Предметом самого оживленного обсуждения стало обручальное кольцо на пальце Дорис. Начались поздравления, посыпались вопросы о предполагаемых сроках свадьбы.

– Отвечаю: в конце января, – объяснял Рикардо. – Слишком скоро, говорите? Я не хочу, чтобы отсрочка была чересчур длинной и невеста имела время передумать. Я, конечно, шучу, но какой смысл откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.

– А где вы собираетесь провести медовый месяц?

– Разумеется, в Италии. Разве могут быть два мнения на сей счет?

И в самом деле, саркастически подумала Дорис, откуда могут взяться два мнения?..

Через час, под зажигательную мелодию какого-то итальянского народного танца – кажется, он назывался тарантеллой, – пары начали раскачиваться на паркете, и Дорис, воспользовавшись паузой, спросила у своего «нареченного»:

– Ты совсем спятил?

– А что я сделал не так? – удивился Рикардо. – Это все мои ближайшие друзья, а я им доверяю как самому себе.

– Но они и в самом деле думают, что присутствуют на настоящей помолвке, – возмущенно прошептала она. – Они ведь подарки принесли, а это вообще никуда не годится. С каким лицом мы будем их возвращать? И кто заставлял тебя распинаться о сроках нашей свадьбы?

– Сейчас будет новый танец, исключительно мужской, – озабоченно перебил ее Рикардо. Женщины будут смотреть, а мужчины показывать им класс. Мне надо быть на высоте.

– Так ты тоже будешь танцевать? – с неподдельным интересом спросила Дорис.

– А как же! – воскликнул Рикардо. – Это не танец, а своего рода испытание. Его смысл в том, что претендент на руку и сердце девушки демонстрирует свои физические данные, необходимые главе семейства и будущему отцу своих детей.

– Ага, своего рода тест на выносливость?

– Скорее демонстрация мужской потенции. Разумеется, символическая. – Рикардо рассмеялся, увидев, как вспыхнули щеки Дорис. – Музыка сменилась. Крепись!

– Я лучше сразу уйду…

– Не вынуждай меня силой тащить тебя назад. И ничего не бойся. Танец вовсе не страшный, и ничего неприличного в нем нет.

Дорис сидела тише воды, ниже травы и, натянуто улыбаясь, следила за тем, как мужчины сбрасывают с себя пиджаки и закатывают рукава. Потом они положили руки друг другу на плечи и начали в унисон двигаться, сперва в медленном и протяжном ритме, затем все быстрее и быстрее. Танцоры выбывали один за другим, и вот уже на паркете остались лишь Рикардо, Габриэль и несколько незнакомых ей юношей.

Дорис завороженно следила за танцем, и вдруг рядом разбилась о пол тарелка, затем еще одна, а вот уже звон бьющейся посуды слился со звуками танца.

– Дорис, бери, это твоя! – С другого конца стола Сильвия протягивала ей тарелку. – Брось об пол. Поддержи самых стойких и выносливых!

– Ты это серьезно?

– Бери, на тебя уже смотрят, – прошипела Сильвия. – Так положено, понимаешь?

Дорис неуверенно взяла тарелку, повертела ее в руках и бросила на пол. Звон получился такой славный, что рука невольно схватила еще одну тарелку, затем еще одну, и только когда на столе уже ничего не осталось, Дорис перевела дыхание и с удивлением поглядела на груду битых черепков у своих ног.

Из-за столов на нее с одобрительным гулом смотрели гости, и Дорис не сразу сообразила, что ей протягивает свою, очевидно, последнюю на сегодня тарелку сама миссис Феррери. Дорис робко улыбнулась, но взяла из рук пожилой женщины тарелку и, пожав плечами, бросила на паркет.

– О, да ты уже набила руку! – захлопала в ладоши Сильвия и добавила:– Могу поздравить: ты официально принята в лоно семьи.

Почти тут же музыка смолкла, мужчины, тяжело дыша, вернулись к столу и набежавшие официанты принялись вениками подметать осколки фаянса с пола.

Как только паркет был убран, настал черед другого танца, на этот раз – медленного, и мужчины вывели из-за столиков своих партнерш. Под тонким батистом рубашки Рикардо переливались твердые мускулы. Дорис невольно прильнула к его обжигающе-горячему телу, различая ровный и могучий стук сердца и мускусно-прохладный аромат одеколона.

– Габриэль и Сильвия отвезут маму домой, и гости после этого начнут раскланиваться и уходить, – сообщил Рикардо, лавируя между другими танцующими парами.

– Твоя мать – женщина что надо, – призналась Дорис.

– Завтра она весь день пролежит в изнеможении, все-таки возраст и утомление. Но не исполнить свой долг сегодня она не могла.

– Поразительная сила духа!

– Маме всегда был нужен в жизни предмет заботы и опеки. Когда-то им были наш отец, мы, дети, сейчас настал черед зятьев, невесток и внуков. Кстати, могу поздравить – она тобой просто восхищена.

– Чем же я заслужила такое отношение – неужели своей строптивостью?

– Это само собой, тут вы с ней два сапога пара. Но, думаю, в первую очередь она увидела в тебе женщину, внутренняя красота которой не уступает красоте внешней.

Дорис смущенно отвела взгляд и хмыкнула:

– Ну ты и льстец! Боюсь, вы с мамой меня переоцениваете. Я могу быть такой стервой!..

– Это я знаю и ценю, – с улыбкой произнес Рикардо, губами касаясь ее волос.

Дорис втянула голову в плечи.

– Пожалуйста, не надо.

– Удивительная комбинация слов, – рассмеялся Рикардо. – Первая половина фразы – побуждение к действию, вторая – запрет.

– Что делать, такая уж я противоречивая.

Дорис внезапно почувствовала себя беззащитной и одинокой и только через секунду поняла, в чем дело, – Рикардо отпустил ее.

Мама и Габриэль уже собрались уходить, – пояснил он. – Пожелаем им доброй ночи, а затем попрощаемся с остальными гостями – до свадьбы…

Всю дорогу домой Дорис продремала на мягком сиденье его автомобиля. Когда машина затормозила возле ее дома, она открыла глаза, не поворачивая голову, сказала:

– Не провожай меня сегодня, хорошо?

– Но как мне убедиться, что ты дошла до дверей квартиры целой и невредимой?

– Ты слушаешь, что тебе говорят другие? – устало спросила она, выходя из машины.

– Обижаешь! Если бы я не слушал, то уже давно бы прогорел.

– Тогда какого черта ты споришь? Рикардо стоял совсем рядом – лицом к лицу.

– Не знаю, поверишь ли, но мне ужасно не хочется с тобой расставаться.

Дорис закрыла глаза и безнадежно качнула головой.

– А мне не хочется, чтобы ты шел за мной… Рикардо осторожно приподнял указательным пальцем ее подбородок.

– Ты меня боишься? – неожиданно мягко спросил он.

– Черт возьми, ты наконец оставишь меня в покое? – В глазах Дорис забегали злые чертики. – Я устала и хочу спать.

– Очередной утренний показ мод?

– Нет. Просто я намерена отоспаться за всю неделю, а потом поваляться на пляже безо всяких кавалеров, женихов и прочей ерунды.

– Мудрое решение. Тебе нужно собраться с силами, ведь в нашей завтрашней вечерней программе – посещение светского раута. – Рикардо чуть помедлил, потом порывисто поцеловал ее в губы.

– Сладких тебе снов, моя любовь! – крикнул он, садясь в машину, оставив ее совершенно ошеломленной и сбитой с толку.

Пляж располагался в получасе езды и от города, и в преддверии Рождества почти никто не решился променять поход по магазинам на возможность полежать на золотистом песке под солнышком.

Лежа под тентом, Дорис с упоением читала «Сафо» Альфонса Доде. Около четырех она вышла под солнце, позагорала, а к половине шестого была уже дома, на Олимпик-Пойнт, где приняла душ, вымыла голову и стала одеваться. В семь она под руку с Рикардо расхаживала по роскошному холлу одного из самых фешенебельных особняков города. Гости в массе своей принадлежали к светской элите Мельбурна, и по изысканным женским нарядам и прическам было видно, что дамы потратили на свой туалет не один час, если не целый день. Их наряды каждый в отдельности стоили целое состояние, а количеству драгоценностей мог позавидовать самый богатый индийский раджа.

Дорис вздрогнула, когда ее взяла под локоть сама Аделаида Брайтон.

– Дорогая моя, как поживаешь? – спросила гранд-дама и, не дождавшись ответа, обратилась к Рикардо. – Мистер Феррери, друг мой, я так рада, что вы сумели вернуть в наш круг эту юную и в высшей степени очаровательную леди… Да, да, да. Я обо всем уже знаю. Тысяча поздравлений с моей стороны. Свадьба скоро, извините за нескромный вопрос?

– Если бы все зависело от меня, – непринужденно сказал Рикардо, – мы бы поженились еще на этой неделе.

Дорис даже растерялась от такого поворота беседы. Этот самодовольный тип совершенно заболтался. Его следует срочно остановить – если, конечно, она не хочет и в самом деле выйти за него замуж.

– Все дело во мне, – сладко поддакнула она. – Я считаю, что спешка в столь серьезном деле неуместна, а потому сдерживаю порывистость Рикардо.

– О да, конечно, дорогая. У тебя за плечами печальный опыт. Но сейчас все обстоит иначе. Если на то пошло, материальное положение мистера Феррери ни в какое сравнение не идет с… Я хочу сказать, что твой первый муж был…

– …Нищ как церковная крыса? – закончила за Аделаиду Дорис. – А я на его счет никогда и не обманывалась. Так что совершенно нечего изображать из меня дурочку и простушку и шептаться за моей спиной.

Перезрелая матрона изумленно открыла рот, а в следующую секунду необъятная грудь вплотную придвинулась к хрупкой собеседнице.

– Милая моя Дорис, – приторно-сладко пропела миссис Брайтон, – уж не собираешься ли ты упрекнуть меня в том, что я…

– Разве я кого-то обвиняю? – невинно перебила ее Дорис. – Я просто говорю то, что думаю!

– Ты обвиняешь меня в сплетнях? – Аделаида Брайтон покраснела как помидор.

Я просто прекрасно осведомлена о том, что вы говорили обо мне два года назад, – предельно вежливо сказала Дорис. – А сейчас извините, мне нужно отлучиться на минутку в дамскую комнату.

И она оставила Рикардо расхлебывать конфликт.

Дамская комната оказалась пустой. Дорис смочила виски холодной водой и подняла голову. Из зеркала на нее глядела высокая, стройная пепельно-русая блондинка с огромными, широко раскрытыми серыми глазами, с румянцем на щеках и по-детски припухлыми губками. «Красавица ты моя сладкая! – сказала она шутливо и вздохнула. – У тебя внешние данные, которым многие женщины могут только позавидовать. У тебя более чем солидный счет в банке. У тебя любящий отец и чудесный, хотя и вредный, брат. Что же тебе, милая моя, еще надо?» Повинуясь внутреннему порыву, она выдернула заколки, и волосы свободной волной хлынули на плечи. Теперь вместо светской дамы на нее смотрела из зеркала озорная девчонка, которой палец в рот лучше не класть.

Снова готовая к бою, она вышла в холл и сразу же увидела Рикардо в группе элегантно одетых мужчин. Просто поразительно, как тянутся друг к другу мужчины на таких вечеринках, отметила Дорис с сарказмом. Можно подумать, что они обсуждают деловые вопросы.

– Дорогой, – нежно промурлыкала она и погладила гибкими холеными пальцами лацкан его пиджака. – Я умираю от жажды, Ты ведь не хочешь, чтобы я умерла от жажды.

– Конечно, нет, милая. – Рикардо театральным жестом приложил руку к сердцу и отошел с Дорис в сторону. – Воды или чего покрепче?

– Чего покрепче.

– Боже! Что я слышу? – Он насмешливо заломил бровь. – Ты хочешь повергнуть в шок это добропорядочное общество? Тебе здесь не нравится? Так давай просто возьмем и уйдем.

Ресницы Дорис оскорбленно затрепетали.

– Только трус бежит с поля битвы, – запальчиво объявила она. – Пусть Аделаида на это не рассчитывает!

– А может быть, – странно изменившимся голосом сказал Рикардо, – тихонько проберемся на террасу и потанцуем там?

Дорис решительно заявила:

– Нет, это не вариант.

– Испугалась?

– Кого? Уж не тебя ли? – Она взглянула ему в глаза. – Конечно, ты всесилен и всемогущ и одним движением пальца можешь вызвать панику на валютной бирже. Конечно, тебя все уважают, и все боятся. Но я – нет!

– А может быть, стоит бояться? Хотя бы чуточку?

– Между прочим, я хотела выпить. Рикардо кивнул и через минуту вернулся с двумя бокалами – в одном была водка, в другом – апельсиновый сок.

– Теодор наказывал тебя в детстве? – спросил он, наблюдая, как она схватила бокал с водкой, пригубила и зашлась кашлем.

– Не за что было, – приходя в себя, сказала Дорис.

– Так ты, выходит, была идеальным ребенком? Девочкой с картинки: фарфоровое личико и длинные белокурые волосы, заплетенные в косы.

– Идеальным? Спроси у Фреда, он скажет, какой я была сорвиголовой. Ему от меня так доставалось!

– А он?

– А он без конца подтрунивал надо мной, но и любил до умопомрачения, – ответила Дорис, не понимая, к чему этот экскурс в прошлое. – Его приятели называли меня милашкой. Я и в самом деле проскочила через подростковый возраст, не испытав всех этих девичьих страданий с прыщами и плоской грудью.

– Итак, ты всегда ощущала себя красавицей?

– Представь себе. Но это меня нисколько не радовало. Мне иногда хотелось закричать: люди, почему вы любите во мне лишь мою внешнюю оболочку. Поймите, я – это больше чем просто дочь Теодора Адамсона или известная в определенных кругах манекенщица Дорис Адамсон. Иногда мне хочется все бросить, упаковать чемодан и уехать туда, где меня никто не знает…

– Мне тоже иногда хочется общаться исключительно с кенгуру и крокодилами, днями напролет хоть в защитном комбинезоне цвета хаки и не думать о деньгах. Беда в том, что от себя не убежишь…

Дорис куснула губу.

– Ты говоришь совсем как Теодор и Фред, – беспокойно сказала она. – Они тоже советуют искать корень своих проблем в себе.

Рикардо порывисто сжал ей руку:

– Пойдем на террасу, – сказал он хрипло. – Не хочу никого видеть и слышать. Никого, кроме тебя.

Голос его был таким душевным и всепонимающим, что Дорис не могла не подчиниться. Его присутствие внушало ей спокойствие и уверенность в себе, хотя по большому счету он был мужчина, а потому – опасен.

На террасе и вправду оказалось прохладно, и из-за створчатых дверей доносились звуки музыки.

– Можно пригласить тебя на танец?

– Рикардо, не дури. Давай просто постоим и подышим свежим воздухом.

Не говоря ни слова, Рикардо взял у нее из рук бокал и поставил его на баллюстраду.

– Потанцуем? – спросил он уже настойчивее и привлек Дорис к себе.

– Отпусти меня! – воскликнула она, приходя в бешенство. – Отпусти, а то…

– А то – что?..

– Учти, я буду кусаться.

– Боже, я заинтригован! Я горю нетерпением испытать на себе всю силу твоего гнева!..

– Черт тебя побери! – закричала Дорис. – Отвяжись от меня!

– Не хочешь танцевать – не надо, – невозмутимо произнес Рикардо. – И вообще: что ты так волнуешься?

– Я успокоюсь только тогда, когда нас будет разделять расстояние как минимум в пять шагов, – гневно выпалила Дорис.

– О, это уже ключ к отгадке. К какой именно, подумай сама, а пока…

Поцелуй длился с минуту, а когда Дорис смогла наконец вобрать в легкие воздуха, все, что она могла сказать, было: «Зачем?» Этот порывистый и почти исступленный поцелуй потряс все ее существо, взбудоражил все чувства. Ей хотелось сейчас, чтобы он продолжался и дальше… Впервые со времени ухаживаний Бена ей безумно захотелось мужского тепла, захотелось принадлежать… Кому? Этому типу? «Да, именно ему, – ответил внутренний голос, – И никому другому!» – Пусти меня! – взмолилась она, и в глазах ее сверкнули слезы. – Пусти! Ну пожалуйста! Мне надоело играть в эту игру.

– А почему ты решила, что это игра? По щеке Дорис скатилась слеза:

– Это нечестно – пользоваться своей силой.

– А чем я должен пользоваться – своей слабостью? Но это женская привилегия.

– Вернемся в зал, а?

– Ты уверена, что хочешь этого? – нахмурился Рикардо.

– Мы уже давно отсутствуем. Пойдут разговоры, подумают, что мы здесь невесть чем занимаемся.

– Ты выглядишь такой недоступной. Одного взгляда на тебя хватит, чтобы они устыдились своих предположений, – с усмешкой заметил он, галантно подавая руку.

Остаток вечера они свободно переходили от одной группы гостей к другой, вели непринужденную светскую беседу, смеялись и никому в голову не могло прийти, что Дорис пребывает в полном смятении чувств.

Интересно, подумала она мрачно, все эти люди выглядят такими цветущими и благополучными. Неужели все это лишь видимость? Все эти улыбки, преувеличенно горячий интерес к собеседнику? Быть может, кого-то ждет утром финансовый крах, кого-то бросает муж или любовница, а они из кожи лезут вон, чтобы поддержать реноме счастливчика и оптимиста.

Когда они возвращались обратно, Рикардо включил стереосистему, так что можно было немного помолчать. Но когда они вышли из машины, он поймал ее в объятия и поцеловал.

Потерплю. Скорее отстанет, подумала Дорис, но когда поцелуй стал слишком уж затяжным, она спохватилась и попыталась вырваться. Когда это не получилось, обеими руками она толкнула Рикардо в грудь.

– Ну пожалуйста! – еле слышно прошипела она.

– Ты приглашаешь меня к себе?

– Нет… Ни в коем случае… – Устало сказала она, прижав ладони к вискам.

– Хорошо! Только не забудь: завтра вечером у нас ужин, – ответил он, садясь за руль.

Дорис вздрогнула: опять какой-то званый вечер?

– А если у меня другие планы?

– Придется отменить, – безжалостно ответил он.

– А если я не хочу отменять? – все еще пыталась она сопротивляться.

– Все равно отмени. Я приеду в семь.

– Ты когда-нибудь заранее ставишь своих партнерш в известность о своих планах?

Лицо Рикардо расплылось в ухмылке.

– Они во всем угождали мне – и имели на то основание.

Намек был совершенно прозрачный, и Дорис не знала, куда спрятать взгляд.

– Конечно, – мстительно сказала она. – Ты богат, гоняешь на дорогом автомобиле, шикарно одеваешься, да к тому же красив как падший ангел. Но поверь: ты можешь быть лысым, уродливым, неряшливо одетым и старым, и эти же самые женщины будут снова и снова тебе угождать… Вернее, твоему тугому кошельку.

Рикардо задумчиво почесал затылок.

– Если это комплимент, то он в равной степени относится и к тебе, – точнее, к твоему кошельку и кошельку твоего отца.

Дорис промолчала. Она снова оказалась в нокауте.

– Что-то мы сегодня чересчур много шумим, – с деланным смехом произнесла она.

– Наоборот, мы сегодня деловые, как никогда. Мы уже выяснили, что не гоняемся за чужими кошельками, остается лишь выяснить – а чего же мы, собственно, хотим… Спокойной ночи, дорогая. Я посижу в машине и уеду, как только у тебя в окне загорится свет.

– Спокойной ночи! – злобно пробормотала Дорис, зажигая свет в квартире и без сил падая на диван. Интересно, если она согласится лечь с ним в постель, каков он… Нет! Об этом лучше не думать. Черт бы тебя побрал, синьор Феррери! – проведя кончиком языка по опухшим губам, подумала она. Чтоб тебе провалиться!

– Опаздываешь, – язвительно сказала Дорис, открывая Рикардо дверь.

Тот небрежно бросил взгляд на циферблат золотых наручных часов «Ролекс».

– Всего-то на семь минут. Надеюсь, это не криминал?

Дорис сама оделась всего лишь две минуты назад, но Рикардо об этом, разумеется, не сказала.

– Я умираю от голода, – капризно объявила она, и это было чистейшей правдой. – И вообще я злая, как черт.

– Что, тяжелый день был?

– Пересказать его по минутам? – с иронией поинтересовалась она.

– Если не затруднит.

Вспомнив все передряги этого бестолкового, хаотического дня, Дорис состроила гримасу.

– Во-первых, утром я проколола шину и вынуждена была собственноручно менять колесо. В результате я опоздала к Жискару и сбила его график, это во-вторых. И дальше все шло так же вкривь и вкось. Одежда оказалась не того размера, Жискар пришел в ярость, разорался, Моника огрызнулась, и дошло чуть ли не до рукопашной. – Дорис тяжко вздохнула. – Я уже не успевала на ленч, а по дороге в школу манекенщиц обнаружила, что шина на колесе, которое я поставила утром, сдулась, а значит, до центра надо добираться на такси. Опоздать в школу манекенщиц – просто немыслимо, но еще более немыслимо поймать в промежутке между пятью и шестью вечера свободное такси. Погоди, куда ты меня везешь на сей раз?

– К себе в гости.

– А ужин?

– Ты забыла, что перед тобой дипломированный шеф-повар?

Дорис подавила вздох. Она предпочла бы ресторан, но боялась, что он сочтет ее трусихой.

– Так ты сегодня весь день провел на кухне? – поинтересовалась она, наблюдая, как машина Рикардо въезжает в свободный ряд на автостоянке возле впечатляющего высотного здания. – А я думала, ты как нормальный трудоголик, не вылазишь из офиса и колдуешь с курсами акций.

– У меня три офиса, и один из них оборудован прямо на дому. При сегодняшних средствах коммуникации дела можно решать не выходя из дома. Постучал по клавишам и стал богаче на миллион. – Он помог ей выйти из машины и захлопнул дверцу. – Рестораном у меня заведуют настоящие знатоки своего дела, и я приглядываю за ним, лишь когда есть время и настроение. Что касается дня, проведенного на кухне, то приготовить ужин на две персоны – для профессионала труд невеликий.

Квартира Рикардо располагалась на верхнем этаже сорокаэтажного небоскреба и поражала своим великолепием. Отделка комнат была выдержана в бежевых, кремовых, коричневых и голубых тонах, мягкая мебель – в шоколадно-коричневых чехлах, а стены украшены яркими и, судя по всему, очень ценными панно. – Чувствуй себя как дома, – небрежно бросил ей Рикардо, сразу направляясь к бару. – Смешать тебе коктейль?

Дорис подумала, что к ужину наверняка тоже будет вино и вообще с этим типом надо держать ухо востро: как бы он ее не подпоил.

– Лучше минеральную, – сказала она.

– Так безопаснее? – с понимающей улыбкой спросил Рикардо.

Глаза их встретились, и Дорис с вызовом ответила:

– Ас какой стати я должна тебе доверять?

– Итак, будем держать круговую оборону, – иронически констатировал Рикардо. – Ты будешь чувствовать себя свободнее, если я дам тебе гарантии неприкосновенности?

Пожалел волк козу, усмехнулась про себя Дорис. Речь уже пошла о гарантиях. Держи ухо востро, девочка!

– Ты хочешь сказать, что мы наконец-то можем побыть самими собой, то есть посторонними друг другу людьми? – невинно спросила она.

– Понимай это как угодно, – сухо отозвался Рикардо, и в голосе его проскользнула досада.

Дорис воспитывалась в лучших частных пансионах, где ее учили быть спокойной и воздержанной. И тем не менее в обществе Рикардо Феррери она либо бросалась в ярость, либо комплексовала, как девочка-подросток. Вот и сейчас она абсолютно не знала о чем говорить.

– Расскажи что-нибудь о себе, – сказал вдруг Рикардо, передавая ей бокал с водой.

– Всю историю жизни от рождения до сегодняшнего вечера? – насмешливо спросила Дорис. – Про бегство от первого мужа тоже рассказать?

– Твой бывший супруг мне совсем не интересен, – сухо ответил Рикардо, и глаза его зловеще блеснули. У Дорис холодок пробежал по спине. В темно-синем костюме, в белоснежной рубашке с шелковым галстуком цвета морской волны Рикардо выглядел как процветающий коммерсант из рекламного ролика – уверенный в себе, хищно грациозный, весь преисполненный ощущения собственной силы. И весьма, весьма опасный. – Куда интересней узнать, что заставило тебя стать манекенщицей, – продолжил он.

– Случай, – беспечно пожала плечами Дорис. – Три года назад, сразу после того, как я вернулась в Австралию, мы с подругой пришли на показ мод в универсальный магазин, владелицей которого была мать другой нашей подружки. Одна из манекенщиц заболела, а у меня, как выяснилось, оказался тот же рост и размер. Не успела я опомниться, как на меня надели какой– то немыслимый наряд и вытолкнули на подиум. И я вдруг поняла, что именно для этого рождена.

– Да и гонорары, видимо, у тебя неплохие.

– Важнее, что мне эта работа нравится, – сказала Дорис. – Ну а тогда меня сразу же уговорили принять участие в показе мод, который состоялся через два дня, а там меня увидел Жискар и восторженно сообщил, что якобы я всем своим существом чувствую зрителя. Чуть позже я стала посещать частную школу манекенщиц, а остальное, как говорится, вопрос техники.

– А тебе не приходило в голову стать модельером?

– Нет. Модельер – тот же художник. Для этого нужно иметь призвание. А вот что мне нравится, так это подбор аксессуаров. Это целое искусство – подобрать обувь, пояс, шарфик к платью или костюму. – Дорис вошла во вкус и говорила без умолку. – Я уже не говорю про драгоценности, прическу, макияж. От точного выбора зависит успех всей композиции. Я часто высказываю свои предложения, и Жискар ценит мое мнение очень высоко.

– Выходит, красота – заложница аксессуаров?

– Женская красота – вещь загадочная, – ответила Дорис. – Она в сиянии кожи, в улыбке, в блеске глаз. А если внутри пустота и неуважение к себе и окружающим, как ни приукрашивайся – ничего, кроме жеманства, в ней не увидят. При некотором внимании к себе возраст, сложение, рост не играют роли и не помешают произвести нужное впечатление.

– Произвести впечатление? Для чего? Чтобы лучше продать себя на рынке жизни?

– А почему бы и нет? Разве не того же самого добивается мужчина, надевая изысканный костюм? – Она критически осмотрела костюм Рикардо. – Судя по покрою, это работа Дориана Сислея, лучшего австралийского модельера. А туфли – туфли ручной работы – то ли из Испании, то ли из Италии.

Рикардо широко улыбнулся.

– Выходит, я тоже играю?

– Несомненно.

– Кого же?

– Респектабельного финансиста и в то же время лихого парня, способного на самые экстравагантные выходки.

А что можно сказать о самом Рикардо Феррери – не бизнесмене, а человеке?

Дорис почувствовала, что они ступают на скользкую дорожку.

– В нем жесткая, граничащая с жестокостью целеустремленность странным образом сочетается с деликатностью и отзывчивостью.

– Какая проницательность! – довольно усмехнулся Рикардо. – Но не перейти ли нам к главной цели вечера – ужину? Кто-то из нас умирал с голоду.

В упоминании о цели вечера было что-то двусмысленное, но Дорис действительно слишком хотела есть, поэтому не стала спорить.

На первое был подан суп с божественным ароматом лука и томатов – не блюдо, а амброзия; далее шли отборнейшие креветки в соевом соусе с гарниром из риса и овощей, а затем уже главное блюдо – фазан в винном соусе. Порции были соблазнительно маленькие, и Дорис съела все без остатка. Еще было вино – прозрачное и терпкое белое, а на десерт – фруктовое желе со взбитыми сливками.

– Это был не ужин, а верх совершенства! – воскликнула Дорис, откидываясь на спинку кресла. Она была сыта, как никогда в жизни.

– Спасибо, я старался, – скромно ответил Рикардо.

– Видимо, для себя ты так не готовишь? Кстати, наверное, ты вообще не ужинаешь дома – всегда в какой-нибудь компании.

– Дома я действительно ем весьма редко, – лениво отозвался Рикардо. – По негласному обычаю раз в неделю я ужинаю у мамы, потом частенько бываю у Сильвии с Габриэлем. Об официальных ужинах и дружеских вечеринках я вообще не говорю.

– Между прочим, мне очень понравилась жена твоего брата – Сильвия, – призналась Дорис.

– Редкой красоты женщина, – восторженно подтвердил Рикардо. – Искренняя, заботливая, с чудесным характером.

Глаза Дорис ревниво блеснули. Рикардо подметил это и улыбнулся.

– Не выпить ли нам кофе?

– Не возражаю. Только сперва уберем со стола посуду и вымоем ее. Если, конечно, – Дорис искоса взглянула на него, – если, конечно, ты не против появления женщины на твоей кухне. Кстати, как тебя угораздило избрать специальность повара? – спросила Дорис уже на кухне, где они вдвоем мыли посуду.

– Мой дед переселился из Италии сразу же после второй мировой войны. В Палермо он владел тремя ресторанами, по этой части он пошел и здесь. Мой отец, а потом и мы с братом по мере сил помогали: были официантами, мойщиками посуды, уборщиками, работали все свободное время и когда учились в школе, и в университете. Я получил диплом магистра экономики, а вскоре после этого папа скончался. А дед умер за пять лет до этого. Потом несколько лет мне приходилось днем сидеть в офисе, а вечерами работать в ресторане. Причем в качестве управляющего. Теперь это заведение лишь маленькая часть нашей империи, и мы его держим исключительно ради мамы – для нее это память об отце.

– Она наверняка гордится вами.

– А мы – ею. Мы вообще очень дружная семья.

Рикардо занялся кофе, а Дорис завороженно смотрела, как он ставит чашечки на блюдца, насыпает сахар, добавляет ликер и сливки. Руки у него были крупными, мускулистыми, а движения – аккуратными и хирургически точными.

– Мне скоро уходить, – сообщила Дорис, когда они, вернувшись в гостиную, пили кофе.

– К чему такая спешка?

– Сон профессиональной манекенщицы – семь часов, не меньше, – отшутилась она.

– Тогда давай составим планы на следующую неделю, – сказал Рикардо. – Для этого, собственно, я и пригласил тебя к себе домой. На публике ты обожаешь спорить, выдвигать контраргументы…

– И не спорю я вовсе, – запротестовала Дорис, но тут же рассмеялась: – Ну, разве что иногда.

– Иногда – это всегда, когда я нахожусь рядом?

Дорис искоса взглянула на него.

– То, что я участвую в этом спектакле, вовсе не означает, что он мне по душе.

– Я тебе настолько неприятен? – быстро спросил он.

Дорис вдруг ощутила себя совершенно незащищенной – как улитка, выбравшаяся из своего домика.

– Да нет, – честно призналась она.

– Значит, ты меня боишься?