Глава 13

Приближение кареты Анна услыхала издалека, пока громоздкий экипаж грохотал по булыжной мостовой. Еще не рассвело, но она лежала, не смыкая глаз, и смотрела в потолок. Сперва она подумала, что в это утро фургон булочника рановато едет на рынок, но стук колес замер у ворот виллы. Несколько секунд спустя раздался скрип открывающихся железных створок.

Анна выскочила из постели и подбежала к окну. Броуди! Заводит лошадей под уздцы во двор и тут же бежит назад, чтобы закрыть ворота. Входная дверь заперта, ей надо спешить. Подхватив капот, она выбежала из комнаты. Пуговицы пришлось застегивать на ходу. Громкий стук в дверь раздался раньше, чем Анна успела достичь последней ступеньки. Она стрелой пересекла холл, отдернула засов и с трудом отворила тяжелую дверь.

– Тихо! Слуги… Эйдин?

Зажав рот рукой, она подавила крик ужаса, когда О’Данн рухнул на пол, едва не сбив ее с ног. Броуди выругался и помог адвокату подняться, обхватив его рукой поперек туловища. – Помогите мне, Энни. Мне одному его не удержать.

Она тотчас же подхватила О’Данна с другого бока и перекинула его тяжелую руку себе через плечи. Он что-то пробормотал, и Анна почувствовала, как он старается не давить на нее всем своим весом. Общими усилиями они помогли ему взобраться по лестнице.

– На диван, – проговорила она, задыхаясь. Как был, в грязной, залитой кровью одежде, О’Данн растянулся на диване, обитом бесценной парчой. Анна опустилась на колени и коснулась рукой влажного от пота лба адвоката.

– Что случилось? Что у него с ногой?

– Он ранен. Это не так страшно, как кажется на первый взгляд. Он просто…

– Мы должны немедленно вызвать врача.

– Нет, он говорит…

Веки О’Данна затрепетали и поднялись.

– Никаких врачей, – прохрипел он. – Ничего не надо…

– Он бредит. Разбудите конюха, скажите ему, чтобы позвал…

О’Данн вцепился ей в запястье, как клешней.

– Послушайте меня. Броуди вынул пулю и промыл рану. Со мной все будет в порядке… Не надо звать врача.

Анна подняла изумленный взгляд на Броуди, потом вновь посмотрела на Эйдина.

Хриплый шепот адвоката стал тише:

– Анна, мне очень жаль. Все, чего мы опасались… все подтвердилось. Все это правда. – Он вскинул глаза на Броуди. – Покажите ей.

Неужели нельзя было сказать ей как-нибудь помягче? Но О’Данн не оставил ему выбора. Неуклюже действуя одной рукой, Броуди расстегнул рубашку, вытащил брезентовый мешок и уронил его на пол. Ремешок лопнул, и содержимое вывалилось наружу.

Пока Анна смотрела на пачки денег, лежавшие на полу у ее ног, они не могли видеть выражение ее лица. Она присела и кончиками пальцев опасливо, словно боясь обжечься, провела по банкнотам. Мужчины обменялись быстрыми взглядами. Потом Броуди опустился на одно колено рядом с ней.

– Грили – это капитан флота конфедератов, – тихо объяснил он. – Они переоборудовали «Утреннюю звезду» на Майорке, и теперь она представляет собой вооруженный пушками и обшитый броней крейсер под названием «Атланта». Это устроил Ник. В компании Журдена у него есть сообщник, но я не смог разузнать его имя.

«Пожалуй, способ О’Данна сообщать неприятную правду – не самый худший», – подумал Броуди. Быстро и без околичностей. Он положил руку ей на плечо, когда она покачнулась, и продолжал поддерживать ее, пока не закончил свой рассказ.

– Двое неизвестных пытались застрелить меня, когда я уходил из порта. Эйдина они ранили в ногу. Билли убит.

Ее волосы упали вперед, занавесом закрывая лицо, но слезинки закапали на руки с побелевшими костяшками пальцев, судорожно стиснутые у нее на коленях. Броуди осторожно погладил ее по затылку. Ему хотелось ее утешить, но еще больше – заплакать вместе с ней. Анна так и не шевельнулась. Только когда О’Данн протянул руку и коснулся ее плеча, она подняла голову и наконец позволила им заглянуть себе в лицо. И тогда им пришлось отвернуться.

Когда она заговорила, голос у нее был глухим и прерывистым.

– Я настаиваю, чтобы пригласили доктора.

Броуди ощутил малодушное облегчение: она все-таки не собирается предаваться горю прямо сейчас. О’Данн возразил, что ему нужно только отлежаться на кровати, прочно стоящей на четырех ножках – по дороге на виллу его сильно донимала тряска, – а потом съесть что-нибудь горячее. Броуди очень хотел остаться: если бы он мог хоть чем-то ей помочь, то остался бы непременно. Но он рассудил, что именно его ей сейчас хочется видеть в последнюю очередь. К тому же он полностью вымотался и понимал, что если сейчас не ляжет, то в скором времени потеряет сознание.

Он пробормотал что-то насчет своей комнаты. Глаза Эйдина были уже закрыты; Анна суетилась, снимая с него башмаки и чулки. Броуди вышел из гостиной и взобрался по лестнице в свою комнату, цепляясь за перила. За окном как раз начинало светать.

* * *

Анна тихонько постучала, прижимаясь ухом к двери и прислушиваясь.

– Войдите! – крикнул Броуди. Она вошла.

– Я думала, вы спите.

–Так и есть. Я спал, а потом…

– Почему вы не сказали, что тоже ранены?

Он сидел на стуле у небольшого столика в середине комнаты. Двери у него за спиной, ведущие на крохотный балкончик с видом на задний двор, были открыты. В свете яркого послеполуденного солнца она могла разглядеть его совершенно отчетливо.

– Я бы так ничего и не узнала, если бы Эйдин мне только что не сказал. Вы ужасно выглядите. Когда вы собирались мне рассказать о своем ранении? Перед самой смертью? Или вы решили просто оставить записку?

Броуди негромко засмеялся:

– Я не сильно пострадал, Энни, рана несерьезная. Вот только рубашку снять не могу. Вы мне поможете?

Анна прищелкнула языком, делая вид, что сердится, и стараясь скрыть за внешней досадой свое беспокойство и смущение. Она думала, что усталость мешает ему снять уже расстегнутую рубашку, но, когда принялась стягивать ее через голову, Броуди взвыл от боли. Анна в испуге отпрянула от него. Оба они побледнели.

– В чем дело? Что за…

– Рубашка прилипла к ране, – проскрежетал он сквозь зубы. – Вот здесь и здесь.

Броуди с трудом распрямил затекшую левую руку, и Анна увидела кровавые пятна на внутренней стороне руки и на боку.

– Пуля прошла насквозь. Это всего лишь царапина, но когда кровь запеклась, моя… Энни?

– Все в порядке.

Анна опустилась на соседний стул и схватилась за голову, опершись локтем на стол. Послышался легкий стук по открытой двери.

– Синьора?

Это пришла Маддалена с тазиком теплой воды и разорванным на полосы льняным полотенцем. Анна кивнула, и экономка поставила свою ношу на стол. Увидев, что она колеблется и не уходит, Броуди поднял брови и перевел взгляд с одной женщины на другую, словно спрашивая, которая из них окажет ему помощь. Его явное неверие в ее силы придало Анне духу.

– Спасибо, Маддалена, – сказала она, давая понять экономке, что та может идти, и встала со стула. – Прошу в постель, мистер Броуди.

Тысяча игривых ответов на это приглашение завертелась у него в голове, но он прикусил язык и покорно последовал за ней.

Они сели рядом на кровати.

– Можете это подержать?

Анна передала ему тазик, и Броуди зажал его между колен.

– Поднимите руку. Вот так, больше не нужно. Здесь болит?

Он промычал в ответ нечто невнятное; а она приложила смоченный в воде лоскут к порванной и окровавленной рубашке, прилипшей к ране. Поджидая, пока ткань промокнет и ее можно будет снять, Анна сидела совершенно неподвижно, стараясь даже не дышать. Она отводила глаза от его широкой, загорелой, покрытой рельефно обозначенными мускулами груди. Ее охватило необъяснимое желание дотронуться до него, просто прикоснуться к нему.

Она с трудом подавила желание провести пальцами по коже, обвести контур мышц, потрогать курчавую поросль волос, обвести легкими кругами твердые маленькие соски…

– Ну, теперь попробуйте.

Анна виновато вздрогнула и отняла полотенце, потом со всей возможной осторожностью принялась отлеплять окровавленные хлопковые волокна от раны.

– Ай!

– Потерпите, вы же не ребенок! – Это могло бы его разозлить, если бы он не заметил, как побледнела она сама, увидев, что ему больно.

– Срывайте все сразу, – посоветовал Броуди побелевшими губами.

– Нет.

– Смелее!

– Нет, это вызовет кровотечение. Потерпите, я уже почти закончила.

Он от души понадеялся, что так оно и есть. Рана была пустяковая, но медленное сдирание присохшей рубашки причиняло ему адскую боль.

– Ну вот и конец. Теперь давайте руку. – Процедуру с отмачиванием повторили. На этот раз, дожидаясь результата, они разговорились.

– Кто в вас стрелял?

– Понятия не имею. О’Данн говорит, что это агенты федеральной армии Соединенных Штатов, которые пытаются помешать сделке Ника.

– Но они даже не пытались взять деньги!

– Нет. Убитого я обыскал. Судя по бумагам, он из Флоренции.

– Из Флоренции? Думаете, он следовал за вами всю дорогу до Рима и Неаполя?

Броуди покачал головой, давая понять, что он этого не знает. Анна тяжело вздохнула и спросила:

– Мистер Флауэрс страдал перед смертью?

– Нет, Энни, он не мучился. Даже не заметил, как умер. Я хотел привезти его тело обратно, но Эйдин сказал, что придется его оставить.

Теперь он понимал, что О’Данн был прав, но все равно считал, что они поступили по-свински.

Слезы навернулись на глаза Анне и неудержимо покатились по щекам.

– Он мне очень нравился, – призналась она.

– Вы ему тоже нравились.

– Правда?

– Ага. Мне кажется, он был в вас влюблен. – Они замолчали, вспоминая Билли. Минуту спустя Анна отделила намокшую ткань от пореза на руке и начала промывать обе раны.

– Эйдин сказал, что вы спасли ему жизнь.

Броуди отмахнулся здоровой рукой:

– Я ему, а он мне.

– Он сказал, что вы могли бы просто бросить его в порту и скрыться с деньгами.

– А вас не удивляет, что я этого не сделал? – усмехнулся Броуди.

Руки Анны замерли, но она так и не взглянула на него. Ей не требовалось время, чтобы обдумать свой ответ: простой и ясный, он сам просился с языка. Но что-то непонятное и угрожающее висело в воздухе между ними. Ей стало боязно отвечать.

– Так что же? Да или нет?

Она твердо посмотрела ему в глаза:

– Нет, меня это не удивляет.

Понял ли он, что в ее признании содержится нечто большее, чем просто ответ на его вопрос? Лучше об этом не думать. Только не сейчас, когда ей предстоит накладывать ему повязки, чуть ли не обнимать его, пропуская полосы льна у него за спиной.

Анна молча проделала все, что полагалось, потом отставила в сторону таз с покрасневшей водой и окровавленные примочки.

– Теперь вам следует отдохнуть. – Она легонько толкнула его обратно на подушку и начала укрывать одеялом.

– Я велю Маддалене принести вам…

– Энни, прошу вас, не уходите. Посидите со мной немного. Я должен вам кое-что рассказать.

Его лицо показалось ей решительным и мрачным, но руку он положил ей на запястье чуть ли не умоляющим жестом. «Надо бы принести сюда стул», – подумала Анна. Но Броуди не хотел ее отпускать даже на минуту, и ей пришлось сесть на кровать рядом с ним.

– В чем дело?

Он внезапно отпустил ее запястье и провел ладонью по небритому колючему подбородку, потом закинул согнутую в локте руку за голову и уставился в потолок. Несколько минут прошло в молчании. Наконец Броуди рассмеялся коротким невеселым смешком и заговорил:

– Раз уж между нами установились такие доверительные отношения, я подумал, что стоит поделиться с вами одной историей. История безобразная, но, к счастью, короткая. Сам не знаю, зачем мне понадобилось рассказывать ее вам. Но я хочу, чтобы вы выслушали.

– Я слушаю.

Анна сидела, сложив руки на коленях, выпрямив спину, строгая, как учительница. У него мелькнула мысль, что она точно упустила свое призвание. Ему было бы легче рассказывать свою историю, если бы она разрешила положить руку себе на колено. Просто положить, больше ничего. Просто ощущать ладонью теплое колено… его бы это утешило. Но об этом, разумеется, и речи быть не могло. Ведь ему вообще не разрешалось к ней прикасаться.

– Эта история началась в Бристоле четыре месяца назад. Я только что получил удостоверение помощника капитана и завербовался на шхуну к одному норвежцу. Нам предстояло отплыть в Мельбурн за шерстью. Мой новый корабль стоял под погрузкой, мы вот-вот должны были отчалить. В порту я провел неделю и ночевал в пансионе для моряков неподалеку от доков. Проводил время с одной знакомой женщиной. Ее звали Мэри Слоун.

Броуди опустил руку и прямо посмотрел на Анну.

– Мы были знакомы больше четырех лет. Я всегда разыскивал ее, когда попадал в Бристоль. Мы… были любовниками. Проводили вместе пару дней или неделю, а потом я уходил в плавание и не встречался с ней порой целый год. Я давал ей деньги, когда они у меня были, и знал, что я не один такой. Она брала деньги и у других. Можете считать ее шлюхой, но для меня она всегда была другом.

Он пристально вглядывался в нее, не позволяя ей отвести глаза. Она почувствовала, что надо как-то откликнуться.

– Я понимаю, – вот и все, что ей пришло в голову. Анна произнесла это еле слышно. И это было неправдой.

– В мою последнюю ночь перед отплытием мы пошли в кабачок и выпили несколько кружек эля. Уже по дороге домой какой-то маленький мальчик нагнал нас на улице. Он сказал, что некий «джентльмен» хочет засвидетельствовать свое почтение прекрасной мисс Слоун и пожелать удачи мистеру Броуди. Поэтому он посылает нам бутылку вина. Я сунул бутылку в карман и дал малышу пенни. Помню, как подшучивал над Мэри, говорил, что у нее завелся тайный поклонник, хотя она клялась, что не знает, кто бы это мог быть. У меня в комнате мы открыли бутылку и выпили по полстакана прямо в постели. После этого я ничего не помню до самого утра.

Анна прижала стиснутые руки к груди и опустила на них подбородок, ожидая продолжения.

– Кто-то колотил в дверь. Я еле поднялся: у меня было такое чувство, будто меня за ночь несколько раз 'протащили под килем' <Старинная жестокая казнь на море>. Оказалось, что это домохозяйка. Она начала меня бранить – что-то насчет того, что горничная уже трижды приносила завтрак – и вдруг замолчала, а потом завопила благим матом. Я обернулся и увидел Мэри: лицо у нее было белое, как простыня, а вот вся постель вокруг ее головы стала красной от крови. Горло у нее было перерезано. Рядом с ней на подушке лежала моя окровавленная бритва.

Броуди увидел, как Анна зажимает руками рот. Золотисто-карие глаза смотрели на него в ужасе поверх раскрытых пальцев. Он судорожно перевел дух, чтобы закончить свою историю.

– Винной бутылки в комнате не оказалось. В наших полупустых стаканах обнаружили остатки дешевого рома. Никто не поверил моему рассказу про мальчика да и самого мальчика так и не нашли. У Мэри не было врагов на этом свете. Оставалось только арестовать меня.

Анна уронила руки.

– А ребенок? – проговорила она с трудом. Стало быть, О’Данн не преминул сообщить ей и об этом тоже.

– Я не знаю, кто был его отцом. Мэри была уже на четвертом месяце. Я в то время находился на другом конце света.

В полной сумятице чувств, охвативших Анну в эту минуту, самым необъяснимым было неимоверное облегчение при мысли о том, что Броуди не потерял ребенка.

– Я провел в тюрьме четыре месяца и все это время спрашивал себя: почему? Из комнаты ничего не украли… черт побери, там вообще нечего было красть! Все любили Мэри, у нее была добрая душа. Я подумал, что тот, кто это сделал, метил в меня, а не в нее. Но зачем? Я не раз вступал в драку с мужчинами, особенно когда был моложе, но и тогда не смог бы назвать ни одного из них своим заклятым врагом. Они были просто пьяны, или озлоблены, или и то и другое вместе. У меня до сих пор нет никакого ответа.

Он снова взглянул на Анну, но на ее окаменевшем лице ничего нельзя было прочесть, кроме глубокой печали. Броуди опять прикрыл лицо локтем и заговорил куда-то в воздух, ни к кому не обращаясь:

– Рассказ окончен. Похоже, мне теперь не мешало бы поспать. А часика через два пусть горничная принесет чего-нибудь поесть.

Анна встала, захватила со стола таз с водой и направилась к двери. На полпути она остановилась:

– Мистер Броуди, зачем вы мне рассказали?

Услыхав такой вопрос, Броуди отнял руку от лица, но продолжал упорно смотреть в потолок.

– Чтобы вы мне поверили. – Он сглотнул. – А вы поверили?

Ответ дался ей легко.

– Да. Еще до того, как вы мне все рассказали, я знала, что вы никогда никого не убивали.

Он крепко зажмурился, потом тяжело повернулся на постели к ней лицом, помогая себе локтем.

– Вы не можете… Энни, вы даже не представляете как много это значит для меня.

У Анны остался еще один вопрос: «Вы были влюблены в нее?» Но эти слова у нее не выговаривались, а потом она испугалась, что все-таки спросит, и он ответит. Какое-то время прошло в молчании. Наконец ей чудом удалось преодолеть притяжение его взгляда и выбраться из комнаты.

* * *

– Эйдин, ну долго еще?

– Я почти закончил.

– То же самое вы говорили пять минут назад.

– Вы меня все время отрываете, я не могу сосредоточиться.

Это заставило ее умолкнуть. Анна исподтишка бросила взгляд на Броуди, спрашивая себя, как ему удается сохранять спокойствие. По крайней мере внешнее. Его судьба зависела от телеграммы, которую Эйдин расшифровывал с такой невыносимой медлительностью. Когда же он наконец закончит? Насколько ей помнилось, составление тайного послания, которое они сами отправили два дня назад, заняло чуть ли не вдвое меньше времени. Анна даже помогала его зашифровывать, читая вслух буквы, которые полагалось заменить, с листа, врученного Эйдину мистером Дитцем перед отплытием из Англии.

Она подошла к окну гостиной и выглянула наружу, стараясь взять себя в руки. Глупо было волноваться о содержании телеграммы из Лондона. После того что Броуди обнаружил в Неаполе, разумно было предположить, что мистер Дитц будет настаивать на исполнении им своей роли и дальше, то есть в Ливерпуле. Ведь кто-то из служащих компании Журдена был изменником и вором, возможно, даже убийцей, а мистер Броуди по-прежнему оставался ключевой фигурой, способной разоблачить таинственного злодея. Отослать его в бристольскую тюрьму прямо сейчас, когда его миссия выполнена только наполовину, было бы нелепо и безрассудно… об этом просто не могло быть и речи! Все эти рассуждения подсказывала ей логика, но сердце не слушалось голоса разума: охваченная глубоким и необъяснимым предчувствием близкого несчастья, Анна едва сдерживала дрожь.

Она поймала себя на том, что опять начинает ходить из угла в угол, и, сделав над собой усилие, села на диванчик под окном. Если не остановиться вовремя, так можно и дорожку протоптать в роскошном розовом ковре. Броуди все еще сидел, уткнувшись по обыкновению носом в книгу. На этот раз он углубился в «Происхождение видов» Чарлза Дарвина.

Никогда в жизни ей не приходилось встречать человека, способного поглощать книги в таком количестве, как мистер Броуди. Как-то раз Анна спросила его об этом: он ответил, что был разлучен с чтением на четырнадцать лет и теперь наверстывает упущенное. Но разве можно читать в такую минуту, как эта? Неужели он не понимает, как много значит для него эта телеграмма?

– Я закончил.

– Слава богу!

Сцепив руки за спиной, Анна поднялась и подошла к столу, за которым сидел Эйдин.

– Читайте!

Она оглянулась на Броуди, продолжавшего сидеть на диване. Он закрыл книгу, но так и не встал.

О’Данн откашлялся, сохраняя на лице профессионально непроницаемое выражение.

– «Подтверждаю получение телеграммы Э. О.Д. третьего июня…»

– Что такое Э.О.Д.? – перебила его Анна.

– Это я.

– Ах да. Извините. «Вот дура!» – добавила она мысленно.

– «Подтверждаю получение телеграммы Э. О.Д третьего июня. Дело У.з. (это „Утренняя звезда“), – пояснил он, не дожидаясь вопроса, – взято на рассмотрение. Больше ничего не предпринимайте. Просьба насчет Дж.Б. отклонена. Немедленно возвращайтесь в Бристоль. Подтвердите получение. Подпись: Р.Д.».

О’Данн сложил телеграмму вчетверо, тщательно подравнивая пальцами уголки, чтобы сходились в точности. Молчание затянулось. Наконец он поднял голову. Анна стояла между ним и Броуди. Она так и не двинулась с места, ее как будто парализовало. Адвокат поднялся на ноги, захватил свой костыль и обошел вокруг стола, направляясь к Броуди.

– Мне очень жаль, Джон, – сказал он. – Не знаю, что еще я мог сделать, как еще можно было их убедить. Если бы я мог что-то придумать…

Теперь Броуди тоже встал, ему не сиделось на месте.

– Забудьте об этом. Вы ни в чем не виноваты, Эйдин, вы сделали все, что могли. Ведь мы все равно ничего другого не ожидали, разве не так? Ничего не изменилось. Да, у меня были кое-какие надежды, но они не оправдались. Я не в худшем положении, чем месяц назад.

Он смотрел на окаменевшую спину Анны, почти не прислушиваясь к собственным словам.

– Там сказано «Возвращайтесь немедленно». Мне собираться недолго. Но как насчет вашей ноги?

– Она уже в порядке. Мы можем отправиться завтра или послезавтра.

Анна наконец вышла из оцепенения.

– Завтра? Эйдин, зачем так скоро? Вы… вы еще не оправились после ранения, вас мучают боли. Вы можете снова пострадать во время путешествия. Зачем рисковать? Если рана опять откроется или воспалится…

– Рана прекрасно заживает, Анна. Меня здесь больше ничто не удерживает.

– Да, но…

– Какой смысл все это затягивать? Нам остается только устроить «похороны Николаса», но об этом позаботятся власти в Лондоне. Вы останетесь здесь, пока я не свяжусь с вами… Это вопрос недели или двух, не больше. Вам дадут знать, когда надо будет написать домой и сообщить о внезапной смерти супруга. Возможно, ваш кузен Стивен приедет, чтобы забрать вас отсюда. Я настою на том, чтобы его сопровождать. Все будет кончено не позже чем через месяц, Анна. И вы сможете вернуться домой.

Домой? Анна стиснула пальцы, ее растерянный взгляд метнулся к Броуди, потом к Эйдину и обратно.

– Это…

Она вскинула руку и бессильно уронила ее. Ей хотелось сказать «Это чудовищно», но она не могла говорить при Броуди. Только не сейчас. Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Надо выбраться из этой комнаты. Немедленно. До того, как произойдет нечто непоправимое. Что именно? Все, что угодно. Какое-нибудь неосторожное признание.

– Прошу меня извинить, – вот и все, что Анна сумела выговорить.

Потом она стремительно проскользнула мимо Броуди и Эйдина, вышла в коридор и чуть ли не бегом бросилась к лестнице.

Глава 14

Наконец-то настало утро. Бессонные часы после полуночи тащились с такой медлительностью, что Анна почувствовала себя вконец измученной и разбитой. Все тело у нее ныло и в то же время казалось чужим, Она встала. Какое облегчение – выбраться наконец из постели вместо того, чтобы следить воспаленными от бессонницы глазами, как серый прямоугольник окна постепенно светлеет.

Накинув капот и всунув ноги в домашние туфли, Анна прошла по коридору в уборную. Здесь была и ванна, и раковина с проточной водой, холодной и горячей, и ватерклозет – настоящее чудо инженерной мысли, в точности как в новом ливерпульском особняке ее отца.

Но здесь также висело зеркало. Заглянув в его беспощадно беспристрастную глубину, Анна смогла в полной мере оценить ущерб, нанесенный бессонной ночью.

Она сама себя не узнавала. Во всяком случае, ей хотелось надеяться, что это не она. У этой особы в зеркале были темные круги под глазами, нездоровая мучнистая бледность на лице и некое подобие мышеловки вместо рта. Опершись локтями на подзеркальную полку, Анна наклонилась ближе, внимательно изучая свое отражение.

– Ты выглядишь как черт знает что! – Это вырвалось у нее совершенно неожиданно: она опешила от собственных слов. Но округлившиеся глаза в зеркале показались ей смешными, и она повторила вслух:

– Да, Анна, ты выглядишь как черт знает что! – Легкая улыбка появилась у нее на губах. Броуди мог бы сказать что-то в этом роде. Только он назвал бы ее «Энни» и замолчал бы, дожидаясь, пока она покраснеет. Не в силах оторваться от своего отражения, словно пребывая в каком-то болезненном трансе, Анна увидела, как у женщины в зеркале глаза наполняются слезами.

– Броуди, – прошептала она.

Потом Анна заставила себя встряхнуться. «Ты просто устала», – сказала она себе. Чем же еще можно было объяснить этот безнадежный упадок духа, эту неизбывную черную тоску? Уж конечно, не мыслью о том, что они навсегда расстаются с Броуди, что ему суждено провести остаток своих дней в тюрьме.

Анна закрыла лицо руками и разрыдалась. В глубине души она не могла не понимать, что телеграмма, посланная ею в Лондон вчера вечером (по секрету от Эйдина, разумеется), никакой пользы не принесет. Уж если ему не удалось убедить бюрократов из министерства, то как она сумеет на них повлиять? Она не могла сказать им ничего такого, чего Эйдин не сказал бы до нее: что мистер Броуди проявил отвагу, что он достоин доверия, что он вернул деньги, хотя мог бы сбежать с ними, бросив Эйдина истекать кровью.

Сочиняя телеграмму, Анна сознавала, что ничего не добьется, но она не могла просто сидеть, сложа руки, и покорно ждать развития событий. Когда Броуди уедет – завтра, послезавтра или еще через день, – ей останется хоть одно небольшое утешение: она будет знать, что сделала все, от нее зависящее, чтобы его спасти. Хотя вряд ли это ее утешит.

Возвращаясь к себе в комнату, уже у самых дверей, Анна услыхала какой-то шум и обернулась. Броуди, босой и обнаженный по пояс, стоял на лестничной площадке в снопе утреннего света, падавшего через окно. Устремив прямо на нее свои пронзительно-голубые глаза, беззвучно ступая босыми ногами по половицам, он направился к ней. И опять Анна подумала, что он безупречно сложен. Какое-то странное спокойствие охватило ее, пока он подходил ближе.

Когда он оказался рядом, они оба услыхали, как кто-то спускается по лестнице с третьего этажа: возможно, кто-нибудь из слуг или Маддалена, спешащая начать работу с утра пораньше. Не говоря ни слова, Броуди отворил дверь в спальню Анны, втолкнул ее внутрь и закрыл дверь. Потом оглянулся, чтобы убедиться, что она все видит, и повернул ключ в замке.

Вероятно, ей следовало почувствовать себя шокированной. Ахнуть, например, или воскликнуть «Как вы смеете?», или даже закричать во весь голос. Но Анна ничего такого не сделала: просто застыла на месте, теребя отвороты капота и не сводя с него глаз. Всем своим существом она ощущала страшную неизбежность наступившей минуты. И все же, когда он потянулся к ней, что-то застарелое, укоренившееся в натуре, заставило ее воскликнуть:

– Нет!

– Да.

Его руки уже возились с ее капотом, стягивали его с плеч, пытались прикоснуться к коже сквозь ночную рубашку.

– Не надо, – всхлипнула она, отстраняясь и хватая его за запястья.