Глава 15

Я ничего не понимаю. Это какая-то бессмыслица.

– Ты о чем, любовь моя?

Анна стиснула зубы, но не повернула головы: ее взгляд был по-прежнему устремлен через окно кареты вдаль, на воды Мерси, превращенные закатным солнцем в сверкающую и переливающуюся золотом ленту. За весь день Броуди не упустил ни единого случая назвать ее «любовь моя»: это продолжалось с тех самых пор, как они простились с О’Данном в Саутгемптоне.

– Я не понимаю, – повторила она четко и раздельно, – почему никто не встретил нас на вокзале.

– Ну, мало ли… вдруг они не получили телеграммы? А может, не захотели ждать? Поезд опоздал на два часа, любовь моя.

Анна раздраженно пожала плечами. Обратная поездка ее сильно утомила, море было очень неспокойным, когда они пересекали Ла-Манш, она провела бессонную ночь, а потом им пришлось целый день трястись в душном, шумном, переполненном поезде. Она была не в настроении давать какие бы то ни было разумные объяснения ни по какому поводу. Да нет, ей вообще не хотелось разговаривать. Она чувствовала себя издерганной и взвинченной до предела, поэтому благодушие Броуди и его неизменная бодрость действовали ей на нервы.

– Возможно, – нехотя согласилась она.

– «Возможно», – словно эхо повторил Броуди. – Я всегда говорю «мне сдается» или «Похоже на то». А как говорил Ник?

Анна задумалась.

– Он говорил «возможно» или «может быть». И то и другое.

– «Возможно», – повторил Джон, как будто заучивая слово наизусть.

– Вот на этой улице я живу.

Она начала поправлять свою шляпку, украшенную цветами, и зачесанные наверх волосы.

Броуди присвистнул и вытянул шею, стараясь разглядеть крыши четырехэтажных особняков, тянувшихся по обе стороны широкой, обсаженной деревьями улицы.

– А вы девушка везучая, миссис Бальфур. Я много раз бывал в Ливерпуле, но никогда не забирался так далеко на сушу.

«Так далеко на сушу?» – удивилась про себя Анна. Она жила всего в миле вверх по холму от устья реки. Вероятно, для матроса это означает чуть ли не центр материка. Внезапно она напряженно выпрямилась.

– Матерь божья!

– В чем дело?

– Смотрите.

– Что случилось?

– Все эти кареты… возле моего дома! Тетя Шарлотта устроила вечеринку! В нашу честь!

Броуди цветисто выругался. Под его дурным влиянием Анна тоже начала находить облегчение в ругани.

– Проклятие! – воскликнула она.

Они оба чувствовали себя усталыми, голодными, вымотанными и были явно не в лучшей форме; Анна от души надеялась, что им удастся проскользнуть в дом, привлекая к себе как можно меньше внимания, хорошенько отдохнуть и продолжить опасный спектакль с перевоплощением на свежую голову – завтра с утра пораньше. О, ей хотелось надавать тете Шарлотте тумаков за этот сюрприз! «Несомненно, тетушкой двигала страсть к устройству великосветских приемов», – с горечью подумала Анна. Она бы ничуть не удивилась, узнав, что вечеринка приурочена к визиту какой-нибудь титулованной знаменитости, остановившейся в городе проездом.

– Ну, милая, теперь уже слишком поздно поворачивать оглобли и искать ночлег на постоялом дворе, так что придется нам…

Тут глаза Броуди прищурились, он еще дальше высунул голову из окна кареты и забыл, о чем говорил.

– Это действительно твой дом?

– Да. Теперь послушайте…

Он перебил ее смехом.

– Нет, серьезно. Это ведь публичная библиотека, правда?

Анна растерянно уставилась на громадный особняк красного кирпича, в котором прожила последние три года, словно впервые увидела арочный портал, острые декоративные коньки на крыше, помпезные полуколонны фронтона. Никогда раньше это не приходило ей в голову, но теперь, услыхав его замечание, она в глубине души была вынуждена признать (хотя ни за что на свете не доставила бы такого удовольствия мистеру Броуди) неоспоримое сходство родного дома с общественным зданием.

– Да вам-то откуда знать, как выглядит публичная библиотека? – угрюмо огрызнулась она. – А теперь слушайте меня внимательно. Не знаю, кого именно моя тетя могла пригласить, но не сомневаюсь, что многие из гостей знакомы с Ником. О большинстве из них я вам рассказывала, но не о всех. Держитесь ко мне поближе: я буду называть каждого по имени, а уж потом вы с ними поздороваетесь. И ради всего святого, старайтесь говорить как можно меньше! Сделайте вид, что вы смертельно устали с дороги.

Сама того не замечая, она начала нервно стискивать пальцы. Ей стало жарко в перчатках, ладони взмокли. Анна напомнила себе, что Миддоузы приняли мистера Броуди за Николаса, не усомнившись ни на минуту. Эта мысль должна была бы ее подбодрить, но она с ужасом представила себе, как через несколько минут ему придется столкнуться с десятками людей, знавших Николаса гораздо лучше, чем Миддоузы! Чем больше она об этом думала, тем тревожнее становилось у нее на душе.

– Постарайтесь запомнить: очень многое зависит от достоверности вашего поведения сегодня вечером, – сказала Анна.

Слишком многое. Мистер Броуди даже представить себе не мог, сколь высоки ставки в этой игре. И хорошо, что не мог: это давало ей хоть слабую, но все-таки надежду.

Карета остановилась перед особняком под названием «Роузвуд». Броуди понял, что это «Роузвуд», потому что название было высечено на одной из огромных колонн, высившихся по бокам от выложенной каменными плитами дорожки, ведущей к подъезду.

– Не беспокойся, Энни, я от тебя не отойду ни на шаг, – жизнерадостно заверил он Анну, помогая ей выбраться из кареты и стараясь задержать ее в объятиях гораздо дольше, чем было необходимо.

Она внутренне содрогнулась, хотя сумела сохранить на лице невозмутимое выражение. Он впервые прикоснулся к ней с того памятного утра на вилле в Риме три недели назад, и – подумать только! – от простого прикосновения его рук у нее перехватило дух. Ужасное подозрение, которое втайне преследовало ее в течение двадцати одного дня, подтвердилось с фатальной неизбежностью. Но Анна решила, что не станет забивать себе голову всем этим вздором прямо сейчас.

– В тысячный раз повторяю, – проговорила она тихо, опасаясь, что чьи-то глаза уже следят за ними, – Николас никогда не называл меня так.

– Он приобрел такую привычку во время медового месяца. И вообще за это время многое изменилось. Слушай, Энни, может, мне стоит перенести тебя через порог?

– Может, мне стоит дать тебе хорошего пинка? – Анна с ужасом сообразила, что чуть было не сказала вслух, в какое место собирается его пнуть. Она стряхнула его руки со своих плеч и направилась по дорожке к дому одна, не дожидаясь его. Ей уже было все равно, смотрит на них кто-то или нет. Нет, с этим человеком просто невозможно иметь дело!

Парадная дверь распахнулась, и внушительная квадратная фигура тети Шарлотты появилась на пороге.

– Вы опоздали! Мы ждали вас два часа назад!

– Поезд опоздал, тетя Шарлотта, – торопливо объяснила Анна и поцеловала ее. – Я вижу, вы пригласили нескольких друзей…

Она заглянула через плечо тетушки и увидела толпы гостей, заполнивших холл и парадную гостиную, двери которой были открыты.

– Чтобы приветствовать тебя по возвращении домой, дорогая. Это сюрприз. А ваш багаж остался на вокзале? Николас! – воскликнула она, позволяя ему запечатлеть целомудренный поцелуй на своей багровой щеке. – Что вы сотворили со своим лицом? Я вас едва узнала! Входите, ступайте прямиком в гостиную. Я думала, что вы сами будете приветствовать гостей у входа, только вы двое, но сейчас уже так поздно…

– О нет, прошу вас, не нужно, – взмолилась Анна. Взяв Броуди под руку, она последовала за тетушкой по просторному холлу. Друзья тотчас же окружили их со всех сторон, замедляя продвижение вперед.

– Эдвард, как поживаете? Миссис Гриффин, рада Вас видеть! Эстер Перкинс, привет!

Она неустанно называла всех по именам, чувствуя себя законченной дурой, а Броуди послушно вторил ей. Все удивлялись тому, что он сбрил бороду, интересовались происхождением его шрама и уверяли, что женитьба явно пошла ему на пользу.

Наконец мнимые супруги достигли гостиной, где на них обрушился новый шквал приветствий. Более неудачного сюрприза, чем свадебный прием, при всем желании нельзя было придумать, но у Анны не хватило духу упрекнуть в этом тетю Шарлотту. В конце концов, она сама виновата: сбежала с женихом и тем самым лишила тетушку возможности устроить грандиозное празднество в более подходящее время, то есть сразу же по окончании брачной церемонии.

И все-таки– до чего же скверно все получилось! Анна искоса бросила взгляд на Броуди, и у нее на душе немного полегчало. Ей до смерти не хотелось в этом признаваться, но оказалось, что он может, когда захочет, быть не менее обаятельным, чем его брат. И все же ее поражало, с какой легкостью окружающие принимают его за Николаса: ведь она сама больше не находила между братьями почти никакого сходства!

Гости отмечали его загар и предполагали, что большую часть путешествия по Италии он провел на свежем воздухе. Чуть ли не все уверяли, что, сбрив бороду, он сильно изменился. Уловка сработала! Анне хотелось смеяться и плакать одновременно.

Броуди почувствовал, как она стискивает его руку, и подавил внутреннее волнение. Боже милостивый, у него все получается! Во всяком случае сейчас, пока все, что от него требуется – это скалиться в идиотской улыбочке и пожимать руки гостям. Какое необыкновенное чувство: сознавать, что все принимают его за Ника. Но, видит бог, он бы сейчас все на свете отдал за папироску!

– Дженни! – воскликнула Анна.

Броуди не нуждался в представлении, чтобы узнать девицу с огненно-рыжими волосами, которая бросилась на шею Анне. У него возникло такое ощущение, будто она его собственная кузина. Наградив его родственным поцелуем в щеку, Дженни сказала то же самое, что и все остальные:

– О господи, Николас! Я тебя едва узнала! – Бойкая, говорливая и очень хорошенькая, она оставила свои блестящие, довольно коротко подстриженные рыжие локоны свободно распущенными по плечам. Такая прическа, хотя и не отвечала последней моде, очень шла ей. Ее палевое атласное платье отличалось весьма смелым декольте. Ей нравилось кокетливо встряхивать головой, привлекая внимание к своим висячим сережкам. Броуди наблюдал за ней, пока она увлеченно болтала с Анной, и вскоре пришел к любопытному заключению: он готов был побиться об заклад, что такая девушка, как Дженни, позволит джентльмену разглядывать свою брошку, не снимая.

Она отступила на шаг и взяла под руку молодого человека, стоявшего позади нее.

– Добро пожаловать домой, молодожены! – скучающим тоном произнес этот незнакомец и протянул руку Броуди.

Высокий, тощий, он выглядел потасканным, и от него несло спиртным.

– Привет, Нил, – торопливо представила его Анна. «Это Нил Воган, – вспомнил Броуди, – новый друг Ника». Анне он не нравился, хотя она никогда не признавалась в этом открыто. Его светлые глаза производили странное впечатление: возможно, когда-то они были голубыми, но теперь, вероятно от злоупотребления алкоголем, стали холодными, безжизненно серыми.

«Неужели Дженни теперь встречается с Нилом? – удивилась Анна, разглядывая их соединенные руки. – Если так, то это очень странно. Дженни такая живая, веселая, а Нил…» Она не знала, что в действительности представляет собой Нил Воган. Интересно, как на него смотрит тетя Шарлотта. Анна слыхала, что Нил богат, но, чтобы добиться благосклонности ее тетушки, этого было мало. Тете Шарлотте требовался такой зять, который мог бы похвастаться солидными семейными связями, а не только тугим кошельком. О семье Нила Вогана никто ничего не знал.

– Итак, вы наконец вернулись домой.

Анна вздрогнула, заслышав этот знакомый строгий голос, и, как всегда, спросила себя, является ли звучащая в нем суровость притворной или нет.

– Папа! – воскликнула она и бросилась к отцу. Ссутулившись и бессильно уронив руки на укутанные пледом колени, сэр Томас Журден сидел в инвалидном кресле. Анна нежно обняла его за плечи и прижала к себе, но он почти тотчас же высвободился с обычным выражением добродушной досады и начал вглядываться, близоруко щурясь, в своего новоиспеченного зятя.

– Надоело любоваться статуями? – ворчливо и немного насмешливо спросил сэр Томас.

Броуди заметил, что левая сторона его лица не двигается во время речи.

– Да, сэр, – ответил он, осторожно пожимая хрупкую старческую руку со вздувшимися голубыми венами.

Анна предупреждала, что ее отец болен, но к такому зрелищу Броуди оказался не готов. Он вопросительно оглянулся на нее. Она тоже выглядела встревоженной.

– Так приятно вернуться домой, сэр.

– Теперь он весь в вашем распоряжении, мальчик мой, – загадочно заметил сэр Томас, – включая мою комнату. Меня переселили на первый этаж: превратили мой кабинет в спальню, чтоб их черти взяли.

– Папа! – воскликнула потрясенная Анна. Он опять отмахнулся от нее:

– Теперь вы с Анной будете всем тут заправлять. Все верно – молодые приходят на смену старикам.

Его хриплый смех вскоре перешел в мучительный приступ кашля. Вытащив из рукава платок, сэр Томас прижал его ко рту. Анна склонилась над ним, слегка похлопывая по плечу и по спине. Броуди беспомощно стоял рядом, ощущая в душе бесконечное сочувствие к этому сварливому и несчастному старику. Но даже в такую минуту в дальнем уголке его души шевельнулось злорадное предвкушение при мысли о том, что сегодня же ночью, как только эта чертова вечеринка закончится, они с Анной останутся одни в старой спальне сэра Томаса.

– Вы смогли бы завтра приступить к работе, как вам кажется? – обратился к Броуди еще один незнакомец, которого он раньше не заметил.

Этот человек выглядел как помолодевший сэр Томас: те же карие глаза, тот же упрямый подбородок. Не хватало только нависающего над нижней частью лица массивного лба, который даже в теперешнем немощном состоянии придавал Журдену властный и задиристый вид.

Анна торопливо пробормотала «Стивен», хотя в этом не было нужды: Броуди и сам догадался, кто перед ним. Он проследил, как она обнимает двоюродного брата, и отметил про себя, что они, видимо, не слишком дружны.

– Я думаю, мы с Анной завтра устроим себе день отдыха. Дайте нам прийти в себя с дороги, – невозмутимо ответил Броуди, пожимая ему руку. – Эйдин завтра возвращается из Шотландии, я не ошибаюсь? Я приду в среду, Стивен. С утра пораньше.

Стивен Мередит сухо кивнул, поджав губы, и Броуди ощутил исходящий от него слабый, но явственный холодок.

Сэр Томас снова закашлялся. Грузная коренастая женщина средних лет с неулыбчивым лицом, стоявшая за спинкой его кресла, поднесла чистый носовой платок к его посиневшим губам.

– Сэру Томасу лучше удалиться к себе, – объявила она, бросив на всех вызывающий взгляд.

Ее звали мисс Фитч, припомнил Броуди. Анна ее терпеть не могла.

Анна еще раз обняла отца на прощание, и мисс Фитч, ловко маневрируя креслом, выкатила его из комнаты.

Целая стайка молодых леди окружила Анну. Все они щебетали разом, забрасывая ее вопросами. Им хотелось услышать рассказ о свадебном путешествии во всех подробностях. Броуди изо всех сил прислушивался к ее тихим ответам, но кузен Стивен подошел ближе и надежно отгородил от него дам своей широкой спиной.