвитер лежит мертвый в овраге, помнишь? А он был жив.

— Ты не совсем точен, Эш. Я подумала, что он погиб — ведь он упал с порядочной высоты. И вот в этом я не ошиблась.

Берри кивнул.

— Однако не все дары от Всемогущего, Донна. Я не могу поверить, что Саул Флетчер способен на подобное.

— Но он же повесил Эйбла Джеррета и какого

— Так тот же якшался с разбойниками… И это было постановлением Комитета. Я не одобряю отнятие жизни, но хорошо ли, дурно ли, ривердейлский закон был соблюден. Закон, данный Пресвитером Джоном.

— Я что

Шэнноу придвинул стул к окну, повернул его и сел лицом к святому, положив руки на спинку.

— Мистер Эш, могу ли я спросить о причине вашего визита? — сказал он.

— Моя фамилия Берри, сэр, а имя — Эшли. Эшли Берри. Я давний друг Пресвитера и его семьи. Много лет назад я крестил Донну, и хотя она не следует вере, я все равно смотрю на нее, как на мою духовную дочь.

— Так что, это просто дружеский визит? — спросил Шэнноу.

— Уповаю, мои визиты всегда дружеские, и все, кто меня знает, не сомневаются в этом.

— Уверен, что так, мистер Берри, — сказал Шэнноу с улыбкой, — но день жаркий, а путь от Ривердейла не близкий.

— К чему вы клоните, сэр?

— К тому, что вам нужно что

Берри потер подбородок и улыбнулся, скрывая смущение. Он посмотрел Шэнноу в глаза, и они поняли друг друга.

— Благодарю вас за вашу прямоту, мистер Шэнноу. Да, это было бы поистине любезно с вашей стороны.

Шэнноу вышел, но Берри и Донна некоторое время молчали. Святой подлил яблочного сока в свою опустевшую кружку и несколько раз прошелся по комнате, обводя взглядом мебель, которую уже видел несчетное число раз.

— Так что же, Эш? — спросила Донна.

— Он говорит гладко, Донна, но он разбойник, и притом известный разбойник.

— Он следует твоим обычаям, Эш.

— Нет

— Он спас моего сына.

— Я слышал другое. Твой сын заблудился. Бард и остальные нашли его и везли к тебе, когда прискакал Шэнноу и убил Майлса и Попа.

— Вранье! Моего сына избили на северном лугу и увезли. Они были уже на полпути к Ривердейлу. И это произошло в тот же день, когда Флетчер попытался выгнать меня из дома. Неужели ты так слеп, Эш?

— Но он же хладнокровный убийца! Говорят, он помешан.

— И ты в этом убедился?

— Дело не в том. Возможно, сейчас он разумен, но он ввергнул Барда и остальных в ужас. Ты знаешь, что он отстрелил Барду ухо?

— Жаль, что не голову!

— Донна! — возмутился Берри. — По

— Мыслить здраво, Эш! — Донна засмеялась. — И ты советуешь мне выйти за человека, который, вероятно, убил моего отца и вне всяких сомнений убил моего мужа! Поговорим о чем

— Выздоровела, но беспокоится о тебе. Как мы все. Комитет вынес приговор Шэнноу. Они намерены его повесить.

— Я соберу тебе что

— О чем мне с ним говорить?

— Например, о своем Боге, Эш. Он хотя бы способен понять тебя!

— Ты смеешься надо мной, Донна, — сказал он печально.

— Не намеренно, Эш. Пойди поговори с ним.

Берри покачал головой, но встал из

— Можно мне посидеть с вами, мистер Шэнноу?

— Конечно.

— Когда вы думаете покинуть Ривердейл?

— Скоро, мистер Берри.

— Как скоро?

— Не знаю.

— Что вам нужно?

— Мне ничего не нужно, мистер Берри.

— Говорят, вы ищите Иерусалим?

— Совершеннейшая правда.

— Зачем?

— Чтобы найти ответы на все мои вопросы. Такие, какие меня удовлетворят.

— Но Книга же отвечает на все вопросы, мистер Шэнноу.

Шэнноу улыбнулся.

— Я читал Книгу, мистер Берри. Много

— Нет, есть, мистер Шэнноу. Вы помните, что Илия вознесся на Небеса в огненной колеснице? И вспомните, что Писание содержит много примеров ангелоподобных существ в невиданных машинах.

— Но ничего о пистолетах, мистер Берри. Ничего о ружьях.

— Так ли уж это важно? Мы знаем, что Христос поведал своим ученикам, что конец мира близок, и мы знаем, что было по слову Его. Океаны изверглись, и мир погиб. Мы, живущие ныне, пребываем в Конце Времен.

— Но разве там же не сказано, мистер Берри, что это времена Антихриста, что люди будут жалеть, что родились, и что моровая язва, чума и смерть будут опустошать землю.

— Да. И это, бесспорно, сбылось.

— И еще там сказано, что будет построен Новый Иерусалим?

— Да.

— И я намерен найти его.

— Только Божьи слуги обрящут Иерусалим, мистер Шэнноу. Вы искренне верите, будто служите Всемогущему?

— Нет, мистер Берри. Хотя пытался и буду пытаться и впредь. Меня учили, что мир юн, что Христос умер триста лет назад, и его смерть заставила океаны извергнуться. Однако я видел свидетельства того, что Темный Век нашего мира длился гораздо дольше. Вы знаете, есть люди, которые веруют, что Спаситель умер две с половиной тысячи лет назад?

— Еретики!

— Согласен с вами, и все же меня берет сомнение, не ближе ли они к истине, чем вы и я. Мне доводилось видеть обрывки старинных карт, на которых не показаны ни Израиль, ни Иудея, ни Вавилон — ни даже Рим. Но есть названия, не упомянутые в Писании. Мне надо узнать истину, мистер Берри.

— Для чего? Ведь нам же заповедано не искать знамений и прорицаний!

— И все же, когда собираются тучи, разве мы не достаем плащи?

— Справедливо, мистер Шэнноу, но какое имеет значение, был ли Темный Век после Спасителя нашего долгим или кратким? Если даже машины когда

— Вам доводилось слышать об Англии, мистер Берри?

— Одна из земель Темного Века, если не ошибаюсь. Они сберегли Книгу.

— Вы не знаете, где она была?

— Нет. А почему это важно для вас?

— Однажды я видел лист с напечатанным стихом: «И был Иерусалим воздвигнут в зеленой Англии прекрасной».

— Могу я предложить вам совет, мистер Шэнноу?

— Почему бы и нет? Мне часто их дают.

— Покиньте эти места. Продолжайте свои поиски. Если останетесь, то вы лишь принесете в этот дом смерть и отчаяние. Комитет объявил вас разбойником и зачинателем войн. Они вас повесят, сэр.

— Когда я был ребенком, мистер Берри, мои родители построили дом для моего брата и меня. Было это на берегу красивой реки, в краю плодородном, солнечном и необузданном, как грех. Мой отец обуздал эту землю: она приносила богатые урожаи и кормила наш скот. Затем явились какие

— Обычная история, — признал Берри, — но времена меняются.

— Их меняют люди. Нас с братом учили веровать в любовь и прощение. Мы старались веровать, но те же налетчики, разжиревшие и набравшиеся новых сил, решили, что их земли им мало. Как

— Что случилось с вашим братом, мистер Шэнноу? Он вновь обрел веру?

— Мы оба научились ненавидеть. Я ненавидел разбойников и сеющих смерть, но он начал презирать честных людей, которые держались в стороне и позволяли разбойникам преуспевать. Нет, мистер Берри, он не обрел веру.

— Вы ожесточенный человек, мистер Шэнноу.

— Верно. Но я знаю, каков я, и не нарушаю своих правил. А вот вы, мистер Берри, вы веруете в Бога. И все

— Как так? Вы говорите глупости!

— Неужели?

— Объясните!

Шэнноу покачал головой и улыбнулся:

— В деревьях к северу прячутся трое. Они приехали с вами?

— Нет, мистер Шэнноу, но поймите: пятьдесят обменных монет будут уплачены всякому, кто доставит в Ривердейл тело известного разбойника.

— Мне бы следовало отвезти трупы туда! — заметил Шэнноу. — И Майлс, и Поп были известными убийцами. В Сертейсе два года назад они убили семью переселенцев и они ездили с Даниилом Кейдом, когда он грабил юго

— Я не верю вам, мистер Шэнноу.

— Не верить удобнее для вашей совести, мистер Берри.

Обед был съеден в молчании, и Берри вскоре уехал. Когда мул со святым исчез из вида, Эрик молча ушел в свою комнату и захлопнул дверь.

— Мне тревожно за него, — сказала Донна, когда они с Шэнноу убирали посуду.

— Он боится меня, Донна, я его не виню.

— Он ничего не ест, и ему снятся кошмары.

— Думается, твой друг Берри прав, и мне следует уехать. Но я боюсь за тебя. Когда я уеду, Флетчер вернется.

— Так не уезжай, Йон, останься с нами.

— Мне кажется, ты не понимаешь опасности. Я больше не человек, а ходячий кисет, набитый обменными монетами для всякого, кто решит нажиться на мне. Даже сейчас три человека в холмах собираются с духом, чтобы наброситься на меня.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — сказала она.

Он протянул руку и ласково погладил ее по щеке.

— Хочу я только того, чего хочешь ты, но я знаю, что будет.

С этими словами он оставил ее, направился к комнате Эрика и постучал. Мальчик не ответил, и он снова постучал.

— Ну?

— Это Йон Шэнноу. Можно мне войти?

Молчание. А затем:

— Ну, хорошо.

Эрик лежал на кровати лицом к двери. Он поднял глаза и увидел на Шэнноу рубашку своего отца. Раньше он этого как

— Можно мне сесть, Эрик?

— Можете делать все, что захотите. Как я вам помешаю? — сказал мальчик с горечью.

Шэнноу придвинул стул к кровати и повернул его спинкой вперед.

— Хочешь поговорить об этом, Эрик?

— О чем об этом?

— Не знаю, Эрик. Я знаю только, что ты мучаешься. Хочешь поговорить о своем отце? О Флетчере? Обо мне?

— По

— Она мне этого не говорила.

— Вы не нравитесь мистеру Берри. И мне тоже.

— Иногда я не нравлюсь самому себе, — сказал Шэнноу. — И тогда я принадлежу к большинству.

— Все было хорошо, пока вы не приехали, — сказал Эрик, закусил губу и отвел глаза, удерживая слезы. — Нам с мамой жилось отлично. Она спала здесь, и я не видел страшных снов. И мистер Флетчер был мне друг, и все было отлично.

— Я скоро уеду, — негромко сказал Шэнноу, и правда собственных слов была для него, как удар обухом. Вода в пруду успокаивается, рябь исчезает, и все возвращается к тому, что было.

— Как прежде, уже не будет, — сказал Эрик, и Шэнноу не возразил ему.

— Ты очень разумен, Эрик. Жизнь изменяется — и не всегда к лучшему. То, как человек справляется с этим, показывает, какой он закалки. Я думаю, ты справишься. Потому что ты сильный — сильнее, чем тебе кажется.

— Но я не сумею помешать им отобрать наш дом.

— Да.

— И мистер Флетчер заставит маму жить с ним?

— Да, — ответил Шэнноу, сглатывая и отгоняя от себя страшные образы.

— Я думаю, вам лучше погодить с отъездом, мистер Шэнноу.

— Пожалуй, что так. Было бы очень хорошо, если бы мы стали друзьями, Эрик.

— Я не хочу быть вашим другом.

— Почему?

— Потому что вы отняли у меня мою маму, и теперь я совсем один.

— Ты не один, хотя мне и не удастся убедить тебя в этом, несмотря но то, что одиночество я знаю, вероятно, больше, чем кто

Эрик ничего не ответил, и Шэнноу вышел из комнаты.

Трое следили, как Шэнноу выехал со двора фермы и повернул на восток к сосновому бору. Они быстро оседлали своих коренастых лошадок и поехали за ним.

Первым ехал Джеррик, потому что у него было длинное ружье — кремневое, заряжающееся с дула, и почти новое — каких

За ним ехали Пирсон и Стриж. Джеррик мог всецело на них полагаться… пока все трое оставались бедняками. Троица прибыла в Ривердейл совсем недавно, но бдительный Бард тут же взял их на заметку, порекомендовал Флетчеру, и это поручение было их испытанием для приема в Комитет.

«Выследите и убейте Иерусалимца». Если мишень будет неподвижной, лучше длинного ружья не найти ничего. А Стриж был искусным арбалетчиком. Пирсон лучше владел ножом, но мог и метнуть его с редкой точностью. Джеррик не сомневался, что они справятся со своей задачей без всякого труда.

— По

Джеррик презрительно пропустил вопрос мимо ушей, но Пирсон ухмыльнулся, показав щербатые зубы.

— А седельные сумки где? — сказал он.

— Тогда, почему нам не подстеречь его на обратном пути? — спросил Стриж.

— А что, если он вернется ночью? — ответил Джеррик.

Стриж прикусил язык. Он был моложе своих товарищей и жаждал, чтобы к его словам прислушивались с уважением, но стоило ему открыть рот, как он навлекал на себя насмешки. Пирсон хлопнул белобрысого юнца по плечу и ухмыльнулся. Он знал, о чем думает паренек, но знал также и причину его огорчений: Стриж был так глуп, что не понимал, насколько он глуп. Но он все равно нравился Пирсону, и во многом они подходили друг другу. Оба чурались женщин, оба наслаждались ощущением власти, которое рождалось отсутствием совести и богоподобной радостью владения чьей

Джеррик в этом отношении был непохож на них. Убивая, он не испытывал ни радости, ни отвращения. Это была просто работа — вроде прополки грядок, рубки леса, свежевания кроликов. Работа, требовавшая быстроты исполнения. Развлечения Пирсона и Стрижа ему досаждали, а вопли жертв мешали спать.

Джеррику было под пятьдесят, и он подумывал о том, чтобы завести свое хозяйство и семью. В Ривердейле ферму он присмотрел себе — вместе с молодой вдовой, которой она принадлежала. На обменные монеты, полученные за Иерусалимца, он обзаведется шерстяной одеждой и приступит к ухаживанию. Вдове придется отнестись к нему серьезно, как к члену Комитета.

Трое последовали за Шэнноу вверх по склону в глубину соснового бора, а когда начало смеркаться, увидели его костер.

Они спешились, стреножили лошадок и поползли через кусты к пляшущим языкам пламени. Примерно в тридцати шагах от костра Джеррик различил силуэт Иерусалимца. Он сидел, прислонившись к дереву, нахлобучив широкополую шляпу на глаза.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4