Глава 21

Ночь с 2 на 3 февраля, перед самым рассветом

Дэвид снова замерз, и он поднимает стекло. Наедине со своим отчаянием, он устало барахтается среди морской стихии и захлестывающих его волн, а на грозовом горизонте – ни одного острова. Но временами к молодому человеку возвращаются силы, и он пытается доплыть до пенистого гребня следующей волны. Пока он держится на плаву, в памяти проносятся лица дорогих ему людей, и кажется, что еще не все потеряно, он еще победит. Потом на него опять накатывают волны рвущейся изнутри боли, он тонет, вновь всплывает и отчаянно гребет, чтобы добраться до ближайшего берега.

Его пальцы шарят по панели управления; четыре габаритных огня начинают мигать в темноте и разбрызгивают по снегу оранжевые блики.

Выйти на разделительную полосу автострады, поднять руку, чтобы остановить грузовик; если же он проедет мимо, слепой, равнодушный, может, улечься на асфальт или поджечь "Шевроле"? Тогда уж они обязательно остановятся! Дэвид всю жизнь ждал, когда другие шагнут к нему навстречу. Но даже если это случалось, он никому до конца не открывался.

А может, как ни в чем не бывало, поехать в мотель "Литл Америка" – ведь это совсем близко, или же вернуться в Рок-Ривер? Самому броситься к людям? Нет, даже сама эта мысль теперь для него невыносима.

Сколько лет он потерял понапрасну, то и дело меняя работу! Едва он успевал устроиться на новом месте, как тут же опять принимался отмечать в газетах красными звездочками объявления о работе. В первые дни он всегда с увлечением учился. Кем он только не работал! Водителем, каменщиком, механиком. Каждый раз он брался за дело с воодушевлением, обзаводился инструкциями, усердно их изучал, засыпал окружающих вопросами. Очень довольный приобретенными познаниями, он ждал, что его талант незамедлительно признают. Тщетно.

Сколько раз я уже разочаровывался, но всякий раз во мне, как болезнь, снова просыпался азарт. Но сейчас Шеффер приказал мне уехать из Рок-Ривера в Монтану, а я уже был готов вот-вот наступить на хвост этим ворюгам. Когда я раскрыл заговор – ну, тогда, в "Мустанге", я подумал, а что, если тот тип, которого называли Дугом, и второй, который тоже разговаривал с Хаски, – те самые беглые заключенные, о которых писала "Стар" еще две недели назад?

Я отлично помню эту статью.

Остается загадкой, каким образом двум заключенным, которые ожидали суда, удалось бежать из окружной тюрьмы, известной своей надежностью. Можно ли в данном случае действительно говорить о побеге, ведь заключенные не взяли заложников и обошлись без насилия? В настоящий момент идет следствие по выявлению возможных сообщников этих заключенных за пределами тюрьмы или даже среди тюремной охраны.

Тем более, что в кабинете шерифа, который находится в том же здании, не обнаружено никаких следов взлома. Шериф Мановски предпринял все меры, чтобы поймать беглецов; эти люди совершили вооруженное ограбление и представляют опасность для общества. Он объявил розыск и сообщил о побеге ФБР на случай, если преступников обнаружат в соседнем штате. До сих пор эти меры ни к чему не привели.

Заставить меня отказаться от расследования такого важного дела – да это хуже увольнения! Я мог бы обеспечить успех агентству "Бэннистон" за счет развития филиалов, но мой шеф ничего не понял. Местный представитель ФБР тоже оказался не лучше. Что ж, если я никому не нужен как сыщик, может, мне стать бандитом? Дуг заметил меня тогда в "Мустанге". Да и Хаски Джонс наверняка узнал меня. Он-то знает, на что я способен.

– Подсаживайся к нам, Уоррен, у нас тут есть одно дельце. Что ты скажешь о…

Или нет, все происходит по-другому: скорее всего Хаски злится на меня за то, что я нашел его пушку. И вот я выхожу из "Мустанга", а эти трое – за мной и берут меня в заложники. Вся полиция бросается за ними в погоню, они по тайным тропам удирают из Вайоминга в Юту, к горам Уосатч и тащат меня с собой; моя жизнь в опасности. Но мне удается распутать веревки и проколоть все четыре шины их машины. Благодаря моему бесстрашию, преступники снова схвачены, все меня поздравляют и предлагают поступить на службу в силы порядка.

Вот каким идеальным героем предстает Дэвид Уоррен в собственном воображении. Он так всегда верил своим фантазиям и мечтам о славе! Они служили ему наилучшим убежищем от безжалостной реальности и вознаграждали за все неудачи. Но вот наступила эта бесконечная ночь, и он сказал себе: "Я должен посмотреть себе в лицо, теперь или никогда".

Дэвиду Уоррену кажется, что сковавшее его стальное кольцо с каждой минутой сжимается все больше и больше. Озноб сменяется жаром, от этого шумит в голове. Часы показывают пять – пять часов этой беспросветной ночи!

Уже давно он не слышит ничего, кроме мотора, работающего на малых оборотах; вокруг – ни души. Дорога номер восемьдесят совершенно безжизненна. Порывы ветра, сотрясавшие морозный воздух вокруг островка, где стоит машина, стихают.

У Дэвида перехватывает горло. Вот если бы снова стать ребенком, когда любая печаль и обида легко забываются, а самые горькие слезы быстро высыхают от материнской ласки.

Тьма побеждает Дэвида, он скрещивает руки на груди и крепко обнимает себя за плечи.

Его металлический домик все сжимается, становится теснее и теснее, защищая его, на манер брони или скорлупы. Дэвид откидывается на спинку широкого сидения, голова – тяжелая, веки – воспалены, а глаза – ничего не видят. Он невольно поджимает ноги, подтягивает колени к груди. Теплая, мягкая машина-кокон тихо покачивается, и Дэвид уносится от своих страданий в забытье без сновидений.

Сейчас он – снова дитя в лоне матери.

Глава 22

Понедельник, 5 февраля

– Проверьте эту информацию, Джек.

Этот день, 5 февраля, был на редкость беден событиями. Скоро вечер, а новостей набралось лишь на двадцать минут выпуска. И тут Кармоди осенило: нужно использовать переданное по телефону сообщение, которое уже затерялось в кипе только что прочитанных телеграмм.

"Шайенн, Вайом, 4 февраля, 08.30 по местному времени. Корреспондент No 38.44.

Вчера патруль обнаружил труп человека в машине, потерпевший попал в аварию на Междуштатной поблизости от Рок-Ривера. На место происшествия прибыли шериф и мировой судья, временно выполняющий обязанности следователя по расследованию убийств. Мне удалось узнать, что перед смертью покойный оставил записку примерно следующего содержания:

"Одиннадцать часов я напрасно ждал помощи, я умираю от холода. А они проезжают мимо".

Джек, один из редакторов Кармоди, позвонил в канцелярию шерифа округа Красная Пустыня. Ему удалось внести уточнение: судя по всему, этот человек покончил с собой, а не умер от переохлаждения, как можно заключить из его записки.

Кармоди мгновенно понимает, какую сенсацию можно сделать из этого происшествия. Ясно, что этот человек погиб только по одной причине – независимо от того, замерз он в своей машине или покончил с собой. Точность в данном случае не так уж важна.

Он подсказывает Джеку, в каком ключе нужно подать эту информацию.

Перед камерами добродушное лицо Куки Кармоди мрачнеет, словно он собирается отчитать подчиненного. Он зачитывает телефонное сообщение из Шайенна и комментирует его:

– Только подумайте! Одиннадцать часов прождать помощи на одной из главных автострад нашей страны, но так и не получить ее! Неужели мы, американцы, стали настолько эгоистичны и бесчувственны? Ведь мы всегда славились своим неизменным великодушием и готовностью прийти на помощь друг другу. Но этот прискорбный случай свидетельствует об обратном. Человек погиб ни за что! Что же можно сказать о жителях Вайоминга, которые позволили ему умереть под фарами их машин, посреди Красной пустыни? Давайте же, друзья мои, все вместе извлечем урок из этой непостижимой трагедии. Пусть подобное больше никогда, никогда не повторится!

Вот как обстоят дела сегодня, в понедельник пятого февраля.

Вся страна была потрясена.

Стыд, почти истерика охватили Соединенные Штаты.

Жители Вайоминга и сегодня еще не забыли, что такое всеобщее осуждение. Не так легко смыть с себя обвинение в эгоизме, тем более если вы не до конца уверены в своей невиновности.

Другие телеканалы, радио и газеты подхватили и еще больше раздули шумиху вокруг этого события. Целые армии репортеров осаждали сломленных горем родственников Дэвида Уоррена, донимали всех, кто хоть как-то сталкивался с ним в Рок-Ривере.

Они комментировали, осуждали, торопились с выводами, спекулировали на чужом горе, а неделю спустя уже охотились за новыми сенсациями, мало заботясь о том, что посеяли в душах людей, которые слушали или читали их разглагольствования.

Некоторые журналисты, желая выделиться из общей стаи, сочиняли развязные статейки по поводу гибели Дэвида, муссируя разного рода домыслы. У Адриана они вызывали не меньшее отвращение, чем поверхностный и неаргументированный комментарий Куки Кармоди.

Вот что писал, к примеру, толстый нью-йоркский еженедельный журнал "Тайм":

"Заключительными словами своей передачи:

– "Вот как обстоят дела пятого февраля" – Куки Кармоди, похоже, хотел сказать: "Вот каковы американцы сегодня, пятого февраля". Но не волнуйтесь: все обстоит не совсем так.

В ходе расследования полиция выяснила, что машина погибшего находилась меньше, чем в миле от заправочной станции, а утро было свежее, но солнечное.

Автоводители, которые проезжали место происшествия всего за два часа до того, как патруль наткнулся на труп, утверждают, что не видели там никакой машины.

Заключение шерифа: погибший был не в своем уме.

История, даже подправленная подобным образом, не становится от этого менее печальной. Но, по крайней мере, пусть Америка не думает о себе так плохо."

Америка может и не думать о себе так плохо в связи с гибелью Дэвида Уоррена. Но ни один из доводов, приводимых журналистами, не выдерживает никакой критики.

Именно необдуманные оценки прессы побудили Адриана Рэндала заняться собственным расследованием. И при этом – уберечься от субъективности. Он пока еще дорожит профессиональной честностью, которая в наше время совершенно вышла из моды.

Ежедневно происходит великое множество подобных трагических случаев, но о них узнают лишь близкие пострадавших. Кармоди поднял шум вокруг случая с Дэвидом и превратил его в событие общенационального масштаба только ради того, чтобы заработать на этой истории политический капитал. Но кроме вреда это ничего не принесло. Если бы подобную лжесенсацию запустил стажер, его безжалостно вышвырнули бы из редакции за грубое нарушение профессиональной этики.

Занявшись своим расследованием, Рэндал с удивлением узнал, что информация о происшествии обошла прессу всего мира: Токио, Гамбург, Веве. Французская певица тут же сочинила плач об Уоррене. И весь этот ажиотаж породил Кармоди. Записку Дэвида всякий раз цитировали неточно, искажая ее первоначальный смысл и провоцируя тем самым всевозможные толки и пересуды.

Адриан направился к шерифу, чтобы расспросить о расследовании, которое должна была провести "Уорлд Телевижн Сервис" в Рок-Ривере.

– Какое расследование? – усмехнулся Мановски, – вы что, смеетесь, Адриан? Да они палец о палец не ударили, чтобы разобраться в этом деле. Сюда только позвонил один из помощников Кармоди и спросил:

"Это правда, что вчера на автостраде умер человек по имени Дэвид Уоррен?" И больше ничего. Ни как, ни почему. Слим ответил ему. А потом из-за этого сюда понаехали другие репортеры. Те-то, из Нью-Йорка, сенсацию устроили, а сами даже с места не сдвинулись. По-вашему, это расследование?

Черт бы побрал этого Куки Кармоди! Но старик Рэндал докопается до истины, чего бы это ему ни стоило!

Ведь этот самый популярный в Штатах и за их пределами обозреватель воспользовался смертью Уоррена, чтобы затронуть чувства людей и преподать им урок нравственности. У "Рок-Ривер Стар", газеты Рэндала, крошечный круг читателей. Но громкая слава коллеги не смущает Адриана. Он все еще верит, что наипервейший долг журналиста – устанавливать факты.

Он взялся за расследование не ради сенсации. Для громких скандалов поводов можно найти сколько угодно и помимо истории, что приключилась в Вайоминге.

Развращенное неимоверным успехом, опьяненное всемирным вниманием к своей особе, священное чудовище до того утратило чувство реальности, что вообразило, будто само по себе является событием.

И оно действительно стало событием.

Глава 23

Среда, 23 мая

АДРИАН. Значит, это произошло здесь. ДАРЕЛЛ. Да, прямо за столбиком 81-й мили.

Массивный черно-белый полицейский "Олдсмобиль" тормозит на том самом месте, которое еще совсем недавно приковывало к себе мысли всей Америки – на повороте дороги, которая огибает холм. Автострада идет немного под уклон, и ее двойную нить видно до самого горизонта. Со Скалистых гор дует свежий ветер. Бездонное голубое небо. На холмах зеленеют островки колючего кустарника. На северных склонах – сероватые пятна снега.

ДАРЕЛЛ. Машина стояла на уступе. Под правыми колесами – тонкий слой снега. Стекла запотели. А внутри – тело Дэвида Уоррена.

АДРИАН. Его "Шевроле" часто видели на обочине разных дорог, верно?

ДАРЕЛЛ. Я и сам замечал его раза три, по крайней мере. Вместе с помощником шерифа Слимом мы собрали кое-какие свидетельские показания, в основном они относятся к 2 и 3 февраля.

АДРИАН. Кто эти свидетели?

ДАРЕЛЛ. Водитель машины скорой помощи и два шофера автоцистерн, которые курсируют между нефтеперерабатывающим заводом этого старого ублюдка Кови в Ролинсе и мотелем "Литл Америка". Они знали Дэвида в лицо и остановились бы, если бы он попросил. Два дня водители грузовиков видели, как машина "Шевроле" стояла возле моста Бономо, чуть позже – между Бономо и рекой Блэк-Фок. Говорили, что в пятницу после полудня Дэвид на полной скорости обогнал караван грузовых машин у холма Перу. И уехал по дороге на Каверд-Вагон. А еще жена одного из парней видела "Шевроле" утром в субботу вот здесь, на этом самом месте, где я его и обнаружил чуть позже.

АДРИАН. Что на него нашло, как вы думаете?

ДАРЕЛЛ. Он все время был один. Могу только предположить, что он очень жалел себя. И вот мучился, мучился и в конце концов решил покончить с собой.

АДРИАН. По-вашему, это было самоубийство?

ДАРЕЛЛ. Да, самоубийство. Я не заметил следов на снегу со стороны склона, а ведь если бы убийца решил выбраться через другую дверцу машины, ему было бы трудно перелезть через труп и не свалить его при этом.

АДРИАН. А через задние дверцы?

ДАРЕЛЛ. Это был форд-кабриолет с двумя дверцами. Мы бы нашли следы на снегу, пятна крови, гильзу. Нет, Адриан, все это походило на самоубийство. Но лишь один человек знал, что там действительно произошло. Только мы его уже не можем спросить.

"Олдсмобиль" снова катит вперед, щетинясь фарами, красными "маячками", указателями поворота, подвижными прожекторами и антеннами. На патрульном бежевая рубашка с короткими рукавами, на ней – эмблема: бизон с опущенными рогами. Латунная звезда, широкая портупея с патронташами, кольт с рукояткой из слоновой кости. Адриану слышно, как диспетчер переговаривается с патрульными.

Кто же из них ближе к истине: шериф или шеф городской полиции? Или все так совпало, что Дэвида убили как раз тогда, когда он сам решил покончить с собой?

По правде говоря, усталый журналист сам уже склоняется к тому, что в смерти Дэвида Уоррена нет ничего загадочного и что никто, кроме нескольких репортеров, не совершил никакой ошибки. Но он убедится в этом только тогда, когда перепроверит все детали и соотнесет их с характером Дэвида, каким он предстает в показаниях свидетелей.

Но полученные им сведения крайне противоречивы.

Адриану видится, что с каждым новым мазком, который он накладывает на холст, изображение становится все менее четким. Удастся ли ему когда-нибудь воссоздать подлинную картину?

Адриан видит, как продрогший Дэвид тщетно ждет помощи, один под черным, безлунным небом. Как бы поступил он сам, окажись на месте Уоррена?

АДРИАН. Он не вынес холода.

ДАРЕЛЛ. Но зима была довольно мягкая, без снежных бурь и заносов. Утром 3 февраля погода была хорошая.

АДРИАН. А ветер?

ДАРЕЛЛ. Уже не помню.

АДРИАН. Проверю в бюро прогнозов на аэродроме.

ДАРЕЛЛ. В багажнике "Шевроле" лежало пальто, теплое, с капюшоном. Он мог надеть его. Да еще обогрев кабины.

АДРИАН. Он его включал?

ДАРЕЛЛ. Бак был пуст.

АДРИАН. Выходит, у него кончился бензин и он не мог ехать дальше?

ДАРЕЛЛ. Не торопитесь с выводами! В мотеле "Литл Америка" я нашел его кредитную карточку на горючее. Уоррен заправил машину во второй половине дня в пятницу. Тринадцать галлонов. По служебным делам он ездил очень мало. Мотор, должно быть, часами работал только на обогрев. И батарея разрядилась.

АДРИАН. Что вы об этом думаете?

ДАРЕЛЛ. После того, как извлекли тело, мы доставили машину на буксире в полицейский гараж. Когда мы подзарядили батарею, включились четыре указателя поворота. Приемник тоже заработал, как будто Дэвид его настроил. Но чтобы он простоял одиннадцать часов на одном месте! Что-то не верится.

АДРИАН. Но ведь есть свидетели! А что говорят ваши коллеги из ночного патруля?

ДАРЕЛЛ. Гм. Между нами, Адриан, ночного патруля уже давно нет. С одиннадцати вечера до семи утра – ни одного патрульного. Людей не хватает, понимаете? Нас всего двенадцать. У шерифа и у шефа городской полиции чуть больше. На территорию в три тысячи квадратных миль. Что мы можем поделать?

Адриан не отвечает. Мелкими, быстрыми затяжками он вдыхает дым и смотрит в окно на пустыню. На его глазах небо затягивает пелена. Низко опустившиеся тучи наваливаются на плечи скал и взрываются громом. Налетевшая внезапно гроза – подстать местной дикой природе. Ослепительная молния ударяет совсем рядом с машиной и пробивает путь ливню. И вот все уже затоплено водой, дорожная пыль смешивается с водяной, крупные капли дождя барабанят по ветровому стеклу. Металл машины звенит так, словно это не дождь, а град; шум ливня заглушает гром. За стеной дождя дороги не видно, и Дарелл останавливает машину. Они с Адрианом молча пережидают минут десять и, как только пробивается первый робкий луч спрятавшегося солнца, снова трогаются в путь по шоссе, на котором играют веселые блики.

ДАРЕЛЛ. Десятки людей попадали в аварию на этой дороге. И все они получали помощь. Кто-нибудь из водителей всегда остановится. Уоррен мог и пешком дойти до города или до мотеля, дорога была расчищена. Он написал, что ждал помощи. А он ее просил? По-моему, он просто раскис, вот и все.

Дарелл излучает здравомыслие. Как ему понять состояние человека, который так же молод и силен, как он, но находится за гранью отчаяния? Адриан мысленно набрасывает новый портрет Дэвида. Завтра, может быть, его черты снова изменятся.

Дарелл и Адриан патрулируют участок в триста миль.

Из диспетчерской они получают приказ – перехватить браконьера, за которым гонятся от границы Юты: это вездеход, в нем – две антилопы, а за ним – три машины.

По дороге патрульный проверяет документы у юноши, который голосует на обочине.

– В этом штате автостоп запрещен. Можете схлопотать месяц тюрьмы и сто долларов штрафа. У вас есть деньги на автобус компании "Грейхаунд"? Есть? На этот раз я подвезу вас до остановки. Но чтобы больше я вас не видел на наших дорогах!

По рации он запрашивает данные из центрального компьютера и получает ответ, что в розыске этот парень не числится.

На проселках они натыкаются на две машины и мотоцикл, видимо, брошенные; – в списке украденных они не значатся.

– Если до завтра их не заберут, – говорит Дарелл, – начну искать хозяев.

Острый взгляд патрульного ничего не пропускает. Невозмутимый, уверенный в себе, обходительный, он патрулирует Междуштатную 80, двигается на запад вплоть до Рейнджера, где стоят две одинокие хижины и загон для овец. Там он разворачивается и вновь пускается в длинный однообразный путь до горы, похожей на замок, под которой проложен двойной туннель Рок-Ривера, единственный между Сан-Франциско и Чикаго. На востоке участок Фримена доходит до погруженного в дрему аэродрома, откуда в ясную погоду видна высокая скалистая площадка, расположенная за пятьдесят миль. Когда-то она служила ориентиром для караванов первопроходцев. Нынешняя автострада тянется вдоль старой, полузанесенной песком дороги.

В полдень Адриан и Дарелл останавливаются в мотеле "Литл Америка", чтобы закусить. Там они встречают Кэти-Пионерку и детектива Вэнса. Адриан и Дарелл выпивают виски в баре, – потом перекусывают, запивая еду ледяной водой. Барменша Пэт сегодня просто неотразима!

Бар был излюбленным убежищем Дэвида Уоррена. Адриан знает это. Журналист представляет себе, как Дэвид сидел тут, примостившись на угловом табурете; в руке у него – стакан с виски сауэ или хлебной водкой, прядь волос упала на лоб, в зубах – сигарета, а за улыбкой – прячется тоска.

Дарелл и Адриан снова трогаются в путь. Сразу за подземным переходом, между автопарком и восточной трассой автострады, Фримен резко тормозит. В кустах – движение. Две тени прячутся при их приближении. Адриан этого не заметил. А Дарелл уже включил рацию, чтобы держать диспетчера в курсе событий и в случае чего срочно вызвать подкрепление. Включив громкоговоритель на крыше машины, он кричит:

– Патруль автострады! Не двигаться, проверка документов!

Полицейский по-кошачьи выскальзывает из машины, держа руку на кобуре револьвера, приказывает двум задержанным опереться на капот и обыскивает их. Никаких документов. При них лишь кинжал, стальной кастет, ложка с кривой ручкой, чтобы разогревать на огне припрятанный наркотик и восемнадцать центов. При виде наркотика Дарелл взрывается. А вот носить оружие в штате Вайоминг разрешается – при условии, если это делается открыто. Автомат под мышкой лучше, чем перочинный нож в кармане.

Неизвестных доставляют в наручниках в окружную тюрьму. От них смердит.

Кто же эти бродяги? Может быть, те самые заключенные, что несколько месяцев назад удрали из тюрьмы? Ведь до сих пор неизвестно, куда они скрылись. Может, они все это время прятались поблизости, зная, что их никто толком не будет разыскивать? А может, их пути где-то пересеклись с Дэвидом Уорреном и они каким-то образом причастны к его смерти? Ведь им нужны были деньги, наркотики, оружие.

Кто ответит теперь Рэндалу на эти вопросы?

Отпечатки пальцев. Сверхсовременные одиночные камеры, куда запирают задержанных, – гордость шерифа. Электрический пульт радиоцентра позволяет на расстоянии управлять всеми дверями. Но охраняют эту неприступную на вид тюрьму кое-как. Кто угодно может с улыбкой войти в радиоцентр (или выйти оттуда, как показал опыт), поболтать несколько минут с радисткой, налить себе кофе из кофеварки, понаблюдать за кнопками и сигнальными лампочками дверей, ведущих на свободу, и при желании что-то включить или отключить.

За пять минут до конца дежурства Дарелл подвозит Адриана в типографию "Стар". Он делится с журналистом своим секретом: единственное, что его в жизни пугает – это акушерские инструменты в белом ящичке с красным крестом, которые, как надеется Дарелл, никогда ему не понадобятся.

Но тут шеф городской полиции Марвин по рации вызывает их на подмогу. Шальной водитель гонит через Рок-Ривер на скорости более ста миль в час. Дарелл разворачивается, машину заносит, они снова – на главной улице. Адриан затягивает ремень. Всего три минуты спустя они настигают безумца, который мчится от станции, преследуемый машиной Шеффилда. Визг шин, вой сирен, скрежет металла – и городской полицейский вместе с патрульным штата берут машину-ракету в клещи.

Шеффилд и Фримен отдирают сумасшедшего водителя от сиденья. Рядом с ним, сжавшись в комок, рыдает молодая женщина. Сегодня утром она счастливо вышла замуж, но первую брачную ночь ей придется провести у матери – помощника шерифа миссис Кормик, а мужу – в одиночке, где у него будет время поразмыслить о случившемся. Он вообразил, что ему все позволено, раз его тещей стала служительница Порядка и Закона.

Но теща палец о палец не ударила, чтобы освободить из тюрьмы своего зятька.

В этот вечер Адриан допоздна засиделся в кабинете, при свете настольной лампы записывая все, что рассказал ему о Дэвиде Дарелл Фримен, патрульный пустыни.

Глава 24

Воскресенье, 27 мая

Мне так и не удалось до конца выяснить, как складывались отношения Дэвида Уоррена с женщинами, когда он жил в округе Красная Пустыня. Он вроде бы с детства был влюблен в Кристину, но при этом не упускал случая сыграть роль соблазнителя. Однако не очередная победа, а еще одна новая возможность убедиться в собственной неотразимости – вот что, скорее всего, было главным для Дэвида.

Стоило ему прочитать немое "да" в женском взгляде, как он, гордый и счастливый, забывал о желании и ловил уже новый взгляд.

Но с Барбарой Смит.

Сначала он услышал ее голос, нежный, мелодичный, словно шелест крыльев летящего лебедя – ну прямо волшебная симфония. Она сидела в сапуне, за соседним от Дэвида столиком – с ней была молодая женщина. Когда он обернулся, эта женщина уже прощалась и собиралась уходить. Дэвид встретился глазами с Барбарой, и она не отвела взгляд. Незнакомец казался ей симпатичным, неглупым и даже изысканным. А Дэвида околдовали огромные серые глаза Барбары, которая смело разглядывала его. "Глаза того же цвета, что Большое Соленое озеро в туман; вот таким я представляю себе океан."

Правда, Дэвид никогда не видел океана.

Он рискнул.

– Вы позволите?

Она позволила.

Познакомились – Дэвид, Барбара, – вместе выпили еще по стаканчику; они беседуют, но глаза, которые они уже не сводят друг с друга, говорят красноречивее слов. Барбаре, такой одинокой, впервые в жизни легко с мужчиной, как будто она всегда его знала и о нем втайне мечтала. Чуткий, внимательный, страстный. Все ее женское естество откликается на его призыв.